Яренские помещики-землевладельцы

Труд был титанический. Надо было лес вырубить, выкорчевать пни, работали над распашкой годами. Не меньше труда требовалось и при подготовке сенокоса, если одной семье эта работа была не под силу, объединялись в две, в три семьи и делали общий сенокос.

По-другому жили и вели свои хозяйства крупные землевладельцы. Из числа наиболее крупных были Лукич, Ешкилевы, Новоселовы, Орловы, Фофановы, Кызродовы, Хлызовы. В их владениях были самые лучшие пахотные и сенокосные земли, занимавшие большие и ровные массивы.

Владения Лукича простирались от села Богослово до Большого Казлука по Вычегде. Кто такой был Лукич, сказать не могу, хотя до революция и в Яренске, и в окрестных деревнях фамилия эта звучала очень часто.

Рядом с селом Богослово располагалась центральная усадьба Лукича Чираловка, где была его пахотная земля. В ближнем и дальнем Казлуке по Вычегде у него были большие сенокосные угодья и выгоны для скота. Пахотной земли у него было немного, только для половников, то есть для крестьян, которые селились на землях владельца семьями, на хозяйских лошадях и с помощью хозяйских орудий труда пахали, сеяли и убирали урожай, за что владелец земли выделял им половину урожая. Отсюда и пошло это слово – «половники».

В Цивилевском острове у Лукича были сенокосные луга на самых лучших и ровных местах, они делились на паи.

При мне Лукича уже не было, имение его и все угодья принадлежали Яренской земской управе. Но как велось хозяйство при Лукиче, так продолжали вести его земской управой. И в земельные богатства так и оставались как бы во владениях Лукича: лукичевские сенокосы, лукичевская Чираловка.

В Чираловке, что находится рядом с Богослово, была у Лукича центральная усадьба. Здесь был выстроен деревянный большой дом с галереей во всю его ширину. Стояла усадьба на возвышенности, отсюда был очень красивый вид на реку Яреньгу и густые темные леса за рекой, где росли лиственницы и ели. Хотя никаких садов на усадьбе не 6ыло, но лиственные, еловые и сосновые леса придавали Чираловке вид живописного острова.

Имение Чираловка имело около 17-ти десятин земли пахотной и было расположено между двумя старицами реки Яреньги. Теперь вокруг него осоковое болото, что служило изоляцией Чираловки от окружающих крестьянских земель.

Почва в Чираловке низинная, иловатая, плодородная. При внесении органических удобрений давала хорошие урожаи. На этой земле выращивались зерновые культуры: рожь, ячмень. Получались хорошие урожаи огородных культур: картофель, капуста, а на грядках и в парниках росли огурцы. Близость уездного города Яренска всегда обеспечивала сбыт как зерновых, так и овощных культур.

Что я видел в Чираловке у Лукича в старое время до Октябрьской революции? Имение выглядело как имение среднего помещика. Сам владелец не жил в Чираловке, там жил только управляющий. Рогатого скота было мало, а особенно мало было дойных коров, управлялась с ними одна скотница. Но был сепаратор, по тем временам это была новинка, их в деревенских хозяйствах еще ни у кого не было, даже у зажиточных.

Лошадей было много, в летнее время в Чираловке жили только рабочие лошади, на которых пахали, боронили и производили другие сельскохозяйственные работы. В пахоте применялся пароконный плуг «Сака» с предплужником, в то время как в деревнях у крестьян господствовали деревянные сохи с двумя железными сошниками. Для обмолота снопов применялась конная молотилка, а для сушки зерна - специальная зерносушилка. Она представляла из себя отдельное строение, где была сложена низенькая, но большая по площади печь. На ней и сушили зерно. Для ссыпки зерна были выстроены амбары.

В Чираловке же стоял бык-производитель холмогорской породы, к нему на случку водили коров крестьяне из соседних деревень. Нельзя упустить и того, что в имении были племенные куры. Из них особенно выделялся петух с золотистыми перьями. Им дорожили больше всего как рассадником породистых кур. Для кур на дворе была выделена площадка, огороженная металлической сеткой до пяти метров высотой, чтобы здесь гуляли куры целое лето.

Кроме дома управляющего имением в Чираловке было много надворных построек: амбары, погреб, скотный двор, большие конюшни, птичник, крытое гумно, сушилка для зерна, баня. В этом имении жил управляющий имением специалист-агроном. Тут стоял дом для рабочих и другие строения.

Основное направление в хозяйстве Лукича было животноводческое, главную роль здесь играли владения в Казлуке, что ближе Межога. В Казлуке у Лукича целое лето пасся скот, особенно много было лошадей и немного меньше кастрированных бычков. В Казлуке жил у Лукича половник Иван Прошев, по прозвищу Фехлистович, со своей семьей. Для него здесь был отведен небольшой клочок пахотной земли, чтобы он мог прокормиться со своей семьей. Его обязанностью было пасти большие табуны лукичевских лошадей в Казлукской поскотине.

Осенью, когда Вычегда замерзала и открывалось по ней пешеходное движение, скот из Казлука перегонялся в Чираловку на всю зиму. Мы, лантышские ребятишки, выбегали к дороге, чтобы посмотреть невиданное зрелище: табун красивых, откормленных лошадей, стадо быков. Для такого количества голов требовалось немалое количество сена, его всю зиму возили в Чираловку специальные возчики из Цивилевского острова.

Лошади были Орловской породы серой масти. Пригнанные в Чираловку быки не держались зиму, а в тот же год шли на мясо, оставались только коровы и телки-нетели. Лошади шли на продажу с торгов крестьянам. Лошади были переростки, хорошо откормленные, дикари и обучать их было трудно, мучались с ними крестьяне, проклиная за особый норов. То лошадь боится саней сзади себя и носится с ними как безумная. То после запряжки становится на дыбы и рвет всю упряжку. Потому в деревнях про женщин, упитанных и с капризным характером, говорили: «Она как Лукичевская кобыла».

Весной, пока не вскрылась река Вычегда, оставшийся скот и лошадей снова гнали из Чираловки в Казлук. Только табун коней стал поменьше и стадо быков более молодое.

Я говорил уже, что всеми делами в Казлуке заправлял половник Иван Прошев. Много лет жил он там, пока не выросли сыновья. От Лантышского общества он взял под пашню землю, заросшую лесом. Сыновья его Матвей, Александр, Прокопий и Егор были в самой поре, они быстро разделали около пяти десятин земли по обе стороны трактовой дороги и стали засевать их рожью, а потом и ячменем. Кроме того, по речке Ёртом они начистили причести и стали накашивать сено для своего скота. Так на большой дороге из Яренска на Межог, возле речки Ёртом, возник новый выселок Чернишник.

Все братья выстроили в Чернишнике по дому. Только Егор не мог поставить дом, не совсем в своем уме был парень и слыл посмешищем у лантышских мужиков. Три брата обзавелись семьями, кроме хлебопашества и скотоводства занимались охотой и рыбной ловлей. При организации колхозов все три брата вступили в лантышский колхоз «Борьба», одного из братьев, Прокопия Прошева, колхозники выбрали председателем колхоза.

Впоследствии все жители выселка Чернишника переехали на жительство на центральную усадьбу в деревню Лантыш.

После Октябрьской революции имение Чираловка не было поделено между крестьянами, а в 1924 году было передано в ШКМ (школу крестьянской молодежи) для проведения практических сельскохозяйственных работ. И позднее, при реорганизации ШКМ в среднюю школу, Чираловка оставалась учебным хозяйством при ней. При организации Стахановского колхоза в Богослово и в Паладино, Чираловка перешла в ведение этого колхоза. В настоящее время (60-е годы. Ред.)Чираловка входит в четвертую бригаду укрупненного колхоза «Ленинец». Это бригада семеноводческая, на хороших чираловских землях собирается хороший урожай. Казлук отошел к Коми АССР.

Каменный двухэтажный дом, где сейчас располагается Госбанк, принадлежал до революции землевладельцу Ешкилеву. Был тогда дом с каменной оградой, с красивой аркой для ворот. Каменная ограда тянулась до соседнего дома. Теперь она разобрана и заменена простым забором.

Где была пахотная земля у Ешкилева, я не знаю, может, и не было. Зато сенокосные угодья были за Лантышем к Норосу и возле Ёртома, ниже по течению от моста по тракту Яренск-Межог. Здесь были пожни под названием «Иганыч» и «Игулиха» и много-много других. Это были лучшие площади, затопляемые вешними водами, ровные и хорошие. На них был самый лучший травостой: клевер, мышиный горошек, пыреи и другие ценные травы.

Я хорошо помню, как Ешкилев во время сенокоса разъезжал на своей серой, хорошо упитанной лошади, на легких дрожках по своим пожням. Мы страдовали рядом на низинке с осоковым травостоем и там, где трава «выстоялась от воды», как говорили мужики.

Как сказочный принц проезжал Ешкилев мимо нас к своему стогу-зароду, держась обоими руками за красные меткие вожжи. Как же, надо было посмотреть, как мужики за бесценок поставили целый стог около 15-ти сажен длиной душистого зеленого сена. И таких стогов у него было много, они давали неплохой доход.

При мне Ешкилев нигде не служил, не работал.

Кто в Яренске не знал Фофановских полей, что протянулись от самого кладбища и до северного лесного массива. Вся эта площадь пашни принадлежала яренскому землевладельцу Фофанову. Где у него были сенокосные угодья, я не знаю, но они несомненно были, так как все землевладельцы Яренска имели и пахотную, и сенокосную землю. Последняя еще больший им давала доход.

Фофанов при мне служил городским головой в Яренске. Я даже видел его подпись на документе о продаже земли в пределах города Яренска под застройку дома. Ведь Городская Дума в Яренске торговала недвижимой собственностью - землей. Продавала и целые дома с земляными участками. От всей этой продажи имела немалый доход.

Городская Дума правила всем городом, его населением, его благоустройством. Но не велико было и благоустройство уездного города. Только на первой улице было несколько двухэтажных деревянных домов, остальные были маленькие, одноэтажные, в три окна на улицу. Несколько керосиновых фонарей на Первой улице, так называлась улица братьев Покровских. Никакой водокачки, никакого водопровода. Не было и общественных бань. У каждого дома на своем участке были свой колодец и своя банька.

Каменных зданий было мало: один двухэтажный ешкилевский дом, Пороховая на берегу Кишерки для хранения солдатского пороха и кладовка для хранения денег Яренского казначейства. Последняя находилась на первой улице против дома Курсина на территории больничного городка.

Еще в Яренске находились три каменные церкви: соборная, Покровская и кладбищенская. Против второго здания средней школы и больницы, где тогда начинался Яренск, при въезде, возвышалась деревянная арка, как бы ворота. Она была установлена в честь приезда в Яренск великого князя Сергея Александровича Романова городским начальством.

Не надо забывать и о тюрьме, которая стояла на углу улицы Урицкого и Рязановской улицы и занимала своим тыном высотою до трех саженей большое место на окраине Яренска.

На полях, которые и до сих пор называются Фофановскими, был у Фофанова свой дом со службами. Но при мне этого дома уже не было. Оставался при мне один дом деревенского типа, где жил половник Фофанова Насонов и самый последний половник Злобин.

Этот последний фофановский половник Злобин прославился тем, что предал бандиту капитану Орлову шестерых красноармейцев. Эти красноармейцы после неудачного боя в Гаме отступали, блуждая в лесах. Перед Яренском они зашли в дом Злобина. Он пустил их на ночлег, а ночью известил белых, что у него остановились красноармейцы. Белые ночью нагрянули и арестовали этих защитников революции. После жестоких пыток по приказу Орлова их расстреляли вместе с коммунистами Шармановым, Ждановым и другими.

В настоящее время Фофановские поля почти все заняты Яренским аэродромом.

Землевладельцы Новоселовы проживали в самом Яренске, а пахотные земли имели рядом с Яренском на Мызе и там, где сейчас маслозавод, Буровая и все поля до болота. Сами на этих полях, как и все крупные землевладельцы, не работали. Поля эти обрабатывали крестьяне из деревни Борок Семен и Константин Поповы.

Они и навоз возили на поля, и пахали. После созревания хлеба свозили его на Мызу, где у Новоселовых было крытое гумно. После обмолота хозяева забирали готовое зерно почти целиком, оставляя половникам за работу ничтожную часть, не более трети.

Сенокосные земли у Новоселовых были рядом с Мызой до Кижмолы, где ставили большой стог-зарод до 10-ти сажен длиной. Много сенокосных площадей у Новоселовых было за Лантышем на берегу Лантышской курьи.

Лантышская курья в мое время была очень длинная, начиналась чуть ли не у Вычегды у Ёртома и тянулась до пристани на устье реки Кижмолы. Предполагали, что Вычегда пойдет Лантышской курьей, так как в половодье по курье шло много воды и было быстрое теченье. На левом берегу Латышской курьи было низовое иловатое место, где росла трава пырей и канареечник выше человеческого роста. Здесь были нарезаны крестьянам полоски сенокоса, каждая такая полоска давала воз, а то и два сена.

Новоселов позавидовал этому клочку крестьянских сенокосов и решил присвоить его. Он подал в суд на крестьянское общество, стремясь доказать, что его владения по плану простираются не только на высоком правом берегу курьи, но и на курью и еще дальше.

Суд рассмотрел жалобу Новоселова и присудил отобрать у крестьян их полоски.

Здесь уместно сказать о том, как землевладельцы закрепляли свои границы. Закрепляли основательно, навечно. На углах своих владений вырывали ямы и ставили столбы. Кроме того, в яму закапывали древесный уголъ, который не гниет и хранится вечно. Столб может сгнить и упасть, а уголь сохранится и укажет границу.

Вся площадь Юргинских полей около десятин и много сенокосных площадей за Лантышем в прежние времена принадлежали какому-то крупному землевладельцу. Кем он был, сказать сложно. Можно предположить, что земли эти были жалованы государем какому-то офицеру-прапорщику за боевые заслуги в одной из войн.

Долго ли, коротко ли этот прапорщик правил хозяйством, сказать трудно, но известно, что после смерти его распоряжалась землями жена его. Жила она на Юргине роскошно: был выстроен большой двухэтажный дом, где печи были изразцовые, муравленные. Изразцы от этих печек хранятся и до сих пор в Яренском краеведческом музее. Сохранился и портрет прапорщицы, он тоже хранится в музее.

Оставшись без мужа, она решила продать владения и вернуться в Петербург. Купить землю могли только те, у кого имелся какой-то капитал. Первым покупателем какой-то части этих земель был некто Одинцов. Кто он был такой и откуда, сказать не могу. Известно только, что жена его после смерти мужа завещала все их земли передать крестьянскому обществу. Этой землей после ее смерти наделялись крестьянские семьи.

Вот с этого времени на Юргино появились крестьянские наделы и дома. В дом Одинцова переехал из Лантыша Дмитрий Эпов, а потом жил его сын Алексей, у которого уже при Советской власти дочь Анна Эпова стала знаменитой певицей в Ленинграде.

Какую-то часть пахотной земли и сенокоса за Лантышем купил у прапорщицы Лукиан Прокопьевич Софьин из Выемково. Он долго жил в Питере артельщиком, какой-то капитал у него имелся. В Юргино он выстроил двухэтажный дом со всеми службами, был и скотный двор, и амбар для скота. На скотном дворе содержались несколько голов скота и лошади. Сенокосные угодья сдавались на условии одной трети всего сена крестьянам, а пахотная земля обрабатывалась наемной силой на своих лошадях.

После смерти Софьина и его жены земля по наследству перешла Хрисанфу Софьину из Выемково. Он со своими двумя дочерями переселился на Юргино и продолжал вести хозяйство. После его смерти дочери повыходили замуж. Анна вышла замуж за гамского крестьянина Кызродова, и надел земли, принадлежащий ей, стал принадлежать Кызродову. У него часть пахотной земли была в Юргино, а сенокосная за Лантышем. Часто лантышские мужики нанимались их косить. Даже я бывал на этих пожнях. Травостой на них был настолько хорош, что я, малец, не в силах был разбить толстые перевалы.

Пахотную землю на Юргино обрабатывали половники Михаил Чувашев из Юргино и Иван Летяев с Матлуга. Когда хлеб был обмолочен, из Гама приезжали владельцы и увозили зерно. За работу половникам оставляли незначительную часть урожая.

Вторая дочь Хрисанфа Ольга вышла замуж в Юргино за крестьянина Курышева из деревни Микшина Гора. Его местные жители прозывали Чирком. Семья Курышевых обрабатывала землю своими силами, хотя в их семье жил до революции батрак Семен Козицын. Ему Курышевы помогли выстроить дом, куда он потом и перешел, женился, стал жить самостоятельно. Михаил Курышев умер рано, а вот Ольга дожила до Отечественной войны.

Третьими покупателями Юргинских пахотных земель и сенокосных угодий были Гулынины с Базлука. Купив здесь землю, они переселились на Юргино и выстроили здесь новый дом. Земли у них было не так много, они обрабатывали ее своими силами.

Гулынины выдали свою сестру за Леушева из Тохты, те тоже поставили в Юргино дом. Участки мельчали так, что после раздела частновладельческой земли между крестьянами после революции им пришлось еще и прибавить земли до простого крестьянского надела.
Раньше медицинских работников называли так: лекари и подлекари, а не врачи и фельдшера, как их называют теперь. Подлекарь Орлов был вместе с тем и богатым землевладельцем. Не знаю, были ли у него пахотные земли, а в Чернокурке были у него большие сенокосные угодья. Там находилась, да и теперь находится курья, которая называется Черная, по берегам ее и располагались обширные Орловские сенокосы. Хорошая почва давала большие урожаи самого лучшего сена.

Доходы от сенокоса позволили Орлову построить в Яренске на первой улице двухэтажный дом. Перед самой революцией он сумел выстроить большой двухэтажный дом на третьей улице, ныне улице Урицкого.

К числу крупных землевладельцев относились и церкви. Соборная церковь в Яренске (к ней относились Преображенский собор, здесь теперь краеведческий музей, и теплый собор, который стоял рядом, в первые годы Советской власти он был сломан) владела сенокосами между Вычегдой и Кижмолой, на Мысах, так называли эти пожни. Этими двумя церквями управлял много лет протопоп Михаил Быстров, отличавшийся особой жадностью. В его распоряжении были Николай Попов и Петр Кудрявцев, дьякон и псаломщик.

Сенокосными угодьями управлял сам протопоп. Перед сенокосной порой он устраивал в церкви торги. Крестьянам предлагались сенокосные площади, которые они должны были убрать за одну треть урожая, да еще впридачу заплатить деньгами. Вот на торгах протопоп и старался как можно больше денег выжать из крестьян.

Сразу после обедни он садился за стол и объявлял пожню и цену за нее: кто даст больше денег. Он считал: «Раз, два...», и когда никто не прибавлял цену, кричал: «три» и ударял по столу большим ключом, которым запирался собор. Я знал пожню за рекой Ёртом, которая так и называлась – Протопоповская. Здесь протопоп силами своих служителей и сторожей ставил сено. Он ставил на своей пожне по два стога сена по 10-15 саженей длиной. Пожня была ровная, травянистая, с красным клевером.

Внизу, между двумя озерами, была пожня лантышская, крестьянская, осоковая и с кочками. Протопоп позавидовал этому клочку земли и не раз предупреждал крестьянина не скашивать тут траву, так как пожня входит в его план. Но крестьянин упорно каждый год первым скашивал тут всю траву.

Протопоп Михаил Быстров держал 12 коров и много лошадей. Хозяйство обслуживали церковные сторожа и другие служители соборной церкви. Он купил в Яренске два двухэтажных дома. В одном теперь (по улице братьев Покровских) размещается детский сад, а во втором (по улице Урицкого) детский дом.

Все имеющиеся в Яренске церкви имели в своем расположении и пахотные, и сенокосные земли. Имели их и Богословская, и Выемковская церкви.