Адмирал В. Ф. Трибуц
жүктеу/скачать 470.5 Kb.
|
Февраль 1942Павел Лукницкий. Военный корреспондент ТАСС На передовых, в районе станции Погостье и вдоль железной дороги, идет денно и нощно бой, затяжной, пока не слишком напряженный, - идет штурм немецких позиций. По ним бьет артиллерия, в том числе быстро меняющие свои позиции, удручающе действующие на немцев батареи "марусь" (так называли тогда "катюши"). Долбят штыком и гранатой вражеские блиндажи пехотинцы. Ходят в тыл к немцам лыжники... Мы ждем начала решительного наступления 8 февраля Хенрик Вирс, 333-й стрелковый полк 225-й пехотной дивизии вермахта Красноармейцы прорвались через железнодорожные пути станции Погостье. Пришлось создавать опорные пункты на левом фланге. Каждые два дня у нас стал появляться новый командир роты. Я получил приказ войти в состав одной из групп, оборонявших опорный пункт у дороги между Погостье и «звездой Мерседес», имевшей жизненно важное значение. Я даже не успел хорошенько осмотреться, как неожиданным ударом каска была сбита с моей головы. В тот момент я ослеп и оглох. Обильно лилась кровь. Меня направили в госпиталь в Тосно. Павел Лукницкий Усилиями наших войск станция Погостье, насыпь железной дороги и половина расположенной за нею деревни Погостье были взяты. Вторая половина деревни пустует, став зоной прострела, а немцы располагаются полукружием за ней, в блиндажах, по опушкам леса Без существенных изменений это положение длится с 24 января по 11 февраля, - вчера наши части продвинулись немного вперед. К 11 февраля 54-я армия на этом участке фронта продвинулась вперед на... 700 метров. 12 февраля Иван Федюнинский: Соединения и части 54 армии в этот период вели бои местного значения. Наиболее активные действия проходили в районе Погостья, но удачными их признать было нельзя. На фоне наших неудач меня опять порадовал полковник Бияков. 12 февраля я был на его НП и наблюдал, как смело действуют стрелки при поддержке танков. Частям дивизии удалось вклиниться в оборону противника, но потом стрелковые подразделения залегли, встреченные сильным огнем из блиндажей и дзотов. Тогда командир дивизии приказал прицепить к танкам часть орудий батальонной и полковой артиллерии. Танки устремились вперед, таща за собой пушки, расчеты которых сидели на броне. Стрелковые взводы следовали непосредственно за танками. Орудия подтаскивались на 200-300 метров к дзотам. Расчет быстро спрыгивал с брони и открывал огонь, а танки двигались дальше, в упор расстреливали дзоты или просто загораживали броней амбразуры. Под их прикрытием стрелки подбирались к огневым точкам врага и забрасывали их ручными гранатами. Действия таких импровизированных штурмовых групп оказались довольно эффективными. В результате боя дивизии удалось улучшить свои позиции, но значительный некомплект личного состава не позволил развить достигнутый успех. 16 февраля Павел Лукницкий: 6 часов 50 минут. Нахожусь на КП, в землянке командира 883-го артполка. Сегодня начало наступления всей армии. Майор Константин Афанасьевич Седаш, спокойный, строгий, подтянутый, как всегда выдержанный и корректный, по телефону проверяет готовность дивизионов. У каждой части, у каждого подразделения сегодня новые позывные. Узел связи полка — “Амур” (начальник связи полка — Домрачев); КП полка (Седаш и комиссар Козлов) —“Лена”; начальник штаба полка майор Садковский — “Шилка”; 1-й дивизион — “Иртыш” (командир — Дармин); 2-й дивизион — “Енисей” (командир— Луппо); 3-й дивизион — “Барнаул” (Алексанов). Старший лейтенант Алексанов еще недавно был командиром батареи, только на днях назначен командиром дивизиона. В этой должности он неопытен, и потому Седаш особенно пристально наблюдает за его действиями. Танки 122-й танковой бригады (командир — Зазимко) и 124-й бригады, состоящей из тяжелых КВ (командир—полковник Родин), называются “коробочками”. Полк Седаша поддерживает, прежде всего, танки КВ. Их общий позывной — “Амба”. Пехота называется “ногами”. Стрелковыми дивизиями командуют: Мартынчук (198-й, направляемой сегодня на прорыв из клина, что выдвинут за станцией Погостье), Бияков (311-й) и Щербаков (11-й). Заместитель Седаша, майор Михайленко (“батько”), выехал к танкистам 124-й бригады (“Амба”) и будет находиться у них для наблюдения, координации действий и связи В 8 часов 40 минут танки вышли на исходное положение. Пехота подтягивается. Тишина! Полная тишина в лесу. У Луппо и Дармина все в порядке — готово. Алексанов успеет, конечно, тоже. Начальник штаба артиллерии армии, генерал-майор Березинский, только что говорил с Федюнинским: связь порвана, приходится пользоваться нашей (883-го полка). И командующий включился в провод, мешая Седашу говорить с дивизионами. Из дальнейших переговоров, команд, вопросов, докладов я понимаю, что через Золотарева от Федюнинского получено приказание всем танкам работать на дивизию Щербакова, а стрелковой дивизии Биякова оставить два-три танка. Михайленко, сидящий наблюдателем в штабе танковой бригады, докладывает Седашу, где сейчас находятся танки. Седаш спрашивает, перешли ли “ленточку” (насыпь железной дороги), ибо “уже время выходит”: — Какое у вас время... 9 часов 15 минут с половиной сейчас?.. Есть! Есть!.. 9.14 — на минуту отведем!.. Маленькие трубы начали работать?.. Уже работают?.. Ясно! Разговор идет с выносным пунктом управления — начальником артиллерии армии генералом Дорофеевым. Потом Седаш связывает “главного хозяина” — Федюнинского — с Волковым (“Утесом”), потом — с Мясоедовым (штабом стрелковой дивизии?), потом пытается через Михайленко связать с ведущим в бой танки командиром бригады полковником Родиным. Слышны выстрелы. Это работают легкие орудия. Все командиры дивизионов, сидя на проводе, слышали приказание отложить налет на десять минут, поэтому тяжелые пушки-гаубицы молчат. А если бы связь прервалась, то снаряды полетели бы, как было условлено, в 9.20. — Алексанов! — продолжает Седаш. — Команду “огонь” не подавать! Седаш оборачивается ко мне: — А вот легкие передают: огневой налет откладывают на десять минут, а уже 9.26, — значит, не в 9.30, а позже начнут! И продолжает в трубку: — “Енисей”! Приготовиться!.. Луппо, почему телефонист не повторяет, что я говорю?.. “Барнаул”! Приготовиться! .. “Иртыш”, приготовиться! “Амба”? Где “15-й”? “15-й” — это Михайленко. “Иртыш”, “Барнаул”, “Енисей”! Осталась одна минута... Осталось полминуты... Все разговоры прекратить! Слушайте только!.. Огонь! “Енисей”, “Барнаул”, “Иртыш”, — огонь! Два... два... два — три двойных залпа. Гул прокатывается по лесу, и немедленно снова залпы: два, два, два!.. Залпы слышны беспрерывно. Шум начавшегося сражения ходит волнами, как прибой. Самолеты гудят, обрабатывая бомбами передний край противника. Все виды снарядов и мин перепахивают и взрыхляют вражеские траншеи, блиндажи, дзоты, ходы сообщения... Гусеницы рванувшихся с исходных позиций танков взвивают глубокий снег... Напряжение готовых кинуться в атаку за танками пехотинцев достигло предела... ...Два-два, два-два... — бесконечной чередой, словно содрогая толчками самое небо, множатся наши залпы. Лес наполнен звуками залпов, — в торжественные эти минуты к работе наших орудий прислушивается каждый.. Вхожу в землянку и слышу голос Седаша: — Западнее моста? Сколько?.. “Енисей”, “Барнаул”! Доложите о готовности по первому рубежу! — Клюет! — говорит Ткачук, возясь, у печки. Он— солдат опытный: раз “по первому рубежу”, значит, всё у нас от исходных позиций пошло вперед — и батальон головных танков КВ, и за ними пехота... Десять минут прошло, наши батареи налет кончили! А Седаш оборачивается ко мне, в его глазах несказанное удовлетворение: — Все в порядке! Дело пошло! Время — 9.45. Седаш приказывает: “Восемнадцать гранат, по шесть на “огород”!” — то есть на батарею: значит, полк даст по первому рубежу пятьдесят четыре снаряда... — Алексанов! Какой сигнал от коробочек получили? Нету? Хорошо!.. И опять: — “Енисей”! Что передают танки? Они слышат вашу музыку?.. Противник оказывает какое-нибудь сопротивление? Там все в дыму сейчас?.. Ясно!.. Картина наступления танков мне так ясна, будто я своими глазами вижу, как, окутываясь белыми облаками взвитого снега, танки, сами выбеленные как снег, покинули, опушку маскировавшего их леса, перевалились через наши траншеи, пересекли в минуты нашего налета,, прижавшего немцев к земле, узкую полосу поляны и затем, уже в шквалах немецких разрывов, вскарабкались чуть западнее руин станции Погостье на железнодорожную насыпь, пересекли эту “ленточку” и сейчас проламывают вражескую, охваченную дымом и пламенем, оборону. 9 часов 55 минут... 9 часов 57 минут.. 10.00... Жарко топится печка, там — танки всё идут, и по ним швыряют мины. Седаш сразу узнает, что минометная батарея немцев бьет из района моста у слияния ручья Дубок с речкой Мгой... Ну и, конечно, минометной этой батарее теперь существовать недолго!.. И уже 10.08... И 10.10... И опять — уже в который раз!—самолеты. Как тяжело в двадцатиградусный мороз, по пояс в снегу, в огне разрывов, в свисте осколков, кровавя след, хрипло крича “ура”, поспешая за махинами танков, наступать пехоте! Ведь сегодня сотни сибиряков и уральцев из свежего пополнения впервые в своей жизни идут на смерть, в решительную атаку!.. Политруки и командиры — тоже не все обстреляны, легко ли им подавать пример? Но идут... Идут!.. 10.22. Ждем от танков сигнала “5-5-5”. Это будет значить, что они достигли первого рубежа и что огонь артиллерии надо переносить по второму рубежу. А первый рубеж — сразу за слиянием реки Мги и ручья Дубок. Следующие рубежи — в направлении на Веняголово. После того как будет достигнут пятый рубеж (Веняголово), танки должны пройти к западу по дороге, а артиллерия переносить огневые позиции вперед... 10.26. Седаш сообщает мне: — Танки в обход деревни пошли, по западной окраине, и пехота за ними идет. Немцы отвечают только пулеметно-автоматным огнем из леса. Вот если бы мне пришлось в овчинном полушубке, в валенках, с тяжелой амуницией, с винтовкой в руке двигаться по пояс, а то и по плечи в снегу, шагать, ложиться, ползти, вставать, делать перебежки и снова падать, ползти, идти... Даже если б я подавил мой страх ясным сознанием, что бояться нечего, потому что ведь все равно я же ради долга жизни иду на смерть! И страха б не стало. И даже, может быть, меня охватил бы тот особенный восторг отрешенности от всего земного, какой возникает только в атаке... Но и тогда — на какой путь хватило бы моих физических сил? На километр? На два? И мог ли бы я выйти хоть за южный край стертой с лица земли деревни Погостье? Сейчас 10 часов 40 минут. Первый эшелон танков прошел полностью линию железной дороги, подошел весь к южной окраине деревни Погостье. Второй эшелон в бой еще не введен. Тяжелая артиллерия теперь ждет вызова огня танками. За час пятнадцать минут боя танки КВ прошли один километр. Медленность их продвижения объясняется исключительно тяжелыми естественными условиями местности: в глубоком снегу танки то проваливаются, проламывая лед, в болото, то выбираются из него, ползут, преодолевая все природные и искусственные препятствия... 10 часов 45 минут. Седаш, дав нужные команды, сообщает мне, что первый эшелон танков с пехотой достиг опушки леса за южной окраиной деревни Погостье. Второй эшелон выступил, переходит железную дорогу. В 11.00 Седаш получил и записал новую цель: № 417, приказал: — Подавить ее!.. Сообщил Козлову, скинувшему у печки полушубок, и мне: — Эта цель 417 —двухорудийная батарея 150-миллиметровых. Она находится за первым рубежом, в опушечке, около дороги на Веняголово... Слышите? Туда Дармин работает сейчас. В 11.20 выясняется (и Седаш докладывает об этом Дорофееву), что “вторые ноги Мартынчука с коробками” втянулись в деревню Погостье, а передовые роты дивизии с головными танками просят прочесать огнем район до второго рубежа. Доносится: два, два, два — Дармин бьет туда всеми батареями дивизиона. Седаш просит “Воронеж” — звукометрическую станцию — “направить уши на 417-ю”: — Туда же даю налет, определить, что получится!.. По цели № 417, по мешающей наступать вражеской батарее, два выстрела — залп. Еще два... Еще два... Время — 11.24... Два... Два. Два. 11.55. Координаты цели № 417 выверены: Дармин сообщает, что один его телефонист ранен, и Седаш спрашивает: “Вы его вынесли оттуда?.. Вынесли!.. Хорошо!..” А Михайленко (“Амба”) докладывает Седашу, что у одного из танков КВ подбита гусеница... Седаш слушает какие-то телефонные разговоры, лицо его выражает недоумение. Молчит. Что-то неладно? Я не знаю, что происходит там, на пути пехоты. Движутся ли вперед или залегли, обессилев? Что-то уж очень вдруг стало тихо... Не должно быть так тихо при наступлении!.. Перед моими глазами — те, кто за минувшие два-три часа остался лежать в глубоком, изрытом снегу. Разгоряченный, усталый, упорно стремившийся вперед, а сейчас схваченный морозом и уже заледеневший боец, политрук, командир... Сколько их, таких, осталось позади танков? На металле сжимаемого в руках оружия еще белеет кристаллизованный пар их дыхания, а их самих уже нет: они выполнили свой насущный долг перед Родиной до конца! Сегодня ночью похоронные команды, углубив взрывами фугасов мерзлую землю воронок, предадут их земле, и живые навсегда назовут их героями Отечественной войны, павшими... (Мы знаем эти печально-торжественные слова, которых каждый из нас, воинов Красной Армии, может оказаться достоин!) Как все в этом мире скоротечно и просто!.. Но и сегодня, и завтра, и впредь — всегда окажется очень много живых, которые продолжат путь своих товарищей, что ни случилось бы! — пройдут вперед еще километр, и два, и пять, и так пятьсот, тысячу, сколько ни есть этих огромных километров от таких вот маленьких, как наше Погостье, станций до большой, конечной станции маршрута Победы — до просящего пощады Берлина! Дойдут!.. 12.30. В блиндаже звуковзвода у Дармина возник — от термитного, что ли, — пожар. Седаш торопит его с тушением (“Значит, принимая такие героические усилия, не можете потушить? Вам пожарной команды не требуется? Требуется?.. Хорошо, завтра будет!”). Немецкие самолеты уже вторым заходом бомбят наше расположение (вот, 12.32 — слышны близкие разрывы и наплывающий гул, визг пикирования, треск пулеметов и стук зениток). Порвана связь. Седаш выходит из землянки, возвращается с усмешкой: — Смотрел, как один немецкий самолет полетел вниз!.. Соединяется с Домрачевым, который еще не наладил связь. — Так вот, знаете, Домрачев, воробей летел, летел, и ему соли на хвост насыпали, и он сел. Как бы и вам не насыпали! Прошло три минуты, связь есть. Блиндаж у Дармина еще “не поддается тушению”. — А если время обеда настанет, потушите? — с иронией говорит Седаш. Добавляет:— Вы думаете, я шучу? Вы работать-то будете или нет? И приказывает через минуту вести огонь: — Полетное время — 52 секунды, дадите четыре снаряда с темпом одна минута... Дармин, — огонь!.. Слышен выстрел, за ним — следующие. Время — 12.44. 12.50. Седаш не отрывает трубку от уха и короткими фразами ставит нас в известность о том, что ему удается узнать: — ...Алексанов говорит — пехота Мартынчука залегла, а кто позади — по лесу разбрелись, трофеи собирают...— ...Вот, да! Федюнинский дает! По индукции слышно. Федюнинский. сейчас Мартынчуку мозги вправляет: “Военный совет осуждает ваши действия! По вине командиров и комиссаров ваших частей наступление срывается. Если до вечера задача не будет выполнена, командиры и комиссары будут расстреляны!..” Пугает, конечно, не так это просто! Командир 198-й стрелковой дивизии Мартынчук известен своим умом, энергией, опытностью. Он окончил две военные академии. Начальник политотдела армии Ефременков, в Гороховце, назвал мне его талантливым человеком... Но... если его пехота залегла, ответственность несет он... Снова зенитки и визг самолетов на виражах — и радостный Ткачук: — Два немецких самолета сюда полетело, теперь только один пошел назад, низко над лесом, за ним чайки, шесть штук, жару ему дают! Положение в Веняголове. Около 16 часов третий дивизион сообщил уловленные им приказы по радио, передаваемые танкам КВ: “Осадчему, Рыбкову, Попкову и Паладину: двигаться на Веняголово. Радисты, давайте сигналы. Сообщите обстановку, сведений не имеем”. Второй: “48-43. Выходить всем на дорогу и двигаться на Веняголово. Наши — там”.... По дополнительным сведениям в Веняголове уже находится и штаб первого батальона танков. Пехота, однако, еще в Погостье; во всяком случае, точных сведений о ее продвижении к Веняголову нет. А перед тем было уловлено еще сообщение: “Три танка КВ прошли немецкие блиндажи. Пехота позади них в четырехстах метрах. Немцы, засев в блиндажах, препятствуют ее продвижению. Три танка КВ действуют против этих блиндажей с их тыла”. Все эти сведения майором и комиссаром уточнялись, проверялись и передавались командованию. В общем, наступление идет, хорошо, но пехота отстает. У Седаша появляются новые цели: то отдельное 150-миллиметровое орудие, — и Дармин двумя орудиями дает двадцать снарядов, то (в 17.05)—три батареи, и Седаш “беседует” со звуковзводом: — По дороге?.. Как это правей березы? Береза круглая. Я не знаю, с какой стороны вы правее ее считаете! Пленный, живой человек, говорит: на дороге между Веняголовом и сараем три батареи стоят и ведут огонь по нашей пехоте, а вы черт его знает где ищете!.. Пленный находится в штабе танкистов, и Седаш требует узнать у него: куда деваются немцы при огневых налетах — уходят или зарываются в землю? Седаш слышит приказ: выслать для ввода в действие по Веняголову большую “марусю” и “ее сестренку малую”... Бить реактивными по Веняголову? Как же так? Ведь туда вошли наши танки! И возможно, уже пехота?.. Седаш докладывает начальству: — Действия большой “маруси”, которая должна играть в районе Веняголова и кладбища, надобно задержать! .. Да... Потому что положение на этом участке неясное. Чтобы не поцеловала своих!.. Оказывается, этот вопрос решает сейчас “самый главный хозяин”: начальник артиллерии Дорофеев пошел к Федюнинскому... В итоге всех выяснений — картина такова. Головные танки КВ действительно прорвались в Веняголово. За ними, значительно отставая, двигались передовые батальоны пехоты. Упорно и храбро стрелковые роты переходили в атаки, гнали немцев, — только вчера занявший здесь оборону, свежий 25-й немецкий пехотный полк. Этот полк побежал, бросая оружие. Тем временем вторые эшелоны наших танков и пехоты дрались, расширяя прорыв южнее Погостья. На звездовидной полянке западнее Погостья захвачена целиком минометная батарея, восточнее — батарея 75-миллиметровых орудий. Еще два самоходных орудия. Захвачено знамя полка. Только что взяты ротные минометы, подобрано много автоматов, ручного оружия (“Побитых немцев — как муравьев!”). Но на пути нашей пехоты к Веняголову внезапно появились крупные, свежие немецкие подкрепления: подошли 1-я немецкая дивизия и еще один полк. Сразу заняли оставленный было 25-м полком рубеж обороны и, значительно перевесив наши силы, сейчас накапливаются в районе Веняголова и кладбища, готовятся оттуда контратаковать наши уже ослабевшие после дня наступления батальоны. Прорвавшимся в Веняголово нашим танкам КВ, которые без поддержки пехоты удержать село не могут, приказано отойти к рубежу, достигнутому и удерживаемому пехотой... 17.40. Самолеты. И тяжелые взрывы поблизости: три и еще три... Еще два...Козлов выясняет, ругается: — Сволочь, бомбит дорогу, нас и район первого дивизиона...17.45. Опять самолеты, бомбят наши зенитные батареи. Слышны разрывы бомб... Седаш: — Немцы отходят? .. Убитых много, значит? Ясно... А теперь — район отметки 50,8, как там? Но Михайленко, оборвав “беседу” с Седашем, внезапно требует от него: — Огня!.. Огня по Веняголову! И Седаш отвечает: “Пожалуйста!” — и приказывает третьему дивизиону Алексанова: — По Веняголову — березовую рощу, шестьдесят штук! Немедленно!.. “Волга”? Подождите, Алексанов!.. Главный хозяин передал сейчас: немедленно “марусю” большую по Веняголову! Говорят, чтоб большая “маруся” поцеловала!.. “Волга”, и я двумя своими туда же сую! Но “главный хозяин”, получив новые сведения, мгновенно меняет свое решение: “маруся” и Седаш будут бить по Веняголову не немедленно, а через час. Седаш записывает координаты и докладывает: — Район Дубка очищен, южная окраина Погостья — Окончательно... 18.25: — “Енисей”, “Барнаул”... Доложите о готовности!.. Огонь! 18.26: Раз... раз... раз... раз... (Ткачук: “Начинается концерт!”) Раз-раз... раз-раз... 18.29. Седаш: — Полетели! (Раз-раз! раз-раз...) А что там Михайленко? (Сплошь выстрелы...) Вы, “Амур”, не лезьте в эту линию! (Выстрелы парами...) 18.31. Выстрелы продолжаются. Представляю себе, что творится в Веняголове! Седаш соединяется с генералом: — “Шкала”? Да, работаю... Есть... Ясно... Сейчас передам! Да... Луппо, “Барнаул”, закончили? “Амур”, дайте “Волгу”! Седаш говорит, “Шкала” приказала: если есть возможность, “марусь” Задержать... Совсем сбежали? И даже не видно и не слышно?.. Ну, та площадь и без них очищена! Очищена, хоть Николаю-угоднику свечку можно ставить!.. 18.48. Гул. “Маруся” целует врага. Всего лишь двенадцать—пятнадцать секунд. Но там, где были сотни врагов, сразу же только темные пятна на снегу да трупы. Теперь немцы о контратаке уже, конечно, не помышляют. Да и время как им, так и нам закрепляться на своих рубежах! — Артиллерия начала бой, — говорит Козлов, — и артиллерия его закончила! Седаш отдает распоряжение по телефону: — Дармин! Мне нужно на 19 часов расход снарядов и остаток. Луппо! (Повторяет то же.) Алексанов! (То же) Подсчитайте, только точнее, с точностью до одного снаряда! Тут же записывает сообщенные цифры остатка. — Сейчас наступает вечер, — дает распоряжение Седаш, — посылайте связных во все полки, уточните их расположение, выясните обстановку! И беседует со мной и Козловым: — Ну, все-таки вышли на ручей Дубок! Завтра будут двигаться дальше. Если бы была луна, могли бы и ночью действовать, но надо и отдохнуть!.. А в общем, сразу хорошее впечатление на немцев: только к ним пришло пополнение, и вот его сразу бьют и гонят! Итоги дня окончательно определятся ночью, когда между полками, занявшими новые позиции, будет установлена связь. За день клин углублен километра на два, И фронт, оставив позади южную окраину деревни Погостье, раздвинулся дугой от устья ручья Дубок к отметке 55,0. С основных укрепленных позиций немцы сбиты. Слабая активность соседней, 8-й армии, имеющей направление на Березовку (десять километров к западу от Погостья), привела к тому, что артиллерия противника, расположенная там, била не по 8-й армии, а фланговым огнем по частям 54-й, действующим в районе Погостья. Только два этих района — Березовка да Погостье — Веняголово — и остаются сейчас основными опорными участками немцев в здешнем секторе фронта... Александр Яковлев2 Мне 18 лет. 2 февраля 42 года мне дали лейтенанта, поскольку я учился хорошо. Через две недели поехал я на фронт. На одной станции всех офицеров по одиночке в помещение вызывают. Сидят трое - пехотный полковник, капитан первого ранга морской и третий в гражданском, видимо, из спецслужб или из особого отдела. И начинают обычные вопросы в то время: когда родился, где родился, кто отец? Ладно, идите. Так сутки продолжалось. На следующие сутки опять вызывают, дают документ: вот вам все документы на питание, на проезд, вы направляетесь в распоряжение Балтийского флота. Когда мы пришли к штабу бригады, выстроились человек восемь. Выходит низенький человек, капитан первого ранга, смотрит на нас, все мальчишки и говорит: "Сопли утереть". Мы рукавом махнули. "Вот вы прибыли туда-то, туда-то, там-то, там-то, назначение получите в штабе. Начальник штаба сейчас скажет". Я стал командиром 3 взвода роты тыловой разведки. Ходить к немцам на ту сторону и перед боем безобразить. От двух до десяти километров зона действий была. Где землянку взорвать, где поджечь что-то, суматоху навести. 18 февраля Иван Федюнинский: Никогда не забыть мне ночную атаку 18 февраля 502-го полка 177-й стрелковой дивизии. Перед атакой я побывал у командира дивизии полковника А. Г. Козиева и вместе с начальником оперативного отдела полковником Беловым отправился к капитану Чумаку — командиру 502-го полка. Его наблюдательный пункт находился очень близко от переднего края, а отодвинуть его дальше не представлялось возможным: густой лес мешал наблюдению. Командир сидел в неглубокой яме, вырытой в снегу и прикрытой сверху плащ-палаткой. Мы едва втиснулись в эту яму, где было так же холодно, как и в лесу, разве только не дул ледяной ветер. Чумак зажег свечу, чтобы показать на карте исходные позиции батальонов. Где-то сзади ударили орудия: началась артподготовка. Вылезли из ямы. Над заснеженным полем вспыхивали ракеты. Впереди медленно двигались фигурки людей в белых халатах. — Бойцы вязнут в снегу, а лыж на всех не хватает, товарищ генерал, — глухо сказал Чумак. За ночь полк продвинулся километра на два, уничтожив опорный пункт противника. На рассвете мы пошли по полю недавнего боя. Там, где прошли солдаты, виднелись глубокие извилистые борозды. Тела убитых не лежали, а стояли в снегу, наклонившись вперед. Александр Яковлев: Меня сначала за командира не считали, все моряки, балтийцы, старше меня, да еще с элементами бравады. Считали позором ползать по пласту, только чтобы тельняга была видна, каски снимали с презрением - давай бескозырку. У них было железное правило, которое всеми свято выполнялось - не оставлять ни раненого, ни убитого у немца. Хотя приказы отдавали прекратить дополнительные жертвы, ничего не помогало. Я ни разу не слышал в нашей бригаде, что произносилось имя Сталин ни в отрицательном, ни в положительном, как будто его нет. Есть главнокомандующий Сталин, - читали приказы. У нас был политрук, он морской офицер, разжалованный, он был капитан второго ранга. Его разжаловали до капитан-лейтенанта за что-то в Питере еще, какие-то грехи. Он проводил беседы информационные. Он все время строил беседы, что мы защищаем свою страну, свою землю. Какой-то был убедительный. Я недолго воевал. Мой взвод раза три сменился. Мне тоже досталось, я получил четыре пули. В грудь навылет, в ногу. С раздроблением кости, мне вытягивали потом и еще ниже колена. До сих пор два осколка в легких и в ноге, в кости. Одну пулю получил рядом с сердцем. 19 февраля Командир 177-й дивизии полковник Козиев своевременно не подтянул орудий для стрельбы прямой наводкой. 1064-й полк, который должен был развернуться западнее мостика через ручей Дубок и наступать строго на север, сбился с направления. Его батальоны сосредоточились где-то восточнее мостика и не смогли поддержать подразделения 502-го полка. Допустил ошибку и командир 198-й стрелковой дивизии, которой предстояло взаимодействовать с дивизией полковника Козиева. Один из ее полков занял не то исходное положение, которое ему предназначалось. 20 февраля Иван Федюнинский Меня вызвал к аппарату М. С. Хозин. Я доложил, что боевые действия соединений армии, в особенности 177-й стрелковой дивизии, оцениваю как неудачные. Некоторое продвижение имели 311-я, 11-я стрелковые дивизии и 6-я бригада морской пехоты, но и им удалось добиться лишь частного успеха. — В общем, сегодня работали плохо и дали противнику возможность привести себя в порядок, — подвел итог Хозин. — Не забывайте, что мы с вами находимся не на военной игре, а на войне. Начальники должны строго следить, чтобы войска занимали те исходные положения, которые им указаны. Иначе ни один задуманный план не будет выполнен. - Упрек был справедлив. Можно бы, конечно, сослаться на неукомплектованность дивизий, но я этого делать не стал. 23 февраля Иван Федюнинский Бои в районе Погостья продолжались. Но мы по-прежнему не имели сколько-нибудь заметного успеха, слишком уж малочисленными были наши полки. 24 февраля Иван Федюнинский Начальник оперативного отдела штаба фронта, получив от нас очередное боевое донесение, даже усомнился в правильности переданных сведений. — Нельзя ли уточнить положение частей в углу развилки двух дорог юго-восточнее станции Погостье? — запрашивал он по аппарату БОДО. — Тут, по-моему, какая-то каша. Неужели все три полка действуют здесь в одном эшелоне? Генерал-майор Березинский ответил: — Напрасно удивляетесь. В трех полках так мало людей, что всем с избытком хватает места. Потому и боевой порядок приходится строить в один эшелон, что не из кого составить второй. В конце февраля Ставка усилила 54 армию 4-м гвардейским стрелковым корпусом, в состав которого входили одна стрелковая дивизия, четыре стрелковые и одна танковая бригады, три лыжных батальона и дивизион реактивной артиллерии. Перед ними поставили задачу наступать в общем направлении на Любань. Иван Федюнинский: Накануне в армию прибыло пополнение из Ленинграда, из-под Волхова и из Уральского военного округа, всего около 1500 человек. Это было каплей в море, но большего штаб фронта выделить не мог. Приходилось с этим считаться и выполнять задачу наличными силами. В феврале генеральное наступление провалилось. Хотели сделать боевой подарок к 23 февраля – Дню Красной Армии - разгромить Любанскую группировку противника, но продвинулись вперед всего на несколько сот метров. Немцы сидели в дзотах в восемь накатов, которые выдерживали тяжелые танки "КВ" и прямые попадания снарядов артполка майора Седаша. Глубина обороны немецкой дивизии, оборонявшей Погостье, доходила до семи километров. Николай Никулин: И все-таки Погостье мы взяли - сперва станцию, потом деревню. Вернее места, где это все когда-то было. Пришла дивизия вятских мужичков. Полезли они на немецкие дзоты, выкурили фрицев и продвинулись метров на пятьсот. По их телам в прорыв бросили стрелковый корпус. Но перед ними встали новые немецкие укрепления. Много убитых видел я на войне, но такого зрелища, как в Погостье зимой 1942 года, видеть больше не довелось. Мертвыми телами был забит не только переезд. Они валялись повсюду. Морской пехотинец был сражен в момент броска гранаты. Он так и замерз, и, как памятник, возвышался со вскинутой рукой над заснеженным полем боя. Медные пуговицы сияли под лучами зимнего солнца. Другой боец, уже раненый, стал перевязывать себе ногу, и был убит. Так и застыл навсегда. Бинт в его руках всю зиму трепетал на ветру. Штабеля трупов у железной дороги выглядели зимой как заснеженные холмы, и были видны лишь тела, лежащие сверху. Позже, весной, когда снег стаял, открылось все, что было внизу. У самой земли лежали убитые в летнем обмундировании, в гимнастерках и ботинках. Это были жертвы осенних боев 1941 года. На них рядами лежали морские пехотинцы в бушлатах и широких брюках «клеш». Еще выше – сибиряки в полушубках и валенках, шедшие в атаку в январе-феврале 1942 года. Потом - политбойцы в ватниках и тряпичных шапках (такие шапки выдавали в блокадном Ленинграде). Здесь смешались трупы солдат многих дивизий, атаковавших железнодорожное полотно в первые месяцы 1942 года. «Диаграмма наших успехов». Эта картина отпечаталась в моем сознании навсегда. Всю жизнь меня преследует один сон: горы трупов у железнодорожной насыпи. Хассо Стахов: На всех участках фронта под Ленинградом сохраняется нервозная обстановка. Нет никаких свидетельств того, что сытые оккупанты чувствовали себя в то время безмятежно и лишь ждали, когда мертвый огромный город сам упадет им в руки, как созревший плод. Кажется, нет конца перестрелкам из окопов, на открытых пространствах и на выдвинутых к переднему краю участках передовой линии фронта. На узком пространстве одновременно разыгрываются отдельные эпизоды, которые ранее ни один из участников с обеих сторон не смог бы себе вообразить. Они сопровождаются диким упоением триумфа, ужасной смертью, безумием и сильнейшим измождением. Происходит все это на местности закрытой со всех сторон лесом, где новичок совершенно не может ориентироваться, и где большие участки, помечены на карте как поля и лужайки, а на самом деле представляют собой труднопроходимые места и дремучие заросли. Считалось нормой то, что солдаты с обеих сторон сутками не получали горячей еды, и то, что суп насквозь промерзал в контейнерах. А как вообще спали тогда солдаты? Землистого цвета лица, вялые, неестественные движения, лихорадочно блестевшие глаза – все это свидетельствовало о недостатке сна. Некоторые дремлют на ходу. Шатаясь, идут по открытой местности, а в лесу натыкаются на деревья. В блиндажах, где нет никаких предметов, и которые выглядят как один большой пустой ящик, 15-20 человек спят стоя, как в переполненном вагоне метро. Те, кто засыпают на посту, подвергают опасности не только свою жизнь, но и других солдат. Если бы за это их всех стали наказывать, то количество дисциплинарных частей превысило бы регулярные войска. Поэтому патрульные все время бегают по цепочке от поста к посту и ударами под ребра будят спящих. Возможно ли в таких условиях содержать в чистоте свое тело? Пока солдаты пребывают на морозе, они не чувствуют вшей на своем теле. Но через пятнадцать минут нахождения в теплом блиндаже начинается пытка: не обращая внимания на воинские звания, все начинают чесаться самым нещадным образом. Временами солдаты пытаются бриться. Куска березовой коры хватает, чтобы разогреть снег в полевом котелке. Но для этого нужно вначале найти свободное место в блиндаже. А его, как правило, нет. 9 апреля 269-я пехотная дивизия докладывает, что ее солдаты уже почти четыре месяца не имеют крыши над головой, страдают от недосыпания и отсутствия условий для умывания. Их внешний вид абсолютно неприемлем. К эпизодам военного времени, остающимся в памяти навечно, относится ужас танковой атаки, которой солдаты сами ничего не могут противопоставить. И если даже в данный момент им приданы противотанковые пушки и самоходные штурмовые орудия, или, так называемые подразделения истребителей танков, то даже они не в силах устранить опасность. Чем больше задумываешься над такими подробностями, тем явственнее представляешь себе сущность ремесла, которым владеют люди по обеим сторонам Ленинграда. Здесь они все стали профессионалами военного дела. Неделями напролет они стреляют из винтовок и пистолетов в себе подобных людей зачастую с расстояния в несколько метров. А те люди отличаются от них лишь тем, что говорят на другом языке и носят другую военную форму. Они вонзают друг в друга штыки, душат друг друга, бьют саперными лопатками, бросают ручные гранаты в укрытия противника. В боевых донесениях немецких рот можно прочитать о солдатах, которые всего лишь за несколько дней уже убили десятки человек. В своих личных документах они зарегистрированы, как люди самых безобидных профессий, таких, как: садовник, маляр, почтальон, студент, складской рабочий. А в окопах напротив них сидят: трактористы, заготовщики сена, литейщики, бухгалтеры и киномеханики. Их боевые заслуги ничем не отличаются от немецких. Солдаты, разделенные линией фронта, носят в карманах фотографии своих жен, детей, родителей, истрепанные клочки бумаги с записями о том, кого следует оповещать об их гибели. Там лежат также письма от самых близких им людей, которые обращаются к ним: «Мой маленький», «Бедный мальчик», «Ты самый ненаглядный». Их просят всегда потеплее одеваться, носить шерстяные носки: («Ты ведь сам знаешь, как легко подвержен простуде»), не совершать легкомысленных поступков. Пусть это делают забияки и те, кто поздоровее. Немецкая пропаганда создает новый тип человека – Волховского бойца. Под ним понимается стойкий, как сталь лесной человек – Тарзан с камнедробильным подбородком, не теряющий никогда чувства мрачного юмора, готовый броситься за фюрера хоть в огонь. В действительности, все это выглядит, разумеется, иначе. Это доведенное почти до последней степени измождение, которое отчетливо отражается на застывших как маска лицах специалистов по ведению лесных боев. Отсутствующий взгляд, настороженно прищуренные веки при возникновении необычных звуков, осмотрительные движения, автоматический поиск пачки сигарет, затем окурок в углу рта, холодный взгляд и вдруг внезапный приступ ярости, раздражительная реакция на уставные команды, на бессмысленную сумятицу служебного распорядка в тыловых подразделениях. Эти люди ведут себя в странной степени отчужденно, как будто находятся где-то на удаленном расстоянии. Они доступны лишь частично. Это уже не те юнцы, которые несколько месяцев назад, смеясь, прощались со своими девушками. Они уже повстречались со смертью, сами убивали и дрожали от страха. Они теперь знают, как выглядят люди, побывавшие в мясорубке войны. Никогда им не избавиться от восприятия запаха и дыма пороха, машинного масла, паленой резины и горелого мяса, которые из обугленного скелета танка тянутся на весь лес, где каждое дерево сочится от ран, нанесенных осколками. Часто солдаты устраивают свои стрелковые ячейки и укрытия из снежного наста между горами из трупов, носящих немецкую и русскую форму, лежащих вперемежку и застывших как лед. Их никто не собирается закапывать, даже если бы для этого нашлись бы время, силы и инструменты. Солдаты просто перешагивают через них, как через спящих людей. Они смотрят на них так, как будто это их братья: все они жертвы среди жертв, не принадлежащие уже окружающему их миру. Десятки тысяч немцев и русских остаются непогребенными, частью после атак в проволочных заграждениях и минных полях, частично при поспешном отступлении. Ни русским, ни немцам не удается хотя бы немного перевести дух. В одинаковой степени страдают они в том мире ужаса, который сами создают друг другу. Иногда случаются дни, когда в передовой полосе действуют одни лишь разведывательные дозоры. Там они стреляют и захватывают часовых. Зато борьба с природой ведется постоянно. У солдат вырабатывается утонченное восприятие на изменения, происходящие на окружающей местности Здесь, также как и в других местах, солдаты переживают те же самые мучения. Каждый топор, лопату, ящик с боеприпасами, карбидную лампу, переносную печку для блиндажа – одним словом все, что нужно солдатам, приходится нести на себе на многокилометровые расстояния, чтобы не погибнуть в удаленном опорном пункте среди снега и льда. Когда противнику удается подойти на расстояние прямой видимости к дороге, связывающей опорные пункты, то раненых приходится спешно обеспечивать самым для них необходимым. Они должны лежать замаскированными до тех пор, пока не удастся под покровом ночи оттащить их назад. По обеим сторонам фронта солдаты со злорадством наблюдают, как у противника исчезают в печках бревна из хат разбитых снарядами. Целыми днями напролет ведутся огневые дуэли между пехотинцами и пулеметными расчетами. Для этих целей противники используют также и компас. Его деревянная часть укладывается на твердую поверхность таким образом, чтобы подвижная стрелка пеленговала скопление металла, как направление, откуда ведется вражеский огонь. От холода слезятся глаза и расплываются ориентиры. Местность, где разыгрываются стрелковые дуэли, производит зловещее впечатление: изуродованные участки леса, обезображенные деревья-великаны, лужайки с разбитыми танками и печными трубами сгоревших домов, проволочные заграждения, которые ветер то заносит снегом, то сдувает с них этот снег. На заграждениях застывшие как лед, трупы. Днем и ночью сохраняется опасность, днем и ночью наносятся друг другу булавочные уколы. На Восточном фронте без перемен. Получив отпор наступлению, начатому 28 февраля, оно проводилось без всякой подготовки, генерал Федюнинский прекратил атаки и всерьез принялся готовиться к новой операции. 9 марта К девятому марта, когда 2-я ударная, навстречу которой пробивался в сторону Любани Федюнинский, стала спотыкаться, замедлила наступательное движение, группировка 54-й армии, состоящая из пяти стрелковых дивизий, одной стрелковой и трех танковых бригад, развернулась на участке разъезда Жарок - Погостье. Новый план наступления разработали генерал-майор Березинский, который только что сменил бывшего начштаба армии, и недавно прибывший полковник Семенов, начальник оперативного отдела. План был грамотным. Атакующая группировка состояла из двух эшелонов и резерва, имела глубокие построения. На первой линии в исходном положении изготовились 193, 281 и 11-я стрелковые дивизии, 122-я и 124-я танковые бригады. За ними стояли 80-я и 294-я стрелковые дивизии с 16-й танковой бригадой. В резерв Федюнинский определил 6-ю бригаду морской пехоты, правый фланг укрепил 177-й стрелковой дивизией, а на левый, кроме того, поставил 115-ю стрелковую дивизию. Все было четко продумано, взаимодействие подразделений оговорено заранее, роли командиров распределены, каждый знал предписанную ему задачу. Но толку от этого не случилось вовсе. Дело в том, что 54-я армия, подчиненная Ленинградскому фронту, действовала сама по себе, а 2-я ударная Волховского фронта никак не связывала собственные планы с дальнейшими намерениями Федюнинского. Удары двух армий по врагу мог и должен был координировать генерал армии Мерецков, но командующий Волховским фронтом был для Федюнинского посторонним человеком, у него имелось собственное начальство - генерал Хозин, человек, который болезненно относился даже к малейшему посягательству на его власть. Федюнинский сообщил Хозину о том, что главный удар наносит в направлении Кондуя, Смердыня, Любань, в двух километрах западнее Шалы. Соседи о том ничего не знали. На этот раз мощная, хотя и непродолжительная - опять сказался недостаток снарядов - артподготовка была для противника неожиданной. Гитлеровские артиллеристы начали вести ответный огонь, но было уже поздно. Русские танки и пехота, которая шла вслед за машинами, ворвались на переднюю линию оборонительных сооружений, принялись сокрушать батареи и выбивать фашистов из дзотов и блиндажей. Дальше всех продвинулся вперед на правом фланге генерал-майор Кривцов, его 281-я дивизия сражалась грамотно и умело, и потерь в ней было относительно немного. Медленнее, чем Кривцов, но упорно давили немцев подполковник Перевозников, комдив-188, и полковник Грибов со своей 11-й дивизией. Немцы ввели было в бой резервы, которые были под рукой, но перелом уже свершился, остановить собравшихся в единый кулак русских было трудно, да кое-где и невозможно. Враг дрогнул и стал отходить, срываясь временами в неуправляемое бегство, бросая пушки, минометы, автомобили. Часть тяжелой техники и снарядов с боеприпасами противник успел при отходе взорвать. На второй день наступления три дивизии первого эшелона вышли на линию артиллерийских позиций немцев. Федюнинский, окрыленный первым успехом, приказал расширить полосу прорыва и поручил 288-й дивизии и 16-й танковой бригаде захватить Шалу, опорный пункт противника. Тут комдив полковник Кичкайлов и доказал, что умеет воевать, дай только возможность для творческого маневра. План захвата Шалы он сочинял вместе с танкистами. И вот танковый батальон майора Кудрявцева посадил на броню пехоту и пошел в обход опорного пункта с востока. Другой батальон танков, им командовал майор Калинин, со стрелками на броне рванулся в обход Шалы с запада. А сам Кичкайлов силами пехоты нанес фронтальный удар. Взяв Шалу, комдив повернул боевые порядки на юг, в сторону Кондуя. До Любани 59-я стрелковая бригада не дошла километров пятнадцать. Примерно столько же осталось пройти до этого города частям 54-й армии генерала Федюнинского, которые перешли в решительное наступление в районе Погостья 9 марта, когда 2-я ударная активные наступательные операции прекратила и находилась в неведении относительно грядущего. Иван Федюнинский Анализируя наступление 54-й армии, должен признать, что я как командующий, командиры дивизий и бригад допустили тогда немало ошибок. Если бы их не было, операция привела бы к иным результатам. Это убедительно подтвердилось год спустя, когда советские войска успешно прорвали блокаду Ленинграда. В чем же заключались основные причины, которые привели к тому, что попытка деблокировать Ленинград в 1942 году окончилась неудачей? На мой взгляд, одна из главных причин состояла в том, что в ходе операции мы не сумели организовать тесного взаимодействия не только между фронтами, но и между наступающими армиями. Связь с 4-й армией Волховского фронта я поддерживал через штаб Ленинградского фронта. Непосредственная связь, а стало быть, и четкая координация действий отсутствовали. Да и внутри армии — между дивизиями, а в дивизиях — между полками взаимодействие нередко нарушалось. Удары наносились неодновременно и в разных направлениях, как бы растопыренными пальцами, что позволяло противнику маневрировать резервами. Наступление в ряде случаев готовилось наспех, без учета реальной обстановки, без сосредоточения сил на главных направлениях. Происходило так, во-первых, из-за недостатка у штаба армии и штабов дивизий опыта организации непрерывного и устойчивого управления частями в наступлении, а во-вторых, в силу настойчивых требований штаба фронта продолжать активные действия даже тогда, когда это было не вполне целесообразно. Из дивизий подчас поступали неточные доклады и не потому, что люди хотели приукрасить истинное положение, а главным образом из-за незнания обстановки. Получив такие доклады, штаб армии ставил дивизиям непосильные задачи. На горьком опыте постигли мы непреложный закон наступления, который гласит: умей своевременно остановиться, чтобы подтянуть резервы и не попасть под удар резервов противника, умей всегда доложить правду о состоянии соединений или частей, как бы горька ни была эта правда. Мы редко прибегали к охватывающим действиям, почти не применяли маневра силами и средствами, а наносили преимущественно фронтальные удары, причем чаще всего на одних и тех же направлениях, не используя элемента внезапности. Слабо велась разведка, особенно танковая и инженерная. Танки натыкались на противотанковые орудия и минные поля, скрытые в глубоком снегу. Артиллерийской подготовке, и особенно артиллерийскому сопровождению наступающих подразделений, уделялось мало внимания, недоставало тесного взаимодействия артиллерии с пехотой. Отсутствовали четкое планирование и организация подвоза материально-технических средств. Тылы, несмотря на медленное продвижение частей, порой отставали, особенно весной, во время распутицы. Таковы основные недостатки, которые выявились в ходе операции. Они-то и явились причинами наших неудач. И вот теперь, подводя итог тех тяжелых боев, с горечью приходится признать: этого могло не случиться. Александр Яковлев: Солдаты отдавали свою жизнь, не задумываясь над тем, что ради чего они это делают. Для них цель была внушена, и они в нее верили, что против фашизма боремся за свободу. Но как война велась - так бездарно и безответственно. А, главное, ни капли не жалели людей. Надо взять деревню.- В атаку! Это потом научились лучше окружить, ползком, разведку. - В атаку! Вперед, под пулеметы! Вот эта безжалостность, неумение воевать. Да еще сама психология. Я помню, что если кто-то взял хитростью, сумел окружить, как-то подготовить и у него один погиб, один раненый - это трусовато. А кто напился до чертиков, "ура!", "в атаку!", положил половину роты - храбрый, надо награждать, он жизни не жалеет. Вот эта похвальба людям, что жизни не жалеет, проклятая - это преступный лозунг. - Побеждай и жизнь жалей! Нет, такого никто не говорил, что вы жалейте людей и награждать тех, кто выполнил задачи с наименьшими потерями. Тогда, когда я воевал, 42 год, психология была дикая. Сколько ребят погибло... Было относительное затишье. Артиллерийские обстрелы взаимные. Весна, май. Я в лес пошел и вдруг увидел поляну и оттаявшие солдаты наши. Еще снег между ними лежит, а лица оттаяли. Это ужасно было! Молодые лица. Даже тогда, будучи мальчишкой, у меня такое ощущение было, что они у меня чего-то спросить хотят, поговорить. Мне было так страшно, буквально страшно. Я посмотрел и потихоньку, пятясь, пошел оттуда. До сих пор много не похоронено, до сих пор количество жертв на Волховском фронте в этих краях преуменьшают. А на самом деле, оказывается, там сотни тысяч людей погибло. Был случай, нашу бригаду однажды ночью перебросили с одного участка на другой, целую ночь мы шли. Оказывается, там дивизия СС перешла в наступление. Немцы пошли нахально, в рост. Командовал у нас не командир дивизии, а комиссар бригады, который нас встретил "сопли вытереть". Еврей, Ксёндз фамилия. Удивительной храбрости человек. Уже лет 50 ему было, но любил два пистолета, немножко театральность такую, а это нравилось ребятам. Он вышел метров за сто до немцев и запел, смешно сказать, "Интернационал". И это действительность, иногда очень трагическая, страшная, кровавая, а иногда такие моменты киношные, театральные. Немцы были так удивлены, растеряны. Они знали по их разведке вчерашней, что тут стоит воинская часть, обыкновенная, нормальная пехотная. И вдруг выкатывается волна матросов в матросской одежде, бушлат, "полундра!". И пошло дальше, рассказывать нечего. У нас процентов 50 погибло и у них... В плен не брали немцы, мы тоже не брали. Кроме случаев, когда уж очень настаивал начальник особого отдела бригады. И то он действовал через начальника политотдела, с угрозами: "Надо, ребята. Вы поймите, надо взять пленного". А капитан, который курировал наш батальон, человек приличный. Если приведем пленного, он нам котелка два спирта. Я не помню ни одного выступления, атаки, чтобы не выпивши. Причем не по сто грамм наркомовских, а грамм двести, стаканчик. А почему двести? Потому что это зависело от старшины. Просто на день опаздывала отчетность. Получит на тех, кого уже нет, а потом отчет пишет. 23 апреля Ставка Верховного Главнокомандования решила объединить Ленинградский и Волховский фронты в единый Ленинградский под командованием генерал-лейтенанта М.С. Хозина. Было создано две группы войск ленинградского и волховского направлений. Командующий фронтом генерал Хозин, ознакомившись с обстановкой, пришел к выводу, что ни о каком наступлении не может быть речи. Требовалось срочное пополнение обессиленных дивизий людьми, усиление войск средствами противовоздушной обороны. Катастрофически не хватало авиации, танков, артиллерии. Штык и граната оставались основными средствами, которыми пытались прорвать оборону противника. Генерала армии К.А. Мерецкова назначили заместителем главнокомандующего войсками западного направления.
Очень скоро стало ясно, что объединение двух фронтов не оправдало себя. И.В. Сталин признал, что была допущена большая ошибка, и отдал приказ с 8 июня восстановить Волховский фронт. В него были включены 8-я и 54-я армии Ленинградского фронта. Рубеж Волховского фронта теперь начинался на берегу Ладожского озера и уходил на юг за Кириши. В командование вновь вступил генерал армии К.А. Мерецков.
Ставка Верховного Главнокомандования утвердила план боевых действий под Ленинградом на зимний период. Ленинградскому и Волховскому фронтам ставилась задача подготовить к 1 января 1943 года наступательную операцию под кодовым названием "Искра". В директиве, подписанной И.В. Сталиным и Г.К. Жуковым, говорилось: Совместными усилиями Волховского и Ленинградского фронтов разгромить группировку противника в районе Липка, Гайтолово, Московская Дубровка, Шлиссельбург, таким образом разбить осаду города Ленинграда, к исходу января 1943 года операцию закончить. Закрепившись прочной обороной на линии р. Мойка, поселок Михайловское, Тортолово, обеспечить коммуникацию Ленинградского фронта, после чего войскам дать 10-дневный отдых. В первой половине февраля 1943 года подготовить и провести операцию по разгрому противника в районе Мги и очищению Кировской железной дороги с выходом на линию Вороново, Сиголово, Войтолово, Воскресенск. По окончании Мгинской операции войска перевести на зимние квартиры.
жүктеу/скачать 470.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|