В. Г. Александрова, главный научный сотрудник Лаборатории инновационной педагогики мгпу

Лаборатории инновационной педагогики МГПУ,

доктор педагогических наук, профессор
Мой Учитель

Предложение написать о «Моём Учителе» я восприняла с радостью, воодушевлением и благодарностью, и только после долгих размышлений и отдельных набросков к портрету моего Учителя я осознала, как трудно писать об этом человеке, сохранить живые краски, живое чувство, с которым я отношусь к Человеку, волею судьбы ставшему моим Учителем.

Его подарила нам благословенная земля Грузии, но он сумел стать и сыном России и сыном Вселенной. Он – Учитель, который, будучи профессором, доктором наук, решился впервые прийти работать в школу к шестилеткам и сказать им тихо-тихо: «Здравствуйте, дети!». А прозвучало так громко, так волнующе проникновенно, что потянулись к Шалве Александровичу Амонашвили учителя со всей России, со всего тогда ещё могучего Советского Союза.

Имя Шалвы Александровича Амонашвили я знала давно, его идеи, размышления были близки моему восприятию мира педагогики и, работая в школе более 20 лет, я на своём опыте открывала секреты педагогического мастерства и познавала мудрость гуманно-личностного общения с ребёнком, искала пути к творчеству и гармонии постижения вместе с ним образа окружающего мира и себя в нём. Были его книги, потрясающая речь на Первом съезде учителей, затем яркое, взволновавшее всех выступление в Останкино. Книга «Здравствуйте, дети!» стала настольной книгой многих учителей, (переведена на 107 языков мира), где так легко открывается сердце педагогической любви: «Ребёнок есть явление в нашей жизни, он идёт как бы на зов людей и несёт в себе свою жизненную миссию, которой он должен служить. Это его служение, его миссия обращены на благо людей – на близких и родных, знакомых и незнакомых, на нынешнее и будущие поколения, на планетарную эволюцию».

Но я не могла и мечтать, что наступит день, когда в моём доме раздастся телефонный звонок, и приятный мужской голос произнесёт волшебные слова: «Добрый вечер! С Вами говорит Шалва Александрович Амонашвили, я приглашаю Вас работать в свою лабораторию Гуманной педагогики Московского городского педагогического университета». Это было невероятно! Шалва Александрович сказал, что слышал мое выступление на конференции, и оно очень его заинтересовало.

Так и послал мне Господь встречу с человеком, который стал для меня Учителем, другом и близким человеком для каждого члена моей семьи.

Во время первой же рабочей встречи Шалва Александрович меня достаточно сильно озадачил. После тёплого сердечного приветствия он сразу сказал: «Мне нужен помощник, и он должен быть доктором наук». Я работала доцентом кафедры педагогики этого университета и как истинный педагог очень любила свою работу. За плечами был уже большой интересный опыт работы в школе. По моей инициативе был создан первый в России школьный Центр эстетического воспитания (1988), главным принципом которого была идея: развивать и воспитывать в Ребёнке жизнь с помощью самой жизни, учить его радости жизни, красоте научного поиска, творческому видению мира, питать добротой его душу, ум и сердце. Активно и с особым настроением жил и развивался в школе центр творчества ученика и учителя, центр духовной культуры семьи, клуб молодых родителей, педагогическая мастерская по интеграции науки и искусства в образовательном процессе и много других ярких направлений сотрудничества детей и взрослых. Поэтому мы с воодушевлением и радостью потянулись сердцем к Гуманной педагогике. Мой педагогический опыт также обогатила интересная стажировка в США, сотрудничество со школами Германии и Франции. Но предложение Шалвы Александровича открывало новые горизонты, давало мне возможность работать с легендарной для меня личностью. Также весьма впечатляющим было то, что в лаборатории гуманной педагогики уже работал человек неповторимый, с уникальной судьбой и родословной – профессор Дмитрий Дмитриевич Зуев.

Судьбе было угодно свести этих двух выдающихся людей в параллельных мирах ощущения педагогической реальности, вылившееся в создание бесприцидентного издания «Антологии гуманной педагогики». Это уникальное, академически выверенное издание великих книг об искусстве воспитания всех времён и народов, дающее каждому, кто берёт в руки эти книги возможность прикоснуться к Чаше педагогической мудрости, черпая из неё практически бесценные духовные богатства. Большая группа ведущих педагогов России раскрывает богатейший опыт мировой и отечественной педагогики, переводит содержание книг на язык современного педагогического мышления. Уже издано 55 томов Антологии. Я не сразу поняла уникальность и высокую ценность этих книг. Позднее, работая над одним из томов Антологии, посвящённых творчеству П.Ф. Каптерева, я почувствовала, как много надо понять, прожить, пережить для того, чтобы каждую строку трудов великих мыслителей оживить, одухотворить, раскрыть с позиций современности. Идея авторов о введении в каждый том «первого читателя» уникальна и позволяет вести диалог с читателем на уровне разных культур, внести живое чувство сопричастности к той или иной эпохе, стать современником тех событий.

Осознание того, какой трудный путь я выбрала для себя пришло не сразу, и только спустя какое-то время я поняла как же удивительно легко и одновременно трудно, ответственно и захватывающе интересно работать с такими яркими личностями, учёными такого высокого уровня, такой глубокой жизненной силы.

Какой же должна быть школа, каким же нам всем хочется видеть современного учителя? Этому посвящён один из основных трудов Ш.А. Амонашвили. Трактат «Школа Жизни» не похож ни на один учебник, ни на какую другую книгу по педагогике. Он неповторим ни по содержанию, ни по структуре. Эта книга особая, она не имеет аналогов. В ней удивительным образом изложена целостная концепция нового типа образования со своей философской основой, понятийной базой, принципами и направлениями осуществления, и на каждой странице перекликающейся в мыслями и идеями выдающихся мыслителей мира. Книга построена таким образом, что позволяет творческому учителю по своему трактовать, раскрывать и «озвучивать классическую педагогическую симфонию».

Яркое эмоциональное введение в эту книгу написал известный психолог академик А.Г. Асмолов. Тонко понимая педагогический стиль автора, он приглашает читателей в совершенно особый «Мир по имени Амонашвили». Обращаясь к сердцу каждого, кто открывает эту книгу, Александр Григорьевич вспоминает известные строки Булата Окуджавы:

«Пока земля ещё вертится,

Пока ещё ярок свет,

Господи, дай же ты каждому,

Чего у него нет.- и пишет далее:

«Я слушаю в себе эти строки и хочу сказать всем учителям: «Пока ещё вертится Земля Образования, но не гаснет свет свободы, Господи, пошли всем нам мудрый, добрый, приглашающий к диалогу о сущности вечной педагогики жизни трактат «Школа Жизни» Шалвы Амонашвили. Или, предельно кратко, Господи, пошли нам Амонашвили».

В книгах, выступлениях Шалвы Александровича поражает то, что так все просто и как все мудро и понять главное: «Ребенок не готовится к жизни, он уже живет!» Самым удивительным свойством трудов этого выдающегося педагога-психолога и является какая-то удивительная сила духа в каждой мысли, мудрость в каждом слове. Глубину многих его книг невозможно постичь сразу, приходится его книги перечитывать снова и снова, каждый раз с удивлением, открывая для себя новые грани, оттенки, настроения. Меня поражает то, что многие мои коллеги зачастую видят лишь внешнюю, более поверхностную сторону его книг, не утруждая себя вчитаться пристальнее, почувствовать не только текст, но и контекст как движущую и направляющую мысль силу.

В своей новой книге, в название которой положена мысль В.А. Сухомлинского - «Чтобы дарить ребёнку искорку знаний, учителю надо впитать в себя море света», Шалва Александрович рассказывает о себе, написав при этом, что это есть попытка заглянуть в то прошлое, которое привело к настоящему и ведёт в будущее: «Будучи учеником, я не желал когда-либо стать учителем. Скорее у меня было отвращение к этой профессии. Во-первых, считал её ниже своего достоинства. Во-вторых, во мне зародилось совершенно определенное желание быть журналистом. В-третьих, многих моих учителей я недолюбливал, так как чувствовал то же самое с их стороны. Мне было трудно учиться у них, а они охотно ставили мне «двойки». Я всегда переживал на их уроках страх и тревогу. Но в седьмом классе в школу пришёл учитель, который вобрал в себя совесть всех остальных, принял меня таким, каким я был. Это была Варвара Вардиашвили. Она учила нас родной литературе, и её уроки были уроками человеч­ности, красоты, возвышенной речи. Любя её, я и поспешил поступить на факультет журналистики. Но в приёмной комиссии Тбилисского университета мне объяснили, что места для медалистов уже заполнены. Я пришёл в отчаяние. Тогда мой одноклассник сказал мне в фойе университета: «Давай поступим на востоковедческий факультет. Журналистом и так станешь». И хотя о таком факультете я услышал впервые, согласился и был зачислен. Я увлёкся изучением персидского языка и за год освоил его так, что начал читать в подлиннике Омара Хайяма. Во мне зародилось желание стать дипломатом. Учился я с большим увлечением.

А теперь проследите, дорогие коллеги, что сделает со мной судьба. Я был один мужчина в семье. Отец погиб на войне. Мама, инвалид второй группы, получала мизерную пенсию. И была ещё младшая сестра. Надо было помогать семье. Я решил совместить университетские занятия с работой. Пошёл в райком комсомола и попросил дать мне ка­кую-нибудь работу, хоть грузчика, курьера. Мне было всё равно, лишь бы была зарплата. В райкоме комсомола мне сказали, что могут дать направление в школу на должность пионервожатого. Я не обрадовался школе, но согласился, ибо зарплата в 45 рублей была больше пенсии матери, плюс к этому моя студенческая стипендия.

Надо же было такому случиться! Школа эта была та самая, которую я окончил год тому назад! Так я был назначен пионервожатым в 1951 году. С утра до пяти часов я работал в школе, а потом спешил в университет на лекции. (В связи с нехваткой аудиторий занятия проходили в вечернее время). Кстати, это и поощрило меня начать работу.

Своих бывших учителей теперь я начал узнавать как своих коллег и как обычных людей. Все они, как люди, были очень даже хорошие, помогали друг другу, улыбались, интересовались, как дела. Но как только раздавался звонок на урок, из учи­тельской они выходили будто в масках жёсткой спра­ведливости: улыбки исчезали, голос становился нетерпимым и раздражённым. До сих не могу объяснить такое отчуждение учителей от самих себя. Могла ли эта обстановка возбудить во мне желание навсегда остаться в мире такой двойной жизни?

Но было то, что поражало меня в школе более всего - это искренность детей. Однако, мысль о том, что я останусь в школе или вообще застряну где-то в щелях образования, не приходила мне в голову.

Как я теперь убеждаюсь, желание, которое я нёс в духе, существовало во мне скрыто от моего сознания и просыпалось осторожно, чтобы не спугнуть меня. Всё дальше уходила мысль стать дипломатом или журналистом.

Могу ли я сейчас назвать дату: в какой день и час я почувствовал, что стою на своей тропинке, в начале пути? Нет, сказать этого я не могу. Но точно знаю: это произошло в течение первого же года моей вынужденной педагогической жизни. В душе моей пробуждалось зерно, в котором было заложено моё, - теперь не боюсь этого сказать, - предназначение, моя миссия».

Одной из работ Шалвы Александровича, во многом определяющей дальнейшую мою позицию и педагогическое кредо стала его статья в журнале «Мир психологии» (1992) - «Вера в ребёнка рождает гениев». Я возвращаюсь к ней очень часто и постоянно открываю для себя что-нибудь новое. Само понятие «педагогическая вера» является для меня определяющим суть современного образовательного процесса. Это основа воспитания, развития, возможность творческого сотрудничества с ребёнком.

Очень сильное влияние оказал на меня рассказ Шалвы Александровича о судьбе мальчика по имени Бондо. Когда Шалва Александрович (уже будучи доктором наук и профессором) набирал первый класс в школе к нему пришла молодая красивая пара со своей бедой: их сын по вине врачей рос с диагнозом «олигофрения». Много усилий потратил Шалва Александрович на то, чтобы убедить родителей в несостоятельности такой мысли, что мальчик не справится с программой обучения в обычной школе, что это может сломать его и т.д. Но молодые родители были так настойчивы, так трогательны в своём горе и так верили в то, что учитель Шалва способен творить чудеса, что сердце истинного педагога и человечнейшего из людей не выдержало, и он взял на себя ответственность за судьбу Ребёнка, приняв его в первый класс. Подробно эту ситуацию Шалва Александрович рассказывает в книге «Здравствуйте, дети!» и др. Правда в ней он не пишет про бессонные ночи, когда он, продумав идеи и замыслы очередных уроков для всего класса, проверив работы своих питомцев, садился и тщательно готовился к своим встречам и занятиям с Бондо, как продумывал специальные психолого-педагогические задания для родителей. Как искал пути «очеловечивания» среды вокруг Ребёнка и где находил время для того, чтобы встретиться и поговорить «по душам» с ребятами из соседних классов, со сверстниками Бондо, живущими с ним в одном дворе, с родителями этих ребят… Первый класс успеха не принёс, мальчик по-прежнему не мог ни писать, ни читать. Какая же сильная вера должна питать сердце Учителя, чтобы не опустились руки, какое обострённое чувство ответственности за судьбу малыша? Но когда дальше в своём рассказе Шалва Алксандрович переходит к рассказу о том, что их совместный труд не пропал даром: мальчик успешно закончил начальную школу, получил хороший аттестат зрелости, а потом поступил в университет, почему-то сильно начинает щемить сердце и невозможно представить: чего же это стоило Учителю. Да за один этот поступок (мне очень хочется сказать подвиг, но Шалва Александрович не позволяет никаких высоких слов в свой адрес) он уже завоевал право быть любимым и заслуженным. Я не могу не сказать в своих размышлениях о моём Учителе, что мечтаю о том дне, когда Шалва Александрович получит, наконец, официально почётное звание «Народный учитель».

Когда в одном из интервью у Шалвы Александровича спросили, какие у него награды, ответ был один: «Любовь детей». Он не погрешил против Истины. Его первой наградой был орден детской любви, учреждённый музеем А. Островского - «Орден Буратино». Дорогой для него наградой стало присвоение ему звания «Рыцарь Детства», впервые учреждённое Детским фордом ООН и России и присуждавшееся выдающимся спасителям детства во всём мире. На съезде в Москве (2007) три выдающихся человека современной России впервые были удостоены этой награды. Это врач-кардиолог Лео Бакерия, спасший не одну детскую жизнь; полковник спецподразделения, Герой России полковник В.А. Бочаров, который ворвался первым в Бесланскую школу, приняв на себя огонь бандитов, а также академик Ш.А. Амонашвили, педагог-новатор, отдающий своё сердце детям.

Всегда подтянут, строг, элегантен. Это те штрихи, которые говорят о том, что у него хорошая интеллигентная семья. Когда в первый мой рабочий день, возвращаясь домой, мы ехали в трамвае, я спросила: «А какая она, Ваша жена?» Меня удивила длинная пауза перед ответом. А потом Шалва Александрович не сказал, а выдохнул: «Единственная…» Прошло много лет, пока я осознала, что среди всех даров, которыми его щедро осыпала жизнь, Валерия – самый бесценный дар. Единственная дочь ректора Тбилисского Университета, урождённая старинного княжеского рода Леонидзе, стала для Шалвы Александровича и добрым ангелом и той единственной музой, которая не только дарит вдохновение, но, будучи доктором наук, профессором, является и главным его единомышленником и оппонентом. В своих работах Ш.А. Амонашвили всегда находит возможность сказать особые добрые слова о своих близких. Есть «Письма к дочери», удивительное чувства рождаются при чтении книги «Исповедь сыну» и практически в каждой книге слова благодарной признательности своей Валерии. Она – его Первая ученица. Она также мой Учитель. Я учусь постоянно её культуре, благородству поступков, её выдержке и творящему терпению. Валерия мне как сестра, их дом – самая надежная пристань.

Щедрое, большое сердце моего Учителя не знает покоя. Все его книги обращены к учителю: «личность может воспитать только личность»; «чтобы воспитать ребёнка, нужно воспитать самого себя»; «педагогика есть высшая форма мышления» и т.д. Недавно в Китае вышел трёхтомник его книг. Хочется верить, что и у нас выйдет собрание сочинений признанного Учителя.

К несомненным достоинствам Учителя необходимо отнести его особую деликатность и какое-то особое чувство уважения по отношению к каждому своему собеседнику. На своих выступлениях, встречах, лекциях, уроках Шалва Александрович никогда ничего не навязывает. У него есть своя теория допущений. Он всегда говорит: «Я допускаю…», приглашая тем самым слушателей к размышлению, к активному диалогу, к более глубокому осознанию высказывания, проблемы или ситуации.

Одним из первых в России после долгого перерыва Шалва Александрович начинает смело и ярко говорить о духовности. Понятия «дух, душа, духовность» были изъяты в советский период из педагогических словарей и учебников, из научной терминологии. Амонашвили ещё в 1986 году пишет: «Я допускаю, что у Ребёнка есть душа…» и обращается к тем, у кого такой подход к Ребёнку вызывает интерес.

Он часто говорит с усталой болью об авторитарности, но у него есть на это свои особые причины. Он пишет об этом так: «На этом пути я хлебнул много страданий, трудностей, нападок, клеветы, предательства, разгромов. Но всё это скорее усиливало во мне преданность педагогической жизни, и никогда, даже находясь в отчаянии, ко мне не приходило чувство сожаления за свой выбор. Я защищал не себя, а детей во мне, которым нужна была обновлённая школа. Защищал идеи, которые начали главенствовать во мне и которые со вре­менем вырисовывались в облик гуманно-личностной педагогики.

Я не знаю чувства сожаления по поводу всего, что было в моей жизни, и прощаю всем, кто когда-то, в 60 — 90-ые годы прошлого века, всячески старался остановить продвижение моих коллег и меня. Я даже выражаю всем им, — были они партийные босы или министры, редакторы газет, журналов, издательств, или мои коллеги по работе, — мою признательность: своим противостоянием (неважно уже теперь какими способами) они очень даже посодействовали окрепнуть идеям, которые были выше меня.

Эту преданность своему пути так и буду беречь и впредь».

Грусть о ликвидации уникального образовательного Центра, созданного им в Тбилиси – трагедия и вечная боль его души…

Что в моём Учителе главное: это постоянная устремлённость к непознанному, к совершенствованию, вечный поиск истины. Он никогда не стоит на месте. Каждая встреча, семинар, урок – всегда открытие, всегда иной, более высокий уровень осмысления проблемы, всегда источник творчества. Неслучайно Шалва Александрович так любит повторять, что школа (skale –лат.) – скалистая лестница восхождения, духовного становления личности.

Шалва Александрович неустанно повторяет, что он не предлагает ничего нового: все это есть в Чаше педагогической мудрости, в трудах высочайших педагогов гуманистов. И все-таки, дотошные студенты постоянно находят в этих встречах важное для себя зерно мысли, которые открывают для них новое ощущение жизни, радости творческого искания, осознание того, что педагогика есть форма человеческого мышления. Меня тронула работа одного из студентов, написавших после встречи с Шалвой Александровичем философско-педагогическое эссе под названием «Несколько мгновений счастья…» Вот так и мы, все его ученики, живём и дорожим этими прекрасными мгновениями с надеждой, что с нашей помощью вспыхнет на педагогическом небосклоне ещё одна яркая звезда…

Каждый год несколько новых книг, каждый год в различных городах России и Ближнего Зарубежья открываются новые лаборатории, школы Гуманной педагогики. Их уже более 200, и каждый такой уголок Гуманной педагогики как новая звезда на нашем небосклоне современного образования. Поэтому «звёздное небо над головой и нравственный закон в душе» - это главные штрихи к портрету моего Учителя. Вот такой высотой и духовностью наполнены Международные Педагогические Чтения, которые ежегодно проходят по инициативе и под руководством Шалвы Александровича. В своём выступлении на последних Чтениях 9-11 января 2009 года известный историк, профессор М.В. Богуславский сказал: «Когда сегодняшним ясным, морозным утром ручейками мы стекались в это прекрасное здание Московского городского педагогического университета, сначала наполнив, а потом и переполнив его, то прекрасно понимали, что даже, если построят для наших Чтений небоскрёб, то всё равно не вберёт он всех тех, кто своей душою, сердцем, любовью хочет припасть к Гуманной педагогике. Конечно, всех тех, кто пришёл сегодня сюда, и примет участие в работе VIII Международных Педагогических Чтений, притягивает возможность обрести уроки добра, уроки сердечности, уроки любви. Но ещё и увидеть если не последнего, то скажем так «предпоследнего» классика отечественной и мировой педагогики - Шалву Александровича Амонашвили. Место, которое занимает Ш.А. Амонашвили, уникально – это великий самобытный духовный мыслитель, навсегда прописавшийся и укоренённый в мире Детства». Эти Чтения, включающие в себя мастер-классы, беседы, круглые столы, яркие выступления известных учёных, педагогов протекают как один большой урок, который раскрывает главную мысль: сердце учителя всегда открыто доброму, ибо главное, с чего начинается педагогика – это любовь, а гуманная педагогика щедро раскрывает секреты своего жизнетворчества, ибо много ещё непознанного ждёт каждого из нас на нелёгком пути восхождения по «скалистой лестнице», восхождения к истине.

Переходя от одной ступени познания к другой, от одних Чтений к следующим, мы всё более отчётливо осознаём, что в существовавших на протяжении многих веков двух мировоззрениях, двух подходах к объяснению бытия - материалистическом и идеалистическом – видно стремление человека познать глубже окружающий мир и своё место в нём. Нельзя не признать, что религиозное сознание как самая первая форма познания мира сыграло решающую роль в интеллектуальном и культурном развитии человечества, чтобы принять духовность как вершину современного образования.

Поднялся сам – протяни руку другому. Мой Учитель помог мне подняться на очень высокую ступень, расширить безгранично мир моих педагогических воззрений, чтобы я как его ученица могла также протягивать руку другим... 1998 год был годом реформ и модернизаций в образовании. Понятие духовность медленно возвращалось в сознание учительства. Большинство педагогов улавливали в нем пугающий религиозный оттенок. Зёрна мысли, которые заронил Учитель, медленно прорастали в моём сердце, ещё сложнее зрели эти откровения в моём сознании. Я выросла в условиях строгого атеизма, и моя духовность, мои высокие идеалы формировались под воздействием художественной литературы и культуры: восхищение подвигом декабристов, высотой и преданностью чувств их жён, это поклонение силе духа молодогвардейцев и т.д. Мне предстояло новое, более глубинное погружение в классическое педагогическое наследие. Мы выбрали для исследования очень сложную тему: какое же влияние оказало Христианского учения на развитие педагогики, образования и современной педагогической мысли. Только сейчас, когда о духовно-нравственном воспитании заговорили уже на государственном уровне, я осознала в полной мере высокую актуальной этой темы и ещё раз убедилась в уникальном даре предвидения и мудрости своего Учителя.

Как мыслитель, Шалва Александрович вобрал в себя многие философии, все религии, хотя никогда не скрывает своих личных убеждений как человек Православный.

Иногда на семинары Шалвы Александровича попадают случайные люди, которые в первые дни с трудом воспринимают основные постулаты Гуманной педагогики. Это действительно непросто. Но в дальнейшем их так захватывает процесс, что в последние дни семинаров они готовы принять Гуманную педагогику всем сердцем. «А без сердца что поймём?» Многие пишут в своих творческих работах: «Я была уверена, что я хороший учитель вполне гуманный, хорошо отношусь к своим ученикам, и только общаясь с Шалвой Александровичем, я осознала, что я учитель авторитарный». На одном из больших семинаров для учителей Москвы я задала вопрос: «Является ли учение Амонашвили религиозным?» Ответы учителей на этот вопрос был удивительно глубокими: «если кто-то принимает учение Ш.А. Амонашвили как религиозное, он слишком сужает его высочайшую сущность. Да, возможно оно религиозно, но в самом широком смысле – оно общечеловечно! Это – духовная вершина. Это педагогическая религия духа!» или «…Если прилагательное «религиозный» означает стремление к совершенствованию, восхождению духа, утверждению любви, то назовите это учение религиозным… Религии бывают разные, и иногда они разъединяют, а учение Амонашвили объединяет как бы из все, оно связывает все науки и религии. Его учение для меня выше…» Своими ответами на такой актуальный вопрос, московские учителя как бы проникали в суть одного из высказываний философа И.А. Ильина: «религиозность есть живая первопричина истинной культуры».

Да, Амонашвили смело говорит о религии, о душе и духовности, свято памятуя о том, что все величайшие педагоги-гуманисты были людьми верующими, но в классической педагогике состоялись как педагоги светские.

Как многие из нас, я часто перечитываю и открываю своим студентам страницы жизни и творчества Януша Корчака. Особое звучание в моём сердце находят уникальные строки, названные им «Молитвы тех, кто не молится». Там есть «Молитва воспитателя» столь высокого духа, что делает бессмысленными все разговоры и споры о том, что такое духовность, так как человек, прочитавший её, найдёт в своём сердце ответ на этот вопрос раз и навсегда. Я полагаю, что эти проникновенные молитвенные слова Я.Корчака нашли отклик в моём сердце и побудили, приняв его слог, написать строки, которыми мне очень хочется закончить зарисовки к портрету моего Учителя.

Ничего не сказал Шалва Александрович, выслушав это Слово, но на листке бумаги, лежащем перед ним написал: «Не сотвори себе кумира…»