Тейлор Джеймс (Бристоль, Великобритания)
Страх вырождения в советской музыке 1920-х гг.
Страх вырождения — тема, мало затронутая музыковедением советского периода. Вместе с тем истоки теории вырождения были сформулированы еще Бенедиктом Морелем (Morel; 1809–1873) в «Трактате о физическом, интеллектуальном и нравственном вырождении человека как биологического вида» (1857). Морель стремился объяснить ухудшение состояния человека через наследственное вырождение: поражения организма в результате злоупотребления алкоголем, плохого питания и пр., которые передавались последующим поколениям. Исследование Мореля было основано на его наблюдениях семей, проживающих в промышленных и сельских районах, и оно показало, что все отклонения от нормы (примитивного человеческого типа) были связаны с неблагоприятными внешними обстоятельствами. После работы Жана-Батист Ламарка (Lamarck; 1744–1829) по эмбриологии Морель считал, что каждый отдельный организм постоянно занят борьбой с окружающей средой, постоянно меняется и адаптируется к требованиям окружающей среды.
В России данная теории была популярна. Самый ранний пример тому — исследование Василия Марковича Флоринского «Усовершенствование и вырождение человеческого рода» (1866). В этой работе Флоринский утверждал, что окружающая среда оказывает влияние на развитие человеческого потенциала и на рост наследственных признаков в потомстве. Он пришел к выводу, что поляризация богатства и бедности (а равно и эксплуатация рабочего класса) стали причиной вырождения и что это явление должно быть устранено.
Позже исследования явлений вырождения были перенесены в область научной криминологии: концепция атавизма (повторного возникновения черт, исчезнувших у предыдущих поколений) была применена для объяснения явлений уголовной девиантности. Итальянский криминалист Чезаре Ломброзо (Lombroso; 1835–1909) первым представил свою теорию «атавистического регресса» (1876), которая иллюстрировала физические характеристики архетипа уголовника (неровные зубы, колючие, бегающие глаза, сплющенный или вздернутый нос и пр.), представляющие более ранней этап эволюции человека.
В России эта точка зрения не была вполне принята. Павел Ковалевский (в книге под названием «Общая психопатология» (1886), по аналогии с работой Ломброзо) утверждает, что здоровые родители дают здоровое потомство, и наоборот. Это «естественный» (биологический) процесс он проиллюстрировал диаграммой, в которой показал прогрессивное снижение численности семьи в течение пяти поколений в результате самоубийств и различных психических заболеваний. Однако, в отличие от Ломброзо, Ковалевский утверждал, что на вырождение или оздоровление потомства могут влиять социальные факторы. Указывая на недостатки российской системы образования и негативные последствия урбанизации, он высказал идею, что (российское) общество несет историческую ответственность (например, влиянием плохо выстроенного образования или нездорового образа жизни) и подчеркнул возможность излечения таких недугов.
В конце XIX в. чисто медицинские дискуссии уже стали объектом критики. Книга Макса Нордау (Nordau; 1849–1923) «Вырождение» (Entartung; 1892) объясняет, как урбанизация XIX в. и художественный декаданс разрушают организм человека, и это приводит к таким симптомам, как атавизм, истерия, эго-мания и разные формы безумия, которые могут быть переданы будущим поколениям. Отвергая ницшеанское «Я», Нордау выступает за альтруизм и такие завоевания «Я», что имеют целью достижение человечеством более высокого этапа развития. Петр Кропоткин писал об этом альтруистическом идеале в статье «Взаимная помощь как фактор эволюции» (1902) и утверждал, что сотрудничество между видами ведет к более высокому интеллектуальному развитию, обеспечивает сохранение этих видов и их прогрессивную эволюцию. В этой своей работе (созданной в ответе на рост социального дарвинизма и, например, эссе Томаса Х. Хаксли «Борьба за существование») Кропоткин делает вывод, что необщительные виды «обречены на распад».
В советской музыкальной культуре 1920-х гг. теория вырождения была использована в музыковедческих дискуссиях как членами РАПМ (Российская ассоциация пролетарских музыкантов), так и АСМ (Ассоциация современных музыкантов). РАПМ утверждала, что модернистские пристрастия AСM — «вырожденческие» в своих заигрываниях с атональностью. Со своей стороны AСM противопоставила тому обвинение в «примитивизме» (=атавизме) революционных маршей и массовых песен. Эта лексика была часто используема. Понятия «болезни» и «здоровья» в равной степени стали центральными принципами в дебатах о форме, об эстетике, а также о самих художниках — и использовались в качестве символических дискурсивных маркеров. Например, один из членов РАПМа (Алексей Сергеев) утверждал, что музыкальное искусство Советской России «замкнулось в сфере лабораторных интонационных поисков» и «здоровые народные корни» задохнулись в руках «больных» художников, сторонников атональной системы». Однако и члены AСM также рассматривали эту дискуссию как легитимную. Например, Николай Рославец в размышлениях о «Лунном Пьеро» Шёнберга утверждал, что «вредной» импрессионистской поэзии Альберта Жиро (плоду «его больных фантазий») контрастирует музыка Шенберга, как творчество «здорового» революционера с «железной волей». Не в последнюю очередь призыв к отказу от «эго-мании», желание следовать Нордау и идеалам прогрессивной эволюции Кропоткина были вызваны озабоченностью музыкальных элит, их желанием избежать культурного вырождения. Однако это желание выражалось в стремлении идентифицировать и изолировать сочинения и/или композиторов, «вредных для коллективного здоровья». Таким образом, описанный научно-позитивистской способ мышления стал важной частью преодоления страха вырождения.
Опираясь на опыт предыдущих исследований в данной области (работы Даниэля Пик, 1989; Ольги Матич, 2005; Даниэля Бир, 2008), предлагаемый доклад (как и готовящаяся к защите диссертация) ставит целью показать, каким образом российские гуманитарные науки и размышления об эволюции повлияли на советскую музыкальную культуру (1920-х гг.), изучить, как советские музыковеды, опасаясь вырождения, использовали псевдонаучный дискурс для «определения» и «лечения» культурных угроз. Стремясь работать как «врачи (лекари) культуры», музыковеды тем самым содействовали выстраиванию системы символов (символических значений), относимых как к авторам, так и к отдельным их произведениям —как части общей эволюционной системы. Последняя была призвана трансформировать личность и общество, вывести их на более высокий культурный уровень, а затем дефинировать советский эстетический код.
Достарыңызбен бөлісу: |