2. Интроекция и проекция

В то время, когда Фрейд размышлял о своих неудачах с психотическими пациентами (около 1910 года), Карл Абрахам дал начало новому направлению мысли, которое Фрейд активно поддержал. Абрахам, немецкий психиатр, обучившийся психоанализу с Юнгом в Цюрихе, вернулся в Берлин в 1907-м году и основал Берлинское психоаналитическое общество. Он был одним из выдающихся психоаналитиков первого поколения последователей Фрейда и обладал незаурядным талантом клинического наблюдения за пациентами и их душевными состояниями.

У Абрахама была важная идея: если невозможно исследовать шизофрению напрямую, вероятно, психоаналитикам следует начинать с чего-то другого. При маниакально-депрессивном психозе у пациентов наблюдаются психотические фазы, перемежающиеся периодами ясности, внешней нормальности, – поэтому Абрахам попытался анализировать таких психотиков во время их «нормальных» периодов. Он написал ряд статей о своих открытиях, начиная с 1911-го года и заканчивая годом своей смерти, 1924-м. В 1917-м году Фрейд опубликовал важную теоретическую работу на ту же тему под названием «Скорбь и меланхолия». Значимость этой статье придало то, что в ней Фрейд продвинул свою теорию нарциссизма на шаг вперед.

Интроекция
Идея отведения либидо (интереса) может объяснить крайнюю зацикленность на себе (self-involvement) маниакально-депрессивных пациентов – их либидо обратилось от объекта к самости (Эго). В этом процессе интерес пациента оказывается инвестированным исключительно в него самого, в его собственный мир идей, чувств, воспоминаний, ценностей и т. д. В этом смысле такие пациенты подобны шизофреникам. Страдающие от депрессии люди проводят большую часть своего времени, размышляя над своими действиями, достоинствами, настроениями и т. п. Фрейд раскрыл эту их особенность в своей статье «Скорбь и меланхолия».

Но происходит и кое-что еще. Вместе с утратой интереса (отведением либидо) депрессивный человек начинает иначе переживать себя и свои отношения – чувствуя, как если бы он или она в действительности были тем, кто утрачен, утраченной личностью. Словно бы не только либидо было отведено, как ложноножка амебы, но и объект оказался втянутым вместе с либидо внутрь самости (Эго). Это очень своеобразный процесс, приводящий к своеобразному душевному состоянию – по сути, безумному. Фрейд сравнивал меланхолию маниакально-депрессивной личности с состоянием скорби по утраченному человеку. Вслед за тяжелой потерей происходит отведение участия в утраченном человеке; мы вынуждены перестать интересоваться тем, кого больше нет. Фрейд подробно излагал, как эмоционально тяжело перестать интересоваться мертвым супругом, родителем или, скажем, ребенком. Это требует длительного периода активной психологической работы по отделению интереса, что вызывает сильную боль, которая продолжается минимум несколько месяцев. Фрейд описал этот процесс как пошаговый, словно необходимо выявить каждое воспоминание о любимом и мало-помалу от него отказаться. Постепенно, со временем, интерес к миру вновь восстанавливается. Становятся живее другие интересы, и способность любить медленно обращается на других. Фрейд полагал, что в этом он увидел процесс, аналогичный нарциссическим состояниям – например, сну или болезни. Амеба втягивает ложноножку, и медленно снова выдвигает другую в ином направлении.

В случае человека в депрессии весь этот процесс проблематичен. У того, кто в депрессии, особенно сильна амбивалентность к любимым; он или она, так сказать, не только любит, но и ненавидит их. Фрейд полагал, что компонент агрессии и ненависти, неизбежный во всяких отношениях, особенно силен в этом патологическом состоянии. Даже мельчайший отпор или пренебрежение, едва заметные прочим, вынуждают человека в депрессии чувствовать, что он утратил любимого человека, и остался теперь только с людьми ненавистными – так, словно бы любимый действительно утрачен. Затем внимание быстро обращается на самость – и остается направленным на нее. Это приводит к особому характеру отношения с самостью, напоминающему то, как человек когда-то относился к своему любимому объекту – то есть амбивалентно, с усиленной ненавистью. То есть это ненависть к себе. Когда депрессивная личность бесконечно рассуждает о своей никчемности, – это означает, что ненависть, некогда сосредоточенная на объекте, обратилась теперь на самость (Эго). По мнению Фрейда, те же упреки, что депрессивная личность когда-то адресовала объекту, теперь адресованы самости.

Похоже, что вследствие избытка ненависти, пациент оказывается поглощенным такого же типа отношениями с самим собой, увязает во враждебном отношении к себе. При скорби, наоборот, любовь к объекту сильнее, чем ненависть, что приводит к совершенно иному ходу событий, позволяющему человеку в конечном итоге снова обратиться к объектам во внешнем мире. Депрессия, видимо, является процессом скорби, развившимся неправильно вследствие особенно сильной ненависти к объекту.

Фрейд раскрыл в этой своей статье очень любопытное явление: объект словно бы перемещается из пространства вне человека буквально внутрь и присоединяется к идентичности этого человека. Это явление своеобразное, даже безумное. Любимый, которого некогда ненавидели (так же, как и любили), передислоцируется внутрь человека, и ненависть продолжает быть направленной против Эго человека, внутри которого (как верит пациент) объект теперь помещен. Для пациента становится реальностью, что объект перемещен внутрь него и действительно оказался частью его личности. Не только либидо было отведено; объект также оказался втянутым вовнутрь. Личность человека теперь нарушена: она переняла характеристики любимого (и ненавидимого). Фрейд назвал этот процесс «идентификацией»: «объект» абсорбируется в идентичность «Эго». Позднее, по работам Абрахама, этот процесс стал известен под названием «интроекция».

Многие из позднейших теорий Фрейда происходят непосредственно от этого представления о процессе интернализации («идентификации» или «интроекции»). В 1921-м году он использует идею «идентификации» как основу для пересмотра своей теории социальных групп. Солидарность в группах, тот «клей», что держит людей вместе, – это идентификация, для них общая. Все они интроецировали одного и того же человека (или идею), что стало центральной их (их Эго) частью. Христиане, например, объединены своей центральной верой в Христа, и все они «несут» его в своих сердцах. Однако в этой позднейшей разработке Фрейд совершает новый шаг: странный маневр интроекции объекта больше не является своеобычной странностью депрессивной личности – теперь Фрейд наблюдает его постоянно у обычных людей в обычных группах.

Позднее, в 1923 году, Фрейд основывает свою структурную теорию психики – Ид, Эго и Супер-Эго – на идее интроекции. В некий момент ребенок, находящийся в фазе Эдипова комплекса, вынужден оставить мать или отца как своих любимых (сексуально любимых) людей. Фрейд полагал, что это достигается посредством того же самого медленного процесса идентификации, подобного тому, что происходит при меланхолии – то есть родитель отводится (интроецируется) в Эго. Супер-Эго, говорил Фрейд, есть «преемник Эдипова комплекса». Супер-Эго – это особая часть Эго, в которое родители были абсорбированы, и потому оно становится чем-то отдельным и обособленным от остального Эго. Супер-Эго репрезентирует стандарты родителей, которые человек с этого момента почитает и любит так же, как любил и почитал родителей. Супер-Эго становится внутренним объектом. Это результат интернализующего движения (интроекции) объекта внутрь личности. Данный процесс порождает новую категорию объектов, «внутренние» объекты (либо «интроецированные» объекты; или же иногда «интернализованные» объекты). Единственным внутренним объектом, которым занимался Фрейд, было Супер-Эго.

Однако Абрахам развил эти идеи в другом направлении. Тогда как Фрейд продвинулся в теории – сформулировал структурную модель психики, что охватила и Эдипов комплекс, и болезненные состояния бессознательной вины (и мазохизма) – работа Абрахама осталась в клинических рамках, его теоретические выводы были более ограниченными. По сути, его клинические открытия подводят к глубоким теоретическим разработкам, но их предстояло выполнить другим – особенно Мелани Кляйн. Теперь мы рассмотрим ряд тщательных клинических отчетов Абрахама.

Абрахам проиллюстрировал конкретность фантазий перемещения объекта в самость и за ее пределы. Он установил факт центрального значения интроекции и проекции. (Внимание: этот материал, полученный от пациентов-психотиков, может оказаться эмоционально тяжелым.)

Абрахам пользуется фрейдовским описанием утраты меланхоликом своего объекта; но вдобавок он подробно излагает, как меланхолик с тревогой пытается восстановить утраченный объект. Затем он описывает другой вариант попытки пациента удержать объект, помещая его внутрь себя:

Это какие-то чужеродные описания, которые часто выглядят натянутыми. Однако они представляют собой тогдашние (1920-х годов) попытки ухватить непостижимые переживания психотического пациента. Абрахам вновь и вновь подчеркивает процессы утраты и обретения заново как утрату и обретение субстанций и предметов – из тела и внутрь тела. Значимость объектов, которые в фантазии считаются расположенными внутри тела, приводит к особой значимости телесных процессов, которые приносят предметы (объекты) внутрь тела или выводят их за пределы тела, и пациент их утрачивает. Такие пациенты на некоем примитивном уровне верят, что эти объекты вполне реальны, и обращаются с ними точно так же, как с телесными, физическими объектами. Утрата одного из этих объектов бессознательно переживается настолько же реальной, как и исторжение фекалий из тела через анус.

Подводя итог, повторим, что Абрахам описал, как его психотические пациенты были сосредоточены на чрезвычайно примитивных процессах, обладавших важными характеристиками: конкретность фантазий о личности и ее строении (make-up); вера в физическое присутствие разных сущностей внутри тела; связь фантазий оральной инкорпорации с механизмом интроекции, а фантазий дефекации – с проекцией. Сколь бы искусственными не выглядели эти идеи в данный момент, они вряд ли более странные, чем души психотических пациентов. В следующей главе я хочу сосредоточить наше внимание на идее «бессознательной фантазии», которую Фрейд – и особенно Абрахам – обсуждали в начале 1920-х. Я повторю попытку проиллюстрировать этот базовый корень бессознательных значений, переживаний и действий в фантазиях, связанных с телесными ощущениями.