За пределами «идентичности»
Категории практики и категории анализа
жүктеу/скачать 232.5 Kb.
|
Категории практики и категории анализаМногие ключевые термины в интерпретативных общественных и исторических науках – например, «раса», «нация», «этническая принадлежность», «гражданство», «демократия», «класс», «община» и «традиция» – являются одновременно категориями общественно-политической практики и категориями общественно-политического анализа. Следуя Бордье, под «категориями практики» мы понимаем нечто относящееся к тому, что другие называют «врожденными», «народными» или «мирскими» категориями. Это категории каждодневного общественного опыта, вырабатываемые и используемые обычными общественными субъектами, в отличие от далеких от опыта категорий, применяемых социальными аналитиками.18 В отношении этих альтернативных категорий мы предпочитаем выражение «категория практики», так как последнее подразумевает относительно четкое различие между «врожденными», «народными» или «мирскими» категориями с одной стороны и «научными» категориями с другой, а такие понятия как «раса», «этническая принадлежность» или «нация» отмечены тесной взаимосвязью и взаимовлиянием в их практическом и аналитическом использовании.19 Также и «идентичность» является как категорией практики, так и категорией анализа. Как категория практики она применяется «мирскими» субъектами в некоторых (но не во всех!) ежедневных установках для осмысления себя, своей деятельности, своего взаимодействия с другими и своего отличия от них. Также она используется политическими деятелями при определенном убеждении людей осознать себя, свои интересы и свои затруднения, при убеждении некоторых людей (с определенными целями) в их «идентичности» с другими и одновременном отличии от других, а также при организации и обосновании коллективных действий в определенном направлении.20 Таким образом термин «идентичность» встречается в различных формах как в повседневной жизни, так и в «политике идентификации». Повседневные «разговоры об идентичности» и «политика идентичности» являются реальными и важными явлениями. Однако современная выпуклость «идентичности» как категории практики не требует ее применения в качестве категории анализа. Рассмотрим аналогию. «Нация» является широко используемой категорией общественно-политической практики. Призывы и требования, сделанные от имени предполагаемых «наций» – например, требования самоопределения – занимают центральное место в политике уже сто пятьдесят лет. Но не нужно использовать «нацию» в качестве аналитической категории для понимания и анализа подобных призывов и требований. Не нужно брать категорию, присущую практике национализма – реалистичной, конкретизирующей концепции наций как реальных общин – и превращать ее в центральную для теории национализма.21 И также не нужно использовать «расу» как категорию анализа – что может привести к понятию существования «расы» как само собой разумеющегося – для понимания и анализа общественно-политической практики, ориентированной на предполагаемое существование мнимых «рас».22 Так же, как можно анализировать «разговоры о нации» и националистическую политику без постулирования существования «наций» или «разговоры о расе» «расово»-ориентированную политику без постулирования существования «рас», можно анализировать и «разговоры об идентичности» и политику идентичности без (как это делают аналитики) постулирования существования «идентичностей». Конкретизация является общественным процессом, а не только интеллектуальной практикой. В качестве такового она центральна для политики «этнической принадлежности», «расы», «нации» и прочих предполагаемых «идентичностей». Анализ подобной политики должен стремиться к учитыванию этого процесса конкретизации. Мы должны пытаться объяснить процессы и механизмы, через которые то, что называется «политической фантазией» «нации» – либо «этнической группы», «расы» или другой мнимой «идентичности» – может в определенные моменты кристаллизоваться как веская, убедительная реакция.23 Но нам следует избегать ненамеренного воспроизведения или усиления подобной конкретизации некритичным принятием категорий практики и категорий анализа. Простое использование термина в качестве категории практики конечно же не дисквалифицирует его как категорию анализа.24 Если бы так происходило, словарный запас для социального анализа был намного беднее и искусственнее, чем он есть. Проблематичным является не то, что определенный термин используется, а то, как он используется. Проблема, как считает в отношении «расы» Лоик Уаккант, заключается в «бесконтрольном объединении общественного и социологического… [или] народного и аналитического понимания».25 Проблема в том, что «нация», «раса» и «идентичность» гораздо чаще используются аналитически, чем практически, в имплицитно или эксплицитно конкретизирующей манере, в манере, предполагающей или утверждающей, что «нации», «расы» и «идентичности» «существуют» и что люди «имеют» «национальность», «расу», «идентичность». Можно возразить, что это не отражает последних попыток избежать конкретизации «идентичности» с помощью теории, что идентичность является разнообразной, фрагментарной и расплывчатой.26 Действительно, «эссенциализм» энергично критикуется, и конструктивистские действия в настоящее время сопровождают большинство дискуссий об «идентичности».27 Хотя мы часто встречаемся с нелегкой амальгамой конструктивистского языка и эссенциалистской аргументации.28 Вопрос не в интеллектуальной небрежности. Скорее, это отражение дуальной ориентации многих академических «идентичников» – и как аналитиков, и как протагонистов политики идентичности. Это отражает напряжение между конструктивистским языком, требуемым академической корректностью, и фундаменталистской или эссенциалистской идеей, требуемой при необходимости реализации обращений к «идентичности» на практике.29 Также, решение не лежит в более последовательном конструктивизме: так как не ясно, почему то, что обычно характеризуется как разнообразное, фрагментарное и расплывчатое, вообще должно концептуализироваться как «идентичность». жүктеу/скачать 232.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|