Владимир ридигер

Генрих! Тебе вместе с титулованной особой выпала честь таскать каштаны из огня борьбы за дело. Дух Рюриков живуч, пусть даже в форме облигаций. Дай срок, и мы еще закусим соленым огурчиком нашу общую викторию! В сердцах людей ты становишься прообразом Орлеанской девы.

К сожалению, я порастратился на водохранилищные мероприятия, так что сам без гроша за душой.

Крепко целую. Твой Абебыч.

Айвазовщина, Прибрежная часть.

Следуя шахматной терминологии, полковник Ведмедятников (в пику пронинщине) припас для Филдса несколько "домашних заготовок". "Силен мужик в эндшпиле!" - говорил Шельмягин Воробьеву.

...Филдс таки сфотографировал чертежи ракет, когда усталая подлодка дремала в бездонных водах Айвазовщины. Но о том, как ему это удалось, проникнув в отсек хвостового оперения, можно написать целый приключенческий роман с прологом и эпилогом.

На чертежах в мельчайших деталях обозначались подсобные помещения, комната отдыха, где распевали "дорог мне кубрик матросский", отсек хранения слабоалкогольных напитков для старших офицеров. Там же значилась и каморка, куда изредка наведывались морские волки за парой-другой ракет перед учебными стрельбами. Переправить пленку на Запад Филдс решил, тайком подбросив ее в контейнер для колбасных изделий, предназначавшийся в дар народно-освободительному движению полуострова Кактусячий. Шпион не сомневался, что, прежде чем контейнер отыщет адресата, он будет перехвачен враждующими раскольническими группировками, звереющими от одного вида колбасных изделий. Эти структуры подчинялись ЦРУ и, как любил повторять Сэм Уикли, наводили такую кутерьму промеж кактусов, что после невинных забав и шалостей местных пацанов там бесполезно искать хотя бы одну уцелевшую колючку.

Агапий Иоаныч Никворок резво шмякнулся в глубокое мягкое кресло личного кабинета.

- Неужели все позади?! - выдохнул Агапий Иоаныч.

Неторопливо размяв сигару, он было погрузился в задумчивость, что свойственно великим людям, как вдруг скорчился, затем распрямился, вновь скорчился и совсем по-идиотски захихикал.

- А смеетесь вы, мистер Икс, как олигофренчик, - услышал он за спиной знакомый бас. - Вас даже щекотать, дружище Никворадзе-Никровадзе, противно!

Филдс ощутил, как его скрутили одной левой. В кабинете стоял до боли знакомый аромат тройного одеколона, принадлежащий только единственной женщине Филиала всемирной организации.

- Мадам, вы неотразимы. Блеск и не чета куртизанкам! Будьте добры, раскрутите меня в противоположном направлении.

- Ишь, чего захотел...

- Откуда вам известно про Никровадзе?

Напудрившись, мадам сказала:

- Мне тошно тебя слушать, филдсиненок.

Шпион почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Он растерялся окончательно, чего раньше с ним никогда не случалось.

- Вот вы сказали... "филдсиненок". А что это такое?

Дубова-Ясенева смерила его столь уничижительным взглядом, от которого по спине поползли мурашки. Нет, какого дьявола, в самом деле, он пасует перед незамужним кургузым бабцом?!

- Мадам, ваша неприпудренная нахрапистость достойна лучшего применения. Даже тройной одеколон не в состоянии перебить дурной запашок, идущий от ваших хулиганских проделок. Что подумают активистки, когда...

- Где пленка, гнида сушеная?!

- Что за жаргон, какая еще гнида?..

- Ну!! - рявкнула мадам. - Смотрите, невинность разыгрывает! Где твоя пленка?!

- Простите, но ваш бестактный вопрос о пленке я расцениваю не иначе, как глумление над девственной невинностью гниды...

- Ты еще будешь надо мной издеваться?!.

...Бабушки-двойняшки неслись по скрипучим половицам с автоматами системы Зингер наперевес. Насмерть перепуганные активистки прилипали к стенам бывшей купеческой Думы. Вот и дверь с табличкой "Зарубежная пошлость. Ответственный - А.И. Никворок"...

- Пошевеливайся, Агапий. Я жду секунду!

Филдс сделал кислую мину:

- И откуда столько назойливости в одной тетке?

В этот миг двери кабинета широко распахнулись - на пороге с автоматами выросли бабушки-двойняшки, мадам Дубова-Ясенева была взята на мушку системы Зингер.

- Итак, амазонистая сорвиголова, - лукаво улыбнулся Филдс, - вы мне ответите только на один вопрос, и я дарую вам жизнь.

Бабуси щелкнули вставными челюстями.

- Мадам, с кем вы сотрудничаете?

- Пускай девчата закроют дверь с обратной стороны, - попросила она.

Филдс дал знак бабулям удалиться.

- Ах, Агапий! - взвыла мадам. - Как все это нескладно вышло!..
***

- Вы, Робертс, плагиатор, - отрезал босс, - причем бесталанный. Филдс, не очень-то разбираясь в международной политике, сходу вылепил для Ханыгии монархическую хунту, а вы, собезьянничав у Главного Схоластика, пошли еще дальше, провозгласив себя чуть ли не фараоном Рамзесом. С тем, что вы фараон, я могу согласиться, но с Рамзесом - никогда. Пришлось вас сковырнуть, не взыщите.

- Да я и не в обиде. Там спертый воздух, духотища. Кожно-венерические заболевания - хвала филдсовскому дарвинизму! - так и липнут, черт бы их взял!

- Надеюсь, к вам они липли не слишком часто?

- Естественно, босс. Как-никак - император.

- Разумеется. Я и забыл, что у монархов к таким болячкам иммунитет, дарованный свыше.

Босс повертел в руках "гостевой" хохолок доисторического человека, который Робертс в качестве экзотической реликвии прихватил из Центральной Ханыгии наряду с другим награбленным добром.

- Скверные вести, Робертс... Ханыгия - хрупкий политический эльф, легко подверженный дурному влиянию как справа, так и слева. Сейчас туда понаехало несметное число китайцев, утверждающих, что лобные дуги доисторических ханыг сродни китайским, и умори вас чесотка, если пекинские амбиции распространятся еще и на это суверенное развивающееся государство.

- Давайте раздуем в прессе кампанию о точном соответствии мочевого пузыря доисторического ханыги американскому?

- Чересчур неожиданно. Наши друзья в Пекине решат, что мы заигрываем с русскими, и надуются. Вам, Робертс, предстоит самая, быть может, деликатная, но вместе с тем и самая ответственная операция. Даже президент молит Бога, чтобы она прошла без осложнений.

Робертс почти ощутил, как за спиной вырастают крылья.

- Я не ослышался, босс? - охрипшим, срывающимся голосом переспросил он. - Что за операция?

Ответ босса был таким же охрипшим и срывающимся:

- Пластическая операция по перелицовке вашей всем ненавистной императорской физиономии под... китайскую. И вы - вновь полноправный владелец Центральной Ханыгии!

- Э-э...

- Я рад, старина, что вы согласны.

- Но-о...

- Представляю, какое веселье воцарится в Белом доме! По этому поводу и выпить не грех!

На столе зазвонил секретный телефон. Босс снял трубку:

- Алло! Господин президент? Добрый день!.. Да, он согласился без колебаний и хоть сейчас готов лечь на операционный стол. Что? Сейчас и лечь? Он уже в одном исподнем и ждет дальнейших указаний. Давать наркоз? Это минутное дело, господин президент... Служебная характеристика? О Боже, господин президент, он уже лежит - по-моему, это красноречивей любой характеристики!..

Мистер Робертс в беспамятстве валялся на. модерновом ворсистом ковре ультрасовременного офиса доктора Уикли.

Босс, обращаясь к президенту, сказал:

- Дорогая, я сделал так, как ты велела. Самолюбие нашего друга должно быть удовлетворено. Отпуск для Филдса? Ты сошла с ума! Сейчас у него самая горячая пора и... Ну, хорошо, прошу тебя, не сердись. За ланчем обо всем переговорим, о'кей?
***

- Дадим же волю своему богатому воображению и немного отвлечемся от суеты сует, - задымив сигарой, произнесла мадам. - Жизнь - непрезентабельный гротескный балаганчик, но как часто порою мы пренебрегаем этой непреложной истиной!

Мадам, пихая Филдса локтем, сыпала эпитетами, метафорами и олицетворениями, проявляя при этом незаурядный талант мастера словесной эквилибристики.

- Вы когда-нибудь любили, Агапий, так, как я любила Демьяна Биде?

- А вы еще и способны были любить?

- Любить и быть любимой! - не моргнув глазом, отвечала мадам.

...В окне кабинета Филдса забрезжил рассвет, дважды прокукарекал кочет, а мадам все смаковала волнительные перипетии своего тяжелейшего девичества в услужении старого торговца недвижимостью анархиста Исая Бифшстекснера. Филдс, решительно отбросив условности в обществе дамы, открыто и смачно зевал в лицо донельзя возбужденной рассказчицы.

- ...украдкой, при тусклом свете лучины, тянулась я к социально-экономическим трудам выдающихся людей своего времени: Софокла, Перикла, Домокла и Одиссея.

- Дальше, дальше! - изнемогал от зевоты Филдс.

- Бульварная литература, нашпигованная поверхностными сюжетами, вызывала во мне благородную ярость и холодное отвращение.

- Да-а-альше!!

- Я как приверженка того, что надвигалось, была восприимчива к справедливости и невосприимчива к несправедливости. "Изжить уродство и гармонично доразвиться!" - вот лозунг, брошенный кем-то и подхваченный мною.

- Дальше, разрази вас гром!!

Мадам вздрогнула телесами, и шпион услышал, как громко стукнулась о пол вымученная, копившаяся все суровые годы девичества мадам слеза. Филдс энергично выпрямился в кресле.

- Эй вы, уродливый социальио-экономический выкидыш времен Софокла! Битую ночь вы морочили мне голову, бесстыдно отняв гарантированные конституцией часы драгоценного отдыха! Не знаю, как у Исая Бифштекенера, а у меня ваши словесные шницеля давным-давно застряли в пищеводе! И вот что я вам скажу: если вы сию минуту не ответите, с кем сотрудничаете, с вами случится что-то недоброе! Мадам, не будите во мне лишних тенденций!

У Дубовой-Ясеневой вразнобой задергались правое ухо и левая ноздря, что-то звучно уркнуло в желудочном тракте. Настала очередь мадам раскрыть свои карты...

Ведмедятников увяз в противоречивой информации подчиненных. Отсебятина являлась ахиллесовой пятой Воробьева и в какой-то мере Шельмягина; из-за нее случались всякие казусы, а дело практически топталось на месте. Сколько раз чихвостил он лейтенанта и капитана, сколько раз сам получал трепака от майора Пронина, - урок, как говорится, шел не впрок. Шпион то исчезал, то появлялся, и делал это, как замечал Пронин, хорошо и с серьезными намерениями.

Однажды, разбираясь в бесчисленных оперативных сводках, Ведмедятников обратил внимание на одно весьма любопытное донесение:
Очень-очень, трижды совершенно, дважды секретно,

Феофану Греку (личный шифр Ведмедятникова)

Две старые ловчихи тю-тю! А дохлая креветка -

ариозо вам с кисточкой и сбоку бантик.

Начальник хвостового оперения подлодки.
Ведмедятников сдвинул брови, еще раз пробежал донесение и... вдруг его осенила простая догадка: креветка и переводчик вьетпунговского лидера - одно лицо! Ну, бестия! Ну, негодяй! Полковник даже развеселился, отхлебнул воды из графина, выкурил папиросу, достал фотоснимок Филдса в облике оперирующего хирурга (наркотизатор был агентом рыбнадзора), а также фотографию Хмыря, торжественно восседающего на ночной вазе, сделанную "слесарем" из щели сортира. Ну, стервецы!

Полковник часто прибегал к услугам внезапных озарений. Действовать немедля! Сняв трубку телефона, он набрал номер своего старого приятеля, прапорщика-собаковеда:

- Здорово, Проша! Узнаешь Ведмедятникова?

- Товарищ полковник?!

- Без чинов, Прохор, ну их к чертям. Нужен ты мне, понимаешь ли...

...Вороная "Волга" полковника Ведмедятникова притормозила у собачьего питомника, носящего имя человека, открывшего новую страницу собачьей жизни, - Франца Кафки. У ворот стоял прапорщик-собаковед Прохор с ручным тамбовским волком.

- Здравия желаю! - рявкнули Прохор и волчище одновременно.

Полковник сощурился на зверюгу:

- Хвостом, значит, вертишь, Серый? А помнишь, как шпиона в лесу проморгал, зубоскальное твое отродье?

Прошли к вольерам.

- Знаешь, Проша, я ведь приехал к тебе за помощью.

- Какой?

- Так бы и сказали, товарищ полковник: "Прохор, сгодишься ты один".

Ведмедятников осведомился:

- Хвост-то у тебя где?

- Может, копчик сойдет, товарищ полковник?

- А ты им виляешь?

- Никак нет! Но если в приказном порядке...

- Эх, Проша! - растрогался Ведмедятников. - Старый ты мой барбосина!

Они облобызалась под истошный лай четвероногих друзей человека.

- Я, товарищ полковник, до сих пор не могу забыть вашего Грозного. Вот был пес! Помните, как он мышь в штабном диване удавил? Огонь!

- А cообразительный был - уму непостижимо. Крикнешь, бывало: "Грозный, ко мне!" Ну не идет ведь, умняга, хоть ты умри!

- Да ведь как не идет, злодей!

- А крикнешь: "Грозный, мясцо!" - несется сломя голову. Страдал от собственного интеллекта, как я сейчас соображаю. А иначе за что его все мы лупили?

- Меня даже как-то... - вздохнул Прохор, - принял за мясцо и, в некотором роде, откушал филейную часть тела.

Полковник нахмурился:

- Больше не тревожит то место?

- Да оно, можно сказать, с тех самых пор и отсутствует.

- Скажи, умный был хин, хоть и японский?

- Дальше некуда...

Миновав вольеры с малюсенькими злыми собачками, дабы не искушать память о Грозном, они остановились у Доски Почета с мордами бульдогов, овчарок, фокстерьеров и других выдающихся собак.

- Это что еще за физия-мизия? - недовольно поморщился Ведмедятников, указав на один из портретов.

- Доберман. А если по-народному, то пинчер.

- А это что за морда, если по-народному?

- Ньюф. Любит воду, каналья, а мыряет - одно загляденье.

- И каков у этого ньюфа... ньюх? Кого ему там, под водой, вынюхивать?

- Ясное дело, кого - утопленничка, нарушившего правила поведения на воде.

Полковник немного помолчал и наставительно произнес:

- Ты давай на эту доску побольше ищеек с обостренным чутьем - сразу будет видно, что питомник на верном воспитательном направлении. Ну, а теперь, товарищ собаковед, показывай, что обещал.

Выйдя на двор, старые друзья, тряхнув стариной, взяли несколько двухметровых барьеров и очутились у покосившегося флигелька. Ведмедятников, сгорая от нетерпения, толкнул фанерную заслонку. Его взгляду предстала удивительная картина: на плюшевом канапе в медалях возлежало лопоухое существо с влажным пористым носом и равнодушно смотрящими на полковника глазами. Существо смачно чихнуло, зевнуло, рыгнуло, звякнуло медалями и отворотилось от вошедших.

- Служебно-розыскная собака Азиза, - отрапортовал Прохор. - Краса и гордость питомника им. Франца Кафки!

Ведмедятников недоверчиво перевел взгляд с Азизы на Прохора:

- А ты, Проша, ничего... не путаешь?

Прохор отчеканил:

- Товарищ полковник! Может, я что и путаю, но Азизу - ни с одной заразой не спутаю!

- Чем же эта зараза, то бишь Азиза, выдается?

- Всем тем, что, товарищ полковник, не убоюсь заметить, отмечено вами: обаятельной расположенностью к человеку.

- Каковы ее заслуги перед всенародным розыском?

- Можно одним словом?

- Валяй!

- Зверь, а не ребенок! Гавкнет - хоть святых выноси. За то и усеяна медалями, ядрена краля.

- А мне, Проша, надо найти одного человека, секешь?

- Для Азизы такое дело - что забор оросить. Только надо ей дать занюхать вещичку негодяя.

- У меня столько всяческих рогов, усов, шнурков и трусов - нюхай не хочу. Значит, таким образом, беру я у тебя сие творение природы и, как только хватаем переводчика-креветку, тут же возвращаю с медалью. Пойдет?

Прапорщик-собаковед заулыбался:

- Ежели переводить креветку, то лучше с пивом. Небось для Пронина стараетесь?

- Ах ты разбойничья душа!

- Хе-хе-хе, товарищ полковник!
***

Но все, оказывается, так просто вообще, и очень многое, оказывается, удивительно сложно в частности. К такому убеждению пришел Филдс, из последних силенок дослушав длиннющую исповедь мадам Дубовой-Ясеневой, ее прорвавшийся наружу, словно прыщ, монологовый крик души. Белые пятна мадамовой биографии, перестав быть белыми, окрасились в едкую гамму малярных красок, обретя форму сложной абстрактной конструкции.

- Симпатяга Агапий! Вы мне нравитесь! Позвольте, но я вам не какой-нибудь Иоська-газировщик с меркантильным интересом. У меня среднее специфическое образование. Если вы хотите знать, что такое Большие Политические Посиделки, обращайтесь прямо к Дубовой-Ясеневой.

Мадам громко хмыкнула и зарделась:

- Стоит вам подмигнуть моей чувствительной отзывчивости - и ваша жизнь превратится в мюзикл. Что такое истинная любовь? Истинная любовь - продукт наиболее зрелого развития, поэтому она встречается редко и приходит поздно. Светские хлыщи - моя слабость, черт побери.

"Какого дьявола тетка не желает раскрывать карты?!" - нервничал Филдс, стойко противостоя собственной немощи в членах.

- Мадам, с кем вы сотрудничаете?!!

У Дубовой-Ясеневой случился прострел седалищного нерва, что-то диссонансом екнуло во глубине мадамовой души.

- С меня довольно ваших любовных, посиделочных и прочих миазмов! - вскричал измотанный шпион. - Дудки! Бросьте ваши шахразадистые штучки!

- Агапий, Агапий... - заторопилась мадам, - когда я, помнится, вела раздел светской хроники в "Вестнике басмачества"...

- Ваша подхриповатая долгоиграющая пластинка с балаганистыми репризами для непрезентабельной аудитории режет слух! Хватит, милая, угомонитесь!

- Увы, во всякой легко ранимой женщине сидит извергическое начало. И что из того? Не я вас принуждаю упражняться в краснобайстве, а вы меня... Н-да... В отличие от вас, я официозная международная агентесса. Куда ни кинешь взор - повсюду мои доброжелатели: в Рейкьявике и Маниле, Брюсселе и Тананариву, Филадельфии и Аммане... Хелло, приятели, как поживаете?! Вы сильно нуждаетесь во мне, правда? Хо-хо! Агапий, если вы думаете, что звучат фанфары н звенят кифары, так нет, все тихо, как в семейном склепе Марии Луизы. Только приглушенно позвякивают мельхиоровые ложечки о стенки чашечек с танзанийским кофе и неаполитанским коньяком. Нужны сведения? Что ж, на то я и международная агентесса, чтобы ими располагать. Учтите, беру только швейцарскими франками или, на худой конец, золотыми тельцами. Общие тенденции политики стран Ближневосточного региона? Гм, гм, все неоднозначно и запутанно, кто-то тянет вправо, кто-то влево, но все поклоняются единому богу. Магомету? Какой вздор! Доллару.

Филдс! Пусть это и прозвучит оскорбительно, но в табели о рангах я выше вас на несколько пунктов. Вы копаетесь в людском дерьме в надежде отыскать нечто удобоваримое для прелюбодея Уикли и его потаскухи Грейвс. А Робертс над вами от души потешается! Разве не так? Мне знаком ваш идеал - сэлф мэйд мэн. Грандиознейшее заблуждение! Ваш воздушный замок, если он у вас есть, - не более чем заплесневелая готика в американском варианте. Знаете, для меня самые уважаемые личности - это честные композиторы, как, впрочем, и писатели. Честность есть необходимая предпосылка и критерий настоящего творчества. Швайковский докатился до сутенерства - апофеоз творческих завихрений!

- При чем здесь Швайковский?! У него убеждения, а у меня - работа. Каждому свое.

- Не лицемерьте, Филдс! Вы живете не так, как вам нравится, а так, как вам вправлено. Вы запрограммированы, и только посмейте вякнуть!

- Меня это вполне устраивает.

- Ой ли?

- Да! Да!! Да!!!

Мадам ушла в сторону от скользкой темы и продолжала:

- И вот я в России. Шарман, какой вояж! Здесь так романтично! Я брожу по тротуарам и как бы невзначай упираюсь в здание бывшей купеческой Думы. Что? Теперь это Филиал всемирной женской организации? Извините, не могла бы я чем-нибудь помочь? Вам требуются изворотливые демагогички со стальным торсом? А, вы нуждаетесь в сильных и решительных женщинах? Тогда вам крупно повезло: я именно та представительница слабого пола, которой вам недостает...

Филдс, откинув штору, раздвинул створки оконных рам. Как в калейдоскопе, знойное лето сменилось осенним увяданьем, на подоконник упал багряный лист, и мелкий дождик забарабанил в оконные витражи. Силуэты городского пейзажа набухли и потекли размытой акварелью. Как мчится время! Но что это? Леденящий холод ворвался в кабинет Джона Филдса, бумаги на письменном столе подняла, закружила зимняя вьюга.

- Закройте же окно! - зябко поежилась мадам.

Дверь кабинета приоткрылась, в щель просунулось дуло автомата системы Зингер, цокнули вставные челюсти:

- Телеграмма!

Филдс прочитал: "Поздравляю зимними каникулами тчк Ольга Кукишзон".

- Мадам, голос предков зовет меня в Родные Пенаты!

- А я намеревалась пригласить вас к танцу. Чисто платонически.

- Платонически? Меня приглашают к танго чисто физиологически!

...Мела метель, поскрипывал снежок. Что ж, зимние каникулы - это совсем не плохо!
***

...Полковник Ведмедятников осторожно вышагивал по своему кабинету, изредка раздвигая портьеры, за которыми свернулась в крендель служебно-розыскная собака Азиза. Глядя на Азизу, полковник хмурился, в то время как та, встречая его взгляд, потупя взор, виновато опускала морду. Служба майора Пронина донесла, что Азиза при исполнении ответственного задания спуталась с двортерьером Полкашей и наотрез отказалась от продолжения работы. Полковник был в тупике: чего теперь ждать от Азизы? Лейтенант Воробьев втайне лелеял надежду, что Азиза принесет нечто подобное любимому герою его детства - собаке Баскервилей. Капитан Шельмягин без труда доказывал: народится беспородный приплод, пожирающий к тому же много пищи.

"Посетителей и сослуживцев не пускать!" - кричал в селектор Ведмедятников своему секретарю, принимая роды у Азизы. Орденоносная сучка принесла лишь одного вислоухого, противно тявкающего щенка, которого Ведмедятников окрестил, как был уверен, именем легендарного древнегреческого военачальника - Пупсий Азизий Псий.

В кабинете Ведмедятникова стоял аквариум с рыбкам, проверенными майором Прониным до седьмого колена. (Рыбки, к слову сказать, и навели майора на мысль о "рыбнадзоре".) Полковник не знал, плакать ему или смеяться, когда, начиная рабочий день, он входил в кабинет с неотвязной думой: "Сколько игривых шубункинов, экзальтированных меченосцев и гордых скалярий слопал за ночь Пупсий Азизий Псий?"...

Он вызвал Шельмягина и Воробьева.

- Ребята! Эндшпиль в самом разгаре. Просрочим время - упустим шанс и продуем партию. За ферзя я спокоен, за слонов, - он смерил взглядом подопечных, - более или менее, а вот за проходную пешку...

Шельмягин с Воробьевым понимающе кивнули.

- Как там она, моя проходная пешка? - обратился полковник к невидимому собеседнику. - У неприятеля обреченный голый король, он мечется по всей доске, хитро маневрирует с целью создать патовую ситуацию. Меня устроит только мат!

Ведмедятников указал на Азизу и Пупсия:

- Этих придется убрать. Тихо и быстро. Как учили.

- Насовсем... убрать? - спросил исполнительный Воробьев.

- Да. Из моего кабинета - насовсем.

Полковник на минуту задумался и произнес:

- Помните об отсебятине. Дело может принять крутой оборот, и тогда промедление... опасно чреватостью! Можете идти.