3 13 38 49 71 79 93 Введение Песни любви и страданий в поисках идеала Не только о себе Тяжелые отметины Даргинский фольклор и самобытность поэта «Отец даргинской поэзии» Абакарова Фатима Омаровна

Как лиса луга равнин Оставляет за собой, За собой я оставлял Много мелких хуторов, И доехал, наконец, Я до верхней Магари. Возле дома старый друг Минатли-Баганд стоял, А за домом у него Курага цвела в саду.

И прежде чем поздороваться со своим так называ­емым другом, Батырай представляет его читателю ко­роткой, но многозначащей репликой:

Был он первый богатей, Но ничтожный человек.

И сейчас же становится ясным ироническое в данном контексте звучание понятия — «друг».

Насмешливо-иронический оттенок отныне органично входит в повествование, впрочем, он возникает почти с первых же строк поэмы.

Батырай отлично знал степень скаредности Минатли-Баганда, но действительность превзошла его ожидания, он был искренне возмущен, когда богач

Кукурузный дал чурек, Дал вареную морковь.

И попросил:

Не споешь ли песню мне Ой, Омара Батырай?

Отвращением к лицемерному бесстыдству проникнут ответ поэта. Более того, он разряжается в адрес богача

61

-такими изощренными проклятиями, осыпает его такой бранью, которая, видимо, на какое-то время отобьет у Минатли-Баганда охоту связываться с Батыраем, по­вторять прецедент.

Не зря же, для того, чтобы вернуть назад деньги, отданные Батыраю за кобылицу, которая

.. совсем

захудалая была. ...а скатившись со скалы сдохла в пропасти...

Минатли-Баганд не сам идет вслед Батыраю, а посы­лает жену.

Сугубо народный, бытовой язык, с его сочным про­сторечьем, где ощущается традиция насмешливо-паро­дийных обращений фольклора, звучит в духе эмоцио­нального настроения поэмы:

— «Ах, шальная пуля в лоб,

Так за черствый твой чурек, За морковку что ли спеть?

Или:

— Ой, Минатла-Патима,

Полемичность окрашивает все последующее повест­вование. Конфликт Батырая с обществом людей, не зна­ющих иной морали, кроме правила стяжать, от встречи к встрече все более усугубляется и, наконец, достигает видимой кульминации в диалоге с сирагинским старши­ной:

62

• 
  Ассаламун алейкум,
  Сирагинский старшина!
  
• 
  Ваалейкуму садам,
  Урахинский Батырай!
  Слезь с коня, остановись,
  Гостем будешь у меня.
  Слез, остановился я,
  Свадьбу ближе посмотреть.
  И, когда мне поднесли
  Черный хлеб полусырой
  

— Спой-ка песню, Батырай!

Понятно, что гордый, независимый дух Батырая возмутился при виде такого пренебрежения, более то­го, унижения, какому его захотели здесь подвергнуть. Возмущение это усугубилось, когда до его слуха донес­ся неуважительный тон приказа. На этот раз прокля­тия поэта были еще более изощренными и крепкими:

В поясницу бы тебе, Сирагинский старшина, По кривую рукоять Аль-Асхаба Зульпухар!

Тон Батырая приобретает презрительно-насмешливый характер. С чувством омерзения и гадливости заканчи­вает он диалог со старшиной:

Спел я песню для тебя, Получай и отойди, Сирагинский старшина!

Итак, цепь новых встреч тоже замкнулась, образовав два лагеря, разделенных демаркационной линией, два лагеря жестокого столкновения противоположных

63

классовых сил, представив инкарнацию двух разноли­ких образов, полных страсти, ожесточения, антагонизма. Вслушаемся в следующие строки:

Так покинул свадьбу я. Сел верхом и ускакал, Оставляя за собой Злобный крик и суетню.

Из конкретных ситуаций вырастает альтернативная и категорическая позиция поэта, продиктованная чувст­вом активного сострадания к народу, являющемуся жертвой разрушительного мракобесия правящих кругов, позиция духовного превосходства певца над нравствен­ным убожеством сильных мира.

Стилевая окраска поэмы, как и ее художественная ткань, соткана из всех оттенков смеха, от добродушного юмора до язвительного сарказма. И на этом велико­лепном фундаменте смеха возвышается фигура главного героя произведения — самого поэта.

Батырай был первым из даргинцев, кто традицию народно-смеховой культуры внес в литературу, тем самым усиливая в ней гуманистические и демократиче­ские начала.

Именно тогда, когда Батырай смеется, стихи его приобретают наибольший «радикализм, свободу и бес­пощадную трезвость».

Он иронизирует над собой. Стихи его пересыпаны подтрунивающими обращениями к самому себе — бедно­му певцу, который «чтоб любимую семью обеспечить до зимы, вышел из дому один» и попадает в разные неле­пые ситуации. Рефреном — обращением к себе самому: «Ой, Омара Батырай» поэт своей иронии придает до­бродушный оттенок. Добродушно улыбается он наивно­сти своих симпатичных героев, видя их простоту, довер-

чивость, безыекуственность. Даже при своей убогой и беспросветной жизни они чисты, не умеют ловчить, лукавить. Смед поэта целенаправлен, подвижен, много­лик: юмор легки переходит в насмешку, сарказм, в сати­ру там, где он Начинает высмеивать нравы и духовную пустоту представителей высшего сословия. Он может быть добродушном, веселым, гневным, раздумчивым, уничтожающим. Чаще всего поэт, изображая нищую жизнь, полную г^ря и лишений, печали и страданий, оставался юмористом. Умение даже в трагическом на­ходить смешное — характерная черта поэзии Батырая. В его поэзии слышны не только отголоски тяжелых су­деб горских народов, но и вера в их светлое будущее. Однако Батырай чаще смеется сквозь слезы. В его пе­чальном юморе — душа народа.

Батырай не сатирик в собственном смысле этого слова. Он— юморист, юмор — неотъемлемая часть его поэзии — позволяет обнаруживать смешные стороны

тогдашней жизни.

Грустный юмор окрашивает строки, обращенные

к себе самому.

Как долинная лиса, Что от голода грызет Тело тощее свое, Зол и голоден, один Я приехал в Урахи.

Последняя степень бедственности, о которой пишет Батырай, выражена им с помощью языка, обогащенного новыми, утонченными оттенками образности.

Эта система образов позволяла высказать самые
реалистические и жизненные проблемы с помощью свое­
го особого стиля, заключавшего в себе большую правду
и силу смеха, знаменующего победу здорового челове­
ческого ума.
5 Зак. № 715 65

В этом аспекте особенно интересен большой, велико­лепно воссозданный эпизод, в котором Батырам совер­шает торг:

Выходи, откроем торг: Чем расплатишься со мной? - Криворогого бычка, Да деньгами шесть рублей/ Да паласов шерстяных Пару мог бы доложить. Торг окончен, по рукам. Рубль не додал мне богач: Обещал отдать потом. Пусть останется за ним!

Совершив выгодный, по его разумению, торг, Баты-рай строит планы, изобретает способы избавления от кредиторов:

Если явится ко мне Тот, кому я задолжал, Чтоб ему замазать рот, Пять рублей держу в руках.

В употребленном выражении «замазать рот», т. е. за­ставить замолчать, есть элемент презрительности к ска­редности имущего, для которого деньги единственное мерило человеческой ценности. Батырай не дорожит ими, не становится их рабом. Не додал богач рубль, что ж, пусть пропадет вместе с этим рублем.

Рядом с этим четверостишием соседствуют строки, исполненные противоположного смысла, и одновременно мысленного ответа Батырая на просьбу ближнего.

Если ж с просьбою придут:— - Не поможешь ли сосед?

Я веду к себе во двор Кривоногого бычка.

Кто может обратиться к Батыраю за помощью? Ко­нечно же еще более горький горемыка, чем он сам. Еще находясь в пут^, поэт испытывает удовлетворение от того, что кто-то,\ кому также не сладко, может рассчи­тывать на его поддержку.

Комический эффект торга заключен в его последую­щем равертывании:

В путь я тронулся легко, Но едва прошел версту, Словно русский барабан, Слышу что-то тарахтит.

Повернулся я назад:

Богатеева жена,

Патима за мной бежит

С головным платком в руках.

•

Из дальнейшего повествования выясняется, что едва Батырай распрощался с Минатли-Багандом, который, видимо, уверился, что совершил выгодную для себя сдел­ку (иначе бы он на нее не пошел), как кобыла сдохла, скатившись в пропасть.

Чем же я виновен тут?

И сетует, вкладывая в свои слова издевательскую на­смешку:

67

Жаль мне белого рубля, Что за вами потерял: Обещали заплатить — Уж теперь не получу!

Пусть от сына моего Подаяньем будет рубль.../

Оставив Патиму, что называется «с носом» и под­вергнув в ее лице всех мрачных деньгокопителей осмея­нию, брани, Батырай продолжает путь, упиваясь соде­янным им, веселясь в душе и восхищаясь «сообразитель­ной» кобылой, «наказавшей» «первого богатея», за его гипертрофированное чувство стяжательства:

Кобылица ж молодцом, — Кто б умнее поступил?

Венчают эпизод слова, свидетельствующие о хоро­шем самочувствии, настроении поэта:

Улыбнулось счастье мне, Случай вышел золотой. Тонким был я, как слюда, Может стану хоть теперь Толстым, как на море лед. Ой, Омара Батырай, Попытайся, поживи!

Развенчание господствующей морали с помощью са­тирических средств, пародирования более наглядно об­наруживает ее гнилость и обреченность, ибо над ней, как дамоклов меч, навис уничтожающий, разоблачаю-

щий, разящий смех, олицетворенный в здоровом опти­мизме и презрительном неприятии народом антигумани­стических, античедовеческих норм этой морали.

Аналогичные мотивы, вбирающие также и антирели­гиозное звучание, слышны в следующих строках поэмы:

Не наложишь ли ты штраф На бесстыдных богачей? А не то я сам пойду, Вызвав темных молодцов, Чтоб ограбить богачей, Только ты благослови.

Этот вопрос обращен к служителю культа, еще одно­му персонажу поэмы — Абдусаламу-Кади.

Не мог же поэт, отлично знавший, чьи интересы за­щищает религия, к каким мутным источникам припада­ют ее служители в своей жажде обогащения (даргин­ский фольклор, питающий поэзию Батырая, воссоздал нарицательный, отталкивающий в самой своей сущно­сти, традиционный, ненавистный трудовому люду, по­рочный образ клерикала), всерьез просить ее предста­вителя о наказании богачей.

Батырай вновь издевательски шутит, изощренно сме­ется, сохраняя манеру пародийных народных осмеяний. Здесь господствует и торжествует смех, великий про-тивоборец и ниспровергатель лжи, защитник истины. Во многом благодаря ему искусно преломляются в поэ­ме социальные и нравственные проблемы.

Итак, вершиной лирики поэта, одним из самых вол­нующих, полных драматизма, является последнее про­изведение цикла «О себе».

Большей частью социальная тема тогда становится в поэзии эмоционально впечатляющей и способной по­корить сердце, когда она биографически пережита поэ­том и исподволь подготовлена в его духовной жизни.

69

Будь неладен этот свет, Что за скверная пора.

Последние стихи Батырая носят исповедальный ха­рактер. Но и они насыщены духом истинной поэзии. Здесь нет пышных слов, только образы. Батырай много размышляет. Мысли его значительны, обращены в глубь

человеческой души.

В цикл песен «О себе» вошли произведения, которые условно можно назвать элегиями о старости. Они напи­саны кровью сердца, полны глубокой тоски. Неоднократ­но говорится о согнувшемся старике, о сожженном печалью дней сердце, об отупевшем языке, об исхуда­нии, о старческих слабостях. Это понятно. Стихи напи­саны в последние годы, в глубокой старости. Отражен­ная в некоторых стихах этого периода личная трагедия Батырая обобщена в стихотворении «Ах, могу ль я пес­ни петь».

В этих стихах видны поиски смысла жизни. В каж­дом из них сильна личная интонация.

Я внимания лишен Оттого, что постарел, Даже близкий отошел Оттого, что обеднел...

Но в них столько внутреннего горения и силы вдох­новения, что они сами по себе противостоят любому трагизму. Состояние безвыходности, тоски поэта всегда находили выход. Печаль поэтом воспринимается как предвестие восхода солнца, которое рассеет мрак. Для души поэта успокаивающий ветер — песня и «чунгур с перламутровой резьбой». Пеоня и чунгур—это два веч­ных спутника его жизни, два неразлучных свидетеля его радостей и горестей.

Но поэт не мог равнодушно пройти мимо лжи и об­мана, которым была полна окружающая жизнь. Правда, в глубокой старости, устав от несправедливости реаль­ной жизни, Батырай как бы вступает на путь смирения. Его начинают тяготить даже песни, он хочет расстаться с любимым чунгуром. Вот как выражает поэт эти мысли:

Ах, могу ль я песни петь, Если гордое мое Сердце сокола в груди Сожжено печалью дней, Солью горестей мирских.

Но эти строки отнюдь не говорят'о том, что Батырай проповедует отречение от мира. Старость принесла всег­да жизнерадостному поэту страшное разочарование. Его «меткий, прежде острый язык стал тупым», «очи — луны подо лбом тускло видят мир», «черный ус и боро­да стали белыми, как снег», а «тягостный недуг» и «смертная печаль» бросили поэта в угол, «точно шубу сироты». «Печалью дней» сожжено его сердце. Поэт 72

олицетворяет безрадостную судьбу певца в тогдашнем обществе.

Отсюда наперекор прежнему жизнелюбию мотивы тоски, уныния. Но такое противоречие было обусловле­но противоречиями общественной жизни, вызванными социальной и политической обстановкой в стране. Дело было не только в одной старости. Жизнь поэтов всегда находилась под угрозой. В пору господства самодержа­вия судьбы большинства певцов были трагичными. Об­личительная сила стихов многим из них стоила жизни. По приказу правителей-самодуров были убиты или звер­ски замучены многие поэты свободы того времени. Сул­тан Махмуд Газневидский отдал приказ бросить на рас-топтание под ноги слону гордость мировой поэзии Фирдоуси. Саят-Нова стал жертвой злостной клеветы и был изгнан.

За песни, которые высмеивали высшую знать, при­ходилось расплачиваться горько и дагестанским певцам. Сайду Кочхюрскому выкололи глаза, Анхил Марин за­шили рот, Сукур Курбан был ослеплен. А в кумыкской степи, заблудившийся в поисках правды, Ирчи Казак писал М.-Э. Османову:

Бедняков обдирают мошенник и плут, Клячу жалкую за скакуна выдают, За копейку родного отца продают, Ложь и подлость кругом, Магомед-Апанди.

Обличительная сила песен Батырая в осуждении по роков и жестокости феодального гнета. Поэт был сви­детелем обостроения классовых противоречий, резких контрастов в деревне; с одной стороны, разнузданность местной верхушки аула, с другой — нищета, бесправие, которые будили в умах горцев протест против феодаль­но-патриархальных порядков. Батырай до конца своей Жизни обличал пороки тогдашнего общества. Он любил

свой мужественный трудовой народ и вместе с ним раз­делял его горе.

Народность Батырая в первую очередь в том, что он всей силой своего таланта выразил думы и чаяния на­рода. Выходец из крестьянской среды, Батырай впитал образ мышления, нравственные и эстетические идеалы трудового человека. Они стали основой его поэзии.

Великий русский критик В. Г. Белинский писал, что «человек вне национальности есть не действительное существо, а отвлеченное понятие, — а поэт... талант ко­торого лишен национальной струи, всегда, более или ме­нее, явление временное и преходящее: это дерево, сна­чала пышно раскинувшее свои ветви, но потом скоро засохшее от бессилия глубоко пустить свои корни в поч­ву» ³.

«Дерево» поэзии Батырая глубоко пустило корни в национальную среду. Батырай был ходатаем за свой народ. Его беды не миновали сердца поэта, которое всегда бунтовало против произвола и насилия. В нем билось дыхание родного народа. Зоркие и полные муд­рости глаза Батырая были глазами народа. В них всег­да светились его боль и .радость. Мудрая любовь к про­стому человеку пронизывает поэзию Батырая. Только беззаветно любя родную землю, вобрав в свое сердце все ее печали и радости, ее мудрость, он мог считать себя неотделимой частицей родины. Поэзия Батырая немыслима в отрыве от национальной почвы. В то же время она общечеловечна, т. к. „поднятые им проблемы— извечные раны человеческой души - - поэт воссоздал с такой силой, что они не могли не стать близки и по­нятны каждому.

Поэзия Батырая всегда жива в душе горского на­рода — ведь поэт жил его верой, его думами и чувст­вами.

В. Г. Белинский. Собр. соч., т. 8, стр. 570.

74

Батырай был истинно национальным поэтом, он пел на своем родном даргинском языке, но выражал волно­вавшие всех «человечьи чувства». Поэтому его поэзия-поэзия человеческого добра и тепла, — понятна и близ­ка всем. Поэтому очевидно общечеловеческое значение его поэзии, с его идеями гуманизма и любви к чело­веку.

Батырай был сыном своей земли. Нельзя быть более близким к народу, чем Батырай. Душой, сердцем, кровью своей он принадлежал ему. Поэт знал быт гор­ца, его нужды, его горе и радости. Чуткое сердце его воспринимало все беды, невзгоды и радости крестьяни­на как собственные, т. к. поэт всегда жил его заботами. Его поэзия питается беспредельной любовью к земле, на которой родился поэт, к народу, представителем ко­торого он был. Батырай — поэт крестьянин. С жизнью и судьбами даргинских крестьян связаны его думы, чув­ства, переживания.

Батырай — народный философ и в то же время про­стой труженик, связанный с землей. Его радует ячмень, шумящий спелым колосом. На молотьбу он смотрит с любовью крестьянина, будто пахарь, изо'бражает тяжелый труд на земле. Но какой бы тяжелой ни была жизнь пахаря, земледелие в понятии поэта — самое свя­тое, самое благородное занятие человека. Поэтому в пес­нях Батырая, посвященных крестьянскому труду, нет безысходности, тоски и уныния. Связь человека с зем­лей поэт облекает в поэтический ореол, с благоговением говорит о пашне, посеве, хлебе. Его интересы, радости, переживания связаны с крестьянином-горцем. Поэтому и образы Батырая близки как народу, так и певцам-поэтам, его современникам. Эти образы не только ис-

75

Вообще поэтические образы Батырая часто повторя­ются у 'Мунги Ахмеда и Сукур Курбана. Но здесь надо обратить внимание на одну деталь. Характер художест­венной наблюдательности у каждого поэта свой, поэто­му и образы их интересуют по-разному.

Например, Мунги Ахмед поэт-златокузнец. Естествен­но, его поэтической музе близок, главным образом, мир трудовой массы художников-ювелиров. Эпитет «зо­лотой» у Мунги Ахмеда приобретает иной характер, чем у Батырая. У последнего он носит более абстрагирован­ный характер («золотой ягненок», «золотой свет» и т. д.), в то время как поэт-ремесленник употребляет его толь­ко в том случае, когда речь идет о предмете, который на самом деле может быть золотым («золотой перстень», «золотой браслет» и т. д.).

Кстати, здесь уместно вспомнить о поэтическом со­стязании даргинских поэтов.

В ауле Кубачи до сих пор помнят встречу трех про­славленных даргинских певцов: Батырая, Сукур Курба­на и Мунги Ахмеда. Здесь Мунги Ахмед спел песню, сложенную в честь великого Батырая. Мунги Ахмед особенно хорошо сказал о большой любви кубачинцев к Батыраю. Вот эта песня:

Звучной пеоней зазвени, Неизменный мой чунгур, Нынче славить я хочу Батырая от души.

Как целебная трави, Как целительный бальзам, Стала песнь твоя для нас, Урахинский Батырай.

Да продлится жизнь твоя! Горы в такт поют с тобой, Люди отдают сердца, Песням радуясь твоим.

Ты у нас желанный гость, Радость в наш аул принес, Кубачинцев всех сердца Озарил ты, Батырай.

Ты с собою унесешь Наши чувства и тепло, Навсегда мы сохраним Песни, спетые тобой.

В ответе Батырая Мунги Ахмеду на поэтическом со­стязании отдано должное уму и песенному дару послед­него:

Говорят: мудрец Лукман В море книги утопил... Из неведомых глубин Уж не ты ли их достал Мой собрат, Ахмед Мунги? Песне радуюсь твоей!

(Перевод М.-Р. Ибрагимова)


76

77

С помощью образного сопоставления Батыраю уда­лось выразить свои чувства к Мунги Ахмеду. Сопостав­лением певца с мудрецом автор подготовляет слушате­лей к раскрытию главного смыслового значения стихо­творения. Образ книги, которую утопил в море восточ­ный мудрец Лукман, помогает поэту наиболее полно и верно раскрыть свои мысли. Этот образ несет всю смысловую нагрузку стихотворения. Как верно подме­тила Н. В. Капиева «мудрец восточных преданий Лукман только потому и забросил в море книги, что в совершенстве овладел всей земной премудростью».

ДАРГИНСКИЙ ФОЛЬКЛОР И САМОБЫТНОСТЬ

ПОЭТА

Составитель первого сборника произведений Баты­рая С. М. Омаров, собирая тексты песен, столкнулся с таким фактом: крестьянин пел. Омаров, зная, что пес­ня принадлежит Батыраю, спросил однако «чья это песня?». Крестьянин гордо ответил: «Наша, народная!». И это было правдой. Многие песни Батырая стали на­родными. Поэта-певца связывает с фольклором тради­ция импровизации и форма народной песни.

В образной системе Батырая, его поэтике неисчерпа­емые богатства высокохудожественных средств, красок. Батырай не только знал песенные сюжеты, художест­венные особенности народной даргинской песни, но прекрасно владел традиционной поэтикой.

Поэтический язык Батырая настолько силен, что по-новому зазвучали и получили новую наполненность известные в фольклоре приемы сравнения, антитезы, эпитеты, гиперболы, метафоры, аллегории и т. д.

Батырай правильно понял значение фольклора. Он смог подчинить фольклор, его средства художественно­го изображения выражению более сложных мыслей и чувств. Поэзия Батырая — самобытная переработка фольклорной поэтики. Поэт смог в фольклорных обра­зах отыскать новые краски,

80

Удивительно многообразны поэтические образы Ба­тырая, многие из которых по-настоящему новы, неожи­данны, свежи. Они создают особую эмоциональную атмо­сферу, в которой раскрываются как чувства поэта, так и картины реального мира или человеческих пережи­ваний.

Традиционные образы даргинского фольклора, этого

Батырай не только вкладывает новое содержание в известные понятия, но и обнаруживает себя как боль­шой мастер при создании новых поэтических средств. Новое время ведет на поиски созвучных ему поэтиче­ских обобщений. В народе одним из символов красиво­го, изящного, недоступного считался редкий предмет. В свое время для горцев редкостью были белая бумага, сахар. Они поразили горца и были им опоэтизированы.

Батырай делает попытку обрисовать красоту горянки с помощью новых поэтических троп и прибегает к нео­жиданным сравнениям, возникшим благодаря приходу в жизнь современных ему явлений и понятий, вошедших в сознание с изменением общественной жизни. Меняют­ся традиционные образы даргинской поэзии — меняется философская суть образа. Ранее известные образы об­новляются, обогащается их первичное семантическое значение. Для образной характеристики любимой поэт использует понятия, пришедшие в жизнь горца в сере­дине XIX века.

Стан возлюбленной — телеграфный столб в пути, гла­за — фарфоровые стаканы на столбе, брови — вдоль ста­канов провода. Такая поэтизация вещей вполне зако­номерна, ибо, как верно заметила Н. В. Капиева, для Батырая «телеграф — явление непонятное, необычное, экзотическое. Это то доброе, что шло в горы из России. Это удивительно, значит это достойно песни! и песня возникает, и она так хороша, что диву даешься»⁴.

Поэтическая традиция определяется без труда. Новые образы Батырая стоят в одном ряду с образами белой бумаги, сладкого сахара. Нетрудно определить и время их появления.

Поэтические сравнения в творчестве Батырая спо­собствуют достижению выразительности, раскрытию ха­рактерных особенностей образа.