3 13 38 49 71 79 93 Введение Песни любви и страданий в поисках идеала Не только о себе Тяжелые отметины Даргинский фольклор и самобытность поэта «Отец даргинской поэзии» Абакарова Фатима Омаровна

она была, чреватая взрывами частого взаимного непо­нимания, осложненная постоянным материальным не-цостатком, притязаниями богатых родственников, отрав­ляющими их взаимоотношения.

Видно в округе любовь Только наша и была: Люд, как в сушь земля дождем, Пересудами не сыт.

Видно только наша страсть И была во всем селе: Как солдаты на часах, Нас соседи сторожат.

Или:

На верхи высоких гор Льют дожди, ложится снег, А на голову мою Пала черная молва.

Любовь эта никогда не была спокойной. Одна за другой рождались строки, свидетельствующие о сложно­сти их взаимоотношений, о душевном смятении Баты-рая:

Наша первая любовь Так развеяна тобой, Как войска, когда у них Вдруг не станет главаря.

34

Я ж любовь свою храню, В сердце каменное влив, Как расплавленное льют Кубачинцы серебро.

Но свою сберег я страсть В тело крепкое вогнав, Как вгоняют гвозди в сталь Амузгинцы-мастера.

Прием антитезы, к которому прибегает художник, желая в минуты неудовольствия, ссоры показать воз­любленной всю меру ее легкомыслия, не всегда надо принимать за «чистую монету».

Следуя за развитием сюжетов поэтических произве­дений, находим, что упреки сменяются злой иронией, язвительным неистовством:

Чтобы вечно и всегда О тебе лишь говорить, Уж не серебро ли ты, И не дерево ли я?

Чтобы всюду и везде За тобою лишь ходить, Уж не золото ли ты, Не железо ль Батырай?

Раздражение, которое ощущается в приведенных строках, сменяет оскорбляющая насмешливость, позво­ляющая понять, какой горечью, какой душевной болью они продиктованы.

3* 35

Если б знал я, что тебя Может каждый залучить, Я б немедля взял борзых, Взял кремневое ружье Все в насечке золотой И пошел бы за тобой.

Знал я, что была ты там, Знал, что в лавке ты лежишь, Златотканная парча. Но не знал, что так легко Может всяк тебя купить У беспечных торгашей.

Если б знал я, что тобой Может каждый обладать, Красным золотом карман Я б наполнил и пошел Приторговывать тебя, Чтоб купить любой ценой.

Но, как известно, не было у певца золота и именно это обстоятельство порождало его драму, его разрыв с любимой, что, собственно, во многом было предопре­делено с самого начала.

Видимо результатом возникшей между ними пропа­сти -явились прекрасные, полные драматизма строки:

—• Пусть хоть рухнет белый свет, Я уйду! — ты поклялась. Что ж осталась ты со мной, Хоть не дрогнул и порог.

— Пусть хоть смерть меня сразит,

Не уйду! — ты поклялась.

Но покинут я тобой,

Хоть живешь среди живых.

Биографические сведения подтверждают истинность этого скорбного факта в судьбе большого художника.

Как полагают исследователи, Батырай «вышел из фольклора». Такое умозаключение справедливо, ибо в его поэзии, как в устно-поэтическом творчестве, оли­цетворялись идеалы трудящегося горца, как в традиции фольклора в нем олицетворялась могучая и свободная народная стихия мыслей, чувств, образов.

Земной, тесно связанный с материальным бытом дух его поэзии находит свое выражение в языке.

Подобная идеализация человека, являющегося со­цветием всех добродетелей, естественно, не отвечала предписаниям официальной морали.

Выступая против дисгармонии жизни — эксплуата­ции, бесправия, нищеты, Батырай, тем самым, выступал против порядков, обеспложивающих человеческую лич^ ность, против общества, социально и морально дефор­мирующего людей, рождающего в отдельных из них противоестественные устремления, проистекающие в ре­зультате социального уклада, враждебного удовлетво­рению творческих, свойственных природе человека уст­ремлений.

Батырай искал в жизни свой идеал и воплотил его, в соответствии со сноим миропониманием, в определен­ный период, скорее всего в юности, в герое—-защитни­ке родной земли, в образе «прославленного храбреца, героя, молодца», сверхчеловека.

Ты руками в плен берешь Волчьи стаи на лугах, Ловишь сокола конем На подъемах Эндери.

Народу всегда нужен был герой,

Словно скакун, но вершинам летящий, Словно клинок, беспощадно разящий.

В годы мужания герой становится «другом отваж­ных храбрецов» и «бурей для трусов». С возрастом зре-

ет в нем протест против угнетателей. Как Хочбар, он угоняет табуны у богачей для своего народа. Движи­мый высоким гражданским чувством, он приходит к вы­воду: если для отчизны придет трудное время, он про­тив ста пойдет один, «взяв египетский клинок, заострен­ный как алмаз» и будет бороться пока не наполнятся «темной кожи сапоги красной кровью через край».

Такой герой не умирает обычной смертью, ему под-стать все только героическое. Память о нем вечна в на­роде. У края дороги стоит памятник герою. И каждый прохожий поминает его добрым словом.

Нет, прославленный герой На кладбище не лежит, И надгробья храбрецам Ставят на краю дорог.

Увенчаны славой народа имена героев, отдавших жизнь за родину. Таким героям даргинский народ по­святил лучшие строки своих песен:

Даже смерть красна того, Кто за: родину погаб, Смолкнет сердце у бойца, Не умрет молва о нем.

Народ любил героя непокорного, верующего в свои силы. Однако образ героя в народных песнях слишком абстрагирован, не индивидуализирован, носит отвлечен­ный характер. Излюбленные эпитеты народных песен сохраняются, но герой «наполняется» социальным со­держанием. Волевой, сильный, смелый сын народа ста­новится героем песен Батырая.

Герой идеальный, человек удивительной, неистреби­мой жизнестойкости, носитель активного добра, пред­ставляющий все лучшие начала народного характера

Эволюционировал в героической лирике Батырая в сто­рону жизненного правдоподобия, реалистической кон­кретизации. Однако следует оговориться,-— лишь в опре­деленной мере. Казалось, поэт преднамеренно, а скорее всего так оно и было, вновь и вновь, последовательно, возвращался к стилю романтическому, возвышенно-величавому, к предельно нравственной аффектации ге­роя.

Джамав-хана табуны Угоняешь ты один, Быстроногого коня Обладатель-молодец.

Затмеваешь лунный свет Ты доспехов серебром, Ослепительной брони Обладатель-молодец.

От рожденья ты герой, Друг отважных храбрецов, И взрастил тебя отец Всем трусливым на беду.

И все же в гимне «сверхчеловеку» все определеннее начинают проступать реалии повседневности, звучать мотивы насущных забот горца. Батырай-реалист «спо­рил» с Батыраем романтиком. И даже при определенной заданности стиля, продиктованного тенденциозностью художника, рационалистической целью конкретные чер­ты человека и его бытия возрождаются в цикле стихов о герое:

Вся земля тебе постель, Одеяло — небеса — Серебром расшитый шелк. Коль в пути застанет ночь —

42

При всей масштабности картины переданы посредст­вом вполне «земных» реалий, неожиданные эпитеты, яркие сравнения воспринимаются как эстетическое бо­гатство художественной палитры большого мастера.

(Там, где конь стреножен твой, Круглый год цветут цветы, В светлой горнице твоей Шахбагдадские ковры.

Твой неугомонный конь Чистым кован серебром, Сам ты в золото одет, Мой прославленный герой),

исходной и конечной позицией творчества Батырая всег­да являлась позиция простого человека и мечта о его благоденствии, воспроизведенная в манере универсаль­ной гиперболизации. Батыраю ли было не знать, кто выигрывал в кровопролитных сражениях, когда его земле угрожал враг. Безмолвными свидетелями великого ге­роизма народа были могилы сотен тысяч забытых сол­дат— защитников Родины.

Категорическим выражением этой позиции стали строки, обнажающие извечный антагонизм, вражду со­циальных групп и стихийный протест.

Джамав-хана табуны Угоняешь ты один...

Примером высокой нравственности выступала у Ба­тырая личная доблесть одинокого гордого героя-бунтаря.

Грудью своего коня Ты укроешь караван, Твоего оружья тень Скроет войско под собой.

Ворочай переплывя, Сух останется твой конь, На Самур придя в грозу, Ты уйдешь в сухой броне.

Сопоставляя уже приведенные произведения с други­ми, очевидно, написанными позже, нетрудно, как уже бы­ло отмечено, констатировать, что этот герой, человек из народа?—предмет великого художественного при­страстия и неизменных симпатий Батырая — предстает во все более жизнеподобных реалиях, а следовательно во всем богатстве своих индивидуальных выражений.

Ой, храбрец мой дорогой, Златоглавый мой храбрец, Ой, храбрец, проворный друг, Синей ласточки быстрей! Сколько б песен я не спел Песни храброму пою...

В этом стихотворении уже нет столь высокой патети­ки, зато в ней есть некоторая интимность, дружеская непосредственность, теплая проникновенность. Такие словосочетания как «мой дорогой», «проворный друг» как бы больше сближают поэта и его героя.

Развитие этих мотивов можно проследить и далее:

...Пашешь, косишь, — устаешь, А шагаешь молодцом, Будто львицею вскормлен, Животворным молоком.

До заката у тебя Плечи вольные тверды. На закате, мой храбрец, Руки хваткие щедры.

Здесь особенно наглядно запечатлено, как прежние возвышенно-романтические «лрикрасы» все определен­нее уступают место бытовым, житейским понятиям, ти­пичным чертам действительности. Немногими штрихами воссоздается все более определяющаяся преданность Батырая трезвой и суровой правде. Он, всю жизнь разделявший тяжелую судьбу своего героя, начинает обнажать простые истины, заключенные в тяжелом тру­де, нелегко достающемся хлебе. Спокойная мудрость, основанная на приходящем с годами опыте, помогала ему сердцем приникнуть к себе подобному и сказать о нем с болью и восхищением,.

Углубляясь в разработку образа героя, Батырай ве­дет ее в плаве моральных и социальных заострений. Как наказ потомкам, наказ на все времена, написаны лаконичные, как формулы, и чеканные, как шаг солдата, превосходные, давно ставшие афористическими, стро­ки, вобравшие понятие высокой нравственности.

Пусть у храброго отца Не родится робкий сын, Ибо должен будет он Дать отпор врагам отца.

Пусть у робкого отца Не родится храбрый сын, Ибо должен будет он Разделить позор отца.

Следуя за высказанной мыслью поэта, сегодняшний читатель с позиций своих морально-патриотических кри­териев поймет гораздо более широкий смысл, основной пафос этого мужественного, благородного наказа-по­желания.

И, наконец, тема героя получает еще один новый, и, надо думать, свой главный аспект:

Нет, прославленный герой На кладбище не лежит, И надгробья храбрецам Ставят на краю дорог.

Коротка героя жизнь — Лет примерно двадцать пять: Коль не сгубят чужаки, Царь на каторгу сошлет.

Острота идеи здесь мобилизует средства смысловой выразительности, характеризующиеся максимальной сжатостью формулировок. Любой выхваченный из сти­хотворения отрывок может иметь самостоятельное зна­чение.

: Два четверостишья внешне как будто мало связаны между собой.-Одно решено в плане традиционных эти­ческих формул, в другом — с неожиданной силой воз­никают категории социальные, олицетворяющие дух времени, связанного с эпохой вхождения Дагестана в состав Российской империи.

Однако внутренняя логика, взаимодействие этических начал объединяются в обеих строфах воедино, вопло­щаясь в глубоко трагическом образе человека, симво­лизирующем трагическое время личности и общества.

Классовый инстинкт поэта говорил ему, что кровь народная проливается в результате несправедливости, насилия, волчьих законов. 46

Понятия эти были доступны ему в Самых простых, открытых глазу истинах — антиподами его героя высту­пали совершенно определенные лица: Джамав-хан, царь, которым противопоставлялась нравственная сила и чистота героя батыраевских песен. Поэтому горестные, щемящие душу строки поэта о короткой жизни героя («лет примерно двадцать пять») прозвучали как реа­листические, более того, крамольные откровения.

Приведенные произведения «подпирают» стихи ана­логичного плана:

...Кремневку точит ржа, Конь хороший в западне, А прославленный храбрец Сослан в царскую Сибирь!

За скупыми строками встают картины, рисующие бредущих сибирскими дорогами, закованных в кандалы ссыльных, осужденных царской администрацией.

Перед зримостью, конкретностью этой картины вдруг исчезают сказочные возможности могучего богатыря, который был прекрасен, но растворился, как призрак, в серой мгле холодных арестантских дорог.

Суровая действительность постоянно оборачивалась своей неприглядной стороной. Батырай видел, что идет время, меняются правительства, а мир остается таким же несправедливым, враждебным человеку, классовая рознь бушует в нем с разгорающейся злобой и ожесто­чением. Народ гнет спину, с трудом вынося тяготы жиз­ни на согбенных плечах.

Поэт довольно скоро пришел к тому, что сознание героя, его существование определяются общественным бытием, а не строятся по желанию писателя. И герой, созданный воображением поэта, оказывался в этой жиз­ни существом «бестелесным», прекрасной, но неосуще­ствленной надеждой.

47

1

Он не ушел из сердца Батырая совсем. Думы рб этом герое жили в нем как мечта об ином, лучшем мире, о торжестве гармонии, о расцвете созидательных, твор­ческих возможностей человека. Образное воплощение героизма послужило прообразом грядущего, давало возможность заглянуть в будущее.

Не случайно наш замечательный писатель Э. Капиев, составитель книги Батырая, прекрасно понимавший и чувствовавший большого художника и своего старей­шего собрата, цикл о герое заканчивает стихами, став­шими в определенной мере итоговыми.

Коль не сгубят чужаки, Царь на каторгу сошлет.

Торжество добродетели в поэзии было бы в услови­ях существующего режима неправдой, несоответствием действительному положению вещей. Поэтому воспетая Батыраем победоносная активность героя в какой-то момент в его же стихах натолкнулась на стальные ре­шетки тюрем, замыкающих в свой капкан искателей правды, борцов за справедливость, людей доброй воли, т. е. тех самых благородных героев, мужеству которых поэт посвятил прекрасный гимн.

Резко изменив прежним замыслам, словно бы поры­вая со своим идеальным героем и оставляя за ним бу­дущее, Батырай должен был сказать и сказал правду.

Активной, действенной становится его критика во имя положительного идеала в цикле стихов, названных Э. Калиевым «О себе».

НЕ ТОЛЬКО О СЕБЕ

Точно, как алмаз стекло, Рассекая грудью мир...

В цикле песен «О себе» отражен не столько взгляд поэта в себя самого, сколько анализ природы человече­ских взаимоотношений, пропущенный сквозь сердце во многом более зрелого художника, совершенно чуждого всяческих иллюзий.

Выступив в свое время стихийным потрясателем основ современного ему общества, дерзким бунтарем, он постепенно свою ненависть облекает в форму после­довательного, целенаправленного протеста. В отраже­нии современной ему действительности, воссозданной в правдивых картинах народной жизни, с наибольшей определенностью проявляются его глубоко гуманисти­ческие, демократические идеалы.

Батырай не ищет источник поэтического вдохнове­ния, ему его являет время, полное драматических, тра­гических коллизий. Преданный трезвой и суровой прав­де, поэт воспроизводит свое время в исторической кон­кретности и бытовом жизнеподобии, с огромной страстью утверждения собственных идеалов и силой критикующе­го, разоблачительного пафоса.

Цикл песен «О себе» — лирика пережитого, живое чувство поэта. Всегда, а в данном цикле с наибольшей обнаженностью, правда легла в основу сюжета. Поэто-

4 Зак. № 715 49

му здесь естественно выражение народного бесправии, способствующего новому этапу формирования реали­стической позиции поэта, которая отличается силой правдивости и глубиной чувств, соединивших жизнен­ную правду с поэзией высокой идейности.

На ^такие вершины «социального прозрения» в дар­гинской литературе до Батырая не поднимался никто.

Традиционная песня — путешествие, характерная для устной литературы, превращается в социальную поэму, эпическое произведение, явившееся новым жанрово-стилевым приемом в даргинской литературе. Прием оправдал себя: возникают стихи не только подытожи­вающие предшествующий жизненный и поэтический опыт Батырая, но необыкновенно усилившие и развив­шие более ранние мотивы его творчества.

Личные переживания, более того «автобиографиче­ские сведения» явились звеньями, цементирующими, скрепившими развитие поэмы, нанизавшими на единый остов все эпизоды повествования, связанные замыслом и приемом подачи событий, богатом глубокими мысля­ми и размышлениями о времени и людях.

Произведение выходит далеко за рамки биографии, когда поэт пускается, гонимый нуждой, в путешествие. Поэтому очевидно, что к приему странствия автора при­водит стремление более широко, чем прежде, осмыс­лить и воссоздать жизнь.

Сюжетная линия — это цепь повествовательных эпи­зодов. Рассказ в нем ведется через лирическое «я» само­го поэта. Лирический герой глубже познает мир.

В этом цикле возникают как бы два образа, один из них—бедняк, ищущий средства для пропитания, другой — поэт из народа. Они оба в органичном синте­зе представляют обобщенный тип народного певца в из­вестной мере традиционный, знакомый дагестанской истории, но в данном случае — это художник совершен­но индивидуального творческого облика. 50

Поэт объехал всю даргинскую округу, узнал, «чем ды­шит» народ, чем занимаются в любом ауле. Он пишет о кубачинцах, «льющих расплавленное серебро», об амузгинских мастерах-оружейниках, о ванашимахинцах-хлебопашцах...

Батырай обладал необычайно развитым поэтическим даром наблюдать и запечатлевать индивидуальный об­лик людей и событий. Это удавалось ему порой с по­мощью нескольких выразительных штрихов. При этом поэт умел типизировать образы и общественные явле­ния. Отдельные представители крестьян олицетворяют аульскую бедноту прошлого века так же, как портреты аульской верхушки — правящее сословие. Протест же поэта против них перерастает в неприятие социальной несправедливости, критику тех, кто является виновни­ком страданий простых тружеников.

Творческая эволюция Батырая проходит через осознание народных идеалов, роста связей с действи­тельностью, кровной заинтересованности в насущных заботах простых трудовых крестьянских масс. Стихи пронизаны чувством неразделенности личной судьбы и судеб народных, собственной боли со страданиями трудовых масс. Он сумел воспроизвести психологию крестьянина, найти такие детали, которые передают наиболее характерное, индивидуально присущее его ге­роям, в целом же раскрывающее их жизненную фило­софию.

Рост поэта происходит в соответствии с социально-нравственным созреванием самого народа, обнажаю­щимися имущественными контрастами в ауле, обостре­нием классовых противоречий.

Этот цикл Батырая замечателен и реалистичностью материала, и свежестью мыслей, и искусным вплетением остроумных историй о собственных злоключениях, рас­сказанных с чувством юмора, а порой и сарказмом.

4*

51

Батырай беспощаден в сатирической обрисовке низ­ких в своей лжи корыстных представителей правящей верхушки. Зато с задушевной теплотой изображает кра­соту нравственных устоев простых тружеников, в них находит он идеал моральной чистоты и жизнеутвержда­ющей силы.

Реалистический характер цикла стихов не только в том, что в нем названы реальные места событий— даргинские аулы Урахи, Губден, Ванаши-Махи, Гелли и др. и имена действительно живших в те времена лиц — Газали, Минатли-Баганд, Абдусалам, Абдурагим и др., а в том, что в нем впервые так широко дана жизнь крестьянства, образы простых людей и их антиподов — богатеев в действительной взаимообусловленности и за­висимости от обстоятельств существующего порядка, при этом, непременно, отражение времени подчинено лирическим переживаниям поэта.

Поиски новых реальных путей художественного изображения действительности были продиктованы исто­рической потребностью. Развитие капитализма способ­ствовало беспощадной эксплуатации крестьянства, раз­рушало старый патриархальный аул. Углублявшееся классовое расслоение, жестокая дифференциация и обез­земеливание трудового люда деревни вынуждало его покидать родные места — уходить в поисках заработка, пополняя ряды пролетариев. И сам поэт, как тысячи от­ходников, гонимый нуждой, пускается в странствия, се­туя на жестокость мира сего:

Я обвит бедой вокруг, Как Дербент глухой стеной, — Горем горьким окружен, Как морями белый свет.

Реалистическая тенденция цикла — в картинах, за­рисовках, наиболее характерных для дагестанского аула

52

конца прошлого века. Ситуации, в которые попадают герои Батырая, носят реальный характер, так же как изображение их самих, отмеченное типическими и ин­дивидуальными чертами, попыткой психологического анализа. Тяжелая доля крестьян при этом определена существующими условиями, а не роком судьбы, что существенно отличает поэзию Батырая от произведений религиозной литературы.

Циклу песен «О жизни» присущи эмоциональность, образная яркая речь, оснащенная всеми оттенками сме­ха.

Ограниченность реализма поэта очевидна в том, что существует определенный схематизм, недостаточно раз­вернуты их характеристики, тогда как отрицательные персонажи раскрыты более ярко, выпукло. Картина жизни крестьян лишена романтической приподнятости, окрашивающей два предыдущих цикла.

Четко выстроенная композиция поэмы, с последова­тельно развертывающимся сюжетом, скрепленным сквоз­ными действиями в нем главного героя — самого поэта —• единством его цели, вбирает в себя попутно много­ликий, разноречивый по своей социальной и нравствен­ной сущности ряд лиц и имен, отмеченных их поступка­ми. Знакомство с местом действия и действующими ли­цами происходит параллельно с развитием сюжета. За­вязка произведения обнаруживается в начальных стро­ках, когда герой, отправившись в путь, встречается с «ванашинцами-молодцами». Далее следуют встречи, беседы и поступки Батырая и встретившихся ему людей. Кульминацию заключают в себе строки категорическо­го отвержения привилегированной касты: «Был он пер­вый богатей, но ничтожный человек». Развязка — в по­следней песне этого цикла: «Я недаром песни пел, ой, Омарла Батырай!»

Первая же строфа объясняет стимулы, побудившие поэта отправиться в путь:

53

Точно, как алмаз стекло, Рассекая грудью мир, Чтоб любимую семью Обеспечить до зимы, Вышел из дому один, Ой, Омара Батырай!

Следуя за поэтом, читатель станет свидетелем того, как состоится «встреча Батырая с миром», в какие вза­имоотношения он вступит с людьми, как оценит их стиль поведения, поступков, как олицетворятся в обра­зах персонажей те или иные этические идеи поэта.

Неугомонный бродяга, вольнодумец, человек исклю­чительной судьбы, он пронесется в своих странствиях как очистительный смерчь, непримиримый в своей не­нависти, последовательный в своих симпатиях.

С дерзкой откровенностью Батырай противопостав­ляет простого человека, человека труда паразитирующей верхушке и без обиняков, ничуть не смущаясь, выскажет свои пристрастия. Он откроет панораму жизни в ее истинности, выявляя нравственную природу людей в со­ответствии с их реальным бытием.

Образный строй цикла стихов «О себе», условно на­званный поэмой, предметен и конкретен. Здесь ощу­щается стиль зрелого Батырая: острая и точная крити­ческая мысль, простота языка, энергичная, выразитель­ная лаконичность, глубокая осязаемость слов и выра­жений.

В ней нет бескровно-схематических персонажей, нет отвлеченных характеристик. Обобщенность образов по­ложительных героев существенно дополнена энергич­ным, живо участвующим в сюжете образом самого Ба­тырая, воплотившего в себе добрые начала человека из народа.

Принцип построения поэмы, заключающийся в повто­рении идейной однотипности, характеристик положитель-

54

ных героев и отрицательных персонажей, несет мысль, философию не исключения, а правила, не индивидуаль­ный случай, но типический: мораль каждого персонажа светит отраженным светом морали его класса.

Одна за другой следуют встречи Батырая с людьми близкими ему по духу, заботам. В этих встречах, встре­чах не праздных, все другие эмоции перебиваются го­речью жизненных тягот, в которых вечно плачет душа трудового человека.

Атмосфера крестьянской жизни, любовь к родной

земле, ее обитателям возникает в обращениях Баты­
рая к крестьянам аула Ванаши-Махи: «Да родится ваш
ячмень!» Без восторженности, любования и наивного
прекраснодушия, со строгой симпатией говорит о людях
себе подобных, таких же неустроенных и неуверенных
в завтрашнем дне землепашцах. В его привете крестья­
нам — радушие:

— Ассаламун алейкум, Ванашинцы-молодцы, Да родится ваш ячмень!

Обращаясь к ним, рассуждая о них, Батырай исполь­зует только эпитет «молодцы». Диссонансом с ним зву­чат ноты сомнений, горестные интонации.

Деловитое, лаконичное умозаключение родится не случайно:

Только много ль получу Ячменя при молотьбе, Иль на счастье бедняка Ни зерна не прорастет.

Очевидно крестьянский труд не оправдывал себя, не мог прокормить землепашца, который трудился много,

55

трудился молодцом, неустанно гнул спину, а в резуль­тате влачил убогое существование.

Картины трудовых будней аула остаются за рамка­ми повествования. Однако его насыщает атмосфера да­гестанского аула прошлого века: в три погибели согнув­шийся крестьянин, их самая большая надежда и любовь — земля, в которой заключен для них весь мир. Чаяния пахаря принадлежат и самому автору и могут быть ис­поведью крестьянина, произнесенной за него поэтом. Благодаря широкому художественному обобщению об­раза сливаются исповедь поэта и жалоба крестьянина. В нем мировоззрение поэта народно. И не случайно, поэт избрал двойником своей души именно пахаря.

Открытая доброжелательность, непринужденность присутствует в общении поэта с народом. Связующие нити протянулись от одного положительного героя к дру­гому, воссоздав людней, отмеченных единой созидатель­ной силой, способных к целеосознанному действию, пол­ных ожидания надежд, добрых гуманных традиций, не чуждых земных радостей, умевших делиться с ближним последним куском.

Образы честных, добрых, отзывчивых крестьян Абду-рагима из Гелли, Газали из Бачлуга, Абдусалама из Урахи и другие, в ком жизнь, подобная беспощадному урагану, не убила сердечной доброты, прекрасных ду­ховных качеств. Самая большая их радость — видеть зеленеющие нивы, связать в тугой узел тучные колосья. Мечты труженика просты и реальны. Поэт, сам крестья­нин, прекрасно понимает причины их веселья и горе­стей. Именно среди крестьян находит он подлинное бес­корыстие, честность и умеет великолепно передать ню­ансы, характерные для трудового человека: суровая молчаливость дружбы, открытость.

Бедность не уродует души крестьянина. Он умеет сопротивляться злу. Не случайно к таким же неустроен­ным как он сам идет Батырай с просьбой о помощи. 56

— Брат, я с просьбою пришел, — говорит Батырай Газали.

Очевидно, что мотивы чисто человеческих отношений, мировоззренческого единства перерастают в мотивы классового братства, солидарности.

Когда Газали обнаруживает живую готовность по­делиться с братом по классу, с человеком равно с ним обделенным, как это прежде делали ванашинцы, как хотел бы это сделать, да не смог в силу своей нищеты, Абдурагим, возможность совпадений, случайности со­вершенно снимается.

Четкая классовая позиция — понимание разделения общества-—становится выражением нового этапа худо-жественнных исканий поэта.

В. И. Ленин любил повторять простую, но удивитель­но мудрую истину:

Богачу-дураку По ночам не спится — Бедняк гол, как сокол, Поет, веселится.

Не боясь обнаружить некоторую прямолинейность сравнения, хочется процитировать нищего певца из на­рода:

В горнице засели мы,

Пили красное питье. И товарищей собрав, Стали песни распевать.

Щедрость всегда составляла душу народа, как ни ломала ее нужда, ни выхолащивал аскетизм религиоз­ных фанатиков и мракобесов. Заложенные в народе си­лы и способности сопротивления злу были поняты луч­шими художниками мира. Истина эта была понята и Батыраем,

57

Повествование о веселье, устроенном в честь приез­да гостя, развернуто в обстоятельный эпизод. Простые люди не позволяют себе нравственной деградации.

С ненавистью рисуя портреты богачей, носителей всего отрицательного, Батырай противопоставляет им своих положительных героев. Если отрицательные типы в подавляющем большинстве являются представителя­ми привилегированных слоев общества, то положитель­ные герои — это простые сельские труженики, которые в прогнившем обществе сумели сохранить высокие мо-реальные качества. Именно среди них поэт находит под­линное бескорыстие, честность, любовь к труду. Их ум, гуманность резко противопоставляются отрицательным качествам богачей. Поэт умеет великолепно передавать отдельные нюансы, характерные для трудового люда: суровая молчаливость их дружбы, наивность, отста­лость.

Верный широте своей неуемной натуры, сторонник максимальной раскованности, Батырай несколькими емкими эпитетами подчеркивает раздолье и свободу за­столья своих собратьев:

Длилось так, пока опять Тот же день не наступил И в отчаянной гульбе Вся неделя не прошла.

Слово «отчаянной» более чем все другие слова выра­жает дух веселья, охвативший друзей. Умение беско­рыстно радоваться другу, ближнему, хранить верность дружбе тоже было привилегией простого человека.

Впервые народ выступает не как традиционная мас­са, а как созидающая сила, впервые в даргинской лите­ратуре люди, тонущие в море непосильного труда и нуж­ды, стали предметом такого пристрастного изображения.

Труженик-хлебопашец становится идеалом нового творческого этапа Батырая. Не идеальный сверхчеловек, 58

а простой крестьянин, в ком соединились все лучшие светлые и плодотворные силы народа.

Глубокое знание жизни, понимание дум и чаяний труженика определило единство взглядов народа и поэ­та. Таково их отношение к труду, который является для крестьянина не только жизненной, но нравственной необходимостью. Поэтому в стихах Батырая почти нет жалоб на тяжелый крестьянский труд, поэтому произ­ведения его словно напоены всеми соками родной зем­ли, бесконечно им любимой.

На определенном этапе развития действия в произ­ведении утверждающий пафос сменяется критическим, и именно тогда возникает общая идея и основной сю­жетный поворот поэмы. Мысль, что испорченность че­ловеческой морали обусловлена уродствами жизни, при­водит поэта к социально-критической теме.

В изображении отрицательных персонажей Батырай идет путем народных традиций, однако привносит в их характеристику собственное, индивидуальное понимание. В этом духе он передает характерные черты эксплуа­таторского класса: жадность, скупость, подлость, жажду наживы, презрение к труду. Каждый отрицательный тип представляет собой и типизацию образа имущего

сословия.

Несколькими штрихами, броскими деталями поэт умеет высмеять избранников феодального общества.

Минатла-Баганд — собирательный отрицательный тип. Черты, присущие ему, в высшей степени ха'рактер-ны для класса, которому он принадлежит, и враждебны нравственному идеалу народа. Это и жена Минатла-Баганда—Патима, о которой поэт говорит мало, но мет­ко, подчеркивая ее одержимость страстью к наживе, и сирагинский старшина, угостивший гостя «черным хлебом, полусырым и вонючим козьим сыром», и другой богач — мугринский старшина, на приглашение которо­го Батырай ответил такими словами:

59

>*- О, мугринский старшина, Знаю цену я словам: Просит искренне один, Для приличия другой.

Вся эта свора так называемого привилегированного общества в понятии Батырая не что иное, как кучка хищников и грабителей. В его отношении к ним даже не проскальзывает сколько-нибудь иного взгляда.

Суверенность и самостоятельность Батырая в разра­ботке образов класса имущих (которая делается им в соответствии с избранным принципом, т. е. строится на повторении приемов узнавания — новых встреч) за­ключается в прямом, нелицеприятном столкновении по­эта с тем или иным персонажем. При этом Батырай не пускается в подробные объяснения, он изобличает не­чистые руки и нечистую совесть своих противников с помощью их собственных поступков и тем достигает самой емкой характеристики.

Дело в том, что Батырая — героя цикла песен «О себе» встречают во всех селениях радушно, пригла­шают быть гостем. Одни потому, что любят, другие — боятся. Боятся его меткого слова, желают задобрить. Еще бы: к ним, в их устроенный благополучный мир является неугомонный бунтарь, любитель острого слов­ца, насмешник, горячая голова и просто ругатель, и, предъявив им счет за их стяжательство, скупость, разит уничтожающей иронией, язвительностью сарказ­ма. Но поэт знал истинную подоплеку того или иного приглашения. Вспомним, каким искренним было веселье при встрече с Газали и всеми друзьями, собравшимися в его доме.

По контрасту поэтом предлагается другой фрагмент картины:

жүктеу/скачать 426.5 Kb.

Достарыңызбен бөлісу: