ГЛАВА 5. ВЕРХНЕКУБАНСКОЕ ПРИСТАВСТВО

Значительная часть абазин-тапанта (алтыкесеков) ещё находилась в составе Ставропольской губернии на левобережье Верхней Кумы. Большая часть кубанских ногайцев, занимавших преобладающую часть равнин на левобережье Кубани от Баталпашинской до устья Лабы, и остаток бесленеевского народа в низовьях Урупа входили в Нижнекубанское приставство³.

Абазины-шкарауа большей частью ушли в Турцию, а остальные вместе с беглыми кабардинцами и бесленеевцами находились в Лабинских приставствах. К 1863 г. они занимали места по левому притоку Лабы – р. Ходзь. Но вскоре эти земли отвели Кубанскому казачьему войску, а горцев переселили частью на территорию современной Адыгеи, частью – Карачаево-Черкесии. Только небольшая их часть осталась на своих местах, сейчас входящих в состав Успенского и Отрадненского районов Краснодарского края⁴. В Адыгее потомки этих переселенцев живут в селениях Ходз, Блечепсын, Кошехабль, Уляп⁵.

С образованием Верхнекубанского приставства власти постепенно стали перемещать на его территорию владельческие аулы ногайцев, абазин, беглых кабардинцев и бесленеевцев, расселяя вблизи станиц и укреплений. «Число их быстро возрастает и потому определить его невозможно... Из них бесленеевцы живут на Зеленчуках и Урупе вместе с абазинцами и ногайцами; их около 720 душ»⁶, – писал М.И. Венюков.

Название Карачай стало применяться только к самым верховьям Кубани, и даже появилась тенденция к подмене этнического смысла географическим. К этому времени у российских властей ещё не было достоверной карты бассейна Верхней Кубани. «Внутри страны даже не всё пространство снято на план и лишь по окраинам его имеются пять-шесть астрономических точек, на которые опирается картография края»⁷, – писал Венюков, имея в виду западную вершину Эльбруса, станицу Беломечетскую в устье Малого Зеленчука, укрепление Прочный Окоп в устье Урупа, станицы Кавказскую, Усть-Лабинскую в устье Лабы и г. Екатеринодар (ныне г. Краснодар). Карачай он обозначает как географическое понятие: «Котловина или ряд углублений между Главным хребтом и юрским его уступом» с западной границей по водоразделу между реками Теберда и Даут (Дуут)⁸.

Такое ограничение территории Карачая явилось следствием военно-переселенческих мероприятий, для проведения которых земли Верхней Кубани ниже Хумаринского укрепления были объявлены казёнными, а долины в верховьях Зеленчуков, Урупа и Лабы отведены казачьим станицам Хопёрского полкового округа. На территории современной Карачаево-Черкесии возникли станицы: на Кубани – Баталпашинская (1825 г.), Усть-Джегутинская (1861 г.), Красногорская (1861 г.), на Б. Зеленчуке – Сторожевая (1858 г.), Исправная (1858 г.), Зеленчукская (1859 г.), на М. Зеленчуке – Кардоникская (1859 г.), на Урупе – Преградная (1860 г.)⁹.

Кроме того, Верхнюю Кубань до Каменного моста в 1862 г. заняли посты 4-й Хопёрской бригады: Невиномысский, Усть-Невинский, Беломечетский, Яман-Джалгинский, Жмуринский, Баталпашинский, Усть-Тохтамышевский, Усть-Джегутинский, Ямаловский, Верхне-Николаевский, Хумаринский и Башня у Каменного моста¹⁰. Так Кубань от устья до самых верховий, где с обеих сторон кубанских истоков располагались древние селения «мирных туземцев-карачаевцев», прочно освоило восточнославянское (русское, украинское, казачье) население¹¹.

Венюков отмечал, что хребты, пересекающие Карачай параллельно Главному Кавказскому хребту, «тянутся группами от самой Усть-Джегуты на Кубани до Белой между Майкопом и устьем Фюнфта. Они то поднимаются довольно высоко в Длинном лесу, у истоков Чамлыка и Синюки, так называемые Джелтимесские (Джельтиймезские. – З.К.) высоты и пр., то совсем прерываются (в долине Лабы)»¹². Здесь находились самые плодородные и удобные для хозяйствования земли, защищённые самой природой от сильных ветров. Не случайно, карачаевцы назвали этот хребет «Джел тиймез», что переводится как «ветер не проникнет». Эти земли отводились в войсковую собственность казакам.

Горы к западу от Теберды до верховий Белой, непригодные для поселения казаков, составили часть казённых земель Нагорной полосы, т.е также были отторгнуты у горцев. Продвижение русских от Кубани до Чёрного моря сопровождалось не только водворением казаков, но и прокладкой дорог, особенно в горной полосе, чтобы связать между собой новые передовые станицы. Самую близкую к горам дорогу с востока на запад проложили южнее хребта Чёрных гор от укрепления Хумаринского через станицы Кардоникская, Зеленчукская до Псебая на Малой Лабе. Далее на запад дорога шла севернее Чёрных гор, и цепь казачьих станиц смыкалась со станицами по Лабе.

Соединённые цепью дорог станицы окончательно изолировали карачаевцев в верховьях Кубани, заняв долины её левых притоков, кроме самых верховий: «Верховья Урупа нам совсем неизвестны; нижняя же часть его от впадения Большого и Малого Тегеней представляет удобную для заселения долину»¹³. В этом месте была основана станица Отрадная (ныне в Краснодарском крае). Жившие между Урупом и Лабой бесленеевцы, беглые кабардинцы и абазины-шкарауа не имели прочной оседлости, так как за ними не закрепили землю.

Кавказовед П.А. Шацкий писал: «Основную часть земельной площади, которой пользовались карачаевцы, черкесы, абазины и ногайцы царизм объявил войсковой собственностью и передал казачьим станицам, а земли Нагорной полосы взял в казну»¹⁴. В течение 1858–1864 гг. в Закубанье образовалось около 40 станиц с земельными угодьями площадью более 1 млн. десятин. В верховьях Кубани и Зеленчуков по 20–40 тыс. десятин имели станицы Баталпашинская, Усть-Джегутинская, Исправная, Сторожевая, Зеленчукская, Кардоникская, Преградная и Верхне-Николаевская, что, как отмечала В.П. Невская, «наносило большой ущерб соседним аулам и вело к частым поземельным спорам»¹⁵.

В 1862 г. «общие черты» этнической географии Кубанской области Венюков обозначал так: «Татарское (карачаевцы и ногайцы. – З.К.) население занимает восточную часть страны, абазинское (шкарауа. – З.К.) – южную, а адыгское – северо-западную». При этом он признавал, что подробности расселения гораздо запутаннее и «есть племена, которые на одной и той же карте Кавказа разных изданий справедливо показываются на разных местах»¹⁶. Ошибочные представления о названиях и местах расселения закубанских народов связаны с их постоянными перемещениями в результате наступления российских войск. Тем не менее Венюков небрежно заметил, что карачаевцы «отброшены на самый юг края абазинским племенем», не вдаваясь в подробности административно-переселенческой политики властей по перемещению абазин в Карачай.

Сам Венюков признавал: «Абазинские племена, жившие и живущие между Кубанью и Белой, суть выходцы с юга и никогда не имели самостоятельности на северной стороне Кавказа. Оттого положение их было постоянно двусмысленно, и они одинаково боялись нас и своих соседей адыгэ»¹⁷. Изгнанные со своих мест на Малой Лабе абазины-шкарауа провели в горных ущельях Западного Карачая зиму 1861–1862 гг. и бежали большей частью в Турцию. Остальные покорились и расселились на равнинных местах Лабинского округа¹⁸. Левобережье Верхней Кубани до Лабинской линии состояло в военном ведомстве, и перемещениями горцев занимались войска, применяя военные меры и принуждая их выходить из горных убежищ. Разделённые территориально и политически кумские (тапанта-алтыкесеки) и залабинские (шкарауа) абазины стали расселяться в Верхнекубанском приставстве только благодаря российским властям.

Когда значительную часть населения Верхней Кубани составили казаки, между станицами власти определили территорию «для поселения туземцев Кубанской области»: на левобережье Кубани от Усть-Джегуты до устья Малого Зеленчука полоса земли составляла 400 тыс. десятин¹⁹. Это огромное пространство земли между Урупом и Кубанью почти никем не занималось, кроме «небольшого числа туземцев, поселившихся в долине Малого Зеленчука»²⁰. Однако из-за массовой миграции ногайцев в Турцию, на этих землях вскоре водворились русские поселения, а для расселения аулов остались места по Малому Зеленчуку²¹.

Понимая, что наделение землёй было бы «самой действенной мерою для предупреждения в странах новых волнений», Н.И. Евдокимов составил проект «о распределении земель между горскими народами». Сложность заключалась в выборе системы надела землями: общинной, «устраняющей возможность пролетариата», или частной, «ведущей к более совершенному развитию сельского хозяйства»²². Для пореформенного периода, в который вступала Россия, вопрос имел принципиальное значение, так как непосредственно влиял на обеспечение землёй огромной массы крепостного крестьянства. Поэтому выбор был сделан в пользу общинного землепользования, как и во всей империи.

В частную собственность предлагалось наделять землями только представителей высших сословий, которые «полезной службою и преданностью заслужили особенное внимание правительства», и Евдокимов предложил начать распределение земель с населения, «в котором сохранилось аристократическое начало»²³. В 1861 г. наделение землёй в Верхнекубанском приставстве началось с ногайцев-тохтамышевцев и абазин-тапанта, владельцы которых большей частью находились на российской службе. Они получали земельные наделы на левом берегу Кубани и водворяли там подвластных крестьян, т.е. перемещение аулов на указанные места было прямо связано с наделением владельца землёй в частную собственность.

В земельные отношения карачаевцев до отмены крепостного права у горцев в 1868 г. власти не вмешивались, так как в отличие от других «аристократических» обществ Кубанской области, у них существовало прочное право частной земельной собственности. Лишив владетельных князей «суверенного» права на всю территорию Карачая, как несовместимого с подданством Российской империи, Александр II сохранил право частной собственности на земли в Большом Карачае. В начале XIX в. исследователь В. Линден писал, «что в действительности высшим классам населения до завоевания Нагорной полосы принадлежало не вещное право на земли поселянские или покорённых племён, а только суверенная власть над ними, как частью подведомственной этой власти государственной территории»²⁴.

Карачаевцы издревле управлялись собственным высшим сословием, и земельные отношения регулировались древним обычным правом – адатом. «Карачаевские бии (князья. – З.К.) были бесспорными феодальными владельцами, права и преимущества которых были узаконены адатом», – отмечал исследователь Ф.И. Леонтович²⁵. Царский чиновник П. А. Гаврилов писал, что «порядок пользования землями и сложившееся временем право частной собственности на землю уже настолько установился в Карачае, что у карачаевского общества не возникает в этом отношении серьёзных недоразумений»²⁶. Исследователи землевладения в Карачае признавали, что здесь существуют все известные формы собственности на землю: «право наследования, покупка, принятие в дар и другие способы приобретения права собственности, известные всем европейским законодательствам»²⁷.

У других народов Северо-Западного Кавказа, как отмечал Сталь, «каждое семейство берёт себе земли, сколько ему нужно для запашки. О продаже земли, передаче её в наследство, уступке за калым не было никогда речи, и мы первые познакомили черкесов с мыслью, что землю можно превращать в деньги»²⁸. Частной собственности на землю не было даже у «аристократических» народов в Закубанье: «Поземельной собственности отдельно от своего народа князья и дворяне у черкесов никогда не имели»²⁹. Исследователь В.П. Невская отмечает, что «земельные отношения в карачаевских и черкесских (адыгских. – З.К.) аулах отличались коренным образом»³⁰.

П.А. Гаврилов видел причину столь разительного отличия в землепользовании в постоянных перемещениях народов. Он указывал, что из всего населения Кубанской области только карачаевское общество «не подвергалось общему перемещению, что дало карачаевцам возможность сохранить установившееся у них временем и обычаем право поземельной собственности; население же остальных округов, собранных из остатков различных туземных племён Закубанского края, не имело определённых прав на владение землею»³¹. Как писал Ф.И. Леонтович в 1882 г.: «До конца прошлого века, т.е. в пору кочевания черкесов, обладание землёй было возможно лишь в смысле временной стоянки кочевого аула и скота»³².

Однако представляется не менее важным обстоятельством, что у ногайцев, беглых кабардинцев, бесленеевцев и абазин-тапанта не сформировались «определённые права на владение землёй», так как они не имели исторического «самостоятельного права на землю», а «суверенная власть» над их территориями перешла к России от Крымского ханства (1783) и Османской империи (1829).

Во время отмены крепостного права в Кубанской области только у карачаевцев в верховьях Кубани (Эльбрусский округ с 1864 г.) земля считалась собственностью обрабатывавших её крестьян, «в официальных документах о подготовке крестьянской реформы указывается, что земля в этом округе подлежала, наравне с другим крестьянским имуществом, разделу между феодалом и крестьянином. Ни в одном другом округе земля среди крестьянской собственности не упоминается»³³. Адыгейские историки подтверждают, что «царизм сохранил у адыгов сельскую общину»³⁴.

Владельцы ногайских, кабардинских, бесленеевских и абазинских (тапанта) аулов не имели отдельной поземельной собственности, но феодальные права распространялись на подвластные им аулы. Поэтому российским властям для перемещения аула было достаточно переселить владельца, наделив его землёй в частную собственность. Если в Большом Карачае за землевладельцами правительство «укрепило в потомственной собственности участки земель, которыми они в настоящее время фактически владеют», то в плоскостной полосе Северного Кавказа наделение наиболее верных представителей «туземного» населения землёй в потомственную собственность являлось «особым вниманием к ним властей»³⁵.

До 1863 г. бесленеевцы, беглые кабардинцы и абазины-шкарауа, жившие в Лабинском округе, не могли получить «оседлость», так как их расселение считалось временным и земли «указывались туземцам только в примерном количестве и для временного пользования»³⁶. Водворение аулов в окружении казачьих земель ломало привычный уклад, но не предоставляло средств к существованию. Гаврилов писал: «Случайности войны беспрестанно меняли положение населения и нередко требовали передвижений аулов с одного места на другое; но и на новых местах земли отводились также временно и почти всегда без указания границ владения землями, чрез что весьма часто, в самом начале своего водворения, подвергшиеся переселению аулы были вынуждаемы заводить поземельные споры со своими новыми соседями… Серьёзный труд по хозяйству был почти невозможен для горца и, потому, горцы были вынуждаемы отыскивать средства к жизни в военной добыче»³⁷.

Когда в 1863 г. военный советник Франкини заметил, что «беспрерывный перегон людей отрывает у туземцев собственную землю и обращает во что-то похожее на военнопленных», военный министр Д.А. Милютин ответил ему: «Да, они военнопленные, потому что это мы ведём войну»³⁸. В это время ещё продолжались военные действия по перемещению непримиримых горцев, и администрация Кубанской области, «несмотря на полное убеждение в необходимости прочного водворения покорных горцев и дарование им более сообразного с духом времени управления, вынуждена была обратить внимание своё на покорение края»³⁹.

Тем не менее власти понимали жизненную необходимость в прочной оседлости и земельном обеспечении покорённых народов, и с этой целью не раз учреждались особые комитеты и комиссии, писались различные проекты, но военные обстоятельства и постоянные перемещения населения не позволяли их осуществить. Только с 1863 г. кавказские власти начали принимать решительные меры по устройству «поземельного быта»⁴⁰. Решение земельного вопроса адыгских народов зависело от водворения укрупнённых аулов на постоянные места, после чего предусматривалось «наделение их землёю в количестве, могущем вполне обеспечить их нужды и потребности»⁴¹.

Вошедшие в состав России народы интегрировались в общее правовое поле империи, и, соответственно, их тоже касалась реформа 1861 г. по отмене крепостного права, хотя для местных народов Кубанской области её отложили до 1867–1868 годов из-за проблем с земельным обеспечением. С потерей подвластных крестьян, владельцы оставались без общинных земель, которыми привыкли распоряжаться. Поэтому власти вознаграждали их землями в частную собственность, «на полном помещичьем праве; но уже с тем условием, чтобы они не имели никаких притязаний на земли, которые считали прежде своим достоянием»⁴².

Местом окончательного расселения владельческих аулов назначили долины между Зеленчуками, где в 1851 г. уже были поселены аулы Исмаила Касаева и Али Хахандукова. В 1863 г. аулами владели их сыновья, служившие в российской армии. Поэтому беглых кабардинцев и бесленеевцев стали перемещать из Лабинского округа на левый берег Малого Зеленчука, напротив башни Адиюх, где им выделили из «казённых» земель около 40 тыс. десятин. Владельцы получили по 150 десятин, а свободные крестьяне по 5, 5 десятин⁴³. До наделения землёй на Малом Зеленчуке аулы беглых кабардинцев и бесленеевцев располагались по левобережью Лабы на её левом притоке Ходзь.

Это массовое перемещение адыгов на Верхнюю Кубань сопровождалось не менее трагическими событиями, чем переселение в Турцию. Весьма показательна роль царского офицера Фицы Абдрахманова, выходца из Кармова аула в Большой Кабарде. В 1857 г. его назначили приставом закубанских народов, в 1859 г. – тохтамышевских аулов. В апреле 1862 г. командующий войсками поручил полковнику Абдрахманову, «состоящему при нём для особых поручений», отправиться на Лабу и сообщить всем жителям, что правительство разрешает им удалиться в Турцию и снабдить их паспортами. Тех, кто захочет остаться, он должен был под конвоем отправить в ст. Лабинскую «для водворения на указанных местах». В мае его командировали в разные места Кубанской области по делам, «относящимся до переселения туземцев на вновь указанные места, а равно отправления тех туземцев в Турцию»⁴⁴.

Очевидно Абдрахманов хорошо справился с поручением, так как в октябре 1862 г. его назначили приставом Верхне-Лабинского и Нижне-Лабинского приставств, вскоре преобразованных в Лабинский округ. Абдрахманов стал начальником военного округа, а перемещаемые бесленеевцы, беглые кабардинцы и др. стали называться «военнопленными». Сведения о подведомственном ему населении следующие: в 1863 г. в этих приставствах состояло 16 314 чел., из них добровольно вышедших из гор и военнопленных – 11 687 чел., переселилось в Турцию – 1887 чел.

В 1864 г. Лабинский округ состоял из 25 114 чел., из них добровольно вышедших из гор и военнопленных» – 14 009 чел., переселилось в Турцию – 7397 чел. В январе 1865 г. в ведении Абдрахманова состояло 22 726 чел., но под его руководством они массово перемещались на Верхнюю Кубань: на Абазинском участке Верхне-Кубанского округа (в 1865 г. Зеленчукский округ) поселилось: кабардинцев – 4069 чел., абадзехов (абазин) – 4762 чел., бесленеевцев – 1333 чел., шахгиреевцев – 439 чел.⁴⁵ .

За верную службу и активное участие в военно-переселенческих мероприятиях Фице Абдрахманову на льготных условиях было пожаловано в Кубанской области в частную собственность 1500 десятин земли на правом берегу Урупа в 1863 г. и 2000 десятин земли на левом берегу Кубани в 1864 г.⁴⁶. Очевидно Фица Абдрахманов пытался расселить на своих землях бесленеевцев и беглых кабардинцев, однако без военной помощи российских войск ему это сделать не удалось. Среди «аристократических» народов, всегда подчинявшихся владельческим князьям, уздень 2-ой степени Абдрахманов по своему происхождению не мог иметь никакой власти. Лабинские жители потребовали разрешения на выезд в Турцию, но в 1865 г. правительство запретило массовую эмиграцию, и местное начальство всеми мерами затрудняло выезд и дозволяло переселение лишь в крайних случаях.

Не желая переселяться на частные земли Абдрахманова и, соответственно, попадать к нему в зависимость, бесленеевцы и беглые кабардинцы в 1868 г. подняли восстание. Начальник Лабинского округа писал в рапорте: «Жители Ходзе и Беноко ввиду разного рода административных преобразований и строгого надзора за их поведением подали просьбу о разрешении им переселиться в Турцию и упорно настаивали на ней; для утушения упорства этого вызваны были войска и, несмотря на вызов начальников области, некоторые из коренных зачинщиков не явились и укрепились за валами в одном подворье Докшоковского посёлка с целью отстоять себя. На все увещевания они остались непреклонны и с оружием в руках держались за завалами. Вследствие чего 26-го апреля против них употреблены были войска. Упорствующие всё-таки не сдались и в числе 93 душ были уничтожены. В войсках потеря – 1 офицер легко ранен, нижних чинов тяжело ранено – 2 и легко раненых – 3, убита одна лошадь и ранена одна. Затем спокойствие и порядок между жителями восстановлен. О случае этом донесено начальником области его императорскому высочеству наместнику Кавказскому»⁴⁷.

За активное участие в подавлении восстания на р. Ходзь были награждены: серебряной медалью «За усердие» старшина аула Ходзинский уздень 1 – й степени Эдык Жаноков, уздень 1 степени Аслан-Гирей Дерев и старшина аула Бенокский уздень 2 степени Ибрагим Карданов, которые уже имели медали «За покорение Западного Кавказа» и кресты «За службу на Кавказе».

Надо сказать, что представители карачаевской знати, служившие в российской армии, получали чины и награды во время заселения на территорию Карачая кабардинцев, бесленеевцев и абазин. Среди них был и ротмистр Хаджи-мурза Крымшамхалов. Примечательно, что обе его жены были дочерьми бесленеевской знати: Ханова и Канокова⁴⁸. По народным преданиям, Хаджи-мурза Крымшамхалов был очевидцем событий на р. Ходзь и вывез оттуда двоих сирот, которые впоследствии стали родоначальниками карачаевской фамилии Черкасовых.

Всё это позволяет утверждать, что карачаевцы в исторической песне «Хож»⁴⁹ описывают трагические события на р. Ходзь, когда «черкесский генерал» привёл казаков для насильственного выселения бесленеевцев и встретил всеобщее сопротивление мирного населения, не желавшего уходить со своих мест. Песня заканчивается словами бесленеевцев:

Патчахлыкъны ичибизге иймезек,

Джашагъан джерибиз Къарачайча бек болса,

Мындан ары он джыл къазауат этерек,

Джашагъан джерибиз тенгиз болса, терк болса.

Царскую власть к себе бы не пустили,

Если бы наши места были крепки, как Карачай,

Мы бы ещё 10 лет воевали

Если бы наши места были у моря или быстрой реки.

(Подстрочный перевод автора)

Судя по приведённым документам, бесленеевцам не разрешили переселение в Турцию и пытались насильно переместить в Верхнекубанский округ, что и вылилось в кровавое побоище 1868 г., отражённое в народной песне, а «черкесский генерал», видимо, и есть Фица Абдрахманов, который в самом конце 1867 г. действительно получил чин генерал-майора⁵⁰. Насильственно перемещённые на Уруп бесленеевцы продолжали добиваться переселения в Турцию ещё лет двадцать, а массовое перемещение из Лабинского приставства в Верхнекубанское, начатое в 1863 г., завершилось в 1868 г. после трагедии на р. Ходзь.

В Верхнекубанский округ власти переселили также абазин-тапанта (алтыкесеков) с левобережья Верхней Кумы, так как там проходила граница между Ставропольской губернией и Кубанской областью. Для этого на указанных местах владельцам выделялись земли в частную собственность: «Правительство, имея в виду поощрить оставшихся и привязать их к оседлой жизни, предполагает наделить их, как и ногайцев, определёнными поземельными участками, что им, видимо, нравится. Более почётные и заслуженные, вероятно, получат землю в частную собственность; масса же населения – поаульно в общинное владение. Таким образом, исчезнет причина их хищнического образа жизни, который они старались объяснить недостатком прочной собственности», – писал М.И. Венюков⁵¹.

Ещё в 30-е годы XIX в. временное водворение лазутчиков и информаторов из числа горских князей у бродов на Верхней Кубани практиковал генерал Засс. Так на левобережье Кубани были поселены два аула абазинских князей, но тогда их водворение не было связано с наделением землёй, они охраняли российские поселения на правобережье Кубани: аул Дударукова – станицу Баталпашинскую, а аул Лоова – укрепление Усть-Джегутинское.

В 1862–1863 гг. абазинские владельцы вывели значительную часть подвластных аулов с Кумы на левобережье Кубани и поступили в ведение Верхнекубанского пристава. Им были отведены места на Малом Зеленчуке, ниже аулов беглых кабардинцев. Туда же в 1865 г. предполагалось выселить оставшиеся два аула Лоова и Трамова с левого берега и аул Джантемирова с правого берега Кумы. Однако по просьбе жителей власти наделили их местом «из казённых земель Кубанской области», переместив из Ставропольской губернии в Верхнекубанское приставство и объединив в один аул⁵². Так на правобережье Верхней Кумы образовался аул Кумско-Лоовский (ныне с. Красный Восток в Карачаево-Черкесии). Оставшиеся в Пятигорье абазины после отмены крепостного права были переселены в Кабарду на р. Малку и смешались с кабардинцами⁵³.

Массовое переселение ногайцев, абазин, бесленеевцев и беглых кабардинцев на «казённые» земли Верхнекубанского приставства сопровождалось наделением землёй в зависимости «от категории», т.е. сословия. Владельческие фамилии, «смотря по степени значения и оказанных каждым услуг правительству», наделялись землёй в частную собственность, дворяне или уздени получали земли в фамильную собственность, свободные крестьяне – «на целый аул нераздельным участком земли», т.е. на правах общинного владения. Крепостные крестьяне поселялись на землях своих владельцев⁵⁴.

«Положением об устройстве поземельного быта горских народов Кубанской области» предусматривалось наделение знати земельными наделами прежде, чем крестьян-общинников. Владельцы аулов переселялись в Верхнекубанское приставство, где получали земли наряду с царскими чиновниками. Среди произведённых в офицерские чины и имевших награды значится почти вся знать беглых кабардинцев и бесленеевцев: Касаев Казы, Бересланов Магомет, Куденетов Магомет, Хамурзин Хотовшука, Хахандуков Исмаил, Каноков Касполат и др. Отмечены были чинами и наградами князья абазин-тапанта, переселившие аулы в Верхнекубанское приставство: Лоовы Джамбот, Идрис, Магомет-Гирей, Магомет, Кассаса, Камбот, Сарыбий и Шахим, Джантемировы Хотовшико и Шумей, Дударуковы Дударуко и Магомет-Гирей, Кечев Константин Георгиевич и др. Среди ногайской знати были отмечены Абуловы Мурза Бек и Эды, Алиев Султан Бек, Ахловы Ахло, Бекмурза, Бараксий и Казы, Мансуров Каспулат, Ураков Бузруко и др.⁵⁵ .

Представители княжеских фамилий, служившие в русской армии, получили самые крупные наделы земли по первой категории. В основном это были потомки крымских ханов – Султаны: полковник Адиль-Гирей, полковник Сагат-Гирей, подпоручики Хан-Гирей и Азамат-Гирей, полковник Адиль-Гирей Капланов-Нечев, генерал-майор Казы-Гирей и др. В начале 60-х годов мурзам и султанам ногайского народа отмежевали земли в Верхнекубанском и Нижнекубанском приставствах: Ураковы получили по левому берегу Урупа 2482 дес., Мансуровы – по правому берегу М. Зеленчука – 1 тыс. дес., Карамурзины – по левой стороне Кубани – 892 дес., Ахловы – вдоль левого берега М. Зеленчука – 308 дес., семья Давлет-Гирея – 500 дес., Казы-Гирея – 5 тыс. дес. по Б. Зеленчуку. В 1862 г. Султан Адиль-Гирей с племянниками получил 13 тыс. дес., Мусса Туганов –5 тыс. дес., Адиль-Гирей Капланов-Нечев – 5274 дес. В 1863 г. отмежевали ещё 16 участков ногайским феодалам: Наурузовым – 1000 дес., Девлет-Гирею Бибердову – 500 дес. в Нижнекубанском приставстве, остальные 14 участков – в Верхнекубанском между Кубанью и Зеленчуком. Всего в 1862–1863 гг. в Урупском и Зеленчукском округе выделили в потомственное владение князьям 27 участков площадью 55 936 десятин⁵⁶.

Наделение частной земельной собственностью представителей высших сословий являлось наградой за преданность царизму в самые тяжёлые годы Кавказской войны и гарантией их дальнейшей службы. При этом, надо сказать, ещё долго после окончательного покорения Северного Кавказа в правительстве шла острая дискуссия по поводу присвоения горским князьям прав потомственного дворянства и сравнивания их в правах с победителями – русским дворянством. Так, министр юстиции, министр внутренних дел и военный министр предлагали присвоить горской знати лишь «права сельских обывателей».

Однако главнокомандующий на Кавказе генерал-адъютант Дондуков-Корсаков в 1888 г. настоял на присвоении княжескому сословию горских народов прав потомственного дворянства, убедив Государственный Совет, что «только подобное разрешение этого вопроса было бы согласно историческим отношением правительственной власти к высшим сословиям Северного Кавказа»⁵⁷. Впрочем, окончательного решения этот вопрос не имел до начала XX в.

В 60-е годы XIX в. крупные феодалы, получив значительные наделы земли, продолжали переводить на них аулы. Так, абазинский князь полковник Магомет-Гирей Лоов получил в личную собственность 5 тыс. десятин и стал первым старшиной Лоовско-Кубанского аула, «выразителем общественных настроений в среде абазин, публичным лидером народа»⁵⁸. Кавказская администрация поддерживала это перемещение, настаивая на том, чтобы аулы с правобережья Кубани переселялись на левый берег. При этом, как отмечает В.П. Невская: «Ни одному аулу в эти годы не было отмежёвано ни одной десятины»⁵⁹. На новых местах аулы сохраняли названия по фамилиям своих владельцев.

Впоследствии частные земельные владения ногайской знати различными способами были изъяты или выкуплены, а кочевья на правобережье Кубани отведены казакам, что привело к почти полному исчезновению ногайцев из Пятигорского уезда Ставропольской губернии, Лабинского и Урупского округов Кубанской области. Так как отмена крепостного права у горских народов Закубанья была отложена, то ногайские владельцы сами спешили переселиться со своими аулами в Верхнекубанское приставство в надежде сохранить свои привилегии.

Так, в 1863 г. ногайцы-тохтамышевцы окончательно переместились на левый берег Малого Зеленчука (ныне с. Икон-Халк в Карачаево-Черкесии). В 1866 г. в Зеленчукский округ переселился с подвластными ногайцами султан Давлет-Гирей, оставив свои земли около станицы Воровсколесской⁶⁰. После 60-х годов около Прочного Окопа в Урупском округе (ныне в Краснодарском крае) остались только аулы Адиль-Гирея Капланова-Нечева и Асламбека Карамурзина⁶¹.

В 1865 г. начальник Кубанской области получил распоряжение приступить к распределению земель в общинное пользование для всех свободных и крепостных крестьян горских народов, «живущих отдельными аулами или на землях лиц 1 и 2 категории»⁶². После этого, переселяясь на Малый Зеленчук, аулы беглых кабардинцев и бесленеевцев укрупнялись и получали землю в общинное пользование. Вместе с ними переселялись в Верхнекубанское приставство абазины-шкарауа, не имевшие собственных владельцев, что привело, например, к смешению башильбаевцев с кабардинцами в аулах Атажукина и Карамурзина⁶³.

Последними власти переселили остатки абазин с южного склона Кавказского хребта. В 1864 г., когда жители верховий р. Бзыби (общество Псху) отправились в Турцию, 105 семей поселились в Кувинском ущелье одним аулом, с правом пользоваться землёй наравне с казаками. Кувинское ущелье между Урупом и Кефаром ещё хранило следы поселений карачаевцев и посевов ржи. В «Отчёте об осмотре казённых свободных земель нагорной полосы между р. Тебердой и Лабой» записано со слов абазин, что «когда-то в этих местах жили карачаевцы, занимавшие и соседнюю с Загданом долину Иркыза (Архыза. – З.К.)»⁶⁴. Абазинский аул страдал от неурожая и голода, поэтому весной 1866 г. он был перемещён на Большой Зеленчук, где сохранил название Кувинское⁶⁵.

«Демократические» общества абазин-шкарауа, за неимением собственных «владельческих» аулов, расселялись в бесленеевские и кабардинские аулы, но после переселения на Верхнюю Кубань стали смешиваться с родственными «аристократическими» обществами абазин-тапанта. «Сегодня преобладающая часть абазин – граждане Карачаево-Черкесской Республики, но и сейчас, и совсем недавно они были обитателями и тех земель Закубанья, которые стали основой Лабинского округа как части Кубанской области»⁶⁶, – пишет В.Б. Виноградов.

Основной причиной, по которой абазины-шкарауа оставили долины Лабы, было переселение их значительной части в Османскую империю. По самым приблизительным данным, численность абазин – мухаджиров в 1858–1864 гг. составила, по разным источникам, от 30 тыс.⁶⁷ до 50 тыс. человек⁶⁸. Абазины-тапанта были меньше вовлечены в мухаджирство, поэтому стали основой единого абазинского народа в Карачаево-Черкесии.

По нашим сведениям в настоящее время в Турции существует три абазинских селения, известные в северокавказской диаспоре как «тапанта», но они на грани исчезновения. Что касается абазин – шкарауа в Турции, то они расселялись в городах или в совместных селениях с абхазскими, адыгскими и убыхскими мухаджирами, и вся группа абазино-абхазских народов называется «абаза»⁶⁹. На Северном Кавказе абазинский народ до конца Кавказской войны не имел единой этнической территории⁷⁰. Только благодаря переселенческой и землеустроительной деятельности российских властей тапанта и шкарауа были расселены в Верхнекубанском приставстве, где два колена абазинского этноса объединились в новых компактных селениях.

Западноадыгские народы, оставшиеся на Кавказе, получили «оседлость» в различных округах Кубанской области. Большая их часть составила единый этнос на территории современной Адыгеи, а два «аристократических» общества – беглые кабардинцы и бесленеевцы, переселённые из Лабинского приставства в Верхнекубанское, образовали вторую адыгскую группу на Северо-Западном Кавказе. В.Б. Виноградов пишет о судьбе этих народов, большая часть которых мигрировала в Турцию: «Меньшинство избрало другой путь: стало сосредотачиваться в верховьях Кубани, где… бесленеевцы и кабардинцы всё теснее смешивались друг с другом, постепенно теряя грань и так не слишком уж значительных различий друг с другом. Так на территории Карачаево-Черкесии возникли кабардино-бесленеевские аулы, а на юге теперешнего Краснодарского края пустили свои корни крупные аулы … два из которых до сих пор сохранили адыгское население в Успенском районе»⁷¹.

Итак, закубанское адыгское население оказалась разделённым на два основных массива в результате расселения на территориях современных Адыгеи и Карачаево-Черкесии. Беглые кабардинцы и бесленеевцы, объединённые в один этнос, уже в советский период стали официально называться «черкесами»⁷². В царской России, как и в Османской империи, черкесами нередко называли без разбора всех горцев Северо-Западного Кавказа, так например, в «Обзоре Кубанской области за 1911 г.» писали: «Черкесское племя подразделяется на несколько племён: абадзехи, бжедухи, кабардинцы, шапсуги, бесленеевцы, натухайцы, абазинцы, карачаевцы и др.»⁷³.

1. 
   Венюков М.И. Очерк пространства между Кубанью и Белой // Ландшафт, этнографические и исторические процессы на Северном Кавказе в XIX – начале XX века. Нальчик, 2004. С. 196.
   
2. 
   Там же. С. 210.
   
3. 
   Там же. С. 174.
   
4. 
   Виноградов В.Б. Средняя Кубань: земляки и соседи. Армавир, 1995. С. 19, 118.
   
5. 
   Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII – начале XХ века. М, 1974. С. 61.
   
6. 
   Венюков М.И. Указ. соч. С. 210.
   
7. 
   Там же. С. 141.
   
8. 
   Там же. С. 147.
   
9. 
   Толстов В. История Хопёрского полка Кубанского казачьего войска (1696–1896 гг.). Тифлис, 1901. С. 96.
   
10. 
    Там же. С. 30.
    
11. 
    Виноградов В.Б. Страницы истории средней Кубани. Армавир, 1993. С. 16.
    
12. 
    Венюков М.И. Указ. соч. С. 144.
    
13. 
    Там же. С. 148.
    
14. 
    Шацкий П.А. Русская колонизация территории Карачаево-Черкесии // История горских и кочевых народов Северного Кавказа. Вып. 1. Ставрополь, 1975. С. 38.
    
15. 
    Невская В.П. Земельные отношения в Карачае во 2-й половине XIX в. Труды КЧНИИ истории, языка и литературы. Вып. IV. Черкесск, 1963. С. 88.
    
16. 
    Венюков М.И. Указ. соч. С. 174.
    
17. 
    Там же. С. 177.
    
18. 
    Народы Карачаево-Черкесии: история и культура. Черкесск, 1998. С. 53.
    
19. 
    Социально-экономическое, политическое и культурное развитие народов Карачаево-Черкесии: Сборник документов. Ростов-на-Дону, 1985. С. 94.
    
20. 
    Волкова Н.Г. Указ. соч. С. 220.
    
21. 
    Социально-экономическое, политическое и культурное развитие... С. 86.
    
22. 
    Там же. С. 93.
    
23. 
    Там же. С. 94.
    
24. 
    Линден В. Высшие классы коренного населения Кавказского края и правительственные мероприятия по определению их сословных прав. Исторический очерк. Издание канцелярии наместника на Кавказе. Тифлис, 1917. С. 36.
    
25. 
    Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. Нальчик, 2002. С. 274.
    
26. 
    Гаврилов П.А. Устройство поземельного быта горских племён Северного Кавказа // ССКГ. Вып. II. Тифлис, 1869. С. 76.
    
27. 
    Линден В. Указ. соч. С. 35.
    
28. 
    Сталь К.Ф. Этнографический очерк черкесского народа // Русские авторы XIX века о народах Центрального и Северо-Западного Кавказа. Т. 1. Нальчик, 2001. С. 243.
    
29. 
    Там же. С. 262.
    
30. 
    Невская В.П. Социально-экономическое развитие Карачая в XIX в. (дореформенный период). Черкесск, 1960. С. 258.
    
31. 
    Гаврилов П.А. Указ. соч. С. 65.
    
32. 
    Леонтович Ф.И. Указ. соч. С. 309.
    
33. 
    Невская В.П. Присоединение Черкесии к России и его социально-экономические последствия. Черкесск, 1956. С. 33.
    
34. 
    Аутлев М, Зевакин Е., Хоретлев А. Адыги. Майкоп, 1957. С. 23.
    
35. 
    Линден В. Указ. соч. С. 42.
    
36. 
    Социально-экономическое, политическое и культурное развитие… С. 92.
    
37. 
    Гаврилов П.А. Указ. соч. С. 4.
    
38. 
    Трагические последствия Кавказской войны для адыгов. Вторая половина – начало XX века. Сборник документов и материалов. Нальчик, 2000. С. 97.
    
39. 
    ГАКК. Ф. 774. Оп. 2 Д. 466. Л. 1.
    
40. 
    Гаврилов П.А. Указ. соч. С. 8.
    
41. 
    Проблемы Кавказской войны и выселение черкесов в пределы Османской империи (20-70-е гг. XIX в.). Сборник архивных документов. Нальчик, 2001. С.390.
    
42. 
    Социально-экономическое, политическое и культурное развитие… С. 94.
    
43. 
    РГВИА. Ф. 14257. Оп. 3. Д. 278. Л.33.
    
44. 
    Проблемы Кавказской войны и выселение черкесов. С. 155–159.
    
45. 
    Там же. С. 388–389.
    
46. 
    ЦГИА Грузии. Ф. 545. Оп. 1. Д. 2977. Л. 8. (Из архива В.П. Невской).
    
47. 
    Проблемы Кавказской войны и выселение черкесов. С. 417–420.
    
48. 
    Каракетов М.Д. От вооружённых столкновений до брачных связей: из жизни северокавказских элит в XVII–XIX вв. // Диаспоры. Независимый научный журнал. М, 2004. № 4. С.120
    
49. 
    Антология карачаевской поэзии (Сост. Ф. И. Байрамукова, А.А. Акбаев). М., 2006. С. 38.
    
50. 
    Казаков А.В. Адыги (черкесы) на российской военной службе. Воеводы и офицеры. Нальчик, 2006. С. 17.
    
51. 
    Венюков М.И. Указ. соч. С. 178.
    
52. 
    ГАКК. Ф. 774. Оп. 2. Д. 116. Л. 4 об.
    
53. 
    Бейтуганов С.Н. Кабарда: история и фамилии. Нальчик, 2007. С. 64
    
54. 
    Социально-экономическое, политическое и культурное развитие... С. 95.
    
55. 
    ЦГА РСА-О. Ф. 262. Оп. 1. Д. 22. Л.119–133.
    
56. 
    ЦГИА Грузии. Ф. 545. Оп. 1. Д. 27. Л. 219. (Из архива В.П. Невской).
    
57. 
    Линден В. Указ. соч. С. 52–53.
    
58. 
    Виноградов В.Б. Российский Северный Кавказ: факты, события, люди. Москва-Армавир, 2006. С. 89.
    
59. 
    Невская В.П. Социально-экономическое развитие Карачая в XIX в. С. 77.
    
60. 
    ГАКК. Ф. 774. Оп. 2. Д. 113. Л.2.
    
61. 
    Алиева С.И. Топонимия ногайцев на Кубани. Армавир, 1996. С. 40.
    
62. 
    ЦГИА Грузии. Ф. 521. Оп. 3. Д. 321. Л.10. (Из архива В.П. Невской).
    
63. 
    ЦГА РСА-О. Ф. 262. Оп. 1. Д. 22. Л. 30.
    
64. 
    Петрусевич Н.Г. Извлечение из отчёта об осмотре казённых свободных земель нагорной полосы между р. Тебердой и Лабой // ССКГ. Вып. 4. Тифлис, 1870. С. 21.
    
65. 
    Волкова Н.Г. Указ. соч. С. 221.
    
66. 
    Виноградов В.Б. Средняя Кубань: земляки и соседи. С. 13.
    
67. 
    Абазины. Историко-этнографический очерк. Черкесск, 1989. С. 16.
    
68. 
    История Абхазии. Сухуми, 1991. С. 269.
    
69. 
    Список 930 «черкесских» селений в Турции любезно предоставлен автору общественно-культурным фондом «Kafkaz vakfi» в 2004 г. (г. Стамбул, Турция).
    
70. 
    Народы Карачаево-Черкесии: история и культура. С. 40.
    
71. 
    Виноградов В.Б. Указ. соч. С. 124.
    
72. 
    Калмыков И.Х. Черкесы. Черкесск, 1974. С. 26.
    
73. 
    Обзор Кубанской области. Ростов-на-Дону, 1911. С. 77.