Убийца Моцарта По пьесе Питера Шеффера «Амадей» Действующие лица: Антонио Сальери, он же Вольфганг Амадей Моцарт Катарина Кавальери, она же Констанция Вебер Сальери



бет1/3
Дата24.07.2016
өлшемі394.55 Kb.
#219596
  1   2   3
Журавихин Игорь

Убийца Моцарта

По пьесе Питера Шеффера «Амадей»
Действующие лица:
Антонио Сальери, он же Вольфганг Амадей Моцарт

Катарина Кавальери, она же Констанция Вебер




Сальери - (громко кричит). Perdonami! Il tuo assasino – ti chiede perdono! (Прости твой убийца просит у тебя прощения! (итал. Пердонами! Иль туо ассасино – ти кьеде пердоно!)

Катарина – Что случилось, Антонио? Успокойся!

Сальери - Pieta! pieta! (Сжалься!.. Сжалься! (итал.) Пьета, пьета!)

Катарина – Антонио, бедный Антонио! Милый, Антонио!

Сальери - Perdonami! (Прости (итал.) Пердонами!)

Катарина – За что ты просишь прощение!

Сальери – Я убил его!

Катарина – Кого? Кого ты убил?

Сальери – Моцарта!

Катарина - О, господи! Помилуй нас!

Сальери – Моцарта! Я убил Моцарта!

Катарина – Это невозможно! Все знают, что Моцарт умер от болезни!

Сальери – Нет! Это я убил его!

Катарина – Этого не может быть! Ты в бреду!

Сальери – Я убийца!

Катарина – Когда Моцарт был при смерти, говорили, что его отравили, даже называли твое имя в качестве убийцы…

Сальери – Я и есть убийца!

Катарина – Это грязная ложь и клевета! Зачем тебе его убивать? Ради чего?

Сальери (показывая на зал) – Из-за них! Они во всем виноваты они! (подходит к рампе) Как это не трудно, я почти могу разглядеть вас… Какое множество лиц! Сколько же там вас? Ждете своей очереди появиться на свет? Тени грядущего! Далекие мои потомки! Так станьте же видимы для меня! Прошу вас! Дайте мне себя увидеть! Войдите ко мне в эту старинную пыльную комнату сейчас, в ранний предрассветный час темного ноябрьского дня …Катарина, какой нынче год?

Катарина – 2011.

Сальери – Не для них, а для нас!

Катарина – 1823.

Сальери – Вот… в ранний предрассветный час темного ноябрьского дня 1823 года… Войдите сюда и останьтесь со мной до зари. Только до зари. Ну хотя бы до…Который час?

Катарина – 4.30

Сальери – Ну, хотя бы до шести утра!

Катарина – Антонио!

Сальери - Вы слышите их? Вена – город злословия. Здесь все клевещут, даже моя…Впрочем, об этом позже. А пока…
Призраки грядущего!

Тени новых времен!

От вас труднее избавиться,

Чем от наваждений прошлого!

Появитесь с мерой сочувствия,

Ниспосланного все вышним!

Появитесь сейчас же…

Еще не рожденные!

Еще не испытавшие ненависти!

Еще никого не убившие!



Появитесь сюда ко мне из Вечности!
Так, получилось! Теперь я вас вижу! В таких делах я мастер! Вызывать духов к жизни заклинаниями я научился у кавалера Глюка, которому это всегда прекрасно удавалось. В его время люди и ходили-то в оперу, чтоб только увидеть, как будут появляться то боги, то духи… Теперь же, когда на сцене господствует Россини, публика предпочитает им приключения парикмахеров. Кстати, любезная Катарина не забудьте принести к шесту утра бритву вашему уважаемому мужу. Я буду бриться.

Катарина – Но…

Сальери – Пошла прочь! Прости меня, дорогая, устал. Вызывать духов заклинанием – изнурительное занятие. Надо бы и подкрепиться! Принеси мне те замечательные пирожные из той вазы. (Катарина уходит). Да, я – сластена! Но это, несомненно, детская слабость. (Катарина возвращается с пирожным, отдает его Сальери и уходит. Сальери ест его). Миланские пирожные! Ореховое безе! Не судите меня слишком строго! Мы все храним в душе какие-то патриотические чувства…(закончив трапезу). Родители мои – подданные Австрийской империи – оба родом из Ломбардии. Отец был купцом в маленьком городке Леньяго, где мы жили. Представления о мире у отца с матерью не простирались за его пределы. Я же только и мечтал его покинуть. Понятие о божестве у них сливалось с обликом высочайшего императора Габсбурга, обитавшего в райских кущах чуть дальше Вены. И нужно им было лишь одно, - чтобы монарх оставил их в безвестности, ничем не нарушая их мещанское благополучие. Мне же требовалось ничто совершенно иное. Мне нужна была Слава. Не скрою, что, подобно горящей комете, я хотел пронестись через всю Европу! Но прославиться я желал только с помощью музыки! Одной несравненной музыки! Музыкальная нота звучит либо чисто, либо фальшиво. Даже время не изменит этого. Ибо музыка дана нам от бога! Уже в десять лет музыкальный аккорд мог буквально вскружить мне голову. Чуть не до обморока. А в двенадцать я бродил по лесам и долам, напевая свои арии и гимны господу. Больше всего мне хотелось стать одним из тех итальянских композиторов, кто славил его в прежние эпохи. Каждое воскресенье в церкви я вглядывался в лик его на стенке, с которой осыпалась штукатурка, и ощущал на себе его горящий взгляд. Я не имею ввиду Христа. Христос в Ломбардии – простак с ягненком на руках. Нет. Я говорю о закопченном лике Бога в пурпурных одеждах, взирающего на мир с высоты своей глазами сутяги. Купцы водрузили его туда. Эти глаза заключали сделки – реальные, необратимые. «Ты даешь мне то – я даю тебе это!» Ни больше, ни меньше. В ночь, когда я собирался навеки покинуть Леньяго, я пошел проститься с ним и сам заключил такую сделку. Мне уже исполнилось шестнадцать. Дерзость моя граничила с отчаяньем. Преклонив колени перед богом коммерции, я молился намалеванному образу всей силой своей страстной души. (Он становится на колени.) Signore, дайте мне стать композитором! Даруйте мне столько славы, чтобы я мог ею упиться. Я же, в свою очередь, буду вести праведный образ жизни.

Голос Катарины из-за кулис – Антонио.

Сальери – Стану образцом целомудрия.

Голос Катарины из-за кулис – Антонио.

Сальери - Буду стремиться облегчать участь ближних.

Голос Катарины из-за кулис – Антонио, принесли утреннею газету…

Сальери – Заткнись! Прости, Господи, мою глупую жену. Имя ваше буду славить музыкой до конца своих дней! И когда я сказал «Аминь», то увидел, как загорелись его очи. «Хорошо, - сказал он. – Ступай, Антонио. Послужи мне и людям и будь отныне благословен.» «Grazie!» – закричал я в свою очередь. (Он встает на ноги.) На следующий день неожиданно приехал друг семьи, который отвез меня в Вену и оплатил мои занятия музыкой. Вскоре я был представлен императору, который отнесся ко мне благосклонно. Мне стало ясно, что сделка моя с господом состоялась. Я стал придворным композитором. Когда вы появитесь на свет, вам будут рассказывать, что музыканты восемнадцатого века были на положении чуть ли не лакеев. Что они, мол, с готовностью служили аристократам. Это чистая правда. Но и чистая ложь тоже. Да, мы все были в услужении у богачей, но мы были учеными слугами! И ученостью своей восславляли заурядные жизни окружавших нас людей. Мы служили малоприметным людям – толстозадым банкирам, заурядным священнослужителям, бесталанным военачальникам и государственным деятелям – и увековечивали их тупость. Мы окрашивали их дни струнной музыкой divisi (Дивизии), заполняли их ночи музыкой chitarrone ( Китароне). Создавали пышные процессии для их важной поступи, серенады для прикрытия их похоти. Звенящими рожками знаменовали охотничьи праздники. Громом барабанов прославляли их воинские доблести! Фанфары возвещали их рождение. Стенание тромбонов – их похороны! Когда они умирали, аромат прожитых ими дней сохранялся лишь потому, что были Мы, и наша музыку еще долго хранила о них память, когда уже никто не помнил об их политических доктринах. Вот и скажите мне, прежде чем вы осмелитесь называть нас лакеями, кто же кому служил? И кто теперь, хотел бы я знать, в ваше время, сможет обессмертить вас? Я стал самым преуспевающим молодым маэстро в городе музыкантов…И была у меня премиленькая ученица Катарина Кавальери.
Входит Катарина с газетой.
Она была бойкой девицей с веселыми глазками и соблазнительными губками. Я был очень влюблен в Катарину – во всяком случае она волновала меня. Но, несмотря на жажду овладеть ей, я не касался Катарины даже пальцем, если не считать, что на уроках пения иногда – вот так – чуть-чуть нажимал ей на диафрагму, чтобы лучше звучал голос.

КатаринаУспокоился? Вот посмотри, что пишут (Показывает газету). В Европе появился блистательный музыкальный гений, чудо-виртуоз. Вольфганг Амадей Моцарт. Пишут, первую симфонию он сочинил пяти лет от роду, а первое Кончерто всего в четыре. А первую оперу написал в четырнадцать лет - «Митридат, царь Понта» называлась.

Сальери - Сколько же ему лет сейчас?

Катарина – Двадцать пять. В детстве он был вундеркиндом. Это никогда не предвещает ничего хорошего. Отец его, Леопольд Моцарт, известный музыкант в Зальцбурге, служит у епископа и, говорят, большой педант. Он без конца таскал мальчишку по Европе. Заставлял играть на клавесине с завязанными глазами, затем одним пальцем и все в таком роде.

Сальери - Все вундеркинды отвратительны - с годами теряют талант, становятся бесплодными.

Катарина - Пишут, он покинул Зальцбург. Собирается давать концерты.

Сальери - И как долго он здесь пробудет?

Катарина - Он не собирается уезжать. Он приехал насовсем. И его величество уже заказал герру Моцарту комическую оперу на немецком языке.

Сальери - Почему на немецком? Оперы исполняются только на итальянском.

Катарина - Его величеству дорога идея создания национальной оперы. Он пожелал услышать сочинение на чистом немецком языке.

Сальери - Да, но почему комическую? Музыке не пристало быть смешной.

Катарина - На прошлой неделе его величество слушал примечательную и серьезную оперу Моцарта «Идоменей, царь Крита». Вот и решил проверить, справится ли он с более воздушной оперой.

Сальери – Любопытный молодой человек. Хотелось бы с ним познакомиться.

Катарина – Завтра он будет исполнять свою музыку у баронессы Вальдштатен.

Сальери (зрителям) – Признаюсь, приезд этого Моцарта растревожил меня. Уж слишком его расхваливают. «Какой неукротимый дух веселья! Какая легкость в манерах! Врожденное обаяние!» Захвалили совсем.

Катарина – Разве?

Сальери (подает Катарине платье) – Надень его.

Катарина – Зачем?

Сальери – Я сказал, надень!

Катарина – Почему, ты всегда на меня причишь?

Сальери – Прости, любимая, у нас слишком мало времени. Скоро шесть утра. Надень это платье, прошу.

Катарина – Что случится в шесть утра?

Сальери – Увидишь. Надевай.

Катарина – Хорошо. Но оно же ужасно не элегантное.

Сальери – Ничего. Она носила именно такое.

Катарина – Кто она?

Сальери – Констинция Вебер.

Катарина – Что?

Сальери – Молчать! (Катарина убегает переодеваться). Теперь, дорогой зритель, я поведу тебя за собой в эту жуткую драму. Я покажу тебе картину, за картиной, факт за фактом. Я представлю тебе все события, повлекшие за собой жестокое убийство. Чтобы картина была полной, я сам одену маску великого Вольфганга Амадея Моцарта. (Уходит)
За сценой слышен шум.
Констанция (за сценой) - Пик! Пик! Пик!
Из глубины сцены выбегает Констанция. Это хорошенькая девушка лет двадцати, в нарядном платье, полная жизни. Сейчас она изображает мышку, быстро бежит через всю сцену и прячется. За ней неожиданно выбегает небольшого роста, очень бледный большеокий молодой человек в роскошном парике и ярком дорогом платье и останавливается в центре, застывая, как кот перед прыжком, чтобы схватить мышь. Это ВОЛЬФГАНГ АМАДЕЙ МОЦАРТ. По мере того как мы знакомимся с ним в следующих сценах, мы узнаем, что это очень нервный, непоседливый молодой человек, у которого руки и ноги почти постоянно находятся в движении. Его голос, чистый и высокий, переходит в резкий незабываемый смех, напоминающий смех ребенка.
Моцарт - Мяу!

Констанция (выдает себя) - Пик!

Моцарт - Мяу! Мяу! Мяу! Мяу!
Он падает на четвереньки, делает страшное лицо, начинает шипеть и фыркать, загоняя в угол добычу. «Мышка» хохочет и визжит от удовольствия, но вырывается и бежит от «кота» через всю сцену.
Вот возьму да как прыгну! Схвачу мышку-норушку! А потом – ам, ам, ам – где моя мышка-глупышка?! Я разорву и проглочу ее без остатка!

Констанция - Нет, не надо!

Моцарт - Схвачу-проглочу! Растерзаю! Этими страшными когтями-ногтищами! Вот ведь как! (Ловит и валит ее на пол. Констанция визжит.) Возьму и разорву тебя пополам своими белыми клычками-пятачками… Свою малютку – Станцы-ванцы-банцы! (Она с удовольствием смеется. Он прижимается к ней.) Да ты дрожишь!.. Мне кажется, ты испугалась своего киску-проказника!.. Я, верно, до смерти тебя напугал?! (Интимно.) Ты даже панталончики, наверное, запачкала?! Замарашка моя ненаглядная! Смотри, не наделай на пол!

Констанция - Ш-ш-ш-ш! Тебя кто-нибудь услышит! (Он имитирует непристойный звук.) Да перестань же, Вольферл! Ш-ш-ш-ш!

Моцарт - Такое амбре разведем! Умрешь!

Констанция - Да нет же!

Моцарт - Конечно, конечно, уже началось! Видишь – слышаться раскаты грома! И на ноте этой грустной мы разгрузим наш багаж!
Он опять повторяет непристойный звук, но медленней. Констанция заливается смехом.
Констанция - Сейчас же перестань! Глупости какие! Просто невероятно!

Моцарт - Послушай, а что такое Трацом!

Констанция - Чего?

Моцарт - Трацом. Что это такое?

Констанция - Откуда мне знать?

Моцарт - Это Моцарт наоборот, умница-разумница! И если ты когда-нибудь выйдешь за меня замуж, ты будешь Констанция Троцом!

Констанция - Нет, не буду.

Моцарт - Нет, будешь. Потому что когда я женюсь, у нас будет все наоборот. И мне захочется целовать не только щечки своей жены, но и кое-что совсем другое!

Констанция - Ничего не придется тебе целовать! Твой отец никогда не даст согласия на свадьбу.

Вся его веселость моментально исчезает.
Моцарт - А кому требуется его согласие?

Констанция - Тебе. Без него ты ни на что не решишься.

Моцарт - Не решусь?

Констанция - Конечно, нет. Потому что ты ужасно его боишься. А я знаю, что он обо мне говорит. (Торжественно.) «Если ты женишься на этой ужасной девице, ты кончишь на соломе! А дети твои по миру пойдут».

Моцарт (импульсивно) - Выходи за меня замуж!

Констанция - Не говори глупостей.

Моцарт - Замуж за меня выходи!

Констанция - Ты что? Серьезно?

Моцарт (бурно) Да!.. И ответ дай сию же минуту – да или нет! Скажи «да!», и тогда я отправлюсь домой, залезу в кровать, от радости описаю матрац и заору: «Наконец-то получилось!». (Он с восторгом бросается на нее в приступе неудержимого резкого хохота.)

Констанция – Тебе пора начинать концерт.

Моцарт - Ах, да!.. Конечно!.. Хорошо! (помогает Констанции встать. Обращается к ней, стремясь сохранить достоинство. ). Пожалуйте, моя дорогая. Музыка ждет.

Констанция (подавляя смех) - Конечно, конечно… Герр Трацом!
Констанция уходит за кулисы, а Моцарт перевоплощается в Сальери.
Сальери (потрясенный, обращается к публике в зале). И тут же начался концерт. Я слушал через дверь – какая-то серенада. Музыка звучала отдаленно, ничем поначалу не привлекая. Я был слишком потрясен, чтобы к ней прислушаться. Однако вскоре звуки стали нарастать, и полилось торжественное адажио.
Звучит адажио ми-бемоль из серенады для 13-ти духовых инструментов. К.361. Сальери говорит тихо и медленно на фоне музыки.
Начало было совсем простое: в нижних регистрах запульсировал фагот… и басетгорн, как хриплый старый орган. Это могло произвести комический эффект, но замедленный темп придавал мелодии торжественность. И тут вдруг высоко запел гобой…
Мы слышим его.
Казалось, эта нота повисла в воздухе, тонкая и прямая, пронзив меня насквозь. Я чуть не задохнулся. Звуки кларнета вернули меня к жизни, смягчили боль и привели в такое восхищение, что я затрепетал от восторга. Закачалось пламя свечей, глаза мои затуманились! (С нарастающим чувством и силой.) Орган застонал еще громче, а на его фоне запричитали заливистые трели высоких инструментов, погружая меня в море звуков, вызывающих неутолимую щемящую боль. Ах, эта боль! Это неизведанное доселе страдание! Я обратился к своему хитрому старому богу, потому что хотел знать – что это? Откуда? Но орган продолжал свое пение, и мое страдание становилось все глубже, все пронзительнее, проникая в мой воспаленный мозг, и тут я вдруг не выдержал, сорвался, побежал…( бежит в бреду через всю сцену) … вырвался наружу через боковую дверь, бестолкова скатываясь по крутым ступеням лестницы вон, на улицу, в холодную ночь, стараясь сохранить, не утратить искры угасающей жизни.(В страшной агонии кричит.) Что это? Откуда? Скажите же мне, господин, мой Синьор! Откуда взялась эта боль? Откуда эта потребность звука? Которую невозможно утолить, но которая исполняет душу восторгом! Может быть, эта потребность исходит от Тебя? Может быть, Ты ниспослал ее нам? Из окон салона музыка звучала теперь приглушенно… Тускло сияли звезды над пустынной улицей, и я вдруг испугался. Мне показалось – я услышал глас божий, нот исходил он от того существа, чей голос я слышал незадолго до этого… Голос непристойного ребенка! Я кинулся домой и от страха зарылся в работу. Набрал столько учеников, что их уже стало тридцать или сорок. Заседал часами в благотворительных комитетах… Писал еще больше церковных мотетов и гимнов, прославляя ими господа. А по ночам молился только об одном. (В отчаянии он преклоняет колени.) О, боже! Всели в меня глас Твой!.. Дай мне служить Тебе во славу Твою!.. Снизойди до меня! (Пауза. Встает.) Может быть тогда, уже тогда, я впервые стал замышлять убийство?.. Нет, конечно, нет. Я не желал его смерти. По крайней мере не смерти физической. А вот в искусстве – другое дело. И я задумал сочинить трагическую оперу всему миру на удивление!.. Я знал какая тема мне подвластна. Легенда о Данае! Он был на веки прикован к скале за чудовищное преступление и прямо в голову ему била молния! Раз за разом! Раз за разом!.. Я с удовольствием представил себе Моцарта на его месте. Но сам он, конечно, опасности не подвергался… Во всяком случае еще не подвергался… До поры до времени.
Вбегает радостная Катарина.
Катарина – Сегодня премьера «Похищение из сераля» Моцарта.

Сальери – Ты! (Дает Катарине пощечину). Почему ты, Катарина, участвуешь в его опере? (Пощечина). Почему он для моей ученицы написал вульгарнейшую арию, которую я когда-либо слышал?
Вдали звучит ария «О мои страдания! Сколько муки!» со многими трелями и пассажами.
Слышишь? Целых десять минут упражнений в гаммах и фиоритурах! Одна сплошная пустота! А знаешь что? Это как раз в духе твоей бессмысленной и капризной манере. Что он потребовал от тебя за это?

Катарина (пятится назад) – Я не понимаю…

Сальери (наступает на нее) – Отвечай!

Катарина – Ты же знаешь, он обручен. Он собирается жениться на этой пустоголовой Констанции Вебер. Ты же знаешь, милый, я принадлежу только тебе.
Сальери замахивается и застывает. Катарина зажмуривается. Его рука опускается на ее щеку. Она целует его пальцы. Он отталкивает ее.
Сальери – Пошла прочь! (Катарина уходит. Сальери обращаясь к зрителю) Я знал совершенно точно, без тени сомнения, что он обладал ею! Сочинитель воспользовался моей дорогой девочкой!
Теперь громко звучит блистательный Турецкий финал «Сераля». Буря аплодисментов.
Катарина! Катарина! (Появляется Катарина) Что сказали Моцарту по поводу его новой оперы.

Катарина – Слишком много нот.
Сальери заливается в истерическом хохоте.
Сальери (обращаясь к Катарине словно к Моцарту) – Моцарт, дружище, не расстраивайтесь. Его величество любит выносить ошеломляющие вердикты.

Катарина (принимает условия игры и становится Моцартом) - А вы как считаете, маэстро? Вам-то понравилось?

Сальери - Конечно, Моцарт. Лучшие пассажи просто очаровательны.

Моцарт - А вообще?

Сальери (уклончиво -. А вообще – иногда кое-где – в случае с арией Катарины, например, - мне кажется, несколько чрезмерно.

Моцарт - Но Катарина девушка во всем чрезмерная. Даже просто ненасытная.

Сальери - И все же, как, бывало, говорил мой досточтимый учитель, кавалер Глюк, надо избегать музыки, которая отдает музыкой.

Моцарт - Что же имеется в виду?

Сальери - Музыка, слишком явно говорящая о виртуозности композитора.

Моцарт - Глюк просто смешон.

Сальери - Вы так считаете?

Моцарт - Всю жизнь твердил, что надо осовременить оперу, но воспитал музыкантов столь высокомерных, что, кажется, они даже испражняются мрамором. Глюк говорит! Глюк изрекает! Кавалер Глюк!… А что такое кавалер? Я тоже кавалер. Папа Римский сделал меня кавалером, когда я еще мочился в кровать! Только спесивые вельможи чванятся своими титулами.

Сальери (вкрадчиво) - Такими, например, как придворный композитор?

Моцарт - Что?.. (Понимая намек.) Ах, да. Ну конечно. Ха-ха! Что поделать!.. Мой отец опять прав. Он всегда говорит, чтобы я держал язык за зубами. Вероятно, мне вообще не следует рта открывать!

Сальери - Ну что вы! Какая ерунда. Я просто проявляю себя, как сказал бы император, - cattivo, вот и все. Познакомьте же меня с вашей очаровательной невестой.
Катарина не поняла.
Катарина – Что?

Сальери – В этот момент в комнату вошла Констанция.

Катарина – Поняла.
Далее Катарина показывает сцену в лицах: то, надевая парик за Моцарта, то, снимая его и становясь Констанцией.
Моцарт - Констанция, это герр Сальери, придворный композитор. Фрейлейн Вебер.

Сальери (кланяется) - Очень рад познакомиться, дорогая фрейлейн.

Констанция (приседает) - Как поживаете, ваше превосходительство?

Сальери - Вы, кажется, сестра певицы Алойзы Вебер?

Констанция - Да, ваше превосходительство.

Сальери - Она очень хороша собой. Но первенство по красоте – надо сказать – несомненно останется за вами.

Констанция - Да что вы! Спасибо!

Сальери - Можно узнать, когда свадьба?

Моцарт - Мы ждем благословения моего батюшки. Он замечательный человек, но иногда немного упрямится…

Сальери - Простите, а сколько вам лет?

Моцарт - Мне? Двадцать шесть.

Сальери - Тогда согласие вашего отца вряд ли требуется.

Моцарт (в затруднении) - Конечно, его согласие не обязательно… конечно, нет!

Сальери. Советую вам – венчайтесь и будьте счастливы. Вы нашли – это совершенно очевидно – ун тезоро раре – Истинное сокровище.


Достарыңызбен бөлісу:
  1   2   3




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет