(Fairbairn, 1981: 115). Это неизбежно влечет за собой «атаки на связи» (Bion, 1965; Grotstein,
1981: 91–107), приводит к диссоциации либидинозных и антилибидинозных элементов
внутреннего мира и к соответствующему обеднению Эго. Различные элементы целостного
переживания, то есть аффект, ощущение, рациональное знание, от которых зависит гибкое
функционирование Эго, становятся отдельными фрагментами.
Отныне защиты
предотвращают интеграцию чувства в переживании.
В итоге архитектура внутреннего мира раздваивается на грандиозную всемогущую
(архетипическую) защитную структуру, которая агрессивно преследует (при этом защищая)
полумертвое, униженное, раненое «невинное» детское
я, чтобы удержать его «внутри», то
есть предотвратить его непосредственное участие в жизни. Эта биполярная структура,
которую я назвал системой самосохранения, одновременно
является инфантильной и
инфляцированной, божественным ребенком и божественным хранителем, слабой и сильной,
мужской и женской, жертвой и преследователем. Что бы мы ни говорили о ней, эта
структура появляется для того, чтобы трансперсональные факторы коллективной психики
спасли сокрушенный дух жертвы травмы.
Один из неизбежных результатов этого расщепления
я при ранней травме – то, что Эго
оказывается как бы подвешенным между божественными силами, светлыми и темными, и
ему приходится самоопределяться через идентификацию с этими энергиями,
которые то
раздувают его всемогущество, то покидают, оставляя в полном бессилии, вместо того чтобы
обрести опору в себе самом. Именно это подразумевал Юнг под выражением «претерпевать
Бога» или «выстрадать антиномии в Боге» – его ярость и милость (Jung, 1952а). Результатом
такого положения является то, что «переживающее Эго», по определению Юнга, скачет, как
пинг-понговый шарик, попеременно становясь то инфляцированным, то депрессивным
(Jung,1991: par. 204, p. 98). Вместо доступа к гуманизирующим энергиям, опосредованным
динамическими взаимодействиями с любящими, но проявляющими определенную твердость
родителями, уделом Эго травмированного ребенка остается поочередная идентификация с
биполярными архетипическими энергиями, которыми оно становится «одержимо». В случае
Майка его переменчивая эго-идентичность была мучительной. Переполненный внутри
чувствами стыда и униженности от
ощущения своей неполноценности, он тем не менее
отождествлял себя с компенсаторными жесткими «Рокки-образными» энергиями своей
агрессивной защиты от чувств, а также с нарциссическим «кайфом», который эти энергии
приносили с собой.
Пропуская сквозь свое мощное тело энергии демона гнева, он
добивался
сверхчеловеческой ловкости в спорте, а иногда это приводило к жестоким выплескам ярости,
если его провоцировали на драку. С женщинами это означало сверхчеловеческие половые
акты, но без умения уступать, необходимого для плодотворных отношений. Поскольку в
ходе его взросления отсутствовали нормальные пути становления самооценки, которые есть
в отношениях, наполненных любовью, то Майк поддерживал самооценку за счет своей
героической идентификации с «божественными» энергиями. С одной стороны, это можно
определить как проявления
классического нарциссизма; с другой стороны, глядя через
призму юнгианской теории, это был один из способов, обеспечивающих выживание души
после травмы в рамках системы самосохранения, хотя и за
счет утраты гибкости Эго и
стабильной регуляции самооценки. Таким образом, травма превращает нас в «детей Божиих»
и оставляет нас в пожизненной борьбе за то, чтобы снова стать человеком. Для того чтобы
здоровье было полностью восстановлено, в конечном счете необходимо принести в жертву
эту архетипическую идентичность; однако этому жертвованию сопротивляются все те же
силы выживания, которые первым делом выставляют защиту… и мы увидим это в серии
сновидений, описанных ниже.
Достарыңызбен бөлісу: