Альбер Гарро людовик святой и его королевство



бет8/12
Дата20.06.2016
өлшемі0.96 Mb.
#150014
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12

Вечером, из-за небрежности служанок, каюта королевы загорелась. Когда королева проснулась, то увидела, что ткани, покрывавшие одежды, охвачены огнем; она нагая соскочила с постели и сбросила пылавшие ткани в море. Парижане, сидевшие в шлюпке, закричали: «Огонь, огонь!» Жуанвиль поспешно оделся и присоединился к морякам. Вскоре его оруженосец, обычно спавший в его ногах, пришел сообщить ему, что король проснулся и требует его к себе: «А я ему сказал, что вы в покоях, и король мне ответил: "Ты лжешь"». На следующий день Людовик Святой рассказывал о происшествии своим людям и сказал Жуанвилю: «Сенешаль, я приказываю, чтобы отныне вы не ложились спать, покуда не будут погашены все огни, за исключением большого огня, что на складочной каюте корабля. И знайте, что я не лягу, покуда вы ко мне не придете». И так теперь было всегда.

После десяти недель плавания показались берега Прованса близ Иерского порта. Королева и совет предложили королю сойти на берег, поскольку земля принадлежала его брату. Людовик Святой ответил, что он высадится только в Эг-Мотре, на своей земле. В среду и четверг король не пожелал изменить свое решение. В пятницу Людовик Святой позвал Жуанвиля и спросил его: «Сенешаль, что вы посоветуете в этом деле?» Жуанвиль ответил: «Сир, а вспомните, как мадам де Бурбон, не пожелав высадиться в этом порту, снова устремилась в море, дабы достичь Эг-Морта, и так и проплавала семь недель». Тогда король созвал свой совет; все считали, что нужно высадиться здесь, ибо было бы безрассудно подвергать себя, свою жену и детей превратностям морского плавания, после того как они их счастливо избежали. Король согласился с этим, чем очень обрадовал королеву.

 

 

XI. Последний период правления Людовика IX (1254-1270) XII.



Король причалил у замка Иер с королевой и детьми. Там они дождались лошадей, на которых должны были уехать во Францию. К ним прибыл аббат Клюни с подарком в виде двух прекрасных коней — одним для короля, другим для королевы. Потом он попросил разрешения поговорить о своих делах. Король слушал его очень внимательно. Когда аббат закончил, к королю подошел Жуанвиль и спросил его: «Неужели вы внимаете так благосклонно клюнийскому аббату потому, что он вчера подарил вам двух прекрасных коней?» Король подумал и ответил: «Воистину так». Тогда Жуанвиль продолжал: «Сир, знаете, почему я обратился к вам с этим вопросом? Потому что я советую вам, чтобы по прибытию во Францию вы запретили всем вашим судебным советникам брать что-либо от тех, кто придет к вам с делом; ибо будьте уверены, если они возьмут [что-либо], то охотнее и внимательнее будут выслушивать тех, кто сделал им подарок, как вы поступили с аббатом Клюни».

Не только от своих приближенных Людовик Святой снисходительно выслушивал советы. Весьма уважаемый францисканец Гуго де Динь жил неподалеку от замка. Король велел послать за ним. Тот прибыл в сопровождении огромной толпы мужчин и женщин, следовавших за ним. Король велел ему начать проповедь. Гуго, незнакомый с придворной жизнью, начал говорить о монахах. «Сеньоры, — сказал он, — я вижу при королевском дворе слишком много монахов; да и в самом окружении короля». И добавил: «Я же первый [из них]; я говорю, что им не спастись, иначе Святое Писание нам лжет, чего не может быть. Ибо Святое Писание говорит нам, что монах не может жить вне своего монастыря, не впадая в смертный грех, подобно тому, как рыба не может жить без воды. И если прибывающие у короля монахи говорят, будто бы [двор] — это монастырь, я им скажу, что это самый большой монастырь, который я когда-либо видел: ибо он простирается по ту и по эту сторону моря. Ежели они говорят, что в этом монастыре можно вести суровую жизнь, дабы спасти свою душу, я им в этом не верю; но я вам скажу, что я откушал с ними великое множество различных мясных блюд и выпил добрых вин, крепких и светлых; отчего я уверен, что окажись они в своем монастыре, они бы не имели тех удобств, которые имеют при королевском дворе».

Потом он принялся за короля и стал поучать его, как должно себя вести. «Никогда не видел, — сказал он, — чтобы какое-либо королевство или сеньория когда-нибудь погибли, разве что за отсутствием правосудия. Так что пускай король постарается, возвратясь во Францию, творить правый суд своему народу и тем самым сохранит любовь Господа так, чтобы Он не лишил его королевства Франции вместе с жизнью».

Жуанвиль хотел задержать этого монаха при дворе, но это удалось ему не больше, чем королю. В великом гневе Гуго ответствовал: «Конечно, я этого не сделаю; но я отправлюсь в то место, где Богу будет угодно меня видеть, и это будет не королевский двор».

В день, когда Людовик Святой собирался выехать из Иера, он спустился к подножью башни, так как берег был крутой. И он прошел дальше, чем хотелось бы, потому что не успели привести ему его парадного коня.

Когда явился конюший, король в раздражении набросился на него с бранью. Жуанвиль потом ему сказал: «Сир, вы должны многое простить конюшему Понсу, ибо он служил вашему деду, и вашему отцу, и вам». Но король не уступал. «Сенешаль, — ответил он, — он не нам служил; это мы пользовались его службой, страдая от его дурных наклонностей. Ибо король Филипп, мой дед, говорил мне, что следует вознаграждать своих людей в зависимости от того, как они служат: одного больше, другого меньше; а еще он говорил, что никто не может быть хорошим правителем, если не умеет достаточно смело и твердо отказывать в том, что мог бы дать. И я вас поучаю сим вещам, потому что люди в наш век так любят выпрашивать. Редко встретишь тех, кто печется о спасении своей души или о личной чести, хотя они и могли бы присвоить добро ближнего, правым или неправым путем».

Из других рассказов о жизни Людовика Святого видно, что нерадивость королевских слуг часто переходила все границы. Чтобы судить о небрежности Понса, надо вспомнить, что король был слаб настолько, что Жуанвилю пришлось одолжить ему коня и следовать за ним пешком.

Королевский кортеж миновал Экс-ан-Прованс, дабы посетить в Сен-Боме могилу святой Марии Магдалины. Переправившись через Рону у Бокера, он вступил в пределы Франции. Именно там Жуанвиль распрощался с королем; он отправился к своей племяннице, дофине Вьенской, а потом к графу де Шалону, своему дяде, и графу Бургундскому, своему кузену. Пробыв некоторое время в Жуанвиле, он вновь встретился с королем в Суассоне. И Людовик Святой устроил в его честь пышный праздник, который привел в восхищение всех присутствовавших.

Король продолжал свой путь по Лангедоку, Оверни и Бурбоннэ, и повсюду его принимали с радостью и великими почестями. К нему стекались люди, несшие подношения. 9 августа он миновал Пюи, затем Бриод, Иссуар, Клермон, Мулен, Сен-Бенуа-сюр-Луар. В субботу, 5 сентября, он был в Венсене, а в воскресенье прослушал службу в Сен-Дени. 7 сентября король торжественно въехал в Париж с женой и тремя детьми, родившимися на Востоке. Процессия духовенства из приходов и монастырей вышла ему навстречу. Он возвратился в Венсен, чтобы остановить публичные празднества, танцы и прочую суету, которые считал неуместными. Он отсутствовал во Франции более шести лет, в течение которых его королевство не вело никаких войн.

* * *


По словам хрониста Матвея Парижского, по возвращении во Францию Людовик Святой некоторое время пребывал в унынии и грусти, и ничто не могло его утешить. Он не желал отказываться от обета крестоносца. Он уменьшил, насколько мог, расходы своей семьи не только из смирения, но и для того, чтобы скопить деньги на войну, ибо предпочитал брать деньги из своих средств, нежели у своего народа.

Но причинами его тоски были вовсе не досада или самолюбие. Он рассказывал, не краснея, о своем пленении, своих несчастьях и тяготах, перенесенных им в узилище, и когда ему намекали, что не стоит рассказывать обо всех этих злоключениях, ибо это не приносит ему славы, он отвечал оскорбленно, что христианин должен гордиться всеми страданиями, которые претерпел в союзе с Богом, умершим за людские грехи на кресте. Он якобы велел выгравировать на монетах цепи своей темницы; его брат Альфонс де Пуатье и некоторые другие сеньоры последовали его примеру. Рассказывая о неудавшемся крестовом походе, он однажды сказал английскому королю: «Но когда я возвращался к себе самому и заглядывал в свое сердце, я испытывал больше радости от терпения, ниспосланного мне Богом по Его милости, чем если бы Он подчинил мне все море».

«После возвращения из-за моря, — пишет Жуанвиль, — король жил очень набожно; он не только продолжал одеваться как нельзя проще, но стал очень воздержан и никогда не заказывал блюда, довольствуясь тем, что готовил его повар. Он разбавлял вино водой; он всегда заставлял кормить бедных и после обеда раздавал им милостыню».

Его вежливость и снисходительность были действительно велики. «Когда после обеда входили менестрели знатных людей со своими инструментами, он дожидался, пока менестрель заканчивал свое пение, чтобы послушать послеобеденную молитву; тогда он вставал, и священники вставали подле него, чтобы произнести молитву». Но он вовсе не превратился в мрачного и хмурого ханжу: «Однажды, когда мы находились в тесном кругу при его дворе, он уселся у подножья своего ложа; а состоявшие при нем доминиканцы и францисканцы рассказали ему о книге, которую он должен обязательно послушать, и он им ответил: "Не читайте мне ее; ибо нет лучшей книги после обеда, чем свободной беседы, то есть когда каждый говорит, что хочет"». Когда с ним обедало несколько знатных иноземцев, он составлял им хорошую компанию.

Гийом де Сен-Патю говорит еще, что он любил больших рыб, но из-за воздержания ел только мелких, веля отдавать больших беднякам. Когда ему приносили жаркое или другое мясо под нежным соусом, он добавлял в него воды. И когда слуга говорил ему: «Сир, вы портите вкус», он отвечал: «Оно горячо, а так будет лучше». Он ел также простую пищу, такую, как горох. Когда в Париже ему поднесли миног, он не стал их есть, а роздал бедным. Также король никогда не пробовал новых фруктов, потому что считал их лакомством.

Он соблюдал и Великий и Рождественский посты начиная с 19 лет. Постился он также в канун праздников, в постные дни и накануне праздника Богоматери, в святую пятницу, накануне Рождества. И так как он не любил пива и кривился, когда его пил, он велел подавать его в пост. За морем он начал поститься за пятнадцать дней до Троицы и по возвращении сохранил эту привычку. Он соблюдал пост по понедельникам, средам и субботам. Но и в иные дни он ел далеко не все блюда, которые ставили перед ним, и все полагали, что это из-за умеренности.

В святую пятницу и с тех пор, как он вернулся из-за моря, весь пост и каждый понедельник, среду и пятницу он надевал власяницу, но делал это втайне, так, что его камергеры, жившие рядом с ним, ее не замечали. В эти же дни он занимался самобичеванием, используя длинный хлыст с тремя хвостами, на каждом из которых было по 4-5 узлов. Он запирался один в своей комнате с братом Жоффруа де Болье и, исповедавшись, приказывал брату бичевать его. Также заметили, что он старался не смеяться в пятницу.

Спал он без тюфяка или перины, на простой подстилке. Через некоторое время он вставал в полночь, чтобы послушать молитвы; затем он долго молился в своей часовне или подле кровати, простершись на земле, так что когда вставал, то спрашивал: «Где я?» и не мог найти своей кровати; он говорил очень тихо, чтобы не разбудить своих рыцарей, спавших в соседней комнате. Наконец, он заставлял себя подниматься на заутреню; одевался он всегда сам и шел в церковь так быстро, что часто спавшим в его комнате приходилось бежать за ним на службу босиком; ибо его охраняли 16 капелланов, слуг и рыцарей; один из них спал у него в ногах. Но эти бдения его ослабили, и ему посоветовали их умерить; он начал вставать позднее, но тем не менее — до рассвета.

После первой молитвы он прослушивал одну или несколько месс, в первую очередь мессу по усопшим, потом мессу с пением, так торжественно и степенно, что многие из присутствовавших в церкви скучали; в понедельник в честь Ангелов, во вторник — Девы Марии, в четверг — Святого Духа, в пятницу — Креста и в субботу — в честь Богоматери. Он умел играть на музыкальных инструментах и хорошо пел. Выходя после мессы, он почти всегда прикасался к золотушным . Больные, которые собирались ночью в особом зале его дворца и получали еду, выстраивались во дворе. Затем он творил правосудие и занимался государственными делами. После обеда он велел петь молитвы третьего и шестого часа в своей капелле. Он отдыхал, беседовал со священниками, читал Евангелие и сочинения Отцов Церкви вплоть до вечерни. Поужинав, творили вечернюю молитву. Когда же король путешествовал, то заставлял свиту молиться, сидя на лошадях.

Вечером король возвращался в свои покои вместе с детьми. Податель милостыни опрыскивал их святой водой. Потом дети усаживались вокруг короля, и он некоторое время беседовал с ними. Иногда он приказывал зажечь канделябр, чтобы читать до тех пор, пока горели свечи. Затем он долго молился: однажды видели, как он 50 раз преклонил колени, читая "Ave". Также замечали, что он умерщвлял плоть способом, который казался тогда очень суровым испытанием: он ложился спать, не испив воды.

Людовик любил слушать проповеди и приглашал всех священников, умевших проповедовать Слово Господне. Повсюду, где он бывал, он посещал монастыри и просил, чтобы проповедовали в его присутствии. Он усаживался на землю подле часовни, в ногах у монахов, сидевших на своих скамьях. И чтобы его сержанты охотнее слушали проповеди, он приказал им обедать в монастырской зале, что было к их пользе. Он любил повторять поучительные примеры из проповедей, которые ему приходилось слушать, разъяснял на французском то, что говорилось по-латыни. И если он слышал шум вокруг оратора, то приказывал успокоиться.

Шесть раз в год он причащался — на Пасху, на Троицу, на Успение, на день Всех Святых, на Рождество и Очищение Богородицы. Прежде всего он мыл руки и уста и снимал шапочку и капюшон. «Он шел к алтарю не стоя, а на коленях. И когда он оказывался пред алтарем, то первым делом произносил с протянутыми руками, со множеством вздохов и стенаний свой "соnfiteor" и затем получал истинное тело Иисуса Христа из рук епископа или священника».

В святую пятницу король босым посещал церкви и делал им дары; еще он поклонялся кресту, приближаясь к нему на коленях и трижды простираясь на земле. Видели, как он плакал. Он организовал с большой заботой и торжественностью службу в Сен-Шапели, где хранились самые ценные святыни. Он повелел отмечать три торжественных праздника: один праздновался доминиканцами, другой — францисканцами, последний же — десятью монахами от каждого парижского монастыря. Наконец, монахи обедали с королем при дворе. Иногда король возглавлял процессию из королевского двора, в окружении епископов, и нес на собственных плечах реликвии Страстей Господних. Когда король бывал в Париже, он почти всегда посещал Сен-Шапель, чтобы долго там молиться.

Его преданность Деве Марии проявлялась не только посредством чтения «Ave Maria». После каждого часа дневной службы он повелевал проводить службу Деве Марии, а вечером — «Salve Regina» или какой-либо иной антифон. Он совершил пешком паломничество в Шартр, начиная от Ножан-д'Эрембер, говорят одни, а другие — от Ножан-ле-Руа, пройдя расстояние в пять лье.

Особенно же он почитал святого Дионисия, аббатство которого часто посещал, святого Мартина, святого Николая, святую Женевьеву, святую Марию Магдалину. Святые в раю, говорил он, являются друзьями и близкими Господа нашего, и конечно, они могут его упросить, ибо Он их слышит. А одному рыцарю он говорил, что «некоторые благородные люди стыдятся поступать хорошо, то есть ходить в церковь и слушать Божественную службу и творить другие набожные поступки, и боятся не из тщеславия, но из стыда и страха, что их назовут лицемерами...». Однажды, когда сеньоры начали роптать, недовольные тем, что король очень долго молится, он ответил: «Если бы я однажды провел столько же времени за игрой в кости или же гонялся по лесам за животными и птицами, никто бы об этом не заговорил и не нашел бы это предосудительным».

* * *


Но не стоит считать, что Людовик позабыл о своих обязанностях короля. Долгий период в шестнадцать лет, который мы рассматриваем, напротив, представлял собой время расцвета королевской власти, самую блестящую эпоху государственных институтов XIII в. Несомненно, Людовик Святой на Востоке много размышлял о том, как сделать из Франции процветающую страну. Со времени своего возвращения он с необычайным рвением трудился, чтобы достичь этой цели. Он объехал все свое королевство. Список мест, где он побывал, установлен историками, а король переезжал с места на место более сорока раз в год. В Париже он находился в парламенте на Сретение, на Троицу и день всех Святых. Он правил столь умело, что не было года, чтобы доходы королевского домена не росли. Он творил суровый и справедливый суд, покровительствуя беднякам и воцаряя повсюду мир. Со всех концов Европы купцы, ремесленники, крестьяне приходили на его земли, где могли мирно трудиться.

«Король, — пишет Жуанвиль, — управлял своей землей хорошо и законно, как вы уже слышали. Он занимался своим делом таким образом, что мессир де Нель, и добрый граф Суассонский, и мы, прочие из его окружения, послушав мессу, шли слушать "жалобы у ворот", которые теперь называют прошениями. И когда он возвращался из церкви, то посылал за нами и усаживался у подножья своей постели, и мы рассаживались вокруг него, и он спрашивал нас, не надо ли кого-нибудь рассудить из тех, кого нельзя рассудить без него; и мы ему называли, и он посылал за ними и спрашивал: "Почему вы не соглашаетесь с тем, что предлагают вам наши люди?" И они отвечали: "Сир, они нам предлагают мало". И он им говорил: "Вы должны принять то, что для вас желают сделать". Вот так и трудился святой человек, наставляя их своей властью на праведный и разумный путь.

Много раз летом он усаживался в Венсенском лесу после мессы и, опершись о дуб, повелевал садиться вкруг него всем, кто являлся поговорить с ним напрямую, а не через привратника или кого-то другого. И тогда он их спрашивал сам: "Есть ли здесь кто-нибудь с тяжбой?" И те, у кого был спор, вставали. И тогда он призывал монсеньора Пьера де Фонтена и монсеньора Жоффруа де Вилетта и говорил одному из них: "Изложите мне это дело".

И когда он видел, что можно что-то исправить в словах говоривших пред ним или в словах тех, кто говорил за другого, то сам поправлял их. Я видел однажды летом, как он сам отправился в парижский сад, одетый в рубаху из камлота, камзол без рукавов, шарф из черной тафты вокруг шеи, очень красиво причесанный, в шапочке с белым пером павлина на голове, для того чтобы вершить суд. И он велел расстелить ковер, чтобы нас усадить вокруг себя; и все люди, имеющие к нему дело, стояли перед ним».

Королевский суд был суров и ни для кого не делал исключений. Гийом де Сен-Патю приводит несколько случаев. Владелец одного домена, захваченного Карлом Анжуйским, пришел жаловаться королю, и хотя принц уже вступил во владение, Людовик заставил его возвратить землю. Когда еще один рыцарь поспорил с Карлом Анжуйским, тот велел бросить его в темницу. Но король вызвал к себе брата, сильно порицал его за подобные действия и заявил ему, что во Франции есть только один король и Карл, хотя и является его братом, не должен пренебрегать правосудием. Рыцаря освободили из графской темницы и вызвали к королю. Карл привел с собой много советчиков и адвокатов, и с ними многих из своего совета, лучших в Париже; рыцарь же, увидав это собрание, сказал благословенному королю, что ни один человек его положения не усомнился бы в исходе тяжбы, имея столько великих и мудрых противников. И попросил он благословенного короля, чтобы ему тоже предоставили совет и адвокатов, ибо своих он не мог привести, поскольку они либо боялись графа, либо пользовались его милостью. Поэтому благословенный король дал мудрых советников рыцарю и приказал им «судить законно на стороне названного рыцаря», который в конечном счете выиграл дело. Людовик Святой поступил по справедливости с многочисленными горожанами и парижскими купцами, которым Карл Анжуйский отказывался платить долги. Он велел задержать и заключить в тюрьму графа де Жуани, притеснявшего королевского горожанина.

Одна женщина из Понтуаза, из рода Пьерлей, была схвачена королевскими сержантами, поскольку она велела убить своего мужа человеку, к которому питала порочную страсть. Она созналась в этом и была осуждена по законам того времени к сожжению. Королева, графиня де Пуатье и другие дамы, доминиканцы и францисканцы умоляли, чтобы ее пощадили, ибо она выказывала великое раскаяние. И кроме того, друзья и кузины названной дамы просили, если ей суждено умереть, то, по крайней мере, привести приговор в исполнение не в Понтуазе, «И тогда благословенный король спросил знатного и мудрого человека, монсеньора Симона де Неля, каково его мнение; и монсеньор ответил, что правосудие, которое вершат публично, является благим делом. И после этого благословенный король приказал, чтобы названную женщину сожгли в замке Понтуаза...» Симон де Нель имел право сам судить в своем домене. Сеньоры из его владения попросили у него разрешения вершить правосудие тайно, чтобы избежать скандала. Симон не захотел сам дать ответ; он поговорил об этом с королем. «И благословенный король ответил ему, что он никоим образом не дозволяет подобные вещи, ибо ему угодно, чтобы всякое правосудие над злоумышленниками вершилось во всем королевстве открыто и перед народом, и никакой суд не должен проходить в тайне».

Порой жалобщики оставались недовольны. Такой была старая женщина по имени Саретта, о которой говорит Гийом де Сен-Патю. Когда король спускался по дворцовой лестнице, она резко сказала ему: «Тебе ли быть королем Франции! Уж лучше было бы иметь другого короля, нежели ты; ведь ты король лишь доминиканцев и францисканцев, священников и клириков. Какая жалость, что ты король Франции, и чудо, что тебя до сих пор не вышвырнули из королевства». И поскольку сержанты благословенного короля хотели побить ее и вытолкать вон, король приказал, чтобы они ее не трогали. И когда он ее внимательно выслушал, то ответил, улыбаясь: «Конечно, вы говорите правду; я недостоин быть королем. И если бы было угодно Господу нашему, было бы лучше, чтобы другой человек был королем, а не я, и он сумел бы лучше управлять королевством». И затем благословенный король приказал одному из своих камергеров дать старухе денег».

* * *


Из всех священников король и в самом деле предпочитал доминиканцев и францисканцев. С детства он получал от них советы и привык видеть их при своем дворе. В каждом городе, куда он приезжал, он первым делом посещал их обитель, приветствовал их и просил помолиться за его душу. Он поручал им благотворительные, дипломатические или административные миссии, приглашал за свой стол и любил проявлять по отношению к ним щедрость.

Он был знаком со святым Фомой Аквинским, о чем свидетельствует биограф Фомы. Их встреча на обеде у короля, ставшая знаменитой, имела место, несомненно, между 1255 и 1260 г., когда святой Фома преподавал в Париже. О ней нам поведал Гийом Токко, и нет оснований считать его рассказ выдумкой: «Однажды Людовик Святой, король Франции, пригласил святого доктора к своему столу. Последний отговорился скромными извинениями, ибо в тот момент был слишком занят работой над "Summa theologica". Но уступив королю и просьбам парижских братьев, он оставил свою работу и отправился во дворец, всецело поглощенный, однако, сюжетом, занимавшим его в келье. Вдруг во время обеда его внезапно озарило вдохновение, и он, ударив по столу, воскликнул: "Вот тезис против манихейской ереси!" Приор коснулся его и сказал: "Поодумайтесь, мэтр, вы за столом короля Франции" и потянул его сильно за плащ, дабы вывести из задумчивости. Святой доктор, придя в себя, склонился перед королем и попросил его простить за подобную рассеянность за королевским столом. Но святой король, напротив, оказался переполнен восхищения. Он даже изволил позаботиться, чтобы мысль, посетившая в сей момент доктора, не была забыта. Он велел позвать одного из своих секретарей с тем, чтобы немедленно ее записать». Святой Бонавентура, магистр в Париже с 1253 г. и генеральный магистр францисканцев с 1257 г., часто проповедовал перед королем и королевой. Возможно, что именно он утешал королевскую чету, когда в 1260 г. скончался их старший сын.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет