Алексей Головнин

VI

Длъго ночь мркнетъ.

Заря светъ запала,

мъгла поля покрыла.

Щекотъ славий успе,

говоръ галичь убуди.

Русичи великая поля чрьлеными щиты прегородиша,

ищучи себе чти, а князю славы.

половецкыя

и рассушясь стрелами по полю,

¹⁰⁰ помчаша красныя девкы половецкыя,

а съ ними злато, и паволокы, и драгыя оксамиты.

Орьтъмами, и япончицами, и кожухы начашя мосты

мостити по болотомъ и грязивымъ местомъ,

и всякыми узорочьи половецкыми.

Чрьленъ стягъ, бела хорюговь,

чрьлена чолка, сребрено стружие –

храброму Святъславличю!

Длъго. Ночь мркнетъ, заря свЂтъ запала…

Строки 91 – 96. Длъго ночь мркнетъ. Заря светъ запала, мъгла поля покрыла. Щекотъ славий успе, говоръ галичь убуди. Русичи ве­ликая поля чрьлеными щиты прегородиша... – Это место встречало большие затруднения в его расшифровке. Ученые недоумевали: утрен­няя или вечерняя заря здесь изображена. Впервые правильно понял это место Д. С.. Лихачев: «Пейзаж в произведениях древнерусской литературы, – говорит он, – всегда динамический... в данном случае описывается «движение» ночи – от вечерней зари и до утреннего говора галок» (Лихачев Д. С. Указ. соч., с. 399 – 400). В связи с этим пониманием всего абзаца Д. С. Лихачев переводит слова «мркнетъ» как смеркается, «запала» – заронила, «мъгла» – мгла. Пола­гаю, что не нарушает подобного понимания этой строфы в целом не­сколько иной перевод: «Длъго ночь мркнетъ» – долго длится мрак ноч­ной. Форму «запала», вслед за В. Перетцом, А. Юговым и Г. Якобсоном, считаю аористом от глагола «запалати» (см. примеч. к стр. 36), слово «мъгла» перевожу «туман». Оно не может иметь значения «мрак», так как о ночной тьме уже было сказано только что выше «мркнетъ». Слово «светъ» стоит здесь в винительном надеже, подобно тому как то же дальше (стр. 113) «кровавый зори светъ поведаютъ». Не может быть здесь описания ночного отдыха русских воинов, как думали мно­гие ученые. Во-первых, потому, что отдых описывается через несколько строк далее (стр. 107 – 111), во-вторых, потому, что рефрен («русичи великая поля...») должен быть однородным по эмоции с подобным же ему рефреном, который имеется далее (стр. 130): и в том и в другом случае речь идет о готовности русских воинов к бою. В-третьих, пото­му, что описание похода Игоря в «Слове» соответствует описанию его в Ипатьевской летописи, где явно изображается, как определяет Д. С. Лихачев, эта ночь с четверга на пятницу: «и тако угадаете, и ехаша чересъ ночь», т. е. ехали нею ночь (см. Приложение). Здесь и обрисована вся эта длинная ночь для русских, проведенная ими без сна, оттого-то она и «длъго... мркнетъ». Буквальный перевод далее: «Заря (вечерняя) занялась, туман (ночной) покрыл поля». В следую­щих строках ясно описывается наступающее утро: «Пение соловья умолкло, пробудился говор галок». Русских автор «Слова» рисует в походе с красными щитами и, пользуясь гиперболой, говорит, что они «великая поля чрьлеными щиты прегородиша».

(комментарии В. И. Стеллецкого)
По переезде в Москву Новиков продолжал издание «Утреннего Света» до конца 1780 года. Покончив с этим журналом, он с 1781 года начинает издавать другой под названием: «Мо­сковское ежемесячное издание, заключающее в себе собрание разных лучших статей, касающихся до нравоучения, полити­ческой и ученой истории и пр.». Издание это служило продол­жением «Утреннего Света» и отвечало тем же целям, т. е. издавалось в пользу двух Петербургских училищ, Екатерининскаго и Александровскаго, существовавших до 1782 года. Продолжением «Московскаго ежемесячнаго издания» явилась в 1782 г. «Вечерняя Заря». Наконец, в 1784 г. вышел последний Новиковский журнал, служивший продолжением «Вечерней Зари», – «Покоящийся Трудолюбец»

О содержании журнала «Утренний Свет» мы уже говорили. Что же касается до остальных трех журналов, то, при большом разнообразии содержания каждаго из них, они отличаются строгим единством направления. В них читатель находит статьи философскаго характера, психологическия, педагогическия, сатирическия, статьи по общественным вопросам, научныя и, наконец, масонския в тесном смысле. Последних, впрочем, очень немного. При этом все три журнала представ­ляют цельное и серьезное миросозерцание почти по каждому из указанных вопросов.

Е. Р. Дашковой и Н. И. Новикова.)

Как и предполагал издатель, филантропическое начи­нание петербургских масонов вызвало сочувственный от­клик в разных слоях русского общества. Успех журнала превзошел все самые смелые ожидания. В первый год (с сентября 1777 по август 1778 г.) было распространено по подписке 875 экз. «Утреннего света» (802 подписчи­ка), благодаря чему кассовая выручка превысила на 2000 руб. издательские расходы. Устанавливая сравни­тельно невысокую цену на годовой комплект журнала (3 руб. 50 коп. в Петербурге и 4 руб. в других городах), Новиков стремился сделать его доступным максимально широкому кругу покупателей. Однако, ввиду благотворительного характера этого издания, многие подписчики вносили по 5, 10. 20 и 25 руб. за экземпляр (граф Я. А. Брюс, заводчик Н. Н. Демидов, вяземский купец Т. А. Масленников и другие), а миллионер П. К. Хлеб­ников пожертвовал Новикову сотню пудов бумаги собственного производства, «потребной для печатания «Утрен­него света» через целый год» тиражом в 1000 экз.

Императрице холодно встретила новиковские замыс­лы. До поры до времени она не мешала масонам соби­рать пожертвования на благотворительные нужды, одна­ко демонстративно избегала любых знаков одобрения и поощрения в их адрес. Правда, список подписчиков на «Утренний свет» открывался «неизвестной особой», упла­тившей за экземпляр журнала 100 руб., в которой совре­менники несомненно узнали наследника престола Павла Петровича, но в данном случае он выступал как частное лицо. Скептицизм двора не был тайной для правительст­венных чиновников, и они, как правило, не спешили всту­пать в число пайщиков «Утреннего света». Только самые сановные и независимые вельможи (князья П. Б. Шере­метев и А. Б. Куракин, графы П. И. Панин, К. Г. Разу­мовский, Н. Г. Румянцев и З. Г. Чернышев, входящий в силу секретарь императрицы А. А. Безбородко) дерз­нули нарушить этот негласный запрет.

Принципиально иную позицию по отношению к Нови­кову заняли высшие сановники православной церкви. Они не только одобряли, но и активно поддерживали его проекты, видя в них богоугодное дело. Именно поэтому архиепископ новгородский и санкт-петербургский Гаври­ил охотно дал согласие стать официальным покровите­лем «Утреннего света», а многие другие архиепископы взяли на себя обязанности новиковских комиссионеров в своих епархиях. Журнал имел огромный успех среди просвещенного духовенства.

Не менее горячий прием встретил «Утренний свет» у русской интеллигенции. Литераторы и переводчики, ученые и художники, независимо от их убеждений и от­ношения к масонству, живо откликнулись на призыв Но­викова помочь делу просвещения соотечественников. Ши­рокая гуманистическая программа журнала была равно приемлема консервативно настроенному Г. Р. Держави­ну и масону В. И. Баженову, вольнодумцу И. Г. Рахма­нинову и придворному поэту П. С. Потемкину, маститому ученому В. Е. Адодурову и бедному археографу-самоучке из Твери Д. И. Карманову.

Общественное движение, возникшее вокруг новиковского ежемесячника, не оставило равнодушными и чита­телей-разночинцев. Едва ли можно найти какой-нибудь другой русский журнал XVIII в. со столь демократич­ным составом подписчиков. И это не удивительно. Третье сословие справедливо увидело в Новикове выразителя своих интересов. Если многим титулованным вельможам масонские «выдумки» зачастую представлялись всего лишь очередной модной забавой, то для сотен мелких чи­новников, купцов и мастеровых народные училища, при­юты и больницы были гарантией более счастливого будущего их детей, последним убежищем в случае разоре­ния, болезни, старости. Поэтому каждый из них, будь то просвещенный издатель-коммер-сант С. Л. Копнин, мас­тера шпалерной мануфактуры С. В. Куликов и М. И. Пучиков или малограмотные купцы из захолустной Епифани, охотно внесли посильную лепту в общую филантро­пическую копилку.

Примечательна география распространения «Утрен­него света». Косная и глухая русская провинция словно на мгновение пробудилась от векового сна. В 58 городах и местечках России, куда порой и газеты приходили с по­лугодовым опозданием, у Новикова нашлись доброволь­ные помощники и восторженные почитатели. Бескорыст­ная преданность идеалам просвещения и гуманизма свя­зала его на многие годы деловыми узами с провинциаль­ными комиссионерами, среди которых были люди разно­го социального положения и интеллектуального уровня: тверской вице-губернатор Н. А. Муравьев, коломенский и тамбовский воеводы П. Ф. Жуков и Н. А. Охлебнин, чиновники С. Н. Веницеев (Калуга) и А. М. Кожевников (Псков), купцы Т. А. Маслеников (Вязьма) и И. Е. Бо­родин (Епифань), войсковой товарищ П. Ф. Паскевич из Полтавы и капитан И. В. Тибекин из Астрахани. Каждый месяц почтовые тройки развозили свежие номера новиковского журнала за тысячи верст от Петербурга. 43 под­писчика в Тамбове, 42 – в Казани, 32 – в Нижнем Нов­городе, 28 – в Астрахани, 20 – в Полтаве, подписчики в далеком Кунгуре, в забытом богом Царево-Кокшайске, в владимирском селе Починок... Такой широкой читательской аудитории не имел еще ни один русский жур­нал!
(И. Ф. Мартынов. Книгоиздатель Николай Новиков.

Изд. «Книга», 1981 г.)

В 1784 г. из типографии Ф. А. Галченкова в Петербурге выходит первый составленный Ра­хманиновым сборник «Аллегорические, фило­софские и критические сочинения г. Вольтера». Сборник, явно антирелигиозный, составлен был из статей, бичующих церковь, суеверие, фана­тизм. Сборник пришелся по вкусу читателям. По признанию самого Рахманинова, «благосклонное оных в свете принятие приохотило меня более тем заниматься».

Но затишье это пред бурей. Говоръ галичь убуди… Галлы пробуждаются. Лет через пять грянет Великая Гальская революция 1789 года и парижская толпа с оружием в руках, 14 июля возьмет штурмом Бастилию.

Тихо. Буй-Романовы, одолели птицю въ буйстве, что вылупилась из яицких мест. О Руская земле! уже за Емельяном еси!

Русичи великая поля чрьлеными щиты прегородиша, ищучи себЂ чти, а Князю славы.
РУССО, ЖАН ЖАК (Rousseau, Jean-Jacques) (1712 – 1778) – французский философ-просве­титель, писатель. Сотрудничал в «Энциклопедии». Представитель сентиментализма. С позиций деизма осуждал официальную церковь и религиозную нетерпимость. В сочинениях «Рассуждение о начале и основаниях неравенства...» (1755), «Об общественном договоре» (1762) и др. Руссо выступал против социального неравенства, деспотизма королевской власти. Руссо идеализировал естественное состояние всеобщего равенства и свободы людей, разрушенное введением частной собственности. Государство, по Руссо, может возникнуть только в результате договора свободных людей. Эстетические и педагогические взгляды Руссо выражены в романе-трактате «Эмиль, или О воспитании» (1762). Роман в письмах «Юлия, или Новая Элоиза» (1761), а также «Исповедь» (издание 1782 – 89), ставящие в центр повествования «частную», духовную жизнь, способствовали становлению психологизма в европейской литературе. «Пигмалион» (издание 1771) – ранний образец мелодрамы. Романтическое переживание мира составляет часть философии Руссо, однако его мысль носит более всеобъемлющий характер. Он повсюду напоминает, что человек по природе добр, но развращен установлениями общества, и что он всегда ищет более высокого самосознания, которое обретет лишь в кругу свободных людей и посредством разумной религиозности. Совокупный комплекс идей, выраженных в творчестве Руссо, т. н. «руссоизм», повлиял на развитие европейской мысли и литературы второй половины 18 – первой трети 19 в. (соответственно сентиментализм, предромантизм, романтизм).
ЭНЦИКЛОПЕДИСТЫ, французские просветители, участвовавшие во главе с Д. Дидро в создании «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел» (35 т., 1751 – 1780).

Впоследствии библиотека Вольтера присоединилась в музее Эрмитажа к книгам Дидро. После смерти Фернейского старца Екатерина поручила Гримму купить их у г-жи Дени. Условия были такие: какая-нибудь сумма, по назначению самой императрицы, и статуя Вольтера в одной из зал ее дворца. Г-жа Дени рассчитывала на щедрость Екатерины, столь прославленную ее покойным знаменитым другом, а Екатерина, по словам Гримма, «желала отомстить память величайшего из философов за оскорбления, которые он терпел от своей родины». Родственники Вольтера, особенно его внуки, Миньо и Орнуа, протестовали против этой сделки, которая, по их мнению, оскорбляла их права и права Франции. Г. Орнуа пробовал даже воздействовать на Екатерину дипломатическим путем. Но императрица на своем настояла. Книги Вольтера входят теперь в состав Императорской Публичной библиотеки, которой были уступлены музеем Эрмитажа. Им отведена отдельная зала. Посредине стоит статуя Гудона, копия той, что украшает в Париже фойе «Comedie Francaisey». Здесь собрано всего около 7000 томов; большинство их в переплетах с корешком из красного сафьяна. Нет почти ни одной книги, в которой не было бы собственноручных пометок Вольтера.

V И сказал Игорь братьям своим: «Братья! этого мы искали, так двинемся». И пошли они на врагов, возложив упование свое на бога. Когда подошли они к реке Сюурлию, выехали стрелки из половецких полков и, пус­тив по стреле в русских, ускакали, а русские еще не переправились через реку Сюурлий. Уехали и те воины из войска половецкого, которые стояли вдали от реки. Святослав же Ольгович, Владимир Игоревич, Ольстин с ковуями и стрелки погнались за ними, а Игорь и Всево­лод шли медленно вслед, сохраняя боевой порядок своих полков. Русские, которые были впереди, побивали полов­цев и брали их в плен. Половцы же пробежали вежи (стаи), а русские, дойдя до вежей, стали захватывать половцев в плен, иные только ночью вернулись к полкам своим с пленными.

половцев в 1185 г. по Ипатьевской летописи.

Перевод В. И. Стеллецкого.)
IV Тако согласясь, пошли к ним чрез всю ночь и наутрие в пяток, около обеда, увидели половцов в собра­нии, которые убирая станы своя, отпустили назад далее, а руские стояли за рекою Суурли и устроили войска свои на 6 полков. Игорев полк в середине, направо брат его Всеволод, налево сыновец их Святослав, напереди сын Игорев Владимир и двемя полками, а Ярославль полк с Олстином и коуеди назади, дабы могли помогать, где будут ослабевать. Стрельцов же собрав, учинили третий полк впереди.

V Тако устроив Игорь полки своя и видя их пе­чальных, созвал князей и воевод, говорил им: «Мы сю­да пришли, желая сыскать неприятелей, которых ныне видим пред нами, но дивлюся вельми, что вижу многих печальных и прежде времяни ослабевающих. Того ради надобно разсудить, что здесь нуждно вооружиться крепко на брань и, положась на бога, с честию умереть или по­бедить. Коли же кому не мило биться, то лучше оному отойти и других не смущать, на что есть время. А я не могу уже со стыдом бежать, но предаюся в волю божию». И велел оное во все войско объявить. И хотя многие же­лали бы от объявшего их страха возвратиться, но за стыд никто себя не явил. И того ж дня пришел к реке Суурли. Тут встретили их стрельцы от полков половецких и пустя по стреле, побежали вспять. Воеводы же, видя их побежавших, не веря им в том, но видя их войско вели­кое и что сами далеко за реки зашли, говорили, чтобы за ними не гнать. Но молодые князи, не слушая совета старых, желающе честь прежде времяни приобрести, не ведая, что к тому многое искуство потребно, Святослав Ольгович, и Владимир Игоревич, да с ними Олстин, вое­вода черниговский, не взяв повеления от старших, пошли за реку к половцам. Что Игорь видя, пошел за ними по­малу, не разпущая полков, а половцы отступили от реки за гору. Передний ж, напав на половцев, предних разбили, неколико побили и в плен брали. Дошедши же до станов половецких, много полона набрали и ночью некоторых привели к полкам Игоревым, а сами с полками, не возвратясь, остановились на том месте.

из «Истории Российской» * В. Н. Татищева)

* Много­томная «Исто­рия Российского государства с древнейших времен», создана в первой половине XVIII в. известным русским ученым, историком В. Н. Татище­вым. Изложение событий в «Истории» Татищева по стилю очень близко к текстам летописных сводов, что и дает возможность на­звать его произведение «Татищевским сводом». В. Н. Татищев располагал целым рядом летописей, не сохранившихся до наше­го времени, поэтому многие факты и характеристики из его «Истории» уникальны. _____

Ревностный любитель отечественной истории, употре­бивший тридцать лет на собирание всего, что до нее каса­ется; но сей трудолюбивый муж, достойный нашего почте­ния, вместо истории оставил нам только материалы ее и прибавил к летописям свои замечания. В догадках его не всегда находим вероятность, а в соображениях ту ясную простоту, которую любят читатели для своего покоя. Он заставляет нас еще работать умом и вместе с ним теряться в хаосе противоречий. Историк должен все обделать в голо­ве своей; ему труд, а нам плоды трудов его. Мы охотно идем за ним во мрак давно прошедших веков, если факел его светит перед нами ясно. Господин Татищев издал, между прочим, весьма любопытные отрывки летописи, сочинен­ной будто бы еще прежде Нестора Новогородским еписко­пом Иоакимом; но знатоки наших древностей не хотят, к сожалению, верить истине ее. Впрочем, он был редким человеком (у нас в России) по деятельности ума своего и страстной охоте к историческим наукам.
(Н. М. Карамзин. Пантеон российских авторов.

Татищев Василий Никитич. 1802)

Так я мыслил и писал об Игорях, о Всево­лодах, как современник, смотря на них в тусклое зеркало древней летописи с неутомимым вниманием, с искренним почтением; и если, вместо живых, целых образов, пред­ставлял единственно тени, в отрывках: то не моя вина – я не мог дополнять летописи!

Есть три рода истории: первая – современная, напри­мер Фукидидова, где очевидный свидетель говорит о про­исшествиях; вторая, как Тацитова, основывается на свежих словесных преданиях в близкое к описываемым действиям время; третья извлекается только из памятников, как наша до самого XVIII века ^*.

В первой и второй блистает ум, воображение дееписателя, который избирает любопытнейшее, цветит, украшает, иногда творит, не боясь обличения; скажет: я так видел, так слышал – и безмолвная критика не мешает читателю на­слаждаться прекрасными описаниями. Третий род есть самый ограниченный для таланта: нельзя прибавить ни одной черты к известному; нельзя вопрошать мертвых; говорим, что предали нам современники: молчим, если они умолчали – или справедливая критика заградит уста лег­комысленному историку, обязанному представлять един­ственно то, что сохранилось от веков в летописях, в архи­вах. Древние имели право вымышлять речи согласно с характером людей, с обстоятельствами: право неоце­ненное для истинных дарований, и Ливий, пользуясь им, обогатил свои книги силою ума, красноречия, мудрых наставлении. Но мы, вопреки мнению аббата Мабли, не можем ныне витийствовать в истории. Новые успехи разу­ма дали нам яснейшее понятие о свойстве и цели ее; здравый вкус уставил неизменные правила и навсегда отлучил дееписание от поэмы, от цветников красноречия, оставив в удел первому быть верным зерцалом минувшего, верным отзывом слов, действительно сказанных героями веков. Самая прекрасная выдуманная речь безобразит исто­рию, посвященную не славе писателя, не удовольствию читателей и даже не мудрости нравоучительной, но только истине, которая уже сама собою делается источником удовольствия и пользы. Как естественная, так и граждан­ская история не терпит вымыслов, изображая, что есть или было, а не что быть могло. Но история, говорят, наполнена ложью: скажем лучше, что в ней, как в деле человеческом, бывает примесь лжи; однако ж характер истины всегда более или менее сохраняется; и сего довольно для нас, чтобы составить себе общее понятие о людях и деяниях. Тем взыскательнее и строже критика; тем непозволитель­нее историку, для выгод его дарования, обманывать добро­совестных читателей, мыслить и говорить за героев, кото­рые уже давно безмолвствуют в могилах. Что ж остается ему, прикованному, так сказать, к сухим хартиям древ­ности? Порядок, ясность, сила, живопись. Он творит из данного вещества: не произведет золота из меди, но должен очистить и медь; должен знать всего цену и свойство: открывать великое, где оно таится, и малому не давать прав великого. Нет предмета столь бедного, чтобы искусство уже не могло в нем ознаменовать себя приятным для ума образом.

_________

Государства Российского». 1815)

В Ипатьевской летописи, ничего не сообщается о том, что в первой битве князя Игоря с половцами, русские ратники захватили богатую добычу. Историк Татищев добавляет к летописной канве, что они много полона набрали. Автор «Слова» припоминает, что еще были красные девицы половецкие.
и рассушясь стрЂлами по полю, помчаша красныя дЂвкы Половецкыя…
В таможне, на стрелке Васильевского острова, вышла история с купцом Свиридовым, мосты мостившим на улицу Грязную…
Александр Николаевич выходил из таможни с тяго­стным чувством, какое всегда возникало после таких сцен. Что за странная судьба у него: охотиться за злом, которое потом принимает столь жалкий вид. Хотелось даже утешить этого нечистоплотного и несчастного тор­говца.

А судьба продолжала насмешничать. Дома у постели недавно родившей жены лежал сверток, только что при­сланный от купца Свиридова: младенцу «на зубок» – ба­тистовые рубашечки, льняное белье и куча разных доро­гих безделок. Купец Свиридов хотел дружить с упрямым таможенником.

Он выбежал из спальни и закричал с такой яростью, что дети испуганно попрятались. Догнать сейчас и вер­нуть купцу!

Тотчас к Свиридову был наряжен гонец со злополуч­ным свертком.

Раздражение не проходило. Ему казалось, что домаш­ние поддались купеческой уловке. Но в дверях показа­лась встревоженная Анна Васильевна, под ее мягким укоризненным взглядом он почувствовал в душе сми­рение.
(Подгородников М. И. Нам вольность первый прорицал.

Радищев. Страницы жизни. М., Изд. «Молодая гвардия», 1984.)

Родом из Сербии, в детстве переселился в Рос­сию. Зачисленный в 1754 на военную службу гу­саром, с 1760 в чине вахмистра гусарского полка принял участие в боевых действиях Семилетней войны 1756 – 62, проявил личную храбрость, был ранен; взят в плен, по окончании войны произве­ден в поручики. В 1764 участвовал в боевых дей­ствиях в Польше. В 1767 получил чин ротмистра. Отличился в ряде сражений русско-турецкой вой­ны 1768 – 74, однако в июле 1770 в ходе рукопаш­ной схватки, раненый, был взят в плен. Четыре года провел в заключении в Семибашенном зам­ке и около года жил в Константинополе. При раз­мене пленных после Кючук-Кайнарджийского мира в 1775 возвратился в Россию; удостоен ор­дена Св. Георгия 4-й степ. С 1776 состоял адъю­тантом при светл. кн. Г. А. Потёмкине, который, чтобы удалить от имп. Екатерины II ее фаворита П. В. Завадовского, в мае 1777 представил ей З.

Высокого роста, красивый, изящный, здоро­вый, ловкий, с репутацией героя, он обратил на себя внимание императрицы, которая пожалова­ла его своим флигель-адъютантом, чином пол­ковника, шефом лейб-гусарского эскадрона, а в сентябре 1777 – генерал-майором, генерал-адъ­ютантом, корнетом Кавалергардского корпуса, шефом Ахтырского гусарского полка. Он стал кавалером орденов: шведского – Меча, поль­ских – Белого Орла и Св. Станислава и Мальтийского креста. За короткий срок З. получил от имп. Екатерины II крупные денежные пожалова­ния: более 5 раз получал по 5 тыс. руб. сверх 20 тыс., выданных ему на первоначальное обза­ведение, и 240 тыс. на уплату долгов. Между тем положенное ему весьма значительное для того времени жалованье шло своим чередом. Поми­мо крупных денежных наград и драгоценностей (более чем на 200 тыс. руб.), З. получил велико­лепный дом в СПб около Зимнего дворца, а так­же обширные земельные владения в Лифляндии и местечко Шклов близ Могилева, купленное Екатериной II для З. за 450 тыс. руб. Не имевший ранее собственности, З. в одной лишь Могилевской губ. стал владельцем 14 тыс. душ крестьян. Фавор его у императрицы продолжался всего 11 месяцев, и в результате обострения отношений со светл. кн. Г. А. Потёмкиным, в мае 1778 он был удален от Двора.

Покинув СПб, он отправился путешествовать за границу. Возвратившись в сентябре 1778 в Россию и поселившись в Шклове, З. зажил там «настоящим магнатом – в пышных раззолочен­ных залах, давая почти ежедневно обеды на сто приборов, с пушечною пальбою, своею соб­ственною музыкою, иллюминациями и маскара­дами. Поэтому в Шклове был беспрерывный съезд соседей и всей губернской знати... и, по свидетельству современников, не было тогда в России ни одного богатого и знатного барина, который жил бы так широко, как жил Зорич. Все было у него в Шклове: кроме всевозможных уве­селений, там велась такая страшная картежная игра, примеры которой не бывали ни прежде, ни после. К гостеприимному Зоричу собирались игроки всех наций: греки, сербы, французы, нем­цы, итальянцы, молдаване и даже турки, не го­воря уже о поляках и русских. Зорич был сам охотник метать банк...». Желая употребить свои огромные богатства отчасти и на общественную пользу, З. в ноябре 1778 основал Шкловское бла­городное училище на 60 дворянских детей (в 1797 взято на казенное содержание с переиме­нованием в кадетский корпус; переведенный в Москву, до 1917 он был известен как 1-й Московский кадетский корпус). В 1780 его посетила в Шклове, проездом, имп. Екатерина II; устро­енный ей З. сказочный по великолепию прием стоил таких огромных затрат, которые оконча­тельно пошатнули его материальное положение. Окружавшие З. проходимцы начали печатать в Шклове фальшивые ассигнации; возникло дело, легшее пятном и на З., и он в июле 1784 был уво­лен от службы. С воцарением имп. Павла I вновь принят на службу, в декабре 1796 назначен ше­фом Изюмского гусарского полка, а через месяц произведен в генерал-лейтенанты. В сентябре 1797 вновь уволен от службы. Скончался в Шкло­ве в возрасте 54-х лет, похоронен там же. Будучи холост, оставил свыше 2 млн. руб. долга.

Выдающиеся сановники.»)

Он отличался неусыпною деятельностью и совер­шенным бескорыстием – добродетелью, редкою во всякие времена. Служа так долго при таможне, он мог бы нажить большое состояние, но всегда этим гнушался. Однажды по­пался русский купец с контрабандою; она состояла из дорогих материй, парчи и тому подобного. Купец является в кабинет Радищева, просит, чтоб пропустить его товар, и подает ему большой пакет с ассигнациями. Его велели вытолкать. На другой или на третий день приезжает жена этого купца к жене Радищева, бывшей в постели после родов, и кладет ей золотой на зубок. Поговорив о своем деле, она отправилась домой. По уходе ее заметили, что в углу другой комнаты оставлен боль­шой кулек, набитый дорогими парчами, материями и пр. Тот­час посылают верхом лакея догнать купчиху и бросить ей кулек на дрожки. Однако ж купец нашел протекцию у князя Потемкина, и ему велели возвратить товар. Радищев сказал: «Ну вот и хорошо! Теперь мне нечего говорить». Подобные случаи часто встречаются в таможне. Радищев рассказывал, что, служа в таможне, он имел однажды случай положить в карман вдруг полтора миллиона из каких-то забытых или пропущенных сумм, не значившихся по счетам, только взяв в часть двух или трех человек. Однако ж демон корысти его не соблазнил.

Но самые честные люди не избегают злоречия и подозре­ний. В то самое время, как Радищев сделан был директором таможни, его отец, имевший свой конский завод, прислал ему четверку прекрасных каретных лошадей. Одна знатная дама (А. Н. Нарышкина), увидевши его экипаж, вскричала: «Вот Радищев, не успел попасть в директоры таможни, сейчас и явилась новая четверня». Многие осуждали его за то, что он не пользуется таким хорошим случаем сделать себе хорошее состояние (Se charger la conscience pour que son fils puisse etre un gros seigne un). ^* Но он был патриот, философ XVIII века и презирал эти суждения. Преемник его в долж­ности директора С.-Петербургской таможни Миркович, про­быв менее года в этой должности, вышел в отставку с полу­миллионом в кармане, приобретенным в такое короткое время.

________

* Перевод: Действовать вопреки совести, чтобы сын мог стать знатным вельможею. __________

Было известно несколько видов этой ткани: гладкие, петельчатые, стриженые. Употреблялась она для из­готовления дорогих одежд и для обивки мебели.

В Древней Руси это была одна из самых дорогих и любимых тканей. Начиная с Х no XIII век единственным поставщиком ее была Ви­зантия. Но византийские аксамиты до нас не дошли, техника изготовления их к XV веку была забыта, а название удержалось. До нас дошли венецианские аксамиты XVI – XVII веков.

Большой спрос аксамита на Руси в XVI – XVII веках и его дороговизна вызвали усиленное подражание. Рус­ские мастерицы удачно имитировали богатые узоры и петли аксамита. К 70-м годам XVIII века мода на аксамит прошла и ввоз тка­ни в Россию прекратился.

In 1776 the British philosopher and economist Adam Smith declared in his classic economic study, The Wealth of Nations, that slavery was uneconomical because the plantation system was a wasteful use of land and because slaves cost more to maintain than free laborers.

Политика протекционизма, проводимая Петром I и его преем­никами, предусматривала приписку и продажу крестьян и целых деревень владельцам мануфактур, и прежде всего таких, которые поставляли в казну необходимые для обороны изделия (железо, сукно, селитру, пеньку и т. д.). Указом 1736 г. все работные люди (в том числе вольнонаемные) признавались крепостными владельцев завода. Указом 1744 г. Елизавета подтвердила поста­новление от 18 января 1721 г., разрешавшее частным мануфакту­ристам покупать к заводам деревни. Поэтому неудивительно, что во времена Елизаветы целые отрасли промышленности (если не почти вся промышленность) зиждились на подневольном труде. Так, во второй четверти XVIII в. на большинстве заводов Стро­гановых и Демидовых использовался исключительно труд кре­постных и приписных крестьян, а предприятия суконной про­мышленности вообще не знали наемного труда – государство, заинтересованное в поставках сукна для армии, щедро раздава­ло заводчикам государственных крестьян.

Сложная картина была и на предприятиях, принадлежав­ших государству. Перепись работных людей уральских государ­ственных заводов, проведенная в 1744 – 1745 гг., показала, что вольнонаемные среди них составляли лишь 1,7 %, а остальные 98,3 % работали в принудительном порядке.

Правда, предприятия заводчиков, не пользовавшихся покро­вительством казны (в полотняной, шелковой и других «нестрате­гических» по тем временам отраслях промышленности), обходи­лись преимущественно вольнонаемным трудом. Однако в целом перевес был на стороне крепостнических форм организации про­изводства, что не могло не отразиться самым пагубным образом на экономическом развитии страны. Во второй половине XVIII и особенно в первой половине XIX в. мануфактурная промыш­ленность, построенная на феодальных формах эксплуатации, определила в совокупности с другими факторами отставание Рос­сии по ряду важнейших показателей от европейских держав.

Борьба за наследие Петра. Москва, изд. «Мысль». 1986.)

Господню волю исполняя,

До встока солнца на полях,

Скупую ниву раздирая,

Волы томились на браздах;

Как мачеха к чуждоутробным

Исходит с видом всегда злобным,

Рабам так нива мзду дает.

Но дух свободы ниву греет,

Бесслезно поле вмиг тучнеет:

Себе всяк сеет, себе жнет.

С 1762 по 1788 год взамен ранее существовавших деревян­ных сооружались гранитные набережные левого берега Невы – от Ново-Адмиралтейского канала до Литейного про­спекта (исключая район Адмиралтейства). Первой была по­строена Дворцовая набережная, а затем нынешние набережные Кутузова и Красного флота. Имя автора проекта этих на­бережных до настоящего времени установить не удалось; известно только, что их строительством руководил крупный петербургский зодчий Ю. М. Фельтен. Каменные стенки дли­ною около четырех километров придали панораме реки еди­нообразный характер. Архитектурному единству берегов Невы способствовала и облицовка гранитом стен Петропавловской крепости.

Строгость, стройность невских набережных оттеняется мяг­кой пластикой лестничных спусков к воде и мостов, изо­гнувшихся над протоками. Самый большой из этих мостов – Прачечный – имеет три пролета и перекрывает Фонтанку, ответвляющуюся от Невы в том месте, где когда-то находи­лись дворцовые прачечные, давшие мосту название. Построй­кой Прачечного моста в 1766 – 1769 годах руководил «квадраторного дела мастер» Тимофей Насонов. Верхне-Лебяжий и Эрмитажный мосты имеют по одному про­лету. Один из них пересекает Лебяжий канал, отделяющий Летний сад от Марсова поля, а другой – Зимнюю канавку, соединяющую Неву с Мойкой недалеко от Зимнего дворца. Оба моста, созданные тоже в 1760-х годах, почти одинаковы по архитектурному решению. Аналогичен им и мост, распо­ложенный на пересечении улицы Халтурина с Зимней канав­кой, берега которой были облицованы камнем в 1783 – 1784 годах.
(М. В. Иогансен, В. Г. Лисовский. кн. «Ленинград».)
по болотомъ…
БОЛОТОВ, АНДРЕЙ ТИМОФЕЕВИЧ – писатель второй половины прошлого столетия, род. в Тульской губ., в родовом сельце Дворенинове (Алексинского у.), 7 октября 1738 г. Первые годы своей жизни провел с родителями в Лифляндии и Финляндии, где служил его отец. 10-и лет был зачислен каптенармусом в армейский полк, находившийся под командой отца его. На 12 году Б. лишился последнего, а через два года умерла и мать. Пробыв некоторое время на родине, Б. вступил 17-ти лет, в 1766 г., на действительную службу сержантом в Архангелогородский полк и в 1757 г. отправлен офицером в прусский поход, где принимал участие во всех важных битвах. В 1758 – 61 гг. он служил в канцелярии русского военного губернатора Восточной Пруссии, а в начале 1762 г. из полка переведен адъютантом к СПб. генерал-полициймей-стеру бар. Корфу, но скоро вышел в отставку и еще до воцарения Екатерины II уехал в свою деревню.

Здесь он женился и провел всю остальную часть жизни, деятельно занимаясь сельским хозяйством в своем имении и управляя также имениями графа Бобринского. Умер 96 лет, 7-го октября 1833 года. К концу жизни он совершенно ослеп. Жена пережила мужа на один год и скончалась 85 лет, проведя в замужестве 70 лет.

….

Главным его занятием, как уже сказано, было сельское хозяйство, и, принимая во внимание его труды на этом поприще, его следует считать лучшим русским агрономом XVIII ст. Б. издавал чрезвычайно солидные для своего времени сельскохозяйственные журналы: «Сельской житель» в 1778 – 79 и «Экономический магазин» в 1780 – 89; оба выходили в Москве.

ст. «Болотов А. Т.»)

Петербургское английское собрание было организовано в 1770 году фабрикантом Францисом Гарднером. Из 50 учре­дителей этого общества большинство составляли английские коммерсанты, вследствие чего это общество и было названо «Английским собранием».

Многолетняя работа в Коммерц-коллегии и в Петербургской портовой таможне расширяла его связи с деловыми кругами. Президент Коммерц-коллегии А. Р. Воронцов привлек Ради­щева к работе в Комиссии о коммерции. В экономической жизни России XVIII века Комиссия о коммерции играла значитель­ную роль.
(Д. С. Бабкин. Первые биографы А. Н. Радищева.)


Чрьленъ стягъ, бЂла хорюговь, чрьлена чолка, сребрено стружiе храброму Святъславличю.