Свидетельство о депортации Сарыбиляла Асана Алиевича

На момент выселения в состав семьи входили:

1. 
   Сарыбилял Ава, 1919 г.р. – мать;
   
2. 
   Сарыбилял Гулистан, 1939 г.р. – сестра;
   
3. 
   Сарыбилял Сайде, 1991 г.р. – сестра;
   
4. 
   Сарыбилял Фадме (около 75 лет) – бабушка.
   

Около мечети жил мой дед по матери Татар Джебар с семьей: Татар (имени не помню) – бабушка, Татар Муджайде, 1929 г.р., Татар Муджаит, 1933 г.р. Они при выселении попали в Ферганскую область. Дед и бабушка умерли, Муджайде и Муджаит попали в детдом.

На момент депортации отец мой Сарыбилял Али, 1906 г.р. находился на войне, дядя Сарыбилял Билял, 1909 г.р., вместе с соседом Чолак Усеин агъа находились в трудармии в Тульской области.

На окраине поселка у нас был виноградник и яблоневый сад. Дом наш (по ул. Горького, 25) отец и дядя построили в 1930-31 годах, потом женились, привели невест. У нас был домашний скот: лошадь, корова и бараны.

18 мая 1944 года ночью сильно постучали в дверь. Мама соскочила с кровати, и спрашивает: «Кто там?» За дверью было слышно ругательство. Мама боялась открывать. После очередного удара дверь открылась. Зашли трое военных, двое были с автоматами, один из них, видимо был офицер. Стал громко что-то говорить, но мама ничего не поняла. Офицер что-то сказал солдату и сам ушел. Все мы плакали и не знали, что происходит. Солдат стал объяснять немного на понятном языке. После этого мама одела нас. В простыню собрала одежду, кое-какие вещи и вышла во двор. Солдат маме объяснил, что надо взять продукты, что долго и далеко поедете. Мама зашла в сарай и в ведро набрала муку, брынзу. В это время вышли бабушка и семья дяди Билял ага. Все мы вышли на улицу. На улице было уже много народу. Все шли в сторону мечети в сопровождении солдат. Некоторые плакали, некоторые молча шли, не понимая, что происходит.

Около мечети мы провели целый день. К вечеру нас погрузили в грузовые машины и поехали. Все плакали и молились. Ехали через лес, когда приехали на станцию, стало уже темнеть. Полно было народу, окруженного солдатами. Ночью нас погрузили в товарный вагон и поехали. Когда мы проснулись, было уже светло и солнечно. В вагоне в основном были дети, женщины и старики. Некоторые плакали, некоторые молились, некоторые молча ехали. Куда нас везут? Что с нами будет?

Посреди вагона было огорожено и стояло ведро. Мы дети сначала в туалет ходить стеснялись, потом все-таки ходили в ведро.

Ехали с закрытыми дверями, около нас было маленькое окошко с сеткой, и мы смотрели в окошко по очереди. Мы ехали две или три сутки, не останавливаясь, двери были закрытыми, дышать было тяжело. Моя бабушка заболела, поднялась температура, стала тяжело дышать, все звала сына: «Али! Али! Али!» Мама не знала, что делать.

Наконец поезд остановился. Дверь открыли. Все схватили кастрюли, побежали искать воду. Мама тоже побежала и принесла немного воды. Мы моментально выпили всю воду, очень хотелось пить, и опять остались без питья.

В населенных местах поезд не останавливался, двери закрывались.

Когда поезд останавливался, все бежали искать воду и ставить кастрюли, что-нибудь приготовить. Иногда это удавалось, а иногда нет – раздавался гудок поезда, все хватали кастрюли и бежали к вагонам. Мама нас кормила баландой, приготовленной на воде из муки. Иногда давали сухари с плесенью, мочили в воде и ели. Многие болели. Бабушка молча лежала. Мама заставляла ее проглотить несколько ложек баланды. Бабушка не плакала, но часто по щекам текли слезы.

Чем дальше мы уходили, тем тяжелее было. Завелись вши, спать было тяжко. Больных становилось все больше. В нашем вагоне умерших не помню. А в соседних вагонах умирали. На остановках мертвых выносили и пытались хоронить. Особенно тяжело было, когда проезжали казахстанские пески, стояла невыносимая жара.

В середине июня прибыли в Узбекистан. Нас выгрузили на станции Красногвардейская Булунгурского района Самаркандской области Узбекской ССР.

На второй день нас, три семьи: семья дяди Билял агъа – 3 чел.; семья Чолак Усеи агъа – 8 чел. и наша семья – 4 чел., всего 15 человек – женщины и дети, загрузили на телегу и привезли в отдаленный колхоз.

Поселили нас в домик, посреди свекольного поля, где бригада хранила инвентарь и инструменты. Одно большое помещение на три семьи. Постелили солому. Бригадир привез несколько старых грязных матрасов. Вот так обустроились на новом месте. Недалеко от нас текла речка Булунгур. Вода была желтая и мутная. Вот этой водой и сказали пользоваться для питья и т. д.

На второй день пришел комендант, переписал всех и заставил расписаться. Объяснил, что с этого района никуда уезжать не разрешается, не выполнения этого требования грозит 20 лет тюрьмы, каждые 10 дней будете приходить и расписываться. И ушел. Комендатура находилась в 7-8 километрах от нас в совхозе «Булунгур». После этого пришел председатель колхоза и бригадир, сказали: «С завтрашнего дня выходите на работу убирать свеклу и чистить арыки. За продуктами будете ездить в район, там, в 12 км отсюда, находится склад».

Взрослые (с 15 лет) работали с утра до вечера. Дети оставались дома. Бабушка лежала, стонала и все время молчала. Через некоторое время заболела жена Билял агъа и дочь малярией.

Мы собирали с убранного поля свеклу, смешивали с мукой и ели. Через месяц умерла бабушка. Бригадир прислал старика-узбека с телегой, запряженной ишаком. Бабушку завернули в тряпки, положили на телегу. Старик-узбек, мой двоюродный брат Мустафа и я пошли на кладбище. Мы с кетменем выкопали яму глубиной около 0,5 метра и похоронили бабушку.

Спасало нас то, что много кругом было фруктовых деревьев, и мы в основном питались фруктами. Так прошло лето, пришла зима, стало холодно. Фрукты кончились. Мама ходила за продуктами в районный центр. Иногда удавалось что-то получить, а чаще возвращалась впустую. На расстоянии 6-7 км были пшеничные поля. После уборки пшеницы, мы дети ходили собирать колоски. Иногда подъезжал на коне объездчик, отбирал у нас колоски, бил кнутом и выгонял с поля.

Когда мы болели малярией, приходила русская женщина и давала желтые таблетки. После этих таблеток мы поправлялись. В конце ноября заболела Анифе энге и ее дочь, и через 10 дней они умерли.

Наступил 1945 год. В феврале умерла моя сестренка Сайде. Пришло лето 1945 года, появилась трава. Собирали траву, мелко ее нарезали и, смешивая мукой, варили. Колхоз на трудодни дал полмешка муки на всех. Экономили, как могли. Когда мать в очередной раз была в районе, ей знакомая с нашей деревни сказала, что мой отец и еще несколько мужчин погибли на море при переправе. Мама пришла домой обняла нас и горько плакала. Весной заболела жена Чолак Усеин агъа, через некоторое время она умерла. Установилась жара, почти все заболели дизентерией. Старуха-узбечка принесла какие-то травы. Заваривали и через каждые два часа и пили.

Прошли лето, осень, наступила зима, вторая зима. Холодная, страшная, голодная зима. Посреди комнаты сделали очаг и топили. Дым выходил через дыру. Потом дыру закрывали и ложились вокруг очага. Узбеки называли очаг сандал.

Наступил 1946 год. Умерли четверо детей Чолак Усеин агъа.

Меня спасло то, что я ходил по кишлакам и просил подаяние, когда приносил лепешки хлеба, то были все рады.

В январе 1946 года было холодно и снег. Мы все лежали вокруг сандала. Нас осталось 7 человек из 15-ти.

Вдруг открывается дверь и на пороге появляется человек в шинели. Отец!!! Мама соскочила. Все были в шоке. Не верилось, что отец вернулся. Отец сел на пороге и заплакал. Я до смерти не забуду, как отец плакал! Если бы отец нас не нашел, мы бы все умерли.

Летом 1946 года вернулись из трудармии Билял агъа и Чолак Усеин агъа. С разрешения коменданта переселились в виноградный совхоз Булунгур, отделение № 1

В 1948 году я пошел в первый класс. В 1957 году меня призвали в армию, вернулся в 1960 году. Поехал в Ташкент, поступил в электромеханический техникум. Работал в стройтресте энергетиком. С 1975 года работал главным энергетиком в Ташавтотехобслуживании. Получил квартиру. Женился. Родились трое детей.