А. И. Неусыхин роблемы европейского феодализма

227

Однако созданная Карлом Великим империя оказалась непрочной. Распад империи, подготовлявшийся успехами ее феодализации еще при самом Карле, начался уже при его слабом преемнике — Людовике Бла­гочестивом. Усобицы между внуками Карла привели к тому, что в 843 г. в Вердене империя была разделена между тремя сыновьями Людовика: Лотарь I (817—855) получил Фрисландию, бассейн нижнего Рейна, сред-нерейнские земли (за исключением Майнца. Шпейера п Вормса) до за­падной границы на востоке и до течения Шельды и Мааса на западе: кроме того, ему достались Бургундия. Прованс и Италия (т. е. завое­ванные Карлом Великим территории Лангобардского королевства). Из нижне- п среднерейнских владений Лотаря впоследствии образовалась Лотарингия. Людовик II Немецкий (умер в 876 г.) получил все гер­манские земли от Рейна до Эльбы (т. е. Баварию, Швабию, Франконию, Тюрингию, Саксонию), включая Майнц, Вормс и Шпейер. Карл Лысый (умер в 877 г.) получил Аквитанию и всю Галлию с Испанской маркой.

Борьба Людовика II Немецкого с Карлом Лысым из-за наследия Лота­ря I и его сына Лотаря II (умер в 869 г.) приводит к новому, Мерсен-скому разделу (870 г.), в силу которого Людовик II Немецкий-получил восточную половину так называемого «срединного королевства» Лотаря, а Карл Лысый — западную его половину; граница проходила по р. Маа­су, верхнему течению Мозеля и к востоку от Соны, а на юге — по р. Роне.

Из Каролингской империи выделились, таким образом, два государст­ва - Западнофранкское (будущая Франция)* и Восточнофранкское (буду­щая Германия). В последнем Каролингская династия продолжалась до начала X в. Неясным оставалось положение Италии, так как оно не было точно определено Мерсенским разделом, ликвидировавшим «средин­ное королевство» Лотаря, а между тем, несмотря на явное обособление Западнофранкского и Восточнофранкского государств, оба они теорети-

228

чески все еще мыслились как составные части идеального единства Ка­ролингской империи, реальное существование которой уже прекратилось. Поэтому приобретал особое значение вопрос о том, кому достанется им­ператорская корона, связанная с обладанием Италией.

Во второй половине IX в. папство попыталось использовать распадение Каролингской империи и обосновать папский суверенитет в церковных и политических вопросах. Подложные «Лже-Исидоровы декреталии» 851— 852 гг. провозгласили принцип непосредственного подчинения церковных должностных лиц Западной Европы папе и его исключительное право назначать их. Эти притязания были особенно важны тем, что выдвинуты были как дополнение к светским претензиям папства, сформулированным еще в VIII в., во время походов Пипина Короткого в Италию, в дру­гом подложном документе — «Даре Константина». Согласно ему, верхов­ная светская власть в лице Константина Великого, римского императора начала IV в., якобы сама предоставила высший духовный авторитет и имперское верховенство на Западе папе и передала ему Рим и все провин­ции Италии.

Осуществить эти притязания целиком папству так и не удалось, да и частичная их реализация относится к гораздо более позднему времени — к XI—XIII вв. Но очень важно, что уже в VIII—IX вв. складывается программа папской и имперской теократии.

Однако обе еще недостаточно сильны. Последняя, связанная с полити­кой Карла Великого, временно замирает ввиду распада его империи.

Для того чтобы в общих чертах представить себе ход и сущность тех процессов феодализации, которые привели к этому распаду, надо пред­варительно выяснить, какие основные черты характеризуют феодализм как общественную формацию.

В области экономической признаком сложившегося феодализма являет­ся противоречие между крупной поземельной собственностью и мелким хозяйством, которому соответствует в сфере социальной антагонизм меж­ду крупными землевладельцами и зависимыми от них крестьянами. Сред­невековый вотчинник-феодал является верховным собственником террито­рии вотчины, на землях которой сидят зависимые от него крестьяне, превратившиеся в держателей, находящихся на разных ступенях несвобо­ды. Эти крестьяне являются в то же время мелкими хозяевами, ибо они отнюдь не оторваны от основного условия феодального производ-

229

ства — земли, а, наоборот, тесными узами и крепкими нитями привязаны к нему. Но хотя совокупность владений таких крестьянских хозяйств по величине земельной площади зачастую превосходит размеры барской запашки, тем не менее эти мелкие хозяева вынуждены отдавать часть своего прибавочного труда и прибавочного продукта в виде барщин и оброков вотчиннику-землевладельцу, ибо он верховный собственник всей земельной площади, а они — лишь держатели, т. е. наследственные поль­зователи своих наделов, которые рассматриваются как составная часть этой площади. Отсюда и своеобразная природа политической власти в средневековой вотчине, да и все своеобразие феодального государства вообще.

На начальной ступени развития феодальных отношений в качестве таких слоев фигурируют королевские дружинники, приобретающие зе­мельные владения совместно с королем в процессе завоевания новых территорий; хотя такие приобретения и принимают нередко форму коро­левских земельных пожалований за уже выполненную дружинниками службу, тем не менее они фактически превращаются аллодиальные владения получивших их лиц, т. е. в их наследственную земельную соб­ственность, не обремененную какими бы то ни было условиями военной или иной службы королю или кому бы то ни было. Возникает как бы особая, выросшая из дружинного строя знать, в которую вливается ча­стично и прежняя родовая знать. Король силен лишь постольку, посколь­ку связан с этой знатью и поскольку она нуждается в нем как в руково­дителе военных предприятий, сулящих новые территориальные приобре­тения и пожалование новых привилегий. Так во Франкском государстве, обстояло дело при Хлодвиге и его ближайших преемниках (в конце V и в первой половине VI в.).

Следующий этап развития королевской власти в Западной Европе ран­него средневековья наступает тогда, когда процесс насыщения землями указанных выше слоев знати заканчивается; тогда эта знать перестает нуждаться в королевской власти и соответственно перестает поддержи­вать ее; этим объясняется упадок власти меровингской династии во Франк­ском государстве в VII в.

Но феодальный процесс не завершен до тех пор, пока не восторжест­вовало намеченное выше основное социально-экономическое и классовое противоречие феодального строя. Следовательно, пока еще имеются такие слои издавна свободных аллодиальных собственников, которые не приоб-

230

рели свои владения совместно с королями в ходе военных предприятий, но которые и не впали ни от кого в зависимость, до тех пор всегда есть не только возможность, но и необходимость дальнейшего углубления фео­дальных отношений.

Если подойти к указанным двум этапам эволюции королевской власти в эпоху раннего феодализма под другим углом зрения, с точки зрения роста отношений господства и подчинения внутри вотчины, то нетрудно будет усмотреть теснейшую связь обеих сторон единого процесса. Ведь с каждым новым усилением королевской власти все более широкие слои франкского общества вовлекаются в самый ход процесса феодализации: разные этапы усиления и ослабления королевской власти являются вы­ражением этого расширения феодализационного процесса, его распростра­нения на все более широкие круги общества. А это значит, что перед нами — не простое повторение одного и того же («королевская власть то усиливается, то ослабляется»), а каждый раз появление чего-то прин­ципиально нового. Это новое заключается в неуклонном продолжении — пусть с зигзагами и колебаниями — все того же процесса феодализации общества, его перехода на новые стадии, в иное качество. Чем больше мелких и средних аллодиальных собственников помещичьего типа вовле­кается в ряды знати, тем большее число еще сохранивших свободу франк­ских крестьян впадает в зависимость от них.

Процесс перегруппировки внутри знати есть в то же время и процесс образования двух основных антагонистических классов феодального общества. Но крупное землевладение с самого начала, уже в период осе­дания дружинников Хлодвига на землю, не только ломало старые рамки и формы родо-племенного быта, но и создавало отношения господства-подчинения в собственных пределах. Более того, эти отношения имма­нентно присущи всякой раннефеодальной поземельной собственности как таковой. Ибо она ведь и вырастает там, где предшествующим развитием уже созданы предпосылки распада общества на указанные выше антаго­нистические классы. А так как такой распад предполагает хозяйствен­ный уклад, при котором основным условием производства является зем­ля, а обрабатывающие эту землю собственники крестьянского типа —

231

Природа политической власти королей и вотчинников была в сущ­ности тождественна,— это раннефеодальное внеэкономическое принужде­ние, закреплявшее складывавшиеся формы экономической эксплуатации крупными землевладельцами зависимых крестьян. Но интересы знати и королевской власти, а также разных групп знати могли резко расходить­ся и приводить к ожесточенной борьбе. Тождество природы королевской власти и политической власти вотчинников полностью объясняет явление «смешения частного и публичного права», которое лучше и точнее было бы определять как первичную нераздельность, неразграниченность поня­тий «государственный» и «частный» на ранних ступенях феодализма; противоречие же их интересов, отражающее более глубокий антагонизм — между вотчинниками и крестьянством,— является одной из движущих сил не только роста внеэкономического принуждения, но п развития всего феодального строя в целом.

При сложившемся феодализме с развитой системой эксплуатации кре­стьянства указанное противоречие разрешается одним из следующих спо­собов: либо торжествует политическая власть вотчинников на местах, что приводит к полному упадку королевской власти, либо, наоборот, королевская власть как раз в эпоху завершения феодализма одерживает победу над политическими притязаниями отдельных вотчинников и соз­дает феодальную централизацию политического господства. Первый спо­соб разрешения указанного противоречия, имевший место во Франции X—XI вв., связан с тем, что должностные лица короля — графы—начи­нают рассматривать свои должности как наследственные феоды, а с дру­гой стороны, и сам король превращается всего лишь в одного из круп­ных вотчинников-сеньоров, юридически играющего роль «верховного сю­зерена», primus inter pares (первого среди равных), но фактически мало чем отличающегося от прочих феодалов: страна дробится на вотчины-сеньории, обладающие полным иммунитетом, и ввиду слабости королев­ского центрального аппарата всякая — и местная, и центральная — поли­тическая власть в стране приобретает форму вотчинно-сеньориального внеэкономического принуждения. Это явление обычно и обозначается как «рассеяние суверенитета» — определение неточное, так как оно вызывает

232

неправильное представление, будто суверенитет был предварительно кем-то (центральной королевской властью) собран, а затем «рассеялся», в то время как в действительности он с самого начала феодального развития складывался в центре и на местах одновременно.

Второй способ решения намеченного выше противоречия, осуществив­шийся в Англии уже в конце XI в., создает такое положение, при кото­ром вотчинное внеэкономическое принуждение (поместная манориальная юрисдикция) частично ограничивается в пользу централизующего аппа­рата королевской власти, и последний берет в свои руки более или менее планомерное осуществление политического господства известных слоев феодалов над крестьянством по всей стране, а не в отдельных крупных баронских вотчинах-манорах. Политическая власть и внеэкономическое принуждение приобретают централизованный характер.

Во Франции политический строй в дальнейшем (в XII—XIV вв.), как известно, развивался в сторону постепенного усиления королевской власти и собирания страны вокруг королевского домена. В Англии раннее про­никновение товарно-денежных отношений в сельское хозяйство дало ко­ролевской власти возможность использовать (во второй половине XII в.) совпадение интересов низших слоев феодального класса (рыцарства) и горожан и противоречие между интересами этих обеих групп и высшего слоя феодального класса — баронства, носителя тенденции крупного вот­чинного (манорпального) землевладения, в целях укрепления своих пози­ций в области осуществления судебного, финансового и военного верхо­венства. А когда с начала XIII в. в Англии возникает тенденция к ограничению королевской власти, то она осуществляется опять-таки в форме создания нового централизующего аппарата (в виде органа сослов­ного представительства — парламента, в котором заседают депутаты от баронства, рыцарства и горожан со все большим и большим усилением роли последних двух групп), а не форме ослабления центральной власти в интересах одного только высшего слоя феодального класса (баронства) и уж никоим образом не в виде преобладания вотчинного внеэкономи­ческого принуждения на местах (в крупных баронских манорах) над центральной государственной властью.

В Германии X—XIII вв. развитие политической власти не пошло ни по одному из намеченных выше путей. Это объясняется своеобразием эволюции феодализма, которая привела к тому, что королевская власть в Германии X в. переживала ту стадию своего развития, которая харак- > терна для Западнофранкского государства в эпоху первых Каролин'гов (т. е. в VIII в.); в течение XII—XIII вв., когда централизация Фран­ции и Англии неуклонно усиливалась, королевская власть в Германии все более ослабевала. Этот «обратный тип» развития королевской власти в Германии X—XIII вв. (сравнительно с Англией и Францией того же периода) коренится в «начальных фактах» ее истории, и прежде всего в незавершенности германского феодализма.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Германия в X—XI вв.

1. ХАРАКТЕРИСТИКА ГЕРМАНСКОГО ФЕОДАЛИЗМА В X в. И ОСОБЕННОСТИ ФЕОДАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ ГЕРМАНИИ

Германия как феодальное государство средневековой Европы выделилась из состава бывшей Каролингской империи к началу X в. Процесс ее выделения и обособления, представляющий собой одну из сторон общего процесса распадения Каролингского государства, начался еще в 40-х го­дах IX в. Но вся вторая половина IX в., как и начало X в., заполнены непрерывной борьбой составных частей будущей феодальной Германии — разных герцогств — друг с другом. Прекращение Каролингской династии в Восточнофранкском государстве со смертью Людовика Дитяти, считаю­щееся обычно началом обособления Германии как самостоятельного фео­дального государства, не представляет собою действительно решающего поворотного пункта в ее истории; 911 год — скорее формально-династп-ческая дата, чем крупное историческое событие. Лишь после кратковре­менного правления Конрада I, герцога Франконского (911—919), при его преемнике Генрихе I Птицелове (919—936), первом представителе сак­сонской династии, намечается ряд явлений, составляющих поворотный этап в истории Германии и позволяющих говорить о начале ее эволю­ции как феодального государства. Однако и в этот период внутренний строй этой страны отличается некоторыми весьма существенными особен­ностями, анализ которых вскрывает условность самого понятия единого феодального государства в применении к Германии X в.

Германия выступает на арену истории в виде совокупности герцогств, еще не утративших свой племенной характер и в сущности слабо свя­занных друг с другом. Как мы узнаем из хроник, Генрих I Птицелов был избран королем «с согласия франков, алеманнов, баваров, тюрингов и саксов» ', т. е. ко времени его избрания Германия состояла из пяти основ­ных герцогств: Франконии, Швабии, Баварии, Тюрингии и Саксонии; на северо-западе к ним примыкала Фрисландия. Из всех этих герцогств только Франкония принадлежала к числу исконных областей, издавна

234

Герцогства, из совокупности которых сложилась Германия X в., гораз­до слабее были связаны с судьбами Франкского государства, чем запад­ная часть последнего, вошедшая в его состав уже при Хлодвиге и его преемниках. К тому же территория, представлявшая собою Германию X в., т. е. область между Рейном, Эльбой и средним течением Дуная, в свое время мало была затронута римским влиянием, которое в некоторых ее частях, например в Саксонии, вообще почти не чувствовалось. Таким образом, слабость — а в ряде мест и полное отсутствие — римских хозяй­ственных и правовых институтов, а также позднее и недостаточно глу­бокое проникновение франкских учреждений (лишь в IX—X вв.) в жизнь зарейнских герцогств содействовали замедленности темпа их обществен­ного развития, и в частности — формирования в них феодальных отноше­ний. Эта замедленность усугублялась еще неравномерностью темпа об­щественной эволюции разных герцогств, например Саксонии, сохранив­шей еще до конца VIII — начала IX в. довольно архаический уклад, и Швабии, в которой феодальные отношения начали развиваться раньше. Все это вместе взятое и привело к двум рядам явлений, которые можно назвать «начальными фактами» истории средневековой Германии: во-пер­вых, к тому, что Германия X в. выступает перед нами как совокупность герцогств, отличающихся друг от друга и общественным строем, и пле­менным составом их населения, а во-вторых, к значительной незавершен­ности германского феодализма X в.

Эта незавершенность дает себя знать в двух направлениях: с одной
стороны, процесс поглощения мелкой земельной собственности крупным
вотчинным землевладением в Германии начала X в. еще не привел к
полному исчезновению слоя свободных мелких землевладельцев крестьян­
ского типа, а с другой стороны, в соответствии с этим, структура гос­
подствующего феодального класса еще не во всех отношениях приобрела
характерные для сложившегося феодализма формы.

Сборники дарственных грамот (картулярии), оформлявших земель­ные вклады и дарения монастырям, а также описи земельных владений монастырей и аббатств (полиптики), относящиеся к Германии, рисуют быстрый рост крупного землевладения в конце VIII, IX и X вв. и его повсеместное распространение, но в то же время указывают на наличие мелкой свободной собственности, которая частично только еще втягивает­ся в зависимость от вотчинников. Процесс ее поглощения в больших раз­мерах начинается с конца VIII в., особенно бурно идет в IX в., но к началу X в. во многих местностях Германии все еще далек от заверше­ния, в то время как в западной части Франкского государства, на тер­ритории будущей Франции, он уже в начале IX в. привел к таким ре­зультатам, как господство вотчинного хозяйства со строго разработан­ной системой тягловых держаний, барщинных и натуральных повинностей.

235

В Германии VIII и IX вв.— эпоха возникновения целого ряда мона­стырей и аббатств и обильного притока вкладов и дарений в их пользу; во Франции (т. е. в Западнофранкском государстве) этот процесс на­чался раньше и в начале IX в. уже дал определенные результаты². Но и самые эти результаты, а не только быстрота и ход указанного про­цесса,— весьма различны в Западнофранкском государстве и в пределах будущей Германии. По данным источника, представляющего собою отчасти реальные описи церковных и королевских владений в Каролингском го­сударстве начала IX в., а отчасти формулы для составления этих опи­сей, можно получить достаточно ясное представление о разнице в системе повинностей закрепощаемого свободного населения во владениях Аугсбург-ского епископства в Баварии и в королевских фисках во Франции, осо­бенно если сопоставить эти описи с данными полиптика Сен-Жерменского монастыря близ Парижа, тоже начала IX в. В то время как фиксирован­ная барщина со свободных маисов на землях Аугсбургского епископства не превышает 6 недель в году, она достигает в поместьях Сен-Жермен­ского аббатства 2—3 дней в неделю ³.