Владимир ридигер

ISBN 5-94101-031-1

ВЛАДИМИР РИДИГЕР

КРИК В НОЧИ /ИНТЕРНЕТ-ВЕРСИЯ/

Москва

1999

В мои 16-17 лет, когда эпоха сталинизма медленно уходила в историю, я много общался с отцом. Его воспоминания сталинских времен носили печать гнетущих воспоминаний о шпиономании, всеобщей подозрительности и страхе. Позже я понял, что отец тяжело болен - за рассказами скрывался его психический недуг. Тогда-то и пришла простая мысль - что если помочь преодолеть (или облегчить) отцу болезнь с помощью смешных фантастических вымыслов о похождениях какого-нибудь иностранного агента, шпиона?

Я взялся за перо, принялся выдумывать всякие юморные небылицы и по страничке читать отцу. Он грустно улыбался, и мне казалось, что результат достигнут...

Закончил я книгу в зрелом возрасте, отца уже не было в живых. Редакторы советских изданий, куда я приносил рукопись, хвалили мой труд, однако наотрез отказывались печатать: слишком безжалостные характеристики давались многим явлениям той жизни.

Первая часть романа увидела свет только через двадцать лет после ее написания. В девяностые годы прошлого столетия (звучит впечатляюще?). Вторую книгу я закончил уже в XXI веке (тоже сильно звучит). Герои романа пережили развал СССР и возврат капитализма в Россию.

Работая в самом центре Москвы, я наблюдал и становление новых русских, и нищету интеллигенции, и рост криминала, и разгул наркомании. Многие из тех наблюдений легли в основу Книги второй.

Я умышленно оставил нелепые ситуации, имена героев такими, какими они были в самом начале работы над книгой, - ведь это явилось заделом того будущего романа, который сегодня выносится на суд читателя.

Памяти родных и близких посвящаю

Свершу злодейство - отомстит мне совесть,

Не совершу - мне отомстит король.

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

С нескрываемым любопытством он наблюдал за ней больше часа. Казалось, ей абсолютно безразличен открытый взгляд этого немолодого господина в безупречно сидящем смокинге. Однако правила игры, той самой игры, по законам которой они когда-то жили, подсказывали именно такое поведение.

Боже праведный! Как время безжалостно ко всем нам, думали они.

Ее некогда легкая, подвижная фигура, утратив былую стать, нынче вписывается в американский стандарт шестидесятилетней дамы - председателя совета директоров известной юридической фирмы. А его солидное брюшко, второй подбородок и высокие залысины вполне соответствуют облику нового русского из бывшей партноменклатуры.

- Здравствуйте, Линда! - неожиданно приветствовал он, приблизившись вплотную. - Непринужденная атмосфера и приличная публика - что может быть лучше!

- Кажется, мы знакомы?

- Дмитрий Филдин, - представился он, - редактор ночного телешоу "Замочная скважина".

- Вот как... - улыбнулась она. - Вас и теперь влечет замочная скважина, господин Филдин?

Лукаво сощурившись, он парировал:

- Пожалуй, да. А вас?

- Пожалуй, нет.

- Жаль. С возрастом это занятие приобретает определенную, как бы сказать, привлекательность.

- Покойный Сэм Уикли говаривал так: "Замочная скважина - единственное отверстие, которое может предложить в утеху мужчине его старость".

Он сухо произнес:

- Видимо, Сэм на закате лет ударился в философию... Мой давний приятель отставной генерал Сомов - соучредитель сегодняшнего коктейля - придерживается противоположной точки зрения. Видите вон того седовласого господина?

- Этого согбенного субъекта? Какая у него милая дочь!

- Простите, не дочь, а жена.

- Очень занятно, - безразлично бросила она. И сменила тему: - Главное, помнить о прошлом, так ведь?

Он спросил:

- Как вам новая Россия?

Готовя ответ, она почему-то замялась, словно неудержимая сила былого вдруг потянула в те далекие шестидесятые: Советский Союз, Штаты, Лэнгли, интриги стареющего босса и отчужденность некогда строптивого любовника, стоящего сейчас рядом. Если не брать в расчет их теперешний имидж, в сущности, мало что изменилось.

- Вам нравится в России? - переспросил он.

"Милый и по-прежнему наивный Джон! - думала она. - Его открытая непосредственность всегда притягивала, словно магнит. Так ничего и не поняв, так ни к чему и не подойдя, он легко продал себя русскому хозяину. Ударился в финансы. Затем в религию. Теперь это никчемное шоу... При чем здесь разнесчастная Россия с ее нищетой и долготерпением? При чем здесь так называемая западная демократия, выросшая уродливым, хилым деревцем на измученной совковой земле? Он так и не увидел истинные чувства, так и не разглядел истинную любовь. Игра заменила ему все остальное..."

Собеседник не выдержал:

- Мы были свидетелями потрясающего феерического зрелища: крах нерушимого Союза, а вслед за ним - всеобщее ликование!

- Торжество новой демагогии над прежней, новых штампов над устаревшими, - добавила она. - Доступная водка, порнуха, национализм, терроризм, наркомания, отупляющий шоу-бизнес - в общем, свобода выбора...

Линда не сводила с него глаз: еще немного, и она не выдержит - или разрыдается, или рассмеется, или...

Но ничего не случилось. Светский раут подошел к концу, гости покинули сборище, на ходу бубня что-то в мобильные телефоны. А наших знакомых, так почему-то и не простившихся, унесли в разные стороны тяжелые "Мерседесы".

Действие закончилось, занавес упал, и театр в который раз опустел, чтобы назавтра вновь заполниться участниками старой как мир пьесы, идущей день за днем, без начала и конца, испокон веков...

Книга первая

ОПЕРАЦИЯ "МЫ"
Джон Филдс, он же Джозеф Хихиклз, он же Адис Абебович Николадзе-Нидворадзе, он же Эльза Мичигановна Горбарец, он же агент 6407, он же... но пока хватит с нас и этого, двадцатого числа тысяча девятьсот ...сятого года выбросился с парашютом над населенным пунктом, обозначенным на карте как Новые Дышла. Гудела кромешная мгла. Нацепив на уши сверхчувствительный прибор фирмы "Эсквайр, Гопкинс и, позволяющий улавливать членораздельные звуки в радиусе до 5473,02 км, Филдс, он же Хихиклз, услышал вперемежку с блеянием козы и гудком локомотива следующее: "Опять по бабам шастал, антипод?! Опять поздно воротился, пьяная твоя харя?! Я, понимаете, тут при ём..." (голос утонул в звоне посуды). Как опытный разведчик, Филдс понял, что засек на редкость сложный шифровой код, где за исключением слова "приём" все оставалось таким же интригующим и зовущим, как та кромешная мгла, в которую он падал. За время, отведенное на спуск, необходимо было воскресить в памяти все, чему его учили в ЦРУ, - он досконально знал страну, куда летел в качестве шпиона, знал ее обычаи, людей, ее культурное, художественное и литературное наследие. (К примеру, когда в ЦРУ его будили ночью и просили без промедления назвать автора картины "Чаепитие в Мытищах", Филдс называл не только автора и год рождения его второго незаконнорожденного сына, но также и сорт чая, изображенного на картине.) Шпион до тонкости знал и научно-технические достижения страны. (К примеру, когда в ЦРУ его будили ночью и просили назвать фамилию человека, долгое время двигавшего кукурузное хозяйство и задвинувшего его невероятно далеко, Филдс называл фамилию и просил, чтобы впредь его не будили по всяким глупым вопросам.)

Но вот, перебрав в уме все, чему научили, разведчик почувствовал сильнейший пинок в область пониже поясницы - так по простому давала о себе знать чужая, полная опасностей и риска земля. Он прислушался. Тишина... Такая же гнетущая, как в его холостяцкой квартире на Бабл-стрит. Эх, туда бы сейчас! Растянуться на диване, предаться раздумьям и медленно потягивать виски с содовой, а потом податься в ночной коктейль-бар Бружины Стружицкой, где большой выбор недорогих интеллигентных девочек.

Филдс очнулся от приятных воспоминаний - кто-то назойливо мычал ему в ухо. Собравшись и сопоставив сей звук с подобными встречающимися звуками, шпион пришел к выводу, что это корова или, вполне допустимо, бык. "Шалят нервишки", - подумал он, ощутив знакомую дрожь в коленках. Шпион быстро взял себя в руки, сообразив, что перед ним "безопасное" животное. В ЦРУ его долгое время учили безошибочно ориентироваться в "безопасных", "опасных" и "особо опасных" животных, птицах и насекомых. К числу первых относились: корова, бабочка капустница, дикие куры, тля и карась. К числу вторых относились: коза, гиппопотам, ракообразные, сова и лещ. В число третьих входили: бешеный гиппопотам, бешеная коза, бешеные ракообразные, бешеная змея подкласса удавчик, бешеная сова и бешеный лещ, а также черные коты, перебегающие дорогу в неподходящее время.

В памятке шпиона, торжественно врученной Филдсу на прощальном обеде в ЦРУ, было сказано: уничтожить любого живого свидетеля его приземления. Первым живым свидетелем оказалась корова, к уничтожению которой и приступил Джон Филдс посредством шприца с мутной жидкостью. Определив место между рогами и хвостовой частью, обозначенное в памятке как говяжья вырезка, шпион, продезинфицировав ваткой со спиртом указанное место, всадил иглу. Боднув шпиона рогом, скотина пала. Несколько секунд - и Филдс до неузнаваемости преобразился. Теперь это был не коварный агент 6407, выброшенный судьбой над населенным пунктом Новые Дышла, а простой, ничем не примечательный гражданин Иван Агапьевич Коровкин.

Скрипел коростель. В воздухе стоял терпкий запах помета домашних животных. Надрывно кричали петухи. Филдс шел по еще пустынной деревне, внимательно запоминая спящие дома. Наконец он очутился перед избой с табличкой "ельсовет" (первая буква стерлась от времени). Забежав за угол противоположного дома, где наливался крупный лопух, посаженный председателем в знак доверия к травопольной системе, он притаился в лопухе. Взглянул на часы-пистолет и стал выжидать. Прошел час, другой - никого. Вдруг дверь избы со скрипом отворилась и на крыльце, довольный жизнью, появился председатель "ельсовета" Трудоднев-Кобылов. Зевнул, потянулся, уставился в одну точку заспанными глазами - да так и застыл. Филдс достал театральный бинокль, оброненный кем-то после спектакля в "Арена стейдж", и уставился на председателя. В объективе выплыл сизый нос, рыжий ус, потрепанный пиджак и брюки с оттопыренными карманами, откуда свисали обрывки газеты, перья зеленого лука и колбасная кожура. Взяв на прицел Новые Дышла, грозным дулом блестело горлышко пол-литровой бутылки. "Ишь ты, - подумал Филдс на русском языке, - каков гусь!" Разработав коварный план действий, Филдс, он же Хихиклз, встал во весь рост, вышел из лопухов и направился к председателю. "Не лопухнуться бы!"

- Здравствуйте! - безупречно, на среднерусском говорке, произнес он.

- Здорово, коль не шутишь, - промямлил Трудоднев-Кобылов и сладко зевнул. - Отколе ты такой взялся? Отколе, умная, иными словами, бредешь ты, голова?

- Крылова, значит, цитируете?

- Ну, цицирую. А ты откуда такой?

- Из райцентра.

Председатель подскочил:

- Из райцентра?! Никак вы есть товарищ, иными словами, Трофимчиков? Вот уж не ждали в такую рань, ну хоть вы, товарищ Трофимчиков, лопните, не ждали. Пожалуйте сюда!

Произошло то, чего не предусмотрел Филдс, - его приняли за районную шишку. Как по команде, деревня пробудилась и ворвалась в ельсовет. Его окружили все, начиная от конюха и кончая детьми передовой доярки Ксеньи, которых шпион насчитал свыше двадцати человек.

И, чуть не сбивая с ног, закидали вопросами об урожае, погоде, проселочной дороге, культурном отдыхе, трудоднях, о судьбе протекающего коровника и т.п.

- Товарищи труженики! - подняв руку, успокоил их Филдс. - Урожай необходимо собрать. Это первое. Теперь о погоде. Погода изменчива: сегодня, товарищи труженики, к примеру, светит солнце. А завтра? - Здесь Филдс обвел глубокомысленным взглядом притихших колхозников. - А завтра, товарищи, идет дождь! Несколько слов о проселочной дороге и культурном отдыхе. Не следует валить все в одну кучу: проселочная дорога - это одно, а культурный отдых - совсем другое. И, наконец, о трудоднях. Что такое трудодень? Это день, отданный труду. Так давайте никогда не будем об этом забывать!

- Прошу к столу! - радостно объявил председатель.

Когда все расселись за аппетитно убранным столом, Филдс обратился к председателю:

- Товарищ председатель! В то время, как я пробирался от станции к вам, мне слышался какой-то шум и треск. Как это прикажете понимать? - Шпион хотел выведать, нет ли поблизости ракетной базы.

Трудоднев-Кобылов внимательно посмотрел в потолок, затем на конюха и муху, подбиравшую крошки хлеба за конюхом.

- Это, товарищ Трофимчиков, тракторист Федька со своим сломанным трактором. Покоя от него нету! Да МТС тоже, нечего сказать, - вертанула нам после ремонта не трактор, а, извините, за грубость, Везувий. Плюет и дымит, иными словами.

Филдс решил прощупать остальных, начиная с конюха и кончая детьми передовой доярки Ксении.

- Скажите, пожалуйста, - обратился он к конюху, героически убившему муху и раздавившему ее сапогом, - кто это, не доезжая километра три до вашей конюшни, то ржет, то выкрикивает отдельные слова вроде "кругом!", "нале-ва!", "на плечо!"? - Филдс намекал на возможную дислокацию воинской части.

- А... бывает, бывает! - встрепенулся конюх. - Ржут... так это мои сивки-бурки - водится за ними такой грешок. А что до слов, так это я их выкрикиваю. Бывалоче, до опупения надоест, когда они то стоят, то ржут, - вот и приходится расшевеливать всю эту колхозную мустангу.

- Но как прикажете понимать "на плечо!"?

- Так и понимать: хвост на плечо, сами налево, кругом бегом аллюрой аршшш!

"Хитрит бестия, - решил Филдс. - А что скажет та маленькая девочка, дочка передовой доярки?"

- Как зовут тебя, дочурка?

- Чаво?

Все притихли. Девочка постояла, подумала и кинулась к матери, запутавшись в складках ее подола. Колхозники недовольно зашумели.

- Вы уж не серчайте, - сказала Ксенья, снимая штаны с дочки и кожаный ремень с себя, - глупа еще, не понимает.

С этими словами она скрутила ремень и отшлепала дочку. Филдс, он же Хихиклз, в душе растрогался проявлением такой дисциплины. Шпион пожал дояркину руку, чуть не взвыв от ее рукопажатия, затем сел на корточки перед девчуркой:

- Ну ладно, а теперь скажи - как тебя зовут?

- Чаво?

- Ефросинья Павловна Гагаева.

Все засмеялись. Филдс вспомнил, что в потайном кармане его пиджака лежат две конфетки "Золотой ключик" - одна отравленная, другая съедабельная, и решил угостить Ефросинью Павловну съедабельной конфеткой. Запустил руку в карман и вытащил... шприц! Какие олухи в ЦРУ! Вместо конфетки они сунули еще один шприц! На лицах колхозников застыло выражение изумления, но Филдс не растерялся.

- Будешь доктором! - сказал он девчушке, протягивая шприц с мутной жидкостью.

Вздох облегчения прошел по рядам сельских тружеников. Е.П.Гагаева, выхватив шприц из рук Филдса, с диким гиканьем и улюлюканьем бросилась на улицу. Немного погодя за окном ельсовета раздался душераздирающий вопль, в котором слились мука, отчаяние, безысходность положения и душевный кризис. Через минуту в избу влетел тракторист Федя и завопил еще громче. Как угорелый, Федя метался по избе, изрыгая такие отборные проклятия, какие и не снились самым опытным инструкторам ЦРУ. Не без труда его схватили и усадили на стул. Федя взвыл колоратурным сопрано. Никто не мог взять в толк, что произошло, покуда Федя огромным усилием воли не приподнялся, вытащив откуда-то из штанины шприц, подаренный Гагаевой Филдсом. Смех сотряс стены ельсовета, колхозники хватались за бока, ползали и катались по полу, а смутившийся Федя-тракторист не знал, как сгореть со стыда. Затем с ним случилось нечто удивительное - он начал петь. Пел долго, задушевно, с переливами. Колхозники притихли, насторожились... Прервав пение на полутоне, он неожиданно встал, извинился, что ненадолго покидает приятное общество по нужде, и вышел. Так продолжалось множество раз. Филдс отлично понимал - действовало смертельное средство. Он стал ловить на себе подозрительные взгляды колхозников. Надо было убираться, да поскорее. Не успел шпион разработать дальнейший план действий, как... зазвонил телефон! Телефон в сельсовете - какая оплошность! Он, матерый разведчик, не приметил телефона и не перерезал провод. Грубейшая осечка! К счастью, Филдс находился ближе других к аппарату и первым снял трубку:

- Правление Новых Дышел слушает.

- Кто со мной говорит? - спросил твердый голос.

- С вами говорю я, - не менее твердо ответил шпион.

- Председатель?

- Вне всяких сомнений.

- Это инспектор Шельмягин из... рыбнадзора.

Филдс предельно собрался: нарваться на инспектора рыбнадзора - большая удача.

- Мне записывать или запомнить?

- Лучше второе. Слушайте внимательно. В район Новых Дышел сегодня ночью заброшена крупная рыба.

- Да что вы говорите?! Куда же смотрит рыбнадзор?

- Не надо так радоваться и кричать в трубку. Нас никто не подслушивает?

- Не знаю, как вас, а меня - никто.

- Посмотрите под столом, за дверью и на крыше.

- Один момент... Полный порядок! На крыше аист, но он вне подозрений.

- Так вот. Если заметите что-нибудь необычное под столом или за дверью, набирайте 02. Спросите Феофана Грека.

- Я все понял. Теперь он пишет рыб.

- До скорого.

- Гуд ба... э-э, я хотел сказать - вот ведь как бывает!

- До встречи в рыбнадзоре.

Инспектор повесил трубку.

- С кем это вы сейчас шутили? - поинтересовался Трудоднев-Кобылов. - К нам так редко звонят телефоны.

- А, жена... - отмахнулся Филдс. - Спрашивает, как я доехал и устроился.

Шпион торопился. Надо было срочно закругляться.

- Однако мне пора, - как бы между прочим заметил он. - Я к вам загляну денька через два, посоветуюсь с начальством. Так, в целом, мне у вас даже понравилось, вот только коровник протекает.

- Не смеем задерживать, товарищ Трофимчиков. Счастливого пути! А коровник непременно залатаем, будьте уверены...

Итак, леди и джентльмены, вам предлагают новый аттракцион - "Матерый Филдс против матерого волка"!

Агент 6407 рухнул в траву и прикинулся умершим. Волк не стал тянуть время и, оторвав пуговицы, полез прямо в потайные карманы шпиона. Вытащил оттуда часы-пистолет, шприц, пачку порнографий, сверхчувствительный прибор, крапленое домино, микрофон, вмонтированный в авторучку с едкими чернилами, репродукцию картины "Не ждали", предназначенную в качестве шифра при явке для резидента, законсервированного в России с 1894 года, фальшивые паспорта и денежные купюры, колбу с притертой пробкой, где в агрессивной среде культивировались столь же агрессивные трихомонады, блок сигарет "Мальборо", жевательную резинку, после которой человек начинал жевать уже все подряд до самой смерти, микстуру от кашля для пожилых женщин и еще многое-многое такое, о чем волк до этого не имел никакого представления. Филдс стойко сносил мучительную, унизительную процедуру, сносил от простого советского волка. По окончании личного лесного досмотра на лицо агента налепились комары. Агент именовал их красными москитами. Терпеть дальше становилось невыносимо. Он проклинал комаров, советского волка, столь беззаботно потрошившего его карманы, темную ночь, густой разлапистый ельник и ох какую несладкую долю агента ЦРУ. Однако... однако в памяти всплыли его холостяцкая квартира на Бабл-стрит, недорогие интеллигентные девочки коктейль-бара Бружины Стружицкой, а главное, куча долларов в швейцарском банке, и - о-хо-хо! - оказывается, жизнь не так уж и мрачна!

А время летело. К счастью, у серого внезапно открылся поразительный нюх. Сунув морду в самый потайной карман шпиона, волчище вытащил остатки отравленной колбасы, кои, чавкая от удовольствия, съел. Филдс чуть было не воскрес из мертвых, но вовремя сдержался. Терпеть оставалось не более двух минут. Он даже улыбнулся, когда к нему за шиворот, противно пища, залетел комар, жаждущий его, Филдсовой крови. Вдруг волк заговорил мужскими голосами: "...примите самые строгие меры к поимке рыбы... есть, товарищ инспектор!... наш агент по кличке Серый сидит у нее на хвосте между Новыми Дышлами и Крысиным, кстати, я лично познакомился с этой гарпией по телефону и понял, что голыми руками ее не взять... так точно, товарищ инспектор!.. две минуты назад связь с Серым прервалась, не могу понять, в чем дело..." Но Джон Филдс уже отлично понял, что к чему: волк, он же Серый, сдох, передающее устройство, висевшее у Серого на загривке, по какой-то причине окислилось и стало работать как коротковолновый радиоприемник. Да, шпион явно недооценил инспектора рыбнадзора! Это должно было послужить Филдсу наукой.