Xvii век, завершающий так называемый период «раннего нового времени», был для западноевропейского общества временем разнообразных перемен

«СОЕДИНЯТСЯ ЛИ КРАСОТЫ УМА С КРАСОТОЙ ПЛАТЬЯ?» (ФРАНЦУЗСКИЕ АВТОРЫ XVII – XVIII веков О ЖЕНСКОМ ОБРАЗОВАНИИ) // НОВАЯ И НОВЕЙШАЯ ИСТОРИЯ Выпуск 20. Саратов, 2001.

Первый, приходится на ту эпоху, которую принято именовать Ренессансом, эпохой Возрождения. Для этого периода свойственно прежде всего эмоционально-чувственное восхищение человека собственными качествами. Но «человек», с точки зрения авторов и читателей многочисленных трактатов о «достоинствах человека» (эту сторону явления обычно забывают отметить), означал исключительно мужчину, речь в этих сочинениях шла только о мужской части человеческого общества. Женщины, их достоинства (внешняя привлекательность, ум, эрудиция и т. д.) оценивались исключительно с позиций мужчины, мужского внимания, мужской заинтересованности не только в красивой и ласковой жене и матери для своих детей, но и в приятной собеседнице, точнее, понимающей слушательнице, и толковой помощнице в домашних и предпринимательских, если потребуется, заботах.

Следующий этап связан с критико-рационалистическим анализом природы человека, который приходится на период первой научной революции (последние десятилетия XVI–XVII вв.) и проявился прежде всего в деятельности писателей-моралистов. Одновременно, именно в этот момент, намечаются признаки такого долговременного процесса – как начало процесса самосознания женщины, женской индивидуальности.

Само явление было вызвано объективными обстоятельствами – становлением общества нового типа, где большую роль играло общественное производство, где человек (как мужчина, так и, в меньшей степени, женщина) оказывался вовлеченным в «большую жизнь», резко отличавшуюся от «малой жизни» семьи и всего, что с ней непосредственно связано.

Этот процесс был замечен современниками и прокомментирован. Причем на первых порах, комментарии осуществляли мужчины – «повелители жизни».

Размышления о женщинах переходного времени можно встретить и в сочинениях о морали и нравственности, и среди чрезвычайно модных в этот период афоризмов, в театральных пьесах, в художественных произведениях; такие источники, как письма, дневники, мемуары, автобиографии, содержащие прямые высказывания личного характера, позволяют провести анализ интересующего нас вопроса. При написании данной работы использованы сочинения следующих авторов: «Максимы» герцога Франсуа де Ларошфуко, над которыми последний работал около тридцати лет, и именно это произведение все исследователи его творчества признают главным. В «Максимах» Ларошфуко в афористической форме отображает философские итоги наблюдений над нравами аристократического общества (1*); «Характеры, или Нравы нашего века» Жана де Лабрюйера (1688) – писателя-моралиста и мастера сатирической публицистики (2*); эссе литератора Шарля де Сент-Эвремона «О дружбе», в котором автор затрагивает проблемы «женского вопроса» и отрывoк из его письма к Нинон де Ланкло, с которой Сент-Эвремона связывала многолетняя дружба и, как следствие этого, искреннее выражение друг перед другом своих взглядов и личных переживаний (3*); пьесы Жана Батиста Мольера «Смешные жеманницы» (1659) и «Ученые женщины» (1672) дают возможность выяснить отношение автора к определенному типу женщин и понять общепринятую точку зрения общества того времени на женскую «ученость» (4*); роман-трактат представителя французского просветительства Ж.-Ж. Руссо «Эмиль, или о воспитании» (1762) стал для передовых слоев общества XVIII века педагогическим наставлением. Для нашей темы наиболее актуальна позиция Руссо относительно женской природы и женского образования, изложенная в 5 части этой книги «София, или женщина» (5*): переписка с друзьями и знакомыми Дени Дидро – философа и просветителя, основателя и редактора «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел» раскрывает оттенки его чувств к окружающим, и конкретно к представительницам прекрасного пола (6*).

Значительным является факт, что именно в этот период интереса к психологической проблематике стали слышны голоса тех, кто отстаивал новый взгляд на предназначение женщины. Женский вопрос не рассматривался ни в юридическом, ни в экономическом, ни, тем более, в политическом ракурсе. Некоторый сдвиг наметился лишь в представлениях, относительно возможности женщин получать образование. Но обсуждение этой проблемы касалось исключительно бытовой стороны, поскольку быт людей, особенно принадлежащих к «верхам» общества, становился все более открытым.

Не случайно именно с жизнью высших кругов связаны ранее всего заметные новшества в «ролях», которые стали исполнять женщины и в комментариях, которые давали по этому поводу мужчины. Уклад жизни при дворе не только допускал, но и предполагал заметное участие женщин. Возможно поэтому, именно в рассуждениях плеяды авторов, именуемых «писателями-моралистами», присутствуют многочисленные пассажи, содержащие оценку женских «душевных» качеств. Ведь писатели-моралисты жили или бывали при дворе, следовательно, придворные дамы были для них таким же объектом изучения человеческой природы, что и придворные кавалеры.

Какие же качества привлекали их в этом объекте?

На первом месте, безусловно, стоит повышенное (с мужской точки зрения) внимание женщин к своей внешности и внешности других женщин. С насмешкой рисует Лабрюйер типичный образ, смешной и печальный в одно и то же время: «Лиза слышит, как о некоей презираемой ею кокетке говорят, что та молодится и носит наряды, которые не пристали женщине за сорок. Лизе тоже за сорок, но для нее в году куда меньше 12 месяцев, и к тому же они ее не старят…» (7*) Обобщая тему возраста Ларошфуко меланхолически констатировал: «Старость – это преисподняя для женщин» (8*). Приятную наружность представительниц слабого пола герцог рассматривал как главное преимущество в сравнении с другими не менее положительными качествами, наверное поэтому он утверждал: «Немного найдется на свете женщин, чьи достоинства пережили бы их красоту» (9*).

Среди прочих женских достоинств Лабрюйер и Ларошфуко особое место определяли образованности (естественно, с позиций общепринятого мужского превосходства над женщиной). Это был еще один момент, который привлекал ученые умы в обсуждении темы женского вопроса.

«Почему винят мужчин в том, что женщины не образованны? Какие законы, какие указы и рескрипты запрещают им открыть глаза, читать, запоминать прочитанное, и делиться потом этими сведениями в беседах и сочинениях? Не сами ли женщины виноваты в том, что они закоснели в привычном обществе?…» (10*) – с возмущением восклицает Лабрюйер. Казалось бы, его высказывание нетипично для своего времени – мужчина упрекает женщину в нежелании стать «ученой», образованной, позволяет ей на равных правах проявлять свои знания не только в беседе, но даже и в литературе. Но… далее мы читаем слова, которые определяют противоположный критерий вышесказанному – оказывается, что есть ряд «слабостей», присущих исключительно женскому полу, которые и являются причиной подобного «невежества» – «Быть может… они (женщины. – О. О.) слабы здоровьем, или ленивы, или безраздельно преданы заботам о своей красоте, или слишком легкомысленны для усидчивых занятий, или их способности, их таланты пригодны только для рукоделия, или они чересчур поглощены мелочами домашней жизни, или им от природы свойственно отвращение ко всему серьезному и трудному, или знания, к которым они стремятся отнюдь не таковы, чтобы удовлетворить разум, или склонности, которые они проявляют не способствуют развитию памяти?» (11*)

А далее, с огромной долей самодовольства следует заявление: «Какова бы ни была причина, которой мужчины обязаны женским невежеством, они должны радоваться тому, что у женщин, взявших такую власть над ними, нет хотя бы преимущества в образованности» (12*). «Власть» женщины над мужчиной, по мнению писателя, проявляется в вечном вопросе частного характера, вопросе любовного увлечения. Возможно поэтому, симпатией пользуются те качества женской личности, которые способны увлечь мужчину: «Ничто не доставляет такого наслаждения, как общество прекрасной женщины, наделенной свойствами благородного мужчины, ибо она соединяет в себе достоинства обоих полов».Ученость и разумность женщины рассматриваются Лабрюйером как дополнительное украшение: «Когда мне говорят, что некто сочетает в себе разумение с ученостью, я не допытываюсь, мужчина или женщина это, я просто восхищаюсь!…ученая женщина сделалась таковой лишь потому, что смогла победить в себе многие слабости: следовательно – она особенно разумна» (13*).

Герцог Франсуа де Ларошфуко утверждает, что «Если у женщины образованный ум, беседу с ней я предпочитаю беседе с мужчиной: женщины обладают той мягкостью, которая отнюдь не присуща нам, к тому же свои мысли они выражают с большей ясностью и всему, что говорят, придают больше изящества» (14*). Но далее, в 340 максиме Ларошфуко, как и Лабрюйер ставит на разные чаши весов ум и образованность у представительниц прекрасного пола: «Ум у большинства женщин служит не столько для укрепления их благоразумия, сколько для оправдания их безрассудств» (15*). Возможности, а точнее сказать, невозможности своих современниц знаменитый моралист сформулировал в одной фразе: «Так как их пол закрывает им все пути, ведущие к славе, они стремятся достичь известности, выставляя напоказ свое безутешное горе», – читаем мы в максиме «О человеческом горе» (16*).

Сам герцог приобрел свой «мрачный» характер из-за разочарования в своей привязанности – герцогини де Лонгвиль, любовь к которой была столь сильна, что герцог в течении долгих лет отказывался в угоду ей от своей гордости и честолюбия. Но несмотря на этот печальный факт, в дальнейшем его единственным утешением была дружба с мадам Лафайет, которой он остался верен до самой смерти. Однако в замечаниях о женской дружбе Ларошфуко опять-таки не может отказаться от скептицизма: «Женщины оттого так безразличны к дружбе, что она кажется им пресной в сравнении с любовью» (17*).

Дружба у Ларошфуко в отличии от любви поставлена под контроль разума, а женщины, увы, не способны совершать разумных поступков.

Современник Ларошфуко и Лабрюйера, литератор Шарль де Сент-Эвремон – один из видных выразителей предпросветительских умонастроений, отличался особой благосклонностью к противоположному полу. Он не только говорит, что «находит женщин более просвещенными и более способными, чем мужчин», но и отмечает, что «частые отношения с красивой, духовной, разумной женщиной придают такой связи еще больше сладости» (18*). На закате своей жизни, Сент-Эвремон, переоценивая ценности, предался унынию и поставил под сомнение необходимость познавательной и мыслительной деятельности человека вообще и женщины в частности; с легкой грустью он написал в письме к Нинон де Ланкло: «…теперь же вы заняты только тем, что касается вашего ума: не знаю, надо ли придавать этому столь большое значение. Ничто из прочитанного не стоит того, чтобы удержать это в памяти, ничто из сказанного не достойно быть услышанным» (19*).

Учитывая вышесказанное, остается признать, что в кругах просвещенной французской аристократии, в условиях «публичности» придворного быта, мыслители оценивают наблюдаемые ими перемены, находясь на привычных позициях «мужского мира». Женская образованность допускается и даже приветствуется исходя из того, сколь приемлема и приятна она для мужчины. « На ученую женщину мы смотрим как на драгоценную шпагу: она тщательно отделана, искусно отполирована, покрыта тонкой гравировкой. Это стенное украшение показывают знатокам, но его не берут с собой ни на войну, ни на охоту, ибо оно также не годится в дело, как манежная лошадь, даже отлично выезженная» (20*).

Женская образованность, таким образом, должна служить дополнительным украшением индивидуальности ее обладательницы.

В тоже время это качество является опасным, поскольку образованная женщина сталкивается с перспективой «оказаться невостребованной», лишиться возможности выйти замуж, если не будет осторожной, умной «красавицей, интуитивно ощущающей, сколь опасно владеть слишком большим богатством – умом» (21*). Для этого следует быть осмотрительной и проявлять столько ума, сколько приемлемо для мужчин.

Мнение представителей «аристократического крыла» интеллектуальной элиты Франции XVII века относительно возможности женщин проявить свои способности и получить достойное образование представляется достаточно противоречивым. Они признают необходимость женского образования, признают наличие ума у противоположного пола, но подчеркивают, что женщины менее рассудочны и рациональны, чем мужчины. А с точки зрения XVII века, поднявшего на щит именно рациональное начало, это представлялось не просто недостатком, но проявлением своего рода ущербности. Ценность женского ума и образованности оценивалась с позиций того, насколько эти качества делают женщину привлекательной, приятной для мужчин. По сути, эти качества должны иметь чисто декоративное значение. Не случайно, все самые известные «просвещенные дамы» принадлежали к высшим слоям общества, или проникли туда тем или иным путем.

Сложнее было отношение к женской образованности в тех кругах, которые со временем составили костяк буржуазии. На этом уровне женская образованность, понимаемая, прежде всего как образованность классическая, воспринималась достаточно скептически и неодобрительно. Глашатаем этого явления стал Мольер, неоднократно высмеивавший женщин, которые тем или иным образом выставляли на показ свою «ученость».

Мольер, по мнению Дени Дидро, относился к числу тех великих драматургов, которые «являются прилежными наблюдателями того, что совершается вокруг них в мире физическом и мире моральном» (22*). Объектом мольеровского изображения становился, как правило, не единичный казус, а жизненные явления, приобретающие общественный характер: «Если бы на свете существовали лишь одна-две жеманницы, из этого можно было бы сделать сатиру, но никак не комедию» (23*).

В фарсе «Смешные жеманницы» Мольер напрямую не обращается к «женскому вопросу», а критикует галантные романы и стиль прециозной литературы (24*), но, несмотря на это появляется возможность выяснить его отношение к определенному типу женщин. Героини Мольера – провинциалки, недавно поселившиеся в Париже, которые стремятся изо всех сил не отстать от столичной моды. «В самом деле, я нахожу, что особа, которая желает прослыть умницей, а всех четверостиший, которые сочинены в Париже за день, знать не изволит, достойна осмеяния. Я бы сгорела от стыда, если бы меня спросили, видела ли я то-то и то-то, и вдруг оказалось бы, что я не видела» (25*). С нескрываемым раздражением показывает Мольер, что подобные особы отказались от естественного человеческого поведения и превратились в кукол, твердящих высокопарные фразы: одна из жеманниц – Мадлон, говорит служанке: «Скорее подай нам советника граций», имея в виду обыкновенное зеркало, «гонец» употребляется вместо «лакей», а «удобства собеседования» – это всего лишь обычные кресла. Драматург утрируя, высмеивает «образованных дам», которые стремятся с помощью высокомерия и неестественности поведения уподобиться образованным кругам общества.

Над комедией «Ученые женщины» Мольер работал с перерывами около двух лет и считал ее, чуть ли не самой совершенной своей работой. Но успех пришел к этой пьесе много лет спустя, а современниками она не была оценена по достоинству. Женская «ученость» выглядела комично не только на сцене мольеровского театра, но и в жизни к ней относились с долей насмешки. Хотя автор преувеличивал, выставляя своих героинь смешными, придавая им налет вульгарности, тем не менее в этой пьесе помимо других, поднимается более новая, и даже неожиданная для своей эпохи проблематика – вопросы женского образования и женской эмансипации.

Глава семьи, патриархально настроенный буржуа Кризаль, не имеет никакого влияния на разыгрывающиеся события, жена держит его «под каблуком». Она «просветила» свой разум философией и чувствует за собой моральное право возвышаться над мужем с его представлениями о женщине как о жене, матери и хозяйке, которой не нужна «ученость». Филаминта так говорит Кризалю: «А тем, что придавать нам не хотят цены, кичливым умникам, мы показать должны, что знаньем женщины подчас их всех богаче, что можем мы решать не меньшие задачи, в ученых обществах сплотясь подобно им. Мы в сотнях опытах изучим мирозданье, все школы к диспуту допустим мы равно, но думать мы не станем заодно» (26*).

Мольер иронизирует над своими «учеными женщинами» не за их стремленье к знаниям, а за игру в «науку», за познание – как средство удовлетворить свое честолюбие, создать себе пышную рекламу. Он говорит об этом словами жениха младшей дочери Кризаля, Клитандра: «Незнанья право дать я женщине готов, лишь не видать бы в ней мне страсти иступленной ученой сделаться лишь с тем, чтоб быть ученой. Пусть на вопрос она порой замнет ответ, пусть сведенья свои скрывает перед светом; пусть ищет знания, но не трубит об этом, без громких слов, цитат, не думая о том, чтоб в каждом пустяке блеснуть умом» (27*). Вывод самого Кризаля достаточно прост – женщина должна заниматься исключительно хлопотами семьи: «Пускай она детей получше воспитает, уют создаст в семье, с умом ведет расходы, и в этом знанья все и мудрость женщин от природы, отцы-то наши знали, что к чему, и говорили: женщина учена, коль различает где камзол, где панталоны» (28*). Исходя из этого, можно понять, что по мнению Мольера излишняя образованность у женщин ведет к появлению отрицательных черт в характере – высокомерие, лживость, лицемерие. Автор приветствует благородный интерес к образованию, но в пределах, не позволяющих выйти за границы семейных интересов. Лейтмотив произведения – женщина должна быть разумной, а образованной и ученой совсем не обязательно.

Более «взвешенно», но по сути ту же линию проводили представители французского просветительства уже следующего XVIII века.

В 1762 году появился роман-трактат Ж.-Ж. Руссо «Эмиль, или о воспитании». Пятая часть этой книги была названа автором «София, или женщина». Приведем цитату из романа, которая определяет отношение Руссо к обретению женщинами новых прав и достоинств: «Когда женщина бывает до конца женщиной, она представляет больше ценности, нежели когда играет роль мужчины; всякий раз, как женщина заявляет нам о своих правах, она берет верх над нами, всякий раз, как она хочет завладеть нашими правами, она оказывается ниже нас… Развивать в женщине мужские свойства, пренебрегая присущими ей качествами, – значит действовать явно ей во вред» (29*)

«Мужские свойства» и «мужские права» для Руссо прежде всего возможность приобретения полноценного образования. Философ не считает, что девочку надо воспитывать в невежестве и готовить ее только для домашнего хозяйства, так как мужчина должен иметь дома не только служанку или «некий живой автомат», а и благовоспитанную жену, «чтобы женщина мыслила, чтобы она имела свое суждение, чтобы она любила, чтобы обладала познаниями и заботилась о своем умственном развитии, как заботится о красоте своего лица. Женщина должна многому выучиться, но лишь тому, что ей надлежит знать» (30*) А надлежит женщине в плане образовательном знать не очень много: читать и писать девочку не стоит обучать, по крайней мере в раннем возрасте, так как неизвестно, понадобится ли это в дальнейшем; можно обучить девочку арифметике, рисованию, «ибо это искусство имеет прямое отношение к искусству одеваться», но рисованию не лиц и ландшафтов, а цветов и узоров и т.п., так как эти умения помогут в вышивании; еще девочку надо обучать «искусствам, цель коих доставлять удовольствие», т.е. пению, танцам и другим изящным искусствам (31*), в вопросах религии всякая девушка должна исповедовать религию своей матери, и всякая жена – религию своего мужа. «Не будучи в состоянии сами быть судьями, женщины должны покоряться решению отцов и мужей, как голосу церкви» (32*)

Но основное, чему должна научиться женщина – быть послушной, исполненной долга, скромной и целомудренной, угождать мужчинам и покоряться их воле – «…Женщина не только должна быть верной, но и почитаться таковой своим мужем, своими близкими, всем светом. Она должна быть скромной, заботливой, сдержанной и не только сама сознавать свою добродетель, но и быть добродетельной в глазах всех и каждого…» (33*). Из этого вытекает, что кроме системы образования, к девочке надо применять совсем иную систему воспитания, чем к мальчику: людское мнение – это могила мужской добродетели и престол, на коем торжествует добродетель женщины» (34*).

Дабы еще наглядней продемонстрировать позицию Руссо, занятую по отношению к женщине, а вместе с тем и по отношению ко всем моментам ее жизнедеятельности, вернемся к первым страницам его главы «София, или женщина»: «При соединении полов каждый из них осуществляет одну и ту же задачу, но совершенно по-разному. Из этого различия проистекает первая отличительная особенность их взаимоотношений. Один должен быть активным и сильным, другой – пассивным и слабым: надлежит, чтобы один выказывал и осуществлял свою волю, и достаточно, чтобы сопротивление другого было не слишком упорным. Коль скоро установлено это положение, из него вытекает, что женщина создана именно для того, чтобы нравиться мужчине. Конечно, мужчина в свою очередь должен ей нравиться, но в этом нет прямой необходимости: сила является его достоинством, он нравится уже одним тем, что силен. Пусть это не закон любви, но это закон природы» (35*). Комментарии этого заявления кажутся излишними.

Дени Дидро в отличие от Руссо «нравственным талантам женщины» придавал «большее значение, нежели приятным» (36*). Но традиционное домашнее воспитание больше приходилось по нраву Дидро, нежели обучение в различных заведениях: «Что касается моей дочери, религиозная часть ее воспитания была поручена ее матери и служителям церкви. Преподаватели обучали ее географии, музыке, танцам и истории… Я решил учить ее танцам, чтобы она умела держаться в обществе. Природа и склонность способствовали тому, чтобы она стала глубоко понимать гармонию и оказалась способной музыкантшей. Я этому не противился… – пишет Дидро в письме к своему брату – …прибавьте к этому знание домашнего хозяйства и все женские рукоделия и вы согласитесь, что она заслуживает уважения, которым пользуется… то, чему учат в монастырях, она знает лучше тех, кто провели там свою молодость» (37*). Важный аспект для женского образования, по мнению Дидро – приучить девушку к размышлению, чтению, к радости уединенной жизни, а кроме того, к презрению ко всем пустопорожним мелочам, на которые уходит вся жизнь женщин. Одежда женщин должна быть скромной, а любить она должна только хорошее (38*).

Подводя итоги, можно заметить, что стремления авторов некоторым образом повлиять на обучение женщин в новое время, сводятся к тому, что образование, как результат усвоения систематизированных научных знаний для женщин являлся не обязательным и более того, не важным условием в жизни; женское «образование» подразумевало получение определенных навыков, которые можно будет применить в быту или свете (39*), «ученость» женщины и ее ум находились на разных полюсах (женщина ученая вызывала снисходительную улыбку, женщина, наделенная природным умом и развивающая его, имела успех настолько, насколько она умела держаться «подобающего ей места»).

Как можно заметить, авторы на мнения которых мы ссылались, имеют отличные друг от друга взгляды на вопрос необходимости женского образования во французском обществе XVII–XVIII веков. Условно можно выделить несколько направлений в этой своеобразной «полемике»:

– мужчины – сторонники «декоративного образования», предполагавшего наряду с обучением ведению хозяйства, освоение чтения и письма, знакомство с классическими языками, иногда «живыми» иностранными языками, умению петь, танцевать, музицировать, рисовать и т.д. Такое образование создавало женщин, которые «украшали собой» общество;

– мужчины – сторонники преобладания полезных навыков в обучении женщин, делающих из них качественных домашних хозяек.

В любом случае «женщина…всецело зависит от оценки, какую дает ей мужчина» (40*), и, соответственно, во всех сочинениях присутствует (более или менее отчетливо) стремление поставить вопрос о женском образовании в рамки, приемлемые или допустимые с точки зрения общества, где «правила игры» определены представителями «сильного пола».

В характеристике женской природы философы, писатели, моралисты, политические деятели и прочие образованные умы были на редкость единодушны: они рассматривали женщин с точки зрения «патриархальной системы, которая в течение многих столетий в самых разных исторических условиях сохраняла подчиненное положение женщин в сексуально-репродуктивной («частной») и социально-экономической («публичной») сфере» (41*).

1* Лучшее русское издание «Максим» было сделано в 1971 году в серии «Литературные памятники» (Ларошфуко Ф. де. Мемуары. Максимы. М., 1971. Воспроизведено репринтным способом в 1993 году). Кроме того, в 1974 году был выпущен сборник произведений французских писателей : Ларошфуко Ф. де. Максимы. Паскаль Б. Мысли. Лабрюйер Ж. де. Характеры. М., 1974. Эти издания и станут основными в нашей работе.

2* Кроме уже упомянутого сборника, куда вошло это произведение Лабрюйера, мы будем пользоваться другим русскоязычным изданием «Характеров» : Лабрюйер Ж. де. Характеры. М.-Л., 1964.

3* Эссе Сент-Эвремона не было переведено на русский язык, поэтому воспользуемся его французским изданием: Saint-Evremond C. de. Sur l` amitie. A madame Mazarin // Oeuvres choisises. P., 1866. Отрывки из переписки Сент-Эвремона и Ланкло взяты из книги французского историка, изданной в Санкт-Петербурге в 1998 году: Рош Ф. Нинон де Ланкло. Женский ум, мужское сердце. СПб., 1998.

4* Сочинения Мольера на русском языке издавались неоднократно. В данной работе используются собрания сочинений драматурга в 2-х и 3-х томах, вышедших последовательно в 1957 и 1987 гг : Мольер Ж.-Б. Собр. соч.: В 2 т. Т. 1. М., 1957. (здесь напечатана пьеса-фарс «Смешные жеманницы» ) и Мольер Ж.-Б. Полн. собр. соч.: В 3 т. Т. 3. (среди других пьес здесь опубликована комедия «Ученые женщины»).

5* Русский перевод 5 части педагогического романа Руссо, на который мы будем ссылаться, опубликован в издательстве «Художественная литература» в 1961 г.: Руссо Ж.-Ж. Избр. соч.: В 3 т. Т. 1. М., 1961.

6* Письма Дидро впервые были собраны в отдельную книгу и опубликованы в 1940 г.: Дидро Д. Собр. соч. Т. IX. Письма. М.-Л., 1940.

7* Лабрюйер Ж. де. Характеры // Ларошфуко Ф. де. Максимы. Паскаль Б. Мысли. Лабрюйер Ж. де. Характеры. М., 1974. С. 227.

8* Лабрюйер Ж. де. Характеры // Ларошфуко Ф. де. Максимы. Паскаль Б. Мысли. Лабрюйер Ж. де. Характеры. М., 1974. С. 97.

9* Рош Ф. Указ. соч. С. 244.

10* Лабрюйер Ж. де. Характеры. М.-Л., 1964. С. 75.

11* Там же. С. 75.

12* Там же. С. 76.

13* Лабрюйер Ж. де. Характеры... С. 75.

14* Ларошфуко Ф. де. Максимы // Мемуары. Максимы. М., 1971. С. 148.

15* Там же. С. 176.

16* Там же. С. 168.

17* Там же. С. 184.

18* Saint-Evremond C. de. Op. cit. P. 300.

19* Рош Ф. Указ. соч. С. 245.

20* Лабрюйер Ж. де. Указ. соч. С. 75.

21* Рош Ф. Указ. соч. С. 245.

22* Дидро Д. Парадокс об актере. Л.-М., 1938. С. 47.

23* Там же. С. 76.

24* В сер. XVII века в аристократических салонах Парижа вырабатывалась эстетика прециозности ( от слова precieux –«драгоценный», в расширительном смысле – «изысканный») – отрицались непосредственность и простота в выражении мыслей и чувств, а утверждались вычурность и манерность, создающие нарочитый, противоестественный облик с расчетом на то, что они ясней дадут почувствовать окружающим свое сословное превосходство.

25* Мольер Ж.-Б. Указ. соч. С. 257.

26* Мольер Ж.-Б. Указ. соч. С. 489.

27* Там же. С. 456–457.

28* Мольер Ж.-Б. Указ. соч. С. 485.

29* Руссо Ж.-Ж. Указ. соч. С.554.

30* Там же. С. 555.

31* В «Письме к Д`Аламберу о зрелищах» (1758) есть замечание Руссо по-поводу «пишущих» женщин, интересное еще и тем, что в нем содержится его мнение об умственных возможностях женщины: «Женщины вообще не любят искусства, не понимают его и лишены дарований. Они могут удачно делать маленькие работы, требующие сообразительности, вкуса, грации, порою даже способности философски рассуждать. Могут иногда приобрести научные знания, эрудицию, разные уменья и все, что приобретается с помощью труда. Но охватывающий душу небесный огонь, испепеляющий гений… этого произведениям женщин будет всегда не хватать. Женщины не умеют ни описывать, ни понимать – даже любовь» // Руссо Ж.-Ж. Указ. соч. С. 149.

32* Руссо Ж.-Ж. Указ. соч. С. 560–561, 570, 572–573.

33* Руссо Ж.-Ж. Указ. соч. С. 551.

34* Там же. С. 556.

35* Там же. С. 547.

36* Дидро Д. Указ. соч. С. 118–119.

37* Там же. С. 119.

38* Дидро Д. Указ. соч. С. 227.

39* Относительно представительниц крестьянства, ремесленных и других трудящихся слоев населения, то на этом «этапе» общества вопрос о женском образовании пока еще попросту не ставился.