Статья восьмая "Евгений Онегин" Признаемся: не без некоторой робости приступаем мы к критическому рассмотрению такой поэмы, как "

рассмотрению такой поэмы, как "Евгений Онегин". И эта робость

оправдывается многими причинами. "Онегин" есть самое задушевное произведение

Пушкина, самое любимое дитя его фантазии и можно указать слишком на немногие

творения, в которых Личность поэта отразилась бы с такою полнотою, светло и

ясно, как отразилась в "Онегине" личность Пушкина. Здесь вся жизнь, вся

душа, вся любовь его; здесь его чувства, понятия, идеалы. Оценить такое

произведение, значит - оценить самого поэта во всем объеме его творческой

деятельности. Не говоря уже об эстетическом достоинстве "Онегина", эта поэма

имеет для нас, русских, огромное историческое и общественное значение. С

этой точки зрения даже и то, что теперь критика могла бы с основательностию

назвать в "Онегине" слабым или устарелым, даже и то является исполненным

глубокого значения, великого интереса. /…/

Прежде всего в "Онегине" мы видим поэтически воспроизведенную картину

этой точки зрения "Евгений Онегин" есть поэма историческая в полном смысле

слова, хотя в числе ее героев нет ни одного исторического лица. Историческое

достоинство этой поэмы тем выше, что она была на Руси и первым и

блистательным опытом в этом роде. В ней Пушкин является не просто поэтом

только, но и представителем впервые пробудившегося общественного

самосознания: заслуга безмерная! До Пушкина русская поэзия была не более,

как понятливою и переимчивою ученицею европейской музы, - и потому все

произведения русской поэзии до Пушкина как-то походили больше на этюды и

копии, нежели на свободные произведения самобытного вдохновения. /…/

Первым таким национально-художественным произведением был "Евгений

Онегин" Пушкина. В этой решимости молодого поэта представить нравственную

физиономию наиболее оевропеившегося в России сословия нельзя не видеть

доказательства, что он был и глубоко сознавал себя национальным поэтом. Он

понял, что время эпических поэм давным-давно прошло и что для изображения

современного общества, в котором проза жизни так глубоко проникла самую

поэзию жизни, нужен роман, а не эпическая поэма. Он взял эту жизнь, как она

удивительною, если бы роман затеян был в прозе; но писать подобный роман в

стихах в такое время, когда на русском языке не было ни одного порядочного

романа и в прозе, - такая смелость, оправданная огромным успехом, была

несомненным свидетельством гениальности поэта. /…/

Вместе с современным ему гениальным творением Грибоедова - "Горе от ума"

/…/ стихотворный роман Пушкина положил прочное основание новой русской поэзии, новой русской литературе. До этих двух произведений, как мы уже и заметили выше, русские поэты еще умели быть поэтами, воспевая чуждые русской действительности предметы, и почти не умели быть поэтами, принимаясь за изображение мира русской жизни. Исключение остается только за Державиным, в поэзии которого, как мы уже не раз говорили, проблескивают искорки элементов русской жизни, за Крыловым и, наконец, за Фонвизиным, который, - впрочем, был в своих комедиях больше даровитым копистом русской действительности, нежели ее творческим воспроизводителем.

Содержание "Онегина" так хорошо известно всем и каждому, что нет

никакой надобности излагать его подробно. Но, чтоб добраться до лежащей в

его основании идеи, мы расскажем его в этих немногих словах. Воспитанная в

деревенской глуши молодая, мечтательная девушка влюбляется в молодого

петербургского - говоря нынешним языком - льва, который, наскучив светскою

жизнию, приехал скучать в свою деревню. Она решается написать к нему письмо,

дышащее наивною страстию; он отвечает ей на словах, что не может ее любить и

что не считает себя созданным для "блаженства семейной жизни". Потом из

пустой причины Онегин вызван на дуэль женихом сестры нашей влюбленной

героини и убивает его. Смерть Ленского надолго разлучает Татьяну с Онегиным.

Разочарованная в своих юных мечтах, бедная девушка склоняется на слезы и

мольбы старой своей матери и выходит замуж за генерала, потому что ей было

все равно, за кого бы ни выйти, если уже нельзя было не выходить ни за кого.

Онегин встречает Татьяну в Петербурге и едва узнает ее: так переменилась

она, так мало осталось в ней сходства между простенькою деревенскою девочкою

и великолепною петербургскою дамою. В Онегине вспыхивает страсть к Татьяне;

он пишет к ней письмо, и на этот раз уже она отвечает ему на словах, что

хотя и любит его, тем не менее принадлежать ему не может - по гордости

добродетели. Вот и все содержание "Онегина". Многие находили и теперь еще

находят, что тут нет никакого содержания, потому что роман ничем! не

кончается. В самом деле, тут нет ни смерти (ни от чахотки, ни от кинжала),

ни свадьбы - этого привилегированного конца всех романов, повестей и драм, в

особенности русских. Сверх того, сколько тут несообразностей! Пока Татьяна

была девушкою, Онегин отвечал холодностию на ее страстное признание, но

когда она стала женщиною, - он до безумия влюбился в нее, даже не будучи

уверен, что она его любит. Неестественно, вовсе неестественно! А какой

безнравственный характер у этого человека: холодно читает он мораль

влюбленной в него девушке, вместо того чтоб взять да тотчас и влюбиться в

нее самому и потом, испросив по форме у ее дражайших родителей их

родительского благословения навеки нерушимого, совокупиться с нею узами

законного брака и сделаться счастливейшим в мире человеком. Потом: Онегин ни

за что убивает бедного Ленского, этого юного поэта с золотыми надеждами и

радужными мечтами - и хоть бы раз заплакал о нем или по крайней мере

проговорил патетическую речь, где упоминалось бы об окровавленной тени и

проч. Так или почти так судили и судят еще и теперь об "Онегине" многие из "почтеннейших читателей»… Один великий критик даже печатно сказал, что в «Онегине» нет целого, что это - просто поэтическая болтовня о том, о сем, а больше ни о чем. /…/

Мы уже коснулись содержания "Онегина"; обратимся к разбору характеров действующих лиц этого романа. Несмотря на то, что роман носит на себе имя своего героя, - в романе не один, а два героя: Онегин и Татьяна. В обоих их должно видеть представителей обоих полов русского общества в ту эпоху.

Обратимся к первому. Поэт очень хорошо сделал, выбрав себе героя из высшего круга общества. /…/ Пушкин героем своего романа взял светского человека. - И что же тут дурного? Высший круг общества был в то время уже в апогее своего развития; притом светскость не помешала же Онегину сойтись с Ленским - этим наиболее странным и смешным в глазах света существом. Правда, Онегину было дико в обществе Лариных, но образованность еще более, нежели светскость, была причиною этого. Не спорим, общество Лариных очень мило, особенно в стихах Пушкина, но нам, хоть мы и совсем не светские люди, было бы в нем не совсем ловко, тем более, что мы решительно неспособны поддержать благоразумного разговора о псарне, о вине, о сенокосе, о родне. Высший круг общества в то время до того был отделен от всех других кругов, что не принадлежавшие к нему люди поневоле говорили о нем, как до Колумба во всей Европе говорили об антиподах и Атлантиде. Вследствие этого Онегин с первых же строк романа был принят за безнравственного человека. Это мнение о нем и теперь еще не совсем исчезло /…/

Как часто летнею порою,

Когда прозрачно и светло

Ночное небо над Невою,

И вод веселое стекло

Не отражает лик Дианы,

Воспомня прежних лет романы,

Воспомня прежнюю любовь.

Чувствительны, беспечны вновь_,

Дыханьем ночи благосклонной

Безмолвно упивались мы!

Как в лес зеленый из тюрьмы

Перенесен колодник сонной,

Так уносились мы мечтой

К началу жизни молодой.
Из этих стихов мы ясно видим, по крайней мере, то, что Онегин не был ни

холоден, ни сух, ни черств, что в душе его жила поэзия и что вообще он был

не из числа обыкновенных, дюжинных людей. Невольная преданность мечтам,

чувствительность и беспечность при созерцании красот природы и при

воспоминании о романах и любви прежних лет: все это говорит больше о чувстве

и поэзии, нежели о холодности и сухости. Дело только в том, что Онегин не

любил расплываться в мечтах, больше чувствовал, нежели говорил, и не всякому

открывался. Озлобленный ум есть тоже признак высшей натуры, потому что

человек с озлобленным умом бывает недоволен не только людьми, но и самим

собою. Дюжинные люди всегда довольны собою, а если им везет, то и всеми.

/…/ Читатели помнят описание (в VII главе) кабинета Онегина: весь Онегин в этом описании. Особенно поразительно исключение из опалы двух или трех романов,
В которых отразился век,

И современный человек

Изображен довольно верно

С его безнравственной душой,

Себялюбивой и сухой,

Мечтанью преданной безмерно,

С его озлобленным умом,

Кипящим в действии пустом.

в пользу нравственного превосходства Онегина, потому что он узнал себя в

портрете, который, как две капли воды, похож на столь многих, но в котором

узнают себя столь немногие, а большая часть "украдкою кивает на Петра".

Онегин не любовался самолюбиво этим портретом, но глухо страдал от его

поразительного сходства с детьми нынешнего века. Не натура, не страсти, не

Связь с Ленским - этим юным мечтателем, который так понравился нашей

публике, всего громче говорит против мнимого бездушия Онегина.

Он слушал Ленского с улыбкой:

Поэта пылкий разговор,

И ум, еще в сужденьях зыбкой,

И вечно вдохновенный взор

Онегину всё было ново;

Он охладительное слово

В устах старался удержать

И думал: глупо мне мешать

Его минутному блаженству;

И без меня пора придет,

Пускай покамест он живет

Да верит мира совершенству…

Дело говорит само за себя: гордая холодность и сухость, надменное бездушие Онегина, как человека, произошли от грубой неспособности многих читателей понять так верно созданный поэтом характер. /…/ Онегин - не Мельмот, не Чайльд-Гарольд, не демон, не пародия, не модная причуда, не гений, не великий человек, а просто - "добрый малый, как вы да я, как целый свет". Поэт справедливо называет "обветшалою модою" везде находить или везде искать все гениев да необыкновенных людей. Повторяем: Онегин - добрый малый, но при этом недюжинный человек. Он не годится в гении, не лезет в великие люди, но бездеятельность и пошлость жизни душат его; он даже не знает, чего ему надо, чего ему хочется; но он знает, и очень хорошо знает, что ему не надо, что ему не хочется того, чем так довольна, так счастлива самолюбивая посредственность. И за то-то эта самолюбивая посредственность не только провозгласила его "безнравственным", но и отняла у него страсть сердца, теплоту души, доступность всему доброму и прекрасному. Вспомните, как воспитан Онегин, и согласитесь, что натура его была слишком хороша, если ее не убило совсем такое воспитание./…/

Мы доказали, что Онегин не холодный, не сухой, не бездушный человек, но

мы до сих пор избегали слова эгоист, - и так как избыток чувства, потребность изящного не исключают эгоизма, то мы скажем теперь, что Онегин -

Онегин был так умен, тонок и опытен, так хорошо понимал людей и их сердце, что не мог не понять из письма Татьяны, что эта бедная девушка одарена страстным сердцем, алчущим роковой пищи, что ее душа младенчески чиста, что ее страсть детски простодушна, и что она нисколько не похожа на тех кокеток, которые так надоели ему с их чувствами то легкими, то поддельными. Он был живо тронут письмом Татьяны:

Язык девических мечтаний

В нем думы роем возмутил.

И вспомнил он Татьяны милой

И бледный цвет, и вид унылой;

И в сладостный, безгрешный сон

Душою погрузился он_.

Быть, может, чувствий пыл старинной

Им на минуту овладел;

Но обмануть он не хотел

Доверчивость души невинной.

В письме своем к Татьяне (в VIII главе) он говорит, что, заметя в ней

искру нежности, он не хотел ей поверить (то есть заставил себя не поверить),

не дал хода милой привычке и не хотел расстаться с своей постылой свободою.

Но если он оценил одну сторону любви Татьяны, в то же самое время он так же

ясно видел и другую ее сторону. Во-первых, обольститься такою младенчески

прекрасною любовью и увлечься ею до желания отвечать на нее, значило бы для

Онегина решиться на женитьбу. Но если его могла еще интересовать поэзия

страсти, то поэзия брака не только не интересовала его, но была для него

противна. /…/ Если не брак, то мечтательная любовь, если не хуже что-нибудь; но он так хорошо постиг Татьяну, что даже и не подумал о последнем, не унижая себя в собственных своих глазах. Но в обоих случаях эта любовь не много представляла ему обольстительного. Как! он, перегоревший в страстях, изведавший жизнь и людей, еще кипевший какими-то самому ему неясными стремлениями, - он, которого могло занять и наполнить только что-нибудь такое, что могло бы выдержать его собственную прению, - он увлекся бы младенческой любовью девочки-мечтательницы, которая смотрела на жизнь так, как он уже не мог смотреть... И что же сулила бы ему в будущем эта любовь? Что бы нашел он потом в Татьяне? Или прихотливое дитя, которое плакало бы оттого, что он не может, подобно ей, детски смотреть на жизнь и детски играть в любовь, - а это, согласитесь, очень скучно; или существо, которое, увлекшись его превосходством, до того подчинилось бы ему, не понимая его, что не имело бы ни своего чувства, ни своего смысла, ни своей воли, ни своего характера. Последнее спокойнее, но зато еще скучнее. И это ли поэзия и блаженство любви!..

/…/ В двадцать шесть лет так много пережить, не вкусив жизни, так изнемочь, устать, ничего не сделав, дойти до такого безусловного отрицания, не перейдя ни через какие убеждения: это смерть! Но Онегину не суждено было умереть, не отведав из чаши жизни: страсть сильная и глубокая не замедлила возбудить дремавшие в тоске силы его духа. Встретив Татьяну на бале, в Петербурге, Онегин едва мог узнать ее: так переменилась она!

Не холодна, не говорлива,

Без взора наглого для всех,

Без притязаний на успех,

Без этих маленьких ужимок,

Без подражательных затей...

Всё тихо, просто было в ней,

Она казалась верный снимок

Du comme il faut...
Муж Татьяны, так прекрасно и так полно с головы до ног

охарактеризованный поэтом этими двумя стихами:

И нос и плечи поднимал

Вошедший с нею генерал, -
муж Татьяны представляет ей Онегина, как своего родственника и друга. Многие

читатели, в первый раз читая эту главу, ожидали громозвучного оха и обморока со стороны Татьяны, которая, пришед в себя, по их мнению, должна

повиснуть на шее у Онегина. Но какое разочарование для них!/…/ Не принадлежа к числу ультраидеалистов, мы охотно допускаем в самые высокие страсти примесь мелких чувств и потому думаем, что досада и суетность имели свою долю в страсти Онегина. Но мы решительно не согласны с этим мнением поэта, которое так торжественно было провозглашено им и которое нашло такой отзыв в толпе, благо пришлось ей по плечу:
О, люди! все похожи вы

На прародительницу Еву;

Что вам дано, то не влечет;

Вас непрестанно змий зовет

К себе, к таинственному древу:

Запретный плод вам подавай,

А без того вам рай не рай. /…/

Письмо Онегина к Татьяне горит страстью; в нем уже нет иронии, нет светской умеренности, светской маски. Онегин знает, что он, может быть, подает повод к злобному веселью; но страсть задушила в нем страх быть смешным, подать на себя оружие врагу. И было с чего сойти с ума! По наружности Татьяны можно было подумать, что она помирилась с жизнью ни на чем, от души поклонилась идолу суеты - и в таком случае, конечно, роль Онегина была бы очень смешна и жалка. Но в свете наружность никого и ни в чем не убеждает: там все слишком хорошо владеют искусством быть веселыми с достоинством в то время, как сердце разрывается от судорог. Онегин мог не

без основания предполагать и то, что Татьяна внутренно осталась самой собою,

и свет научил ее только искусству владеть собою и серьезнее смотреть на

жизнь. /…/ Притом же в глазах Онегина любовь без борьбы не имела никакой прелести, а Татьяна не обещала ему легкой победы. И он бросился в эту борьбу без надежды на победу, без расчета, совсем безумством искренней страсти, которая так и дышит в каждом слове его письма /…/

Но эта пламенная страсть не произвела на Татьяну никакого впечатления.

После нескольких посланий, встретившись с нею, Онегин не заметил ни

смятения, ни страдания, ни пятен слез на лице - на нем отражался лишь след

гнева. /…/

Что сталось с Онегиным потом? Воскресила ли его страсть для нового,

более сообразного с человеческим достоинством страдания? Или убила она все

апатию? - Не знаем, да и на что нам знать это, когда мы знаем, что силы этой

Довольно и этого знать, чтобы не захотеть больше ничего знать...

/…/ Ленский был романтик и по натуре и по духу времени. Нет нужды говорить,

что это было существо, доступное всему прекрасному, высокому, душа чистая и

благородная. Но в то же время "он сердцем милый был невежда", вечно толкуя о

жизни, никогда не знал ее. Действительность на него не имела влияния: его

радости и печали были созданием его фантазии. Он полюбил Ольгу, и что ему

была за нужда, что она не понимала его, что, вышедши замуж, она сделалась бы

вторым исправленным изданием своей маменьки, что ей все равно было выйти - и

за поэта - товарища ее детских игр, и за довольного собою и своею лошадью

улана? Ленский украсил ее достоинствами и совершенствами, приписал ей

чувства и мысли, которых в ней не было и о которых она и не заботилась.

Существо доброе, милое, веселое, Ольга была очаровательна, как и все

"барышни", пока они еще не сделались "барынями", а Ленский видел в ней фею,

сильфиду, романтическую мечту, нимало не подозревая будущей барыни /…/ Ленский - повторяем - был романтик, и больше ничего. Останься он жив, Пушкину нечего было бы с ним делать, кроме как распространить на целую главу то, что он так полно высказал в одной строфе/…/

Татьяна... но мы поговорим о ней в следующей статье.

Он был простой и добрый барин,

И там, где прах его лежит,

Надгробный памятник гласит:

Смиренный грешник, Дмитрий Ларин,

Господний раб и бригадир,

Под камнем сим вкушает мир.

/…/ маменька ее стояла на высшей ступени жизни сравнительно с своим супругом. До замужества она обожала Ричардсона, не потому, чтоб прочла его, а потому, что от своей московской кузины наслышалась о Грандисоне. Помолвленная за Ларина, она втайне вздыхала о другом. Но ее повезли к венцу, не спросившись ее совета. В деревне мужа она сперва терзалась и рвалась, а потом привыкла к своему положению и даже стала им довольна, особенно с тех пор, как постигла тайну самовластно управлять мужем/…/

Словом, Ларины жили чудесно, как живут на этом свете целые миллионы

людей. Однообразие семейной их жизни нарушалось гостями:

Их разговор благоразумный

О сенокосе, о вине,

О псарне, о своей родне,

Конечно, не блистал ни чувством,

Ни поэтическим огнем,

Ни остротою, ни умом…

/…/ Натура Татьяны немногосложна, но глубока и сильна. /…/ Задумчивость была ее подругою с колыбельных дней, украшая однообразие ее жизни; пальцы Татьяны не знали иглы, и даже ребенком она не любила кукол, и ей чужды, были детские шалости; ей был скучен и шум, и звонкий смех детских игр; ей больше нравились страшные рассказы в зимний вечер. И потому она скоро пристрастилась к романам, и романы поглотили всю жизнь ее.

Она любила на балконе

Предупреждать зари восход,

Когда на бледном небосклоне

Звезд исчезает хоровод,

И тихо край земли светлеет,

И, вестник утра, ветер веет,

И всходит постепенно день...

Итак, летние ночи посвящались мечтательности, зимние - чтению романов, - и это среди мира, имевшего благоразумную привычку громко храпеть в это

время! Какое противоречие между Татьяною и окружающим ее миром! Татьяна -

это редкий, прекрасный цветок, случайно выросший в расселине дикой скалы /…/

Татьяна - существо исключительное, натура глубокая, любящая, страстная. Любовь для нее могла быть или величайшим блаженством, или величайшим бедствием жизни, без всякой примирительной середины. /…/ С одной стороны -

Татьяна верила преданьям

Простонародной старины,

И снам, и карточным гаданьям,

И предсказаниям луны.

С другой стороны, Татьяна любила бродить по полям

С печальной думою в очах,

С французской книжкою в руках.

Это дивное соединение грубых, вульгарных предрассудков со страстию к

Расскажи мне, няня,

Про ваши старые года:

Была ты влюблена тогда?"

- И, полно, Таня! В эти лета

Мы не слыхали про любовь;

_А то бы согнала со света

Меня покойница свекровь.

- Да как же ты венчалась, няня?

- Так, видно, бог велел.

Мой Ваня

Моложе был меня, мой свет,

А было мне тринадцать лет.

Недели две ходила сваха

К моей родне, и наконец

Благословил меня отец.

Я горько плакала со страха;

Мне с плачем косу расплели,

И с пеньем в церковь повели,

И вот ввели в семью чужую...

Вот как пишет истинно народный, истинно национальный поэт! В словах

няни, простых и народных, без тривьяльности и пошлости, заключается полная и

яркая картина внутренней домашней жизни народа, его взгляд на отношения

полов, на любовь, на брак. И это сделано великим поэтом одною чертою,

вскользь, мимоходом брошенною /…/

Письмо Татьяны свело с ума всех русских читателей, когда появилась третья

глава "Онегина". Мы вместе со всеми думали в нем видеть высочайший образец

откровения женского сердца. Сам поэт, кажется, без всякой иронии, без всякой

задней мысли, и писал, и читал это письмо. Но с тех пор много воды утекло...

Письмо Татьяны прекрасно и теперь, хотя уже и отзывается немножко какою-то

детскостию, чем-то "романическим". Иначе и быть не могло; язык страстей был

так нов и не доступен нравственно немотствующей Татьяне: она не умела бы ни

понять, ни выразить собственных своих ощущений, если бы не прибегла к помощи

впечатлений, оставленных на ее памяти плохими и хорошими романами, без толку

и без разбора читанными ею /…/

Теперь перейдем прямо к объяснению Татьяны с Онегиным. В этом

объяснении все существо Татьяны выразилось вполне. В этом объяснении

высказалось все, что составляет сущность русской женщины с глубокою натурою,

развитою обществом!, - все: и пламенная страсть, и задушевность простого,

искреннего чувства, и чистота, и святость наивных движений благородной

натуры, и резонерство, и оскорбленное самолюбие... Речь Татьяны начинается упреком, в котором высказывается желание мести за оскорбленное самолюбие:

Онегин, помните ль тот час,

Когда в саду, в аллее нас

Судьба свела, и так смиренно

Урок ваш выслушала я!

Сегодня очередь моя.

Онегин, я тогда моложе,

Я лучше, кажется, была,

И я любила вас; и что же?

Что в сердце вашем я нашла?

Какой ответ? Одну суровость.

Не правда ль? Вам была не новость

Смиренной девочки любовь?

И нынче - боже! стынет кровь,

Как только вспомню взгляд холодный

И эту проповедь...

В самом деле, Онегин был виноват перед Татьяной в том, что он не

полюбил ее тогда, как она была моложе и лучше и любила его! Ведь для любви только и нужно, что молодость, - красота и взаимность! Вот понятия, заимствованные из плохих сентиментальных романов! Немая деревенская девочка с детскими мечтами - и светская женщина, испытанная жизнию и страданием, обретшая слово для выражения своих чувств и мыслей: какая разница! И

все-таки, по мнению Татьяны, она более способна была внушить любовь тогда,

нежели теперь, потому что она тогда была моложе и лучше!.. Как в этом

взгляде на вещи видна русская женщина! А этот упрек, что тогда она нашла со

стороны Онегина одну суровость? /…/

Основная мысль упреков Татьяны состоит в убеждении, что Онегин потому

только не полюбил ее тогда, что в этом не было для него очарования соблазна;

а теперь приводит к ее ногам жажда скандалезной славы /…/

"Онегин" писан был в продолжение нескольких лет, - и потому сам поэт

красоте отдельных мест нельзя наговориться довольно, притом же их так много!

К лучшим принадлежат: ночная сцена между Татьяною и нянею, дуэль Онегина с

Ленским и весь конец шестой главы. В последних двух главах мы и не знаем,

что хвалить особенно, потому что в них все превосходно; но первая половина

седьмой главы (описание весны, воспоминание о Ленском), посещение Татьяною

дома Онегина) как-то особенно выдается из всего глубокостию грустного

чувства и дивно прекрасными стихами... Отступления, делаемые поэтом от

рассказа, обращения его к самому себе исполнены необыкновенной грации,

задушевности, чувства, ума, остроты; личность поэта в них является такою

любящею, такою гуманною. В своей поэме он умел коснуться так многого,

намекнуть о столь многом, что принадлежит исключительно к миру русской

природы, к миру русского общества! "Онегина" можно назвать энциклопедией

русской жизни и в высшей степени народным произведением. Удивительно ли, что

эта поэма была принята с таким восторгом публикою и имела такое огромное

влияние и на современную ей, и на последующую русскую литературу? А ее

влияние на нравы общества? Она была актом сознания для русского общества,

почти первым, но зато каким великим шагом вперед для него!.. Этот шаг был

богатырским размахом, и после него стояние на одном месте сделалось уже

невозможным... Пусть идет время и приводит с собою новые потребности, новые

идеи, пусть растет русское общество и обгоняет "Онегина": как бы далеко оно

ни ушло, но всегда будет оно любить эту поэму, всегда будет останавливать на