Протокол судебного заседания Военного трибунала Западно-Сибирского округа пограничных и внутренних войск НКВД по делу А., бывшего сотрудника Павловского РОМ УНКВД

г. Барнаул 27 января 1939 г.

Военный трибунал Западно-Сибирского округа пограничных и внутренних войск НКВД, в выездной сессии, в гор. Барнауле в поме­щении управления НКВД по Алтайскому краю в составе:

председательствующего бригвоенюриста т. Кулик[а]

и членов: тов. мл[адшего] лейтенанта госбезопасности Храмова, без участия сторон мл[адшего] ком[андира] взвода Епифанцева

при секретаре тов. военном юристе Журавлеве

в закрытом судебном заседании рассматривал дело №2-1939 г. по обвинению быв[шего] уполномоченного уголовного розыска Павловского отделения РКМ Алтайского края А. по ст. 58-14 УК РСФСР.

В 10 час. 45 мин. председательствующий открывает судебное за­седание и оглашает подлежащее слушанию дело.

Секретарь докладывает, что на судебное заседание вызывался подсудимый А., который на суд доставлен под стражей.

Из свидетелей 4-х человек явились: П., Д. и Я.

и что из числа этих лиц не явился свидетель М., о командирова­нии на суд которого Трибунал 21/1—с. г. просил нач[альника] Коч-ковского РО НКВД и причины неявки его неизвестны, а остальные налицо и присутствуют на суде.

Председательствующий удостоверяется в самоличности подсу­димых и проверкой устанавливает, что подсудимый А., 1900 года ро­

ждения, уроженец с. Холдеево Томского р-на, ныне Туганский р-н Новосибирской области, последнее время был уполномоченным уголовного розыска Павловского отделения милиции Алтайского края, звания имел — сержант милиции, но национальности русский, родители были крестьяне-бедняки, сам я служащий, был членом ВКП(б) с 1927 по 1933 год и исключен из партии за превышение власти — я задержал судью и привел к прокурору, он сопротивлялся, а я его тянул за руку, и у него остались следы на руке*. Велось след­ствие по 113 ст. УК, но дело было прекращено. В РККА я служил с 1919 по 1923 год по призыву. У Колчака служил с 14 мая по декабрь мес. 1919 г. по мобилизации. Репрессированных родственников нет, женат, окончил сельскую школу. Суд был в 1926 году за растрату 120 рублей, но в суде дело было прекращено.

Обвинительное заключение мне объявлено 8 января с. г. Под стражей нахожусь с 23 февраля 1938 года.

Председательствующий разъяснил подсудимому право отвода и, объявив состав суда, опросил его — имеет ли он отводы против дан­ного состава суда.

Подсудимый отвода составу суда не заявил.

Председательствующий, удостоверившись в самоличности сви­детелей, разъяснил им их обязанности на суде и предупредил об от­ветственности за дачу ложных показаний, о чем от них отобрана подписка, и свидетели удалены в отдельную комнату.

Председательствующий разъяснил подсудимому его права во время судебного следствия и опросил его, считает ли он возможным слушать дело в отсутствии неявившегося свидетеля М. и имеются ли у него какие ходатайства или заявления до начала судебного следствия.

Подсудимый А. заявил: «Присутствие на суде свидетеля М. же­лательно. Кроме того, я прошу затребовать справку из Павловской милиции о количестве прекращенных за год дел по РКМ, так как дел было всего прекращено 72 и необходимо проверить, кто именно и сколько дел прекратил, так как не я один дела прекращал.


* А., типичный представитель милицейской системы, в августе 1933 г. был отдан под суд за издевательство над нарсудьей Еремеевым: применяя физическое насилие, отнял у судьи оружие, при конвоировании на улице кричал: «Пристрелю гада и отве­чать не буду!» Болотнинским райкомом ВКП(б) 30 августа 1933 г. А. был снят с должности с обращением в райКК ВКП(б) с просьбой немедленно исключить из пар­тии и отдать под суд. См.: ГАНО. Ф. П-30. On. 1. Д. 71. Л. 185.

Прошу затребовать справку сколько к-р дел мною было оформлено за время проведения кампании — и кроме того, сколь­ко дел по СВЭ мной оформлено, так как последних я оформил около 400 дел.

Прошу также затребовать к делу материалы расследования о пор­че хлеба по Шелаболихинскому заготзерно, из которых видно будет, что я вскрыл вредительскую организацию на заготзерно при допросе П. и других.

Прошу приобщить к делу рапорт, поданный мной на имя началь­ника УНКВД Алтайского края, о безобразиях, творимых в Павлов­ском РОМ, а выдержки из этого рапорта мне зачитывал следователь Ж. во время моих допросов».

Трибунал определил:

дело слушанием продолжать в отсутствии свидетеля М.

Окончательное решение по ходатайству подсудимого А. вынести в процессе дальнейшего судебного] следствия.

Председательствующий огласил обвинительное заключение и определение подготовительного заседания и, разъяснив подсудимо­му в чем он обвиняется, опросил его — признает ли он себя винов­ным и желает ли он давать объяснения трибуналу.

Подсудимый А. заявил: «Я виновным себя не признаю, за исклю­чением того, что я действительно послал уборщицу с запиской за ке­росином, и записка была написана на секретном донесении. Объяс­нения трибуналу давать желаю».

Трибунал определил:

установить следующий порядок ведения судебного] следствия: допросить сначала подсудимого, а затем свидетелей в порядке, ука­занном в обвинительном заключении.

Подсудимый А. — по существу предъявленного обвинения по­казал:

На пожар в с. Колыванское выезжал А. и Я. для расследования, и они это дело сами закончили, а я затем в этом деле остался оформ­лять бытовые дела. Село Колыванское я не обслуживал. Я обслужи­вал Стуковскую МТС с участками. Шелаболиху обслуживал М. Село Колыванское и совхоз обслуживал А.

У меня в обслуживании находилось 8 сельских Советов. Ника­ких сообщений о существовании какой-либо к-р организации [в] пос. Колыванском я не имел.

Материал о заготзерно я не мог держать у себя, так как в августе месяце был в Новосибирске.

К., Т. и Б. я совершенно не знал.

За все время, т. е. за целый год, было прекращено всем отделом РКМ 72 дела уголовных, при чем прекращал их не только я, а и Я., ГЦ., 3., П., Д., Т. и Б.

К-р саботажа я не проявлял, и я не был к-р настроен. Я работал очень много. Я в Новосибирске закончил 170 дел за полтора месяца — с 7 июля по конец августа м-ца, при чем один месяц с 7/VI по 7/VII

я учился в милицейских лагерях, а с 7/VII по 7/VIII—1937 года я в Новосибирске закончил 170 дел. Значит я работал.

В Барнауле с 1/1 по 15/1-1938 года я закончил 53 дела. Сюда я был командирован для разгрузки уголовных дел, но я по своей ини­циативе два дела завел по обвинению в к-р преступлении на С. и на одну монашку и передал дела в НКВД, в то время, как из 6 человек, присланных в Барнаул для разгрузки, такой инициативы никто не проявлял. По Павловскому району я закончил не менее 70 дел, а не 19, как указано в обвинительном заключении.

Я действительно виновен в том, что послал с запиской уборщицу за керосином, и она записку оставила и не доглядел, что на обратной стороне этой записки было секретное донесение осведомителя, хотя еще за 1935 год, но я все же не должен был на нем писать записку.

На вопросы В[оенного] т[рибунала] подсудимый А. отвечал: Все­го я за шесть с половиной месяцев закончил не меньше 400 дел, а в обвинительном заключении говорится о саботаже.

В селе Колыванском сгорели тракторные мастерские. Во время пожара я находился на участке и, возвратясь, мне в районе сказали, что на пожар для расследования выезжали дня четыре назад Я. и А. Когда я приехал в с. Колыванское, то они уже следствие по делу о пожаре закончили, были арестованы виновники поджога, и они уе­хали в район, а я остался в селе Колыванском вести расследование по бытовым делам.

Этот зерносовхоз обслуживал А. и участковый] инспектор Б.

Осведомитель «Штык» являлся осведомителем] и РКМ, и РО НКВД. На связи он был с участковым] инспектором Б. «Штык» мне в 1936 г. в присутствии Б. передавал материал по колхозу «Кре­стьянин» в с. Абдуровка, а относительно к-р организации в с. Колы­ванском он мне материалов не давал.

По Шелаболихинскому заготзерно я от Я. никаких заданий не получал.

М. и Т. я не знаю, и дела на них не вел.

Оглашается л. д. 55 — акт об обнаружении в кабинете А. протоко­ла допроса свидетеля В., изобличающего кулака Б. в к-р деятельно­сти, и следственного дела на кулака Т. — и эти материалы А. были скрыты, вследствие чего кулаки находились на свободе.

Подсудимый А. продолжал: Таких дел я не вел и не знаю, что это за дела. Я хотел бы видеть эти дела и знать — кто допрашивал свиде­телей по этим делам, но я категорически утверждаю, что по этим де­лам я расследование не вел.

При ведении следствия я всячески старался доказать виновность арестованного, но если он не признавался, то в обвинительном за­ключении я указывал, что он не признался.

Оглашается л. д. 30-31 — где А. признавал себя виновным в том, что следственные дела им умышлено оформлялись не сознавшими­ся, хотя преступная деятельность свидетельскими и другими данны­ми была доказана.

Подсудимый А. продолжал: Это показания не мои, я их вынуж­ден был подписать. Если бы я не подписал протокола, то я и на суде не мог стоять. Я вынужден был подписать. У меня была операция, в ноге у меня вырезана вена и мне тяжело стоять, физически тяжело работать и т. д., но, простояв на выстойке подряд четверо суток, я упал в обморок, не мог больше терпеть и решил подписать те прото­колы, которые мне следователь давал на подпись, заранее им напи­санные.

По делам, которые велись в наших условиях, в сельской местно­сти — ребята начали практиковать выстойку даже в присутствии граждан.

В раймилиции у нас, в красном уголке, который нужно было про­ходить, чтобы попасть в паспортный отдел, делались выстойки в присутствии приходящих в милицию граждан. Люди падали, с ними грубо обращались, посторонние граждане это видели, и я считал это ненормальным. 3. часто пьяным являлся на службу, грубиянил с арестованными. Кроме того, 3. женился на женщине, которая оста­вила мужа, и последний не платил ей алиментов. 3. со злости во вре­мя проведения этой кампании по изъятию к-р элемента арестовал быв[шего] мужа своей жены. Допросил в качестве свидетелей брать­ев жены, составил фиктивные протоколы допроса и таким образом оформил дело по ст. 58-10 УК, сведя счеты с быв[шим] мужем сво­ей жены. Фамилию я его забыл. Мне об этом говорил участковый] инспектор Т. Я об этом доложил Я. Кроме того 3. однажды выталки­вал гражданок с передачами, они падали и т. д. Я, рассказав обо всем этом Я., сказал, что нам могут приписать красный бандитизм. Нико­му я не говорил, что я противник массовых арестов, я думаю, что это было установкой партии и правительства, о чем нам говорили, когда я был в лагерях в милиции. Говорил нам нач[альник] краевого розы­ска К., что будет проведена кампания по изъятию к-р и соц[иально] вредных элементов.

Оглашается л. д. 32 — где А. показывал, что факты прекращения уголовных дел на лиц, занимавшихся преступной деятельностью, у него были и что из 40 дел на к-р кулацкий элемент у него прошли на половину как одиночки и за исключением 2-х человек все были оформлены как не сознавшимися.

Подсудимый А. заявил: Я Вам заявил, почему я был вынужден подписать эти показания. Эти показания не давались мной, следова­тель Ж. их написал, а я не мог их не подписать.

Оглашается л. д. 36 — где А. показывал, что свои предыдущие по­казания он не подтверждает и что он умышленно саботировал рабо­ту с активными контрреволюционерами и уголовными элементами и старался скрыть их практическую подрывную деятельность и эти показания подсудимый А. подписал.

Подсудимый А. продолжал: Я эти показания подписал, ничего я не мог сделать.

Очную ставку с Я. мне делали, но протокол был заранее написан следователем, прочитан был при Я. и мне. Мне не дали возможности задать вопроса Я.

Оглашается л. д. 38-39 — протокол очной ставки между А. и сви­детелем Я., где А. был уличен Я. и не отрицал, что к работе относил­ся формально и борьбы с к-р кулацким и уголовным элементом ни­какой не вел и показания Я. на очной ставке подтвердил.

Подсудимый А. заявил: Очной ставки, как таковой не было. Меня привели в комнату, зачитали протокол, заранее написанный, и предложили подписать мне и Я.

После 10-минутного перерыва судебное заседание объявлено продолжающимся.

Свидетель П., 1903 года рождения, служащий, член ВКП(б), не родственник подсудимому, начальник паспортного стола Павлов­ского РОМ, по делу показал:

А., работая уполномоченным Павловского РОМ, относился с со­болезнованием к арестованным врагам народа, на которых велись дела. Он говорил, что никакой к-р в районе нет, что ее создают сами начальники, даже отказывался вести дело на арестованного П.

Вел разговоры, что не следует особенно добиваться признания у арестованных оформлять протоколы так, как давали показания аре­стованные, не добиваясь у них признания. Эти разговоры он вел в присутствии сотрудников милиции.

На вопросы В[оенного] т[рибунала] свидетель П. отвечал: Мне самому А. говорил, что никакой к-р в нашем районе нет, что ее соз­дают сами начальники и упоминал дело П., считая, что он не являет­ся контрреволюционером.

Оглашается л. д. 48 — где свидетель П. на предварительном след­ствии показал, что А. в ноябре мес. 1937 года у него же в кабинете заявил П.: «В нашем Павловском районе нет никакой контрреволю­ции, мы ее делаем сами, допрашиваем свидетелей и берем ложные показания».

Свидетель П. продолжил: Я это подтверждаю. А. не говорил о безобразиях, творившихся в нашей раймилиции.

О поведении 3. мне ничего не известно. Я был участковый] ин­спектор по Шелаболихе и там же находилось и заготзерно. В Шела­

болихе были изъяты к-р настроенные лица, но за что именно их аре­стовали я не знаю, так как мне нач[альник] районного НКВД ничего об этом не говорил.

Дело о к-р по закону должны вести органы НКВД. Помню Ж. и Л. — уголовники бежали из сельсовета. Были мы тогда в сельсовете я и А., допрашивал их А., но халатно отнесся к делу, не отобрал у них даже паспортов, и они бежали.

Для того, чтобы попасть в паспортный стол РКМ надо было пройти в Красный уголок, но я не видел, чтобы там ставили арестованных на выстойку, или чтобы выталкивали жен аресто­ванных.

А. говорил, что сами нач[альники] РО НКВД, в частности Г. и А., создают контрреволюцию, а в самом деле ее у нас нет.

Письменно о разговорах А. я ничего не сообщал, но знали об этих разговорах и другие лица и затем доложили Я.

На вопрос подсудимого свидетеля П. продолжал: Такие разгово­ры вел со мной А. в ноябре м-це 1938 года, вернее 1937 года.

Подсудимый А. пояснил: Когда нам был дан план на оформление 100 дел на СВЭ, то мы этот план выполнили, а затем нам дали план еще на 70 человек и я. Я. возразил, что трудно предусмотреть пла­ном именно 70 дел, и тут же заявил, что при таком положении при­дется делать отступление при оформлении дел на СВЭ, т. к. если даже нет людей, то придется все же где-то людей брать для выполне­ния плана*. Этот разговор был в кабинете Я. и при этом разговоре с Я. присутствовал П.

Свидетель П. продолжал: Я не помню этого разговора.

Возможно дел 20 за год я прекратил по разным причинам, а сколько дел было по милиции всего прекращено я не знаю.

Подсудимый А. заявил: В июне месяце, когда я был в Новосибир­ске, был арестован один кулак из Шелаболихи, но 3. через М. осво­бодил этого кулака, а затем этот кулак катал валенки 3., М., П., 3. и др., и когда я вернулся, то через П. передал шерсть, и он мне катал валенки. 3. и 3. денег так и не уплатили. Я поднял вопрос, что этот кулак был освобожден не правильно, и он был опять арестован и больше в село не вернулся.

Свидетель П. отвечал: Я помню, что этот кулак был освобожден, а затем снова был арестован, но почему его снова арестовали я не знаю.

Дело П. вел М. и П. на суде дали 1 год или шесть месяцев. За Ж. меня посылал привести его А., и я Ж. привел в сельсовет, а не обеспечил я его охрану потому, что А. меня об этом не предупредил.

О том, что на Шелаболихинском заготзерно была к-р организация я не знал, но там было много сгноено хлеба, а имевшаяся там агентура мне об этом не сообщала.

Выстоек я не видел при милиции.

Подсудимый А. продолжал: В Красном уголке практиковались выстойки, дежурили возле них сельисполнители, приходили и виде­ли все это. Люди стояли по 2-3 суток, и я заявлял, что так делать нельзя, а помню пожарный инспектор О. ударил стоявшего на вы-стойке пономаря прессом*.

Свидетель П. продолжал: Я выстоек не замечал. П. действитель­но был у нас арестован, фамилию я его не помню.

Совещание с работниками милиции у нас были раз или два в ме­сяц и помню Я. выступил и характеризовал работу А. с положитель­ной стороны, ставил в пример другим работникам милиции и гово­рил, что А. много успевает оформлять дел.

Свидетель Д. — 1912 года рождения, служащий, кандидат ВКП(б), участковый] инспектор Павловской РКМ, не родственник подсуди­мому, по делу показал: Примерно в сентябре м-це 1937 года, А. вел дело кулака П. и А. вел разговор, что ему навязывают дело П., когда он не кулак.

Однажды отворил дверь в кабинет, где А. допрашивал П., и уви­дел, что они друг к другу близко сидят, лицо почти к лицу, о чем то беседовали и даже А. смутился и покраснел, когда заметил, что я во­шел. А. даже разрешил П. передать передачу, даже мясо, хотя мы мясо и жиров арестованным не передавали.

Однажды мне А. на дежурстве сказал: «Брось ты дежурить», — но я знал, что за это могут судить, и доложил об этом начальству.

На вопрос Военного Трибунала свидетель Д. отвечал: Когда я за­шел в кабинет А., где он допрашивал П., то они сидели лицо к лицу и я слышал слова А. «не кулак». П. был кулак, он имел твердое зада­ние, но он кажется не раскулачивался. Передачу П. разрешил пере­дать А., а передачи разрешали передавать следователи, а А. являлся следователем и имел право разрешать передачу.

А. говорил, что над арестованными издеваются, допрашивая по целым суткам, и говорил, что не следует особо прижимать аресто­ванных, если не сознается, то так и писать, что не сознается.

В Шелаболихинском зерносовхозе была к-р организация, а упол­номоченный А. и участковый] инспектор П. не сумели своевремен­но вскрыть эту организацию.

Я провел дел 20 на СЭВ, а А. безусловно больше меня закончил дел, но сколько — я не знаю.
Имеется в виду пресс-папье.

На вопросы подсудимого свидетель Д. отвечал:

На участки со мной ездил А. для того, чтобы он руководил моей работой и учил меня, но до этого я имел понятие относительно того, как работать от ГЦ., А. не особенно мне показывал как нужно рабо­тать. Когда мне А. говорил «Брось дежурство», то я об этом доложил А. Говорил он, что в комсомольскую школу можно не ходить учиться.

На дежурство назначен начальник милиции, а не А., предлагал мне читать какую-то книгу в черной обложке, старую, но я ее не чи­тал. Пушкина ли это книга или чья другая, я не могу сказать.

Свидетель Я. — 1904 года рождения, член ВКП(б) с 1932 года, на­чальник Павловского РОМ — сержант милиции, из крестьян, не родственник подсудимому, по делу показал:

В июле м-це 1937 года мы были на совещании по проведению операций по изъятию враждебного элемента. А. был включен в эту работу, но у него как-то плохо получалось, он жаловался, что трудно ему работать, что у него арестованные не признаются и что легче ра­ботать с уголовниками. Я ему предлагал быть более напористым. Однажды у меня в кабинете был парторг 3., работник паспортного стола, и в кабинет вошел А. с шестью делами, заявив, что он не мо­жет вести этих дел, так как контрреволюции он не видит и считает, что это красный террор, но я ему возразил, и он вышел из кабинета хлопнув дверью, слезы у него были на глазах и т. д. Я доложил об этом начальнику РО НКВД.

Помню, мы выезжали на пожар, произвели расследование, а до­полнительно расследовать это дело послали А., но он больше ничего не установил, кроме того, что мы установили.

По Шелаболихинскому зерносовхозу А. также приходилось про­изводить доследование, но он, кроме того, что было до него выясне­но — не выяснил.

По делу П. А. расследование не желал вести, говоря, что он не

кулак.

Наш осведомитель] «Штык», фамилия которого Ш., говорил, что он давал А. сводки о к-р организации в зерносовхозе, но этих сводок у нас найдено не было.

«Штык» является тестем участкового] инспектора Б., и он с ним держал связь, но если выезжал в Колыванское А., то он также имел связь с этим осведомителем «Штык».

На вопрос В[оенного] трибунала] свидетель Я. заявил: Как работ­ник А. был плохим работником. Сколько дел по району у нас было за­кончено в 1937 году я не могу сказать и не знаю сколько дел было пре­кращено. О безобразиях в Красном уголке мне А. ничего не говорил.

С июня по август мес. А. был в командировке в Новосибирске, а затем половину января был в Барнауле.

О пожаре в МТМ в с. Колыванском следствие вел А. — уполно­моченный РО НКВД, он арестовал двоих, и они признались. А. был послан для того, чтобы еще больше выяснить, но он ничего не сделал больше, чем было сделано.

Обслуживал этот участок по линии милиции участковый] ин­спектор Б., который никаких материалов по поводу пожара не давал.

Заготзерно обслуживал участковый] инспектор П. и комендант заготзерно. В первую очередь в загноении зерна виновен комендант Е., который являлся подчиненным милиции.

Сигналы о безобразиях в заготзерно были, и А. выезжал туда, но ничего не сделал.

А. не добивался сознания у арестованных, и потому у него было дел 19 оформлены как не сознавшихся, но какие именно это дела, я не знаю.

По СВЭ А. дел оформил около 70, и они все прошли хорошо.

Оглашается л. д. 55 — акт от 19/11-1938 года об обнаружении в кабинете А. протокола допроса свидетеля В. и следственного мате­риала на кулаков Б. и Т., и эти материалы были скрыты А. от следст­венных органов, а эти кулаки оставались на свободе.

Свидетель Я. продолжал: Этот акт правильный. Эти документы лежали в тумбочке и в столе в кабинете А. В кабинете этом сидел один А.

Указанные дела у нас не заведены по реестрам и узнать сейчас вел ли эти дела А. — нельзя. Для установления кто именно вел эти дела надо найти и посмотреть эти дела.

Прекращено 82 дела на уголовный элемент, конечно, не одним А., эти дела были прекращены всеми работниками милиции, а кто сколько дел прекращал — можно проверить.

Прекращенные дела проходили через меня и прокурора, и я счи­таю, что дела прекращались правильно.

В разговоре со мной при 3. А. заявил, что к-р у нас нет, что мы сами ее создали, что это можно назвать красным террором. О зло­употреблениях 3. мне ничего неизвестно.

Подсудимый А. пояснил: 3. женился на женщине, разошедшейся со своим мужем, и у нее был ребенок. Муж этой женщины уехал, а когда начались операции по изъятию к-р элемента, то этот гражда­нин приехал в с. Павловское, и 3., узнав об этом, включил его в чис­ло к-р элементов, допросил своих двух шуряков и оформил на него таким образом дело незаконно. Об этом я докладывал Я.

Свидетель Я. продолжал: Мне об этом А. не говорил ничего.

Относительно пьянства 3. на службе я не слыхал ничего.

Подсудимый А. заявил: 3. неоднократно являлся на службу пьяным, производил допросы арестованных в пьяном виде, и Я. неоднократно сам предупреждал 3., чтобы он больше пьяным на службу не приходил.

Свидетель Я. продолжал: 3. кушал чеснок, и я ему предлагал бро­сить это делать, а пьяным я 3. не видел на работе. Рапорта А. о без­образиях в раймилиции я не видел, он мне его не подавал.

По линии милиции А. дела оформлял хорошо, но по делам о к-р преступлениях он вел не совсем хорошо и кажется несколько дел у него пришлось изъять и передать для расследования в НКВД.

Подсудимый А. пояснил: Дело И. заканчивал я, и П. был осужден на 10 лет.

Свидетель Я. продолжал: Я. не давал установок изъять СВЭ 100 или 150 человек, а говорил, что надо изъять столько, сколько следу­ет, но мне в УНКВД было дано задание в 100 человек изъять из Пав­ловского района СВЭ.

Если назначить ревизию в нашей милиции, то можно исследо­вать работу А., проверив дела, которые он вел.

По СВЭ А. работал хорошо.

Подсудимый А. заявил: 3. неоднократно налагал штрафы, взы­скивал их и присваивал, о чем знал Я. и предлагал 3. штрафов не на­кладывать. 3. дважды выписал себе паспорт. Пьяный выталкивал жен арестованных с передачами. Кроме того 3. вел дело на кулака из с. Шелаболихи, который был неправильно освобожден, и затем он катал валенки для работников милиции, в том числе 3., П. и другим и по моему настоянию он был затем арестован.

Я говорил Я., что буду писать об этом рапорты и подал таковые на имя нач[альника] НКВД. Один рапорт был у меня изъят при обы­ске, но почему то в протокол обыска этот рапорт не занесен.

Г. дал мне список на 49 кулаков из с. Шелаболихи и предложил мне оформить группу по к-р, но я ему сказал, что не в моих силах это сделать. После этого мне было дано вести дело на 3-х человек из этих кулаков 3., В. и П.

В. раньше был красным партизаном и по соцположению бедняк, и я так оформил дело, приложив соответствующую справку, и потом дело вернулось на В. К делу была приложена неправильная справка Павловского поселкового Совета, где он кулак, хотя справка была неправильная, но впоследствии все же из Ребрихинского сельсовета была получена справка, действительно подтверждающая, что В. яв­ляется красным партизаном и бедняком, и он был освобожден.

Фиктивную справку из Павловского поселкового Совета о том, что В. кулак — давал председатель с/с Б. в то время, когда этот по­селковый Совет не мог знать о В. ничего, поскольку он был из Реб­рихинского сельсовета, и эту справку А., быв[ший] нач[альник] РО

НКВД, приложил к делу В., но дело вернулось из НКВД обратно и когда пришлось все же запросить Ребрихинский с/с, то оттуда справка была получена правильная и В. пришлось освободить.

С согласия подсудимого свидетели освобождены от дальнейшего пребывания на суде.

В 14 час. 40 мин. Трибунал удалился в совещательную комнату, для вынесения определения.

В 16 час. 35 мин. Трибунал вышел из совещательной комнаты и председательствующим оглашено определение об отложении дела слушанием и о возвращении его на доследование.

В 16 часов 45 минут судебное заседание объявлено закрытым.
Председательствующий: бригвоенюрист (подпись)

Секретарь В[оенного] т[рибунала],

военный юрист (подпись)

ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 7. Д. 4029. Л. 77-86. Машинописный подлинник.