г) Психологическая и правовая характеристика внезапно возникшего умысла в преступлениях, совершаемых в состоянии аффекта

г) Психологическая и правовая характеристика внезапно возникшего умысла в преступлениях, совершаемых в состоянии аффекта

Во всех преступлениях, в том числе и тех, которые предусмотрены ст.ст. 104, 110 УК РСФСР, мотив непосредственно предшествует умыслу на совершение пре­ступления, конкретизирующему обстоятельства, связан­ные с избранным вариантом поведения. Умысел и мотив преступления характеризуют разные стороны психоло­гического механизма преступной деятельности, являясь вместе с тем самостоятельными компонентами субъективной стороны преступления. В этой связи нельзя согласиться с теми авторами, которые вводят мотив преступления в содержание умысла в качестве его пси­хологического признака¹⁶⁶. «Если умысел устанавлива­ется, чтобы выяснить, желало или сознательно допуска­ло лицо наступление преступного результата, то мотив преступления устанавливают, чтобы узнать, почему лицо решило совершить его...». ¹⁶⁷ Через умысел мотив объективирует волю индивида во внешнем поведении, в его поступках. Умысел может возникнуть и укрепить­ся только под воздействием мотива, поэтому исследова­ние побудительных причин, породивших умысел на совершение убийства или телесного повреждения в со­стоянии аффекта, выяснение особенностей мотивационной деятельности преступника в этом состоянии позво­ляют более глубоко и конкретно рассмотреть психоло­гическую и правовую природу этой формы вины в спе­цифических условиях совершения указанных преступлений.

Когда за предполагаемым аффектом скрывается продуманная подготовка к заранее продуманному убийству, тяжкому или менее тяжкому телесному поврежде­нию, такое преступление, разумеется, не может квали­фицироваться по ст.ст. 104, 110 УК РСФСР. Небезынте­ресен в этом отношении следующий случай.

К., проживая с И. и имея от него 2-х детей, решила порвать с ним семейную жизнь и сойтись с первым му­жем, гp-ном Н., от которого также имела одного ребен­ка. С этой целью она втайне от И. уехала в Архангель­скую область к Н. и вместе с ним возвратилась домой, где переночевала с ним у своей сестры, проживающей в том же бараке. Утром следующего дня по предложе­нию Н. и К. И. принимал участие в совместной выпивке в своей квартире, причем последнему уже было извест­но о намерении К. сойтись с первым мужем. Во время выпивки и после нее в присутствии И. К. своим поведением неоднократно подчеркивала привязанность к Н. Мучимый ревностью, И. в сильно возбужденном состоянии ходил по комнате, выходил во двор, на улицу. Во второй половине дня И. позвонил из телефона-автомата в отдел милиции и сообщил, что он убил жену и ее любовника, назвав дежурному свой домашний адрес. После этого он вернулся домой, взял в коридоре топор и, войдя в комнату, нанес жене удар лезвием топора по голове. Н., увидев топор, занесенный над головой склонившейся над ним К., оттолкнул ее от себя, благодаря чему ей были причинены только легкие телесные по­вреждения. Вслед за этим И. нанес еще три удара Н. в область головы, лопатки и бедра, чем причинил ему тяжкие телесные повреждения. Дальнейшие действия виновного предотвратили вбежавшие в комнату граж­дане ¹⁷⁰.

Народный суд признал И. виновным в покушении на убийство К. и Н. в состоянии внезапно возникшего силь­ного душевного волнения, вызванного тяжким оскорбле­нием со стороны потерпевших, и квалифицировал соде­янное им по ст.ст. 15, 104 УК РСФСР, с чем, по нашему мнению, нельзя согласиться. К. и Н. вели себя непра­вильно, безнравственно, чем создали травмирующую обстановку, драматизировали разрыв К. с И., что, без­условно, содействовало возникновению преступного умысла в сознании виновного. Однако объективная

Сужение сферы восприятия и ослабление самоконтроля, собственно, и служат основаниями смягчения уголовной ответственности за преступления, совершен­ные в состоянии аффекта. По мнению Г. А. Злобина и Б. С. Никифорова, снижение критики, ослабление само­контроля и т. п. дают основания считать аффектирован­ный умысел смягчающим ответственность обстоятель­ством и в тех случаях, когда его возникновение вообще не связано с действиями потерпевшего ¹⁷¹. Однако дело не только и даже не столько в умысле, сколько в том влиянии, какое оказывает аффект на течение психических процессов, предшествующих совершению преступ­ления и сопровождающих ею совершение. Состояние аффекта, как отмечалось, есть лишь психологическая предпосылка: смягчения уголовной ответственности, ко­торая должна быть еще дополнена установлением мо­ральной предпосылки, т. е. исследованием причин, вы­звавших это состояние и способствовавших формирова­нию преступного умысла. Аффектированный умысел может рассматриваться как смягчающее ответствен­ность обстоятельство не сам по себе, не самостоятельно, а как элемент субъективной стороны преступления, которое задумано и выполнено в состоянии «оправдан­ного» аффекта. Решающее значение, таким образом, имеет не столько внезапный, сколько аффективный ха­рактер этого умысла и вызвавшие его обстоятельства.

Рассматриваемый вид умысла является в то же время частным проявлением прямого умысла. Чаще всего
аффектированный умысел имеет признаки прямого, неопределенного и неконкретизированного или альтернативного умысла (83,7% из числа изученных нами пре­ступлений). В состоянии аффекта виновный недостаточ­но ясно и определенно, чаще всего в основных, общих чертах, сознает существо, ход и связь фактов и дей­ствий, приводящих к преступному результату, смутно осознает типические признаки конкретного состава. В то же время в этом состоянии человек, как правило, не осмысливает до конца, какой конкретный вред он же­лает причинить потерпевшему. Но это обстоятельство вовсе не означает, что, как пишет, например, В. И. Ткаченко, «относительно последствий умысел виновного может быть не иначе как косвенный» ¹⁷². Виновный, на­ходясь в состоянии аффекта, сознает общественную опасность деяния, прилагая определенное волевое уси­лие для выполнения каких-то преступных действий, не только предвидит, но и желает причинить потерпевшему вред. Иначе трудно объяснить поведение лица, совер­шающего преступление в состоянии аффекта. Суть, од­нако, в том, что этот вред не всегда конкретизируется относительно конечного результата посягательства на жизнь или здоровье потерпевшего ¹⁷³. Обвиняемый по таким делам нередко заявляет, что он «не задумывался, к каким последствием приведут ножевые ранения», которые он наносил ¹⁷⁴, или говорит, что «не имел цели убивать» ¹⁷⁵ и т. п. Интеллектуальный элемент умысла в таких случаях отличается общим представлением о характере своих преступных действий, а волевой — же­ланием совершить такие действия, находя известное облегчение или удовлетворение в самом факте нанесе­ния ударов и ранений за несправедливо причиненную обиду. Следовательно, на первый план всегда выступает намерение совершить действия, причиняющие вред по­терпевшему, хотя сознание и воля лица в отношении этого вреда не всегда конкретизированы.

Если не установлен определенный умысел (а он, по нашим данным, отмечается в 16,3% случаев соверше­ния рассматриваемых преступлений, из них только убийств — 14,6%), содеянное виновным в аффекте квали­фицируется в зависимости от наступивших последствий. Определенный характер аффектированного умысла может

* *
Понятие аффекта в рассматриваемых уголовно-правовых нормах является центральным понятием, опреде­ляющим содержание, характер и иные особенности субъективной стороны преступления в целом, а также таких ее составных элементов, как мотив, цель и умы­сел, поэтому установление аффективного состояния в момент совершения преступления имеет решающее зна­чение по делам данной категории.