1. Поэты и менестрели

[1] Дух единения (франц.).

[2] У английского слова litter, которое происходит от lectum, два значения - "кровать" и "постельные принадлежности, матрац". Во времена анжуйской династии лорд Манора Отерарсее получил свое поместье "за службу по изысканию подстилки для королевского ложа: летом - сена и травы, зимой - соломы".

[3] В феврале 1949 года.

[4] The New Authoritarianism, Conway Memorial Lecture, 1949.

[5] Это выражение заимствовано св. Августином из обращения Люция к Исиде в "Золотом осле" Апулея и ныне входит в протестантскую литургию.

ПОСТСКРИПТУМ 1960 ГОДА

Меня часто спрашивают, что послужило толчком к написанию “Белой Богини”. История такова.

По призванию я поэт, но на жизнь зарабатываю прозой - биографиями, романами, переводами с разных языков и так далее. С 1929 года живу на Майорке. Из-за гражданской войны в Испании мне пришлось временно покинуть дом, и я скитался по Европе и США. Вторая мировая война застала меня в Англии, где я оставался до конца войны, а потом вернулся на Майорку.

В 1944 году, стараясь уложиться в срок, я писал в девонширской деревушке Гэлмптон исторический роман про аргонавтов, но прервал свою работу из-за внезапно обуявшего меня наваждения. Наваждение приняло форму озарения относительно предмета, который я тогда практически не знал. Я перестал прокладывать на крупномасштабной карте Черного моря курс, по которому (как утверждают мифологи) шел “Арго” от Босфора в Колхиду и обратно, и вместо этого стал размышлять о таинственной “Битве деревьев”, которая произошла в древней Британии. Мой мозг работал всю ночь и весь следующий день в таком яростном темпе, что перо едва поспевало за мыслью. Через три недели книга в семьдесят тысяч слов под названием “Косуля в чаще” была написана.

Я не мистик: в колдовстве, спиритизме, йоге, предсказаниях будущего, “автоматическом письме” и тому подобном стараюсь не участвовать. Веду простой деревенский образ жизни в кругу семьи и многочисленных здравомыслящих и образованных друзей. Не принадлежу ни к какому религиозному культу, тайному обществу или философской секте, своей исторической интуиции доверяю лишь в той степени, в какой ее можно проверить фактами.

Работая над книгой про аргонавтов, я обнаружил, что Белая Богиня Пелиона с каждым днем становится для нее все важнее. В моем кабинете имелось несколько мелких бронзовых вещичек из Западной Африки (я купил их в Лондоне) - гирьки для золотого песка, в основном в форме животных, и среди них - горбун, играющий на флейте. Еще у меня была бронзовая шкатулка, предназначенная, по словам продавца, для хранения золотого песка. Горбун восседал у меня на этой шкатулке, да и сейчас на ней сидит, но только через десять лет я сумел кое-что узнать и о нем, и об узоре на крышке шкатулки. Выяснилось, что горбун - глашатай Царицы-Матери некоего государства Акан и что каждая Царица-Мать (сейчас Их несколько) почитает Себя воплощением Тройственной Богини Луны Нгаме. Спираль на крышке, касающаяся в одном месте окружающей ее прямоугольной рамки (на каждой стороне рамки имелось по девять зубцов) означает: “Никто во всем мире так не велик, как Тройственная Богиня Нгаме!” И гирьки, и шкатулка были сделаны поклонявшимися этой Богине мастерами до того, как англичане захватили Золотой Берег, и, как считалось, обладали большой магической силой.

Хорошо, допустим, это совпадение. Будем считать, что нет никакой связи между горбатым глашатаем на шкатулке (который возвещает верховную власть Тройственной Богини Луны аканов в окружении бронзовых животных, представляющих собой тотемы аканских кланов) и мной, неожиданно подпавшим под власть европейской Белой Богини, начавшим писать о тотемах Ее клана в связи с аргонавтами и наконец погрузившимся в древние тайны Ее культа в Уэльсе, Ирландии и других местах. Мне совершенно не было тогда известно, что шкатулка прославляет Богиню Нгаме и что греки Эллады, в том числе первые афиняне, этнически связанные с народом Нгаме - ливийскими берберами, известными как гараманты, которые в XI веке ушли из Сахары на юг, к Нигеру и смешались там с неграми. Или что Нгаме - Богиня Луны, и что Белая Богиня Греции и Западной Европы имела с Ней общие черты. Я знал лишь то, что Геродот считал ливийскую Нейт Афиной.

Вернувшись после войны на Майорку, я вновь принялся за “Косулю в чаще”, которую назвал теперь “Белой Богиней”, и стал гораздо подробнее писать о священном царе как о божественной жертве Богине Луны, памятуя о том, что всякий поэт, почитающий Музу, должен в каком-то смысле умереть за обожаемую им Богиню. Старый немецкий еврей-коллекционер Георг Шварц оставил мне по завещанию еще пять-шесть аканских гирек для золота, среди которых была напоминающая мумию фигурка с одним большим глазом. Впоследствии специалисты по искусству Западной Африки признали в ней жреца-окрафо аканского царя. В своей книге я исхожу из того, что в древнем средиземноморском обществе царя в конце его правления приносили в жертву. Впоследствии (если судить по греческим и римским мифам) он обрел власть главного священнослужителя Царицы и привилегию приносить в жертву вместо себя кого-то другого. Такая же перемена произошла (как мне позже стало известно) после прибытия Матриархальных аканов на Золотой Берег. В Боно, Асанте и других соседних государствах того, кого приносили в жертву вместо царя, называли жрец-окрафо. Известный датский знаток африканского искусства Кьерсмейер, через руки которого прошли тысячи гирек для золотого песка, сказал, что впервые видит такую фигурку, как у меня. Если угодно, можете считать чистым совпадением и то, что, когда я писал о жертвах Богини, фигурка окрафо стояла на шкатулке рядом с горбуном-глашатаем.

После того как “Белая Богиня” уже была издана, один барселонский антиквар прочитал мои романы о Клавдии и предложил мне выбрать камень для перстня-печатки из недавно приобретенной им коллекции римских гемм. Среди гемм был явный чужак: печатка из полосатого сердолика эпохи аргонавтов, на которой был вырезан мчащийся в чащу королевский олень, а сбоку от него - серп Луны! Если угодно, пусть и это будет совпадением.

В моей жизни настолько часты цепочки “совпадений, которые больше, чем совпадения”, что, если мне не будет позволено называть их сверхъестественными явлениями, я согласен назвать это обыкновением. Не то что мне не нравится слово “сверхъестественные”: подобные случаи представляются мне вполне естественными, хотя в высшей степени ненаучными.

С точки зрения науки невозможно доказать существование богов, зато можно утверждать о существовании веры в них и о ее воздействии на верующих. Представление о Богине-Творице было отвергнуто христианскими богословами почти две тысячи лет назад, а иудейскими - намного раньше. Большинство ученых, разделяя принятые в обществе условности, верят в бога, хотя мне непонятно, почему вера в сотворение мира и его законов богом-отцом представляется им более научной, чем вера в то, что вдохновение в это неестественное построение вдохнула Богиня-Мать. Если принять первую метафору, то из нее логически следует вторая, при условии, что это ВСЕГО ЛИШЬ метафоры...

Подлинно поэтическое творчество предполагает такой чудесным образом настроенный и озаренный ум, который, благодаря цепочке “совпадений, которые больше, чем совпадения”, способен слагать слова в живой организм - стихотворение, и оно начинает жить своей собственной жизнью (иногда на протяжении столетий после смерти автора), поражая читателей скрытой в нем магией. Поскольку источник творческой силы поэзии - не научный разум, а вдохновение (как бы ни объясняли его ученые) то почему бы не отнести вдохновение на счет Лунной Музы, самого древнего и подходящего для этого источника понятия? По старинному преданию, Белая Богиня являет Себя в Своей Представительнице - Жрице, Пророчице, Царице-Матери. Поэт, поклоняющийся Музе, обретает Ее лишь через ту Женщину, в Которой Богиня хотя бы частично присутствует. Точно так же аполлонический поэт способен должным образом исполнять свою функцию лишь под властью монархии или квазимонархии. Поэт Музы влюбляется и целиком отдается своей любви: эта любовь и оказывается для него воплощением Музы. Как правило, его способность любить всем сердцем вскоре пропадает, чаще всего потому, что Женщину приводит в замешательство то очарование, которое Она производит на влюбленного поэта, и Она отказывается от Своих чар. Разочарованный поэт обращается к Аполлону, который, по крайней мере, обеспечит ему заработок и интеллектуальное развлечение, и, не достигнув и двадцати пяти лет, отрекается от своей Музы. Но подлинный, одержимый поэт Музы способен отличить Богиню, Которая являет Себя в неодолимой силе, славе, мудрости и любви Женщины, от конкретной Женщины, Которую Богиня делает Своим орудием на месяц, год, семь лет и даже больше. Богиня была и будет; возможно, ему снова удастся познать Ее в любви к другой Женщине.

Влюбленность не мешает и не должна мешать поэту видеть жестокую сторону Женской природы. Многие посвященные Музе стихи написаны в виде безпомощного признания этой жестокости мужчиной, лишившимся ответной любви:

- Ты, что идешь из Вальсингама

Моей Любимой ты не встретил

Дорогой той?

- Как знать твою Любимую? Немало -

Таких в пути мне повстречалось

Из той земли.

- Не белолика, не смугла - прекрасна,

Ни с кем из Женщин не сравнима

Ее краса.

- Такую, сэр, что с ликом ангела, я видел,

И поступь у Нее, как у Царицы,

И Нимфы стать.

- И вот я здесь один, оставлен Ею,

Той, что к любви вела с Собою,

Я был родной.

- Зачем Она в путь новый удалилась,

Она, что радостью тебе светилась,

Тебя любя?

- Все годы юные любил, но, видишь,

Любви не нужен дуб засохший,

Упавший плод.

Заметим, что поэт, совершивший паломничество в Вальсингам, к святой Марии Египетской, средневековой Покровительнице влюбленных, всю жизнь обожал одну Женщину, а теперь он - старик. Почему же и Она не состарилась? Да потому, что его стихи не столько о конкретной Женщине, сколько о Богине. Или, к примеру, у Уайетта:

“Бегут меня Те, что, ко мне стремясь когда-то,

Он пишет не “бежит меня”, а “бегут меня”, то есть Женщины, Которых по очереди озарял для Уайетта луч Луны, повелевающей его любовью, - например, Анна Болейн, впоследствии несчастная Жена Генриха VIII.