Внимание! В книге есть фактические ошибки!

На улицах деревень, находящихся на больша­ках, по которым то и дело проезжали разрисован­ные зелеными и желтыми пятнами немецкие машины с солдатами, было пустынно. Местные жители предпочитали отсиживаться дома.

С первых же дней оккупации района гитлеровцы ощутили, как, впрочем, и всюду, куда ступал их сапог, жгучую и неистребимую ненависть к себе, к фашистской Германии. Комендатуры в Знаменке, на Угре и в Великополье, немедленно созданные гитлеровцами, стали центрами террора, насилия и разбоя. Они были главными органами, насаждав­шими на оккупированной территории района так называемый «новый порядок».

Прежде всего гитлеровцы бросились грабить население. Движущиеся к Москве фашистские ча­сти остро нуждались в продовольствии и фураже. Грабители, словно ищейки, отыскивали спрятанное зерно, картофель, мясо, шарили по амбарам, вла­мывались во дворы и забирали все, что попадалось на глаза. Но грабежи были только лишь прелю­дией.

Во всех деревнях и селах были развешены мно­гочисленные объявления и приказы с большим чер­ным орлом вверху, державшим в когтях свастику: крестьянам категорически запрещалось выходить на улицу после шести часов вечера, общаться с жи­телями других деревень, принимать кого бы то ни было к себе в дом, иметь радиоприемники, пользо­ваться имуществом, принадлежащим колхозам и совхозам, и многое другое. И за все — расстрел, расстрел, расстрел.

Повсеместно в районе были расклеены приказы фашистского командования, угрожавшие:

«Кто укроет у себя красноармейца или партиза­на, или снабдит его продуктами, или чем-либо по­может (сообщив ему, например, какие-нибудь све­дения), тот карается смертной казнью через пове­шение. Это постановление имеет силу также и для женщин».

«О людях, не принадлежащих к деревне или се­лу, а также о бывших красноармейцах должно быть немедленно донесено; кто этого не сделает и будет скрывать — будет расстрелян. Поддержка и помощь партизанам будут наказываться виселицей. Покидать места жительства воспрещается, кто бу­дет на дороге или в лесах встречен — будет рас­стрелян. При наступлении темноты до рассвета воспрещается покидать свои жилища»

Все это были не пустые угрозы.

Особые объявления и приказы касались комму­нистов. В них говорилось о беспощадном уничтоже­нии партийного актива района, сообщалось, что за каждого пойманного руководящего работника комендатура тут же выплатит десять тысяч марок.

На самых видных местах были расклеены вы­держки из так называемой «Памятки для ведения хозяйства в оккупированных районах», узаконивав­шей откровенный грабеж. «Завоеванные восточные области,— гласила она,— являются германской хо­зяйственной территорией. Земля, весь живой и мертвый инвентарь становятся собственностью гер­манского государства».

Жители района немедленно почувствовали и по­няли, что такое фашистский «новый порядок». Один за другим сыпались приказы, каждый из которых был страшнее предыдущего. Вот лишь некоторые выдержки из гитлеровских документов, хранящих­ся в смоленских архивах: «Весь скот, птица, шерсть, кожи, картофель и рожь должны быть сданы не­мецкому коменданту»; «Ввести обязательные по­ставки населением ягод и грибов для немцев»; «Ввести подушный налог с граждан по 100 рублей с каждого в квартал»; «Ввести потрубный налог с каждого дома по пять рублей с трубы в месяц»; «Ввести налог на собак в размере 200 рублей в год за одну собаку»; «На основании приказа о трудовой повинности призываются все граждане, как мужчи­ны, так и женщины, 1925 года рождения к отбытию трудовой повинности в Германии»; «Школы остаются закрытыми»; «В каждом населенном пункт назначить надсмотрщика».

На совещании старост комендант и бургомистр Знаменки потребовали, чтобы весь уцелевший от огня колхозный и совхозный хлеб был немедленно отправлен в Германию. На пропитание населению полагалось оставлять паек хлеба по норме: на хо­зяина двора — не более килограмма в день; на вто­рого работника — 600 граммов; на подростка — 400; детям и старикам — по 200 граммов.

Специальными директивами из Берлина пред писывалось колхозы распустить, а вместо них соз дать общины с порядками, которые существовали t России при крепостном строе. Совхозные земли пе­редавались новоявленным немецким помещикам v колонистам.

Не было дня, чтобы гитлеровцы не совершали карательных налетов на деревни и села

В Коршуны каратели нагрянули рано утром. Машина с несколькими солдатами, двумя офицера­ми и переводчиком остановилась у дома Алексея Торбахова.

— Ты есть Торбахов,— сказал офицер, войдя в хату и увидев перед собой пожилого человека. На­ правил на него пистолет: — Где Шматков?

Торбахов осмотрелся. В дверях стоял второй офицер. У окон на улице маячили солдаты с авто­матами.

— Нет здесь Шматкова,— ответил Торбахов.

• 
  Врешь! Коммунист? -
  
• 
  Горжусь этим званием!
  

• 
  По нашим данным, у тебя находится Шмат­ков! Обыскать!
  

Через несколько минут солдаты ввели в избу че­ловека в красноармейской гимнастерке.

— Шматков? — торжествовал офицер.

— Я шофер,— проговорил красноармеец.— От­стал от своей части по болезни!

— Секретарь райкома?

— Повторяю, я шофер.

— Это Шматков? — снова подступил к Торба-хову офицер, указывая на красноармейца.

— Нет, не Шматков!

— Ложь! — завизжал офицер.— Расстрелять обоих!

К Алексею Торбахову бросилась с плачем жена. Солдаты оттолкнули ее и, схватив хозяина дома и красноармейца, вытащили их на улицу.

Офицер приказал собрать со всей деревни лю­дей. Пока солдаты сгоняли жителей, Торбахова и красноармейца-шофера гитлеровцы сильно избили. Торбахову выбили глаз, красноармейцу сломали руку.

-Где Шматков? Где другие руководители рай­она?— не переставал спрашивать гитлеровец.— Где коммунисты?

Торбахов, выпрямившись во весь рост, гордо смотрел поверх беснующихся гитлеровцев, молчал. Так же держал себя и красноармеец.

Когда солдаты пригнали, подталкивая автома­тами, местных жителей, Торбахова и красноармей­ца отвели к сараю и поставили к стенке. Против них встали трое автоматчиков.

— В последний раз спрашиваю,— снова загово­рил офицер.— Где Шматков?

Вместо ответа Торбахов, сделав шаг вперед, громко крикнул:

— Да здравствует Советский Союз! Не бывать вам, гады, господами на нашей земле. Красная Ар­мия все равно уничтожит вас!

Прозвучали автоматные очереди. Удостоверив­шись, что Торбахов и красноармеец мертвы, гитле­ровцы уехали.

Около того же времени гитлеровцы учинили рас­праву над жителями деревни Богатырь и укрывав­шимися у них ранеными бойцами батареи «ка­тюш». Их подобрали колхозники и устроили в сво­бодной избе.

Учительница комсомолка Шура Ерощенкова привела к раненым врача М. Н. Богатырькова, и

всю ночь при свете коптилки перевязывал рань Сохранившихся у некоторых бойцов индивидуалных пакетов не хватило, и пришлось использовать собранные колхозницами простыни. Женщин принесли из домов суп, мясо, молоко, накормил раненых.

Вскоре в Богатырь прибыл начальник командатуры в Знаменке Ганс Мюллер. Обнаружив колхозный госпиталь, он пришел в ярость от того, что население оказало раненым помощь, и приказа немедленно перевезти их в райцентр — якобы больницу для лечения.

Комсомольцев Николая Ерощенкова и Колю Бойкова, организовавших спасение раненых, гитлеровцы арестовали. Вскоре жителям Богатыря стало известно, что фашисты расстреляли всех захваченных ими бойцов. Та же участь постигла и комсомольцев .

В деревне Луги гитлеровцы схватили колхозницу Пелагею Григорьевну Борисову, мать двоих малолетних детей, за то, что она накормила пробиравшихся к линии фронта бойцов и разрешила им переночевать в своем доме. Каратели вывели ее за деревню в овраг и убили.

В ряде мест гитлеровцы организовали уничто­жение захваченных ими раненых. Жители деревни Дебрево никогда не забудут, как расправился враг с бойцами и командирами, лечившимися в их гос­питале. Окружив избу, где разместился госпиталь, гитлеровцы подожгли ее. Тех, кто пытался выбрать­ся из горящего дома, они расстреливали из автома­тов. В Дебреве от рук фашистских злодеев погибло 67 воинов.

Каратели побывали и в деревне Горячки. Здесь, как стало известно фашистской комендатуре на станции Угра, укрывалась районный народный судья Наталья Мятлева. Она не успела эвакуиро­ваться в тыл и не имела связи с партизанами, что- бы уйти в лес, а поэтому жила в Горячках, у приютивших ее добрых людей.

Гитлеровцы нагрянули с облавой. Проверив подворно наличие жителей деревни, они обнаружили и схватили Мятлеву. После избиения солдаты води­ли ее раздетой по деревне, а затем расстреляли.

Перед возвращением на Угру фашисты подо­жгли Горячки. К вечеру деревня перестала сущест­вовать: остались лишь обугленные головешки да не ­успевшие обвалиться печные трубы. Женщины и дети, оставленные без крова, вынуждены были ис­кать приюта в соседних деревнях — Прасковке, Васильевке, Синютинке, Алексеевке.

Лживой агитацией гитлеровцы пытались сло­мить дух советских людей. Повсюду в деревнях и селах были расклеены листовки, сообщавшие, буд­то Красная Армия прекратила сопротивление, а Москва взята. Жители не верили фашистской про­паганде. «Зачем же тогда гитлеровское командова­ние гонит под Москву новые и новые дивизии? — раздумывали они.— Стало быть, на самом деле по­ложение иное».

Террор, грабежи, ложь были основными средст­вами воздействия гитлеровцев на население. Фаши­сты думали запугать, сломить советских людей, но жестоко ошиблись. Несмотря на все зверства врага, они оставались непокоренными.

Один из гитлеровцев, незадолго до того как был убит под Знаменкой, писал родственникам в Бер­лин: «Я прошел Францию, Чехословакию, Польшу, но нигде не видел проявления такой силы, такой не­покорности народа, как в России. Хотя мы почти под Москвой — до нее осталось 250 с небольшим километров,— сопротивление Красной Армии все возрастает, а люди в оккупированных районах не склоняют перед нами головы. Их не страшит ника­кой террор. Даже там, где находятся наши войска, они чувствуют себя непокоренными»

Именно так и было!

В Желанье оказалось много наших солдат и командиров из тех, кто отстал от частей и теперь пробивался из-под Смоленска и Ельни на соедине­ние со своими полками и дивизиями. Среди них было немало раненых, больных, обмороженных: в тот год довольно сильные морозы наступили уже в октябре.

Среди попавших в Желанью военнослужащих местных жителей нашлось несколько врачей и медицинских сестер. Они оказывали раненым по сильную помощь. Собранные у населения тряпки они кипятили и использовали в качестве перевязочного материала. На обмороженные конечности накладывали чистый деготь, на раны — стерильна повязки. Местные жители приносили раненым пищу, делясь с ними последним куском хлеба. Кроме того стирали белье, привели в порядок баню.

Те из солдат и командиров, которые жили в семьях колхозников, рабочих совхоза и спиртзавода, тоже помогали госпиталю: в бывшем детском доме отремонтировали крышу. В нескольких классах школы перебрали полы, затем сделали кровати навезли из леса дров.

Вместе с тем бойцы, осевшие в Желанье, иска ли возможность проявить себя более активно установить связь с партизанами. Они создавали боевые группы, собирали оружие, организовали охрану подступов к селу.

Многие из них стали действовать на собственный страх и риск с оружием в руках Предпринимали налеты на фашистских мотоциклистов, проезжавших по дороге между Знаменкой и Угрой, нападали на двигавшиеся по проселкам небольшие подразделения, обозы, делая это, чтобы не обнаружить себя, на некотором удалении от Желаньи Так, у моста через небольшую речушку Леонидовку, разделяв­шую территории Желаньинского и Знаменского сельсоветов, в первые дни оккупации неизвестный боец подкараулил поздним вечером мотоциклиста и в упор сразил его очередью из автомата. В Лохове кто-то пригвоздил к земле фашистского офицера А в Свинцове уничтожили четверых гитлеровцев.

То, что в Желанье находится помимо госпиталя немало боеспособных военнослужащих, фашистам вначале не было известно. Жители села, у которых проживали бойцы и командиры, держали это в тай­не Да и сами бойцы предпринимали все возмож­ное, чтобы не привлечь внимание врага к селу. По установившемуся неписаному правилу они старались без необходимости не появляться на улицах днем.

Прибыв в Желанью, Шматков сразу оценил сложившуюся в селе обстановку

— Тут, брат, нужна только спичка,— сказал он с удовлетворением Селиверстову при первой же встрече — Нам надо срочно взять на учет всех крас­ноармейцев и командиров и вовлечь их в партизан­ский отряд

Созвав бюро райкома, Шматков поставил на повестку дня вопрос о вовлечении военнослужащих в активную борьбу Решено было собирать силы, обнаружившиеся не только в Желанье, но и в дру­гих деревнях и селах Было известно, что госпита­ли, подобные желаньинскому, действовали в Подсо-сонках, Полнышеве, Свинцове, Каменке и еще кое-где В тех же деревнях нашлось немало способных к вооруженной борьбе бойцов и командиров Члены бюро П К Шматков, К А Селиверстов, А. Г. Холомьев и другие стали устанавливать с ними связи

Вскоре были выявлены и взяты на учет комму­нисты и комсомольцы, командиры и политработни­ки Партизанский отряд получил солидное и квали­фицированное в военном отношении пополнение. Подпольный райком обычно заседал в доме учи­теля Николая Семеновича Лопухина Дом и примы­кающие к нему избы, улица в это время охраня­лись.

Селиверстов жил в избе Александры Михайлов­ны Вашуковой, пожилой женщины, в прошлом до­ярки совхоза

Выбор Желаньи в качестве штаб-квартиры под­польного райкома партии не был случайным Село расположено на Угре, на скрещении дорог, связы­вающих Знаменку и станцию Угра, а также Петрищево и Великополье. К нему почти вплотную под­ходят с севера и юга обширные леса. В непосредственной близости от Желаньи, километрах в двух трех, не более, в лесу близ деревни Островки, находилась вновь создаваемая партизанская база.

На всех дорогах, ведущих к селу, были выставлены наблюдательные посты. Днем они значительно усиливались. Дозорным было приказано до поры до времени не вступать в открытые вооруженные столкновения: чтобы привести в боевой поряди имевшиеся в деревнях силы, партизанскому штаб требовалось некоторое время и трезвая оценка своих возможностей.

Медленно, но верно шло объединение партизан бойцов и командиров в единый отряд, способный разить врага. Райком укреплял свои связи с населе­нием. Коммунисты и комсомольцы разъясняли трудящимся смысл происходящего на фронте, доказывали неизбежность разгрома фашистской Германии, призывали всех способных носить оружие» борьбе с оккупантами.

Как только руководители подполья обосновались в Желанье, было выпущено обращение ко всем трудящимся района, подготовленное по поручена райкома К. А. Селиверстовым и Н. И. Зятевой. Из за отсутствия типографии обращение было размн жено в тридцати экземплярах от руки. В нем говорилось:

«Дорогие соотечественники, граждане Знаменского района!

Оккупация нашего района немецко-фашистскими захватчиками — дело временное. Красная Армия наносит мощные удары по врагу. Нет сомнения в том, что она изгонит оккупантов с советской земли. Столица в наших руках.

Не верьте лживой фашистской пропаганде. Саботируйте все мероприятия гитлеровских властей Не поддавайтесь на провокации.

Несколько недель находятся оккупанты на территории нашего района, а уже нет числа их кровавым преступлениям: они убивают, грабят, насилуют Вступайте в партизаны! Беспощадно бейте враги всюду, где они появятся! Решительно боритесь с оккупантами, чтобы над нашей землей, как преж­де, светило солнце.

Знайте, вы не одиноки. Вместе с вами находит­ся в эти тяжелые для Родины дни весь советский народ. Враг будет разгромлен! Победа — за нами!

Знаменский подпольный райком партии».

Обращение было вывешено в деревнях и селах на самых видных местах. Особенно много для под­держания контактов райкома партии с населением района сделали комсомольцы и учительницы желаньинской начальной школы Антонина Петровна Королева и Анна Петровна Зайцева. Они ходили в Гречишново, Лепехи, Новинку, Городянку, Великополье, Свиридово и в другие деревни, разнося ли­стовки, выпускаемые райкомом и штабом.

Со всех уголков района в Желанью, в штаб-квартиру партизанского отряда, потянулись посыль­ные. Шматков ежедневно получал точные сведения о том, что происходит в районе, где сосредоточива­ются подразделения противника, сколько собрано оружия и боеприпасов в деревнях.

Почти каждый день приходили желающие всту­пить в партизанский отряд колхозники, большей частью молодежь из соседних и дальних населен­ных пунктов. Вслед за взрослыми стали появлять­ся в Желанье совсем юные помощники партизан. Не отставая от старших, они усердно собирали на местах прошедших боев оружие и боеприпасы.

Часто Шматкову и другим членам бюро прихо­дилось оставлять на некоторое время текущие дела в Желанье, чтобы побывать то в одной, то в другой деревне. Там надо было помочь организовать само­оборону, тут — наладить политическую работу, где-то— просто побеседовать с людьми. Многих уси­лий, разумеется, требовало налаживание деятель­ности партийных организаций. Общение с народом в деревнях давало Шматкову знание настроения людей, их нужд, помогало сосредоточить внимание на главном.

Подпольный райком проделал важную работу по сбережению картофеля, который не успели вы­везти до оккупации. Бюро райкома приняло по это­му вопросу решение, и во многих деревнях были созданы склады картофеля. Затем было принято решение раздать колхозных коров, которых не уc пели отправить в тыл, на содержание колхозникам, с условием, что они сохранят их и возврат в хозяйства, как только враг будет изгнан. Часть коров предназначалась на мясо для госпиталей партизанского отряда.

Селиверстов поставил на бюро вопрос о сохранении сена. Гитлеровские фуражиры отбирали его Было решено распределить сено и солому сред колхозников, взявших себе остатки общественного скота. Если же где-либо по сложившимся условиям сделать это не окажется возможным, то в таком случае полагалось немедленно все сжечь.

Подпольный райком партии постепенно брал жизнь района под свой контроль.

ГРОЗА НАД УГРОЙ

Однажды утром в конце октября на квартиру Шматкову пришел Кузьма Андреевич Селиверстов и еще на пороге произнес:

• 
  Дозорные сообщили, что сегодня ночью в большаке Знаменка — Угра не появлялось ни одной машины, ни даже мотоциклиста.
  
• 
  Что бы это значило?
  
• 
  Простая вещь,— предположил Селиверстов- Фашисты боятся нас, вот и перестали ездить по ночам. Посмотрим, что будет днем!
  

По указанию Шматкова партизанские наблюдательные посты были выдвинуты от Желаньи намного дальше, чем прежде, усилены людьми и оружием.

25 октября состоялось очередное заседание бюро подпольного райкома партии. Шматков подробно охарактеризовал создавшуюся в районе обстанов­ку, осветил опыт совместных действий партизан и поставил вопрос об объединении всех имевшихся в это время в районе сил.

Необходимость такого решения ни у кого не вы­зывала сомнения. Объединенный партизанский от­ряд получил название «Смерть фашизму!».

На этом же заседании райком утвердил штаб по руководству Знаменским партизанским отрядом: командир — П. К. Шматков, комиссар — К. А. Се­ливерстов, начальник разведки — Н. К. Никитин.

Отряд был приведен в состояние полной боевой готовности на случай, если фашисты предпримут нападение на Желанью.

Шматкову не давало покоя то обстоятельство, что фашисты восстановили железнодорожный мост на реке Угре, у Сенютина, а также деревянный мост через нее возле Знаменки, взорванные в ок­тябре отходившими частями Красной Армии. По данным партизанской разведки, по ним уже возоб­новилось движение живой силы и боевой техники к Москве. Сразу же после пополнения отряда Шматков поставил как одну из задач — взорвать эти мосты. Для этого были созданы две специаль­ные группы подрывников.

Поднять на воздух железнодорожный мост на Угре было поручено в начале ноября группе парти­зан во главе с Федором Киреевым. Он с давних пор жил в деревне Будневке, невдалеке от станции Угра, и хорошо знал подходы к мосту. Подобравшись лесом, по берегу, к мосту, партизаны в течение не­скольких часов изучали, как он охраняется. Когда все, казалось, было точно установлено, Киреев по­пытался снять охрану, но как только партизаны приблизились к полотну железной дороги, по ним с моста открыли сильный огонь. Ничего не остава­лось, как отступить. В перестрелке был убит фаши­стский часовой, ранено два партизана.

Через несколько часов Федор Киреев предпри­нял еще одну попытку. В этот раз партизанам уда­лось расправиться с загнанными холодом в будку часовыми, и, не теряя времени, они начали закладывать аммонал под один из устоев. Но в этот мо­мент со стороны станции Угра появилась платфор­ма с установленными на ней пулеметами и уложен­ными по бортам мешками с песком. Под огнем пу­леметов партизанам снова пришлось отступить Еще долго платформа с моста поливала свинцом» лес, подступающий к реке.

Третья попытка взорвать мост через Угру состоялась через неделю. Ночью партизаны подползли к мосту, уничтожили охрану, заложили сильный за ряд взрывчатки под главным устоем и подожгли бикфордов шнур. Прошло несколько минут, и раз­дался взрыв... Мост получил сильные повреждения, но полностью разрушить его не удалось. Оказалось взрывчатка, долго пролежавшая в земле, отсырел и в значительной мере утратила свою разрушитель­ную силу. Раздосадованный Федор Киреев бросился снова к мосту, чтобы заложить взрывчатку еще раз, но туда уже подкатывала, стреляя на ход] та же самая проклятая платформа с пулеметами.

Момент внезапности был явно упущен, и завершение операции пришлось отложить на неопределенный срок. Шматков настоял на том, чтобы еле дующий удар по противнику был нанесен на большаке Юхнов — Вязьма.

Посланные в район деревни Екимцево разведчики установили, что на большаке наблюдаете; оживленное движение автомашин и танков. Закончив подготовку операции, группа партизан, вооруженных винтовками, автоматами и тремя ручным! пулеметами, двинулась в поход. Этой ударной группой руководил Алексей Григорьевич Холомьев. Двигались в темноте лесом. Миновали незаметно дерев ни Гряда, Подпоры, Корнюшково и перед рассветом вышли к Екимцеву. Расположив партизан лесочке на берегу Сигосы, Холомьев отправился с автоматчиками и пулеметчиками вперед.

Екимцево вытянулось вдоль дороги в длинную нитку. Прочные рубленые дома тесно обступали большак с обеих сторон. У северной окраины дерев­ни, на глинистом косогоре, поднималось двухэтажное деревянное здание школы, а левее виднелись во тьме высокие перила моста через реку. Мост как раз и представлял объект нападения партизан. Если удастся его взорвать, движение на большаке приостановится на несколько суток.

По данным предыдущей разведки Холомьеву было известно, что мост тщательно охраняется, а на чердаке школы оборудовано пулеметное гнездо.

Неслышно подобравшись к мосту, партизаны моментально уничтожили охрану и подложили под его балки взрывчатку. Прошло несколько минут, и мост взлетел на воздух.

Поднятая гитлеровцами стрельба вслед уходив­шим партизанам не причинила им вреда.

После налета на большак Юхнов — Вязьма Шматков наметил удар по железной дороге Вязь­ма— Брянск. Фашистам удалось восстановить на ней взорванные советскими войсками мосты и пус­тить к фронту поток военных эшелонов. Они шли до Вязьмы, а оттуда под Гжатск и Можайск. В руках врага эта дорога играла серьезную роль в снабже­нии армий, действовавших на Московском направ­лении.

Держать железную дорогу Вязьма — Брянск под постоянными ударами было поэтому важней­шей задачей партизан. Дорога проходила большей частью через леса. Партизанам было удобно неза­метно добираться до нее и наносить внезапные уда­ры. Леса тотчас надежно скрывали их.

Из-за повреждений, причиненных партизанами железнодорожному мосту через Угру, движение по дороге приостановилось лишь на несколько дней. Теперь надо было постараться вывести железную дорогу из строя на более длительное время.

«Конечно, хорошо бы предпринять нападение на станцию Угра,— размышлял Шматков.— Там, кстати, у фашистов крупные склады. В таком слу­чае железная дорога была бы перерезана надолго. Но для такого удара партизаны еще не готовы».

Обменявшись мнениями, руководители отряда решили организовать диверсию на железнодорож­ном переезде между станцией Угра и деревней Денисково. По сообщению разведки, переезд охранял­ся лишь несколькими часовыми, лесом к нему лег­ко было подойти вплотную.

Руководство операцией взял на себя Кузьма Андреевич Селиверстов. Взяв два десятка парти­зан, он повел их хорошо известными ему местами

Добравшись вечером до деревни Будневки, Се­ливерстов послал помогавшего ему местного пар­тизана Степана Лобанова и еще несколько человек к Денискову проверить, не усилилась ли охрана пе­реезда. Возвратившись из разведки, Лобанов под­твердил, что переезд по-прежнему охраняется дву­мя или тремя часовыми и что из-за холода они больше сидят в будке, где топится печка, а на же­лезную дорогу выходят примерно раз в полчаса.

Глубокой ночью партизаны бесшумно обошли Денисково с севера и достигли переезда. Мороз, сковавший землю с вечера, все усиливался. В мо­мент, когда из трубы на будке повалил особенно густой дым и гитлеровцы разомлели в тепле, Сели­верстов дал сигнал к нападению. Покончив с охра­ной, партизаны кинулись к переезду, подложи под рельсы несколько крупных мин и скрылись в лесу.

Последовал оглушительный взрыв, взлетел! рельсы и шпалы, насыпь разворотило, и переезд фактически перестал существовать.

После ряда диверсий, произведенных на пере гоне Вязьма — Киров и в других местах, командующий 4-й армией генерал фон Клюге (получивший задачу вести фронтальный натиск на Москву) из дал приказ, из которого видно, насколько серьезный вред причиняли его армии внезапные партизанские удары по коммуникациям. «Железная до рога является жизненным нервом для передвижения армии,— предупреждал командующий.— Зимой она получает особенное значение по сравнению с гужевыми дорогами. Как и следовало ожидать, рус­ские партизаны направили свои действия против железнодорожных путей в районе боев и в тылу нашей армии». Сообщив о последних диверсиях, фон Клюге требовал крови: «Всеми средствами сле­дует препятствовать гражданским лицам двигать­ся по железнодорожным путям пешком или в ва­гонах... Всякий, кто будет обнаружен на полотне железной дороги, подлежит расстрелу на месте. Во всех этих случаях действовать беспощадно». При­казывалось вести борьбу даже с «повсюду снующими мальчишками» — членами пионерской орга­низации.

Партизаны использовали всякую возможность в борьбе с лютым врагом. И один в поле воин! Это правило было для них непреложным законом. Пу­тевой обходчик станции Угра Федор Семенович Кузнецов взорвал воинский эшелон. В обломках вагонов погибло несколько десятков гитлеровцев. Партизан Семен Верещагин застал в деревне Греково двух фашистов, которые приехали сюда награ­бить для своих частей полушубков и валенок. Ве­рещагин застрелил их из автомата. В Великополье во время схватки группы партизан с гитлеровцами, приехавшими на трех подводах отобрать у населе­ния холст на портянки для следующей на фронт ча­сти, учитель комсомолец Василий Фроленков убил четырех гитлеровцев.

Пламя партизанской борьбы на угранской земле разгоралось. Партизаны наносили оккупантам один удар за другим. Они вершили по призыву партии святое и правое дело.

Зима стояла у порога — необычно ранняя, гро­зившая суровыми холодами. Пользуясь первыми снегопадами, быстро заносившими следы, парти­занские группы то тут, то там нападали на гарни­зоны гитлеровцев.

Несколько партизан под командованием лейте­нанта Алексея Кузнецова, переодетые в немецкую форму, пробрались на станцию Угра и заминирова­ли артиллерийский склад, оставленный в октябре отходившими частями советских войск. В задачу группы входило сделать все возможное, чтобы со­хранить этот склад. Партизаны установили перед складом указатели с надписями по-немецки: «За­минировано!» Гитлеровцы, полагая, что это сделано их минерами, не приближались к складу.

Отходя со станции, партизаны подорвали у де­ревни Малиновки две вражеские автомашины с сол­датами; при этом они вывели из строя более двад­цати фашистов.
Другая группа партизан во главе с политруком Иваном Кленовым застигла в деревне Каменке гит­леровских фуражиров, приехавших туда на автома­шинах за сеном. Партизаны окружили их и в ко­ротком бою истребили.

В восточной части района на территории не­скольких сельсоветов успешно действовал отряд А. Г. Холомьева, именовавшийся 2-м отрядом «Смерть фашизму!». В него влилась группа парти­зан, созданная из бойцов, командиров и местных жителей коммунистом деревни Жолобово Павлом Воронцовым. Этот отряд насчитывал свыше ста бойцов, имел в достатке оружие и боеприпасы. В первой же ночной вылазке на большак Юхнов-Вязьма, главный объект ударов 2-го партизанского отряда, у села Слободки партизаны подорвали и сожгли семь грузовых машин, уничтожили более тридцати солдат.

Приближалось 7 ноября — 24-я годовщина Beликого Октября. И партизаны и жители деревень нередко спрашивали у Петра Карповича: «Как там Москва?», «Выстоит ли столица?». Он разъяснял что по сведениям, которые имеются, под Москвой идут ожесточенные бои, что Красная Армия сдер живает натиск врага.

Без радио вести из Москвы доходили до района с большим опозданием, часто в искаженном виде Но райком пока что был бессилен поправить поло­жение; не было даже самого простенького радио­приемника, а найденная на месте одного из боев под Петрищевом рация не работала из-за того, что разрядились батареи.

Положение прояснилось неожиданно. «Первую весть с Большой земли мы получили 9—10 ноября 1941 года,— говорится в написанных после войны воспоминаниях П. К. Шматкова,— и только тогда мы узнали о положении в Москве. Это была бро­шюра с выступлением товарища Сталина 6 нояб­ря 1941 г. о 24-й годовщине Октября и его прика­зом от 7 ноября» .

Найденная в снегу на желаньинском поле бро­шюра была сброшена самолетом, пролетавшим ночью. Узнав об этом, Шматков сразу сказал:

— Надо поискать еще. Не может быть, чтобы самолет сбросил всего одну. Наверняка их было больше. Ветром, наверное, разнесло!

По заданию Шматкова ватага мальчишек об­шарила желаньинское поле от края и до края. Ре­бята нашли еще одну брошюру.

Несколько дней спустя в лесах, прилегающих к Желанье, было найдено еще сто брошюр, но пер­вые два экземпляра были дороже всего.

Ознакомившись с брошюрой, Шматков решил было немедленно созвать заседание бюро подполь­ного райкома партии, обсудить на нем речь главы партии и государства, но этому помешало неожи­данно возникшее обстоятельство: гитлеровцы пред­приняли настойчивые попытки прорвать оборону партизан на ряде участков. Надо было давать вра­гу отпор.

Поэтому созвать заседание бюро удалось лишь в двадцатых числах ноября. Текст доклада И. В. Сталина послужил подпольному райкому незамени­мым материалом для развертывания агитационной работы. Все члены бюро райкома, партийный ак­тив, наиболее подготовленные комсомольцы разо­шлись по сельсоветам и проводили там подпольные собрания и встречи с колхозниками.

Среди множества трудностей и лишений, при­несенных оккупацией, одним из самых ощутимых было отсутствие газет и радио. Сколько же радо­сти доставило известие о том, что в здании полнышевской школы, на чердаке, вдруг удалось обнару­жить радиоприемник — пусть немудрящий, но в полной исправности. Теперь можно было наладить запись сообщений о положении на фронтах, изго­товление и распространение листовок. Ведь так важно было, чтобы население знало правду о со­бытиях на фронте и в стране.

Так в районе появилась первая подпольная радиоточка. Ответственность за ее бесперебойную работу райком возложил на Василия Ивановича Веселовского. В доме тещи, Екатерины Васильевны Зубаревой, где он жил, Веселовский вырыл под по­лом яму, обложил ее стенки тесом. Под домом по­лучилась довольно большая комната. В ней на сби­том из досок столе он установил радиоприемник, приспособил керосиновую лампу. Проделал запас­ной выход на огород, откуда можно было за не­сколько минут незаметно добраться до лесных за­рослей.

Открытие подпольной радиоточки было малень­ким праздником. Петр Карпович Шматков с Сели верстовым пришли в Гремячку ранним утром; вме­сте с хозяином они спустились в подпол. Там уже находилась Варя, жена Веселовского, готовая запи­сывать сводку.

Ровно в семь часов утра передавали очередное сообщение Совинформбюро. Было оно, к сожале­нию, все еще неутешительным: враг находился под Москвой и продолжал бешено рваться вперед. За­тем эту же сводку передавали для газет. Диктор читал ее медленно, называя населенные пункты по буквам, что позволяло вести запись.

Возвратившись в Желанью, Шматков попросил побыстрее разыскать Н. И. Зятеву. Когда она при­шла, Петр Карпович положил перед ней своди Совинформбюро:

— С сегодняшнего дня, Наталья Ивановна, вы будете регулярно получать такого рода сводки. Переписывайте их в возможно большем количестве и распространяйте по району. Отныне это ваше главное задание. Подберите себе помощников из комсомольцев, школьников и действуйте.

Зятева до войны преподавала в школе села Beликополье. Шматков не сомневался, что выпущен­ные с се участием сводки, листовки будут составлены толково и грамотно.

Прошло еще некоторое время, и новые подполь­ные радиоточки возникли в Бельдюгине и Жолобове. В Бельдюгине ответственной за радиоточку бы­ла Анна Семенкова, в Жолобове — Иван Филиппов, Они также ежедневно записывали сводки Совинформбюро. Вскоре переписанные патриотами сооб­щения Совинформбюро, сводки и листовки появи­лись во всех населенных пунктах района. Из них местное население узнавало о событиях на фрон­тах, героизме и стойкости воинов Красной Армии, громящих фашистские полчища на подступах к Мо­скве и на других фронтах.

По поручению райкома к распространению этих материалов были привлечены Анна Алдунина из поселка Угра, Клавдия Баева и Анна Серганова из деревни Луги, Анна Жандарова из села Подсосонки, Надежда Игнашенкова из Желаньи, Мария Кошелева из Еленки, Галина Степанова из Свинцова, Екатерина Соловьева из Знаменки, Евдокия Храпанова из Коптева, Анна Фроленкова из Великополья, Вера Богданова из Будневки и многие другие.

Несмотря на опасность, эта молодежь, пробира­ясь в населенные пункты, занятые врагом, самоот­верженно исполняла свой патриотический долг.

Усилиями тех, кто принимал радиосводки, а за­тем размножал листовки и бесстрашно распростра­нял их в деревнях и селах, живое слово родной Коммунистической партии доходило до сердец ты­сяч жителей.