ГЛАВА 17 Как переключаться в игре

ГЛАВА 17 Как переключаться в игре

Для того чтобы победить, нужно хорошо начать. До сих пор, хоть и опыт у меня богатейший, волнение накрывает. Оно улетучивается после второго удачного касания мяча. Дебют – это наиважнейший период. Здесь ты усилием воли контролируешь ноги, голову, глаза и старательно прислушиваешься к тому, что принято называть шестым чувством. И когда все эти старания органично вплетаются в такт игры, ты уверенно становишься ее центром и обретаешь прилив дополнительной энергии. Тревога сменяется спокойствием – мудрым, внимательным спокойствием. Но если ни первое, ни второе касание у тебя не получаются, ощущаешь, как соперник начинает доминировать и потихонечку задавливать тебя и физически, и психологически. В такие переломные мгновения важно не потерять контроль над собой. Я обычно мобилизуюсь еще сильнее. Понимаю, что больше права на ошибку у меня нет. И тогда я всю душу вкладываю в самое обыкновенное касание мяча, пас на пять метров делаю так, будто от его точности зависит будущее цивилизации. В девяноста девяти случаях из ста я осаживаю противника, выравниваю чашу весов, и потом уже без лишнего волнения интрига противостояния пишется с чистого листа.

Девяносто минут беспрерывной войны. Одиннадцать на одиннадцать и один на один. Каждая микродуэль может оказаться решающей. Вы не представляете, какой это адреналиновый кайф! Какая проверка на прочность! Иногда усталость жутко накрывает, и тогда приходится откуда то из глубины доставать «морально волевые». Все больше и больше. И уже кажется, что все – сейчас упадешь и не встанешь, но все равно бежишь. А наперерез так же из последних сил уже несется – язык на плечо – и прыгает в ноги твой оппонент. Мы вместе падаем, жадно хватая воздух, встаем, украдкой смотрим друг на друга, чтобы понять, кто «сдохнет» первым, и снова бросаемся в борьбу. И борьба эта идет на всех уровнях, но я в любой ситуации стараюсь не забывать про голову. Да, я не раз и не два, когда был не в порядке, проигрывал физически, но не могу припомнить случая, чтобы кому то уступил тактически. Мозг как компьютер, он тоже дымится от перенапряжения, там идет своя работа: оценка каждого эпизода, соизмерение этого эпизода с общей игровой стратегией. Ты просчитываешь, как тебе сэкономить силы, а в какой момент, наоборот, выжать себя на двести процентов.

Здесь важна любая мелочь. У меня такое амплуа, что я обязан видеть все, что творится не только на поле, но и за его пределами. Урывками в паузах бросаю взгляд на тренерские скамейки: свою и чужую. Если замечаю, что тренер соперников излишне нервничает, а то и вовсе пребывает на грани истерики, понимаю: он чувствует приближение проблем. И это всегда придает мне сил. Я и партнеров стараюсь завести: вот он, момент, когда надо поднажать и дожать. Иной раз даже по тому, как тебя толкают и бьют, осознаешь: оппоненту кранты. Он уже и ударить нормально не может. И вновь мобилизуешься даже не до предела, а сверх предела. Вот в такие мгновения зачастую и решается судьба поединков. Опередишь своего визави на долю секунды – и дело сделано.

Сейчас, когда опыта вагон, я и особого значения не придаю тому, кого обыграл, из под кого сделал передачу и через кого забил. Думаю только о команде, а личные амбиции молчат. Это раньше начитаешься газет, где все только и пишут о принципиальной дуэли, допустим, Титов Смертин, и восприятие футбола меняется. Ты, сам того не осознавая, начинаешь не играть, а доказывать, кто круче! Там, где можешь отдать пас, бросаешься обыгрывать своего «кровника». Часто получается, но все равно далеко не всегда это идет на пользу команде. Кстати, в противостоянии с друзьями ситуация точно такая же. Да, мы «не убиваем» друг друга, но из кожи вон лезем довольно выразительно… Пустое все это! Не нужно зацикливаться, необходимо помнить, что все это ерунда в сравнении с результатом матча. А на результат влияет прежде всего трезвый разум. Не захлебнуться эмоциями очень важно. Импульсивные команды больших побед почти никогда не одерживают. Они могут прибить середняков, размазать по газону аутсайдеров, но против тех, кто умеет держать удар и оставаться хладнокровным, они бессильны. В нашем деле можно пропустить гол, два, но главное – не дрогнуть. Если ты сохраняешь способность думать на поле, ты все можешь исправить.

* * *

Вообще же такие избитые понятия, как «инициатива» и «психологическое преимущество», слишком иллюзорны, и досконально объяснить их природу я не в состоянии. Ведь были исключения в моей практике: ничего не получается, и соперник тебя волтузит как хочет, но один эпизод, в котором ты внезапно даже для самого себя вспыхнул и изобрел что то интересное, меняет все в противоположную сторону.

Бывает и наоборот: одно столкновение – и интерес к игре на какое то время потерян. Никогда не забуду, как первый раз увидел тяжелую травму. Тчуйсе тогда выступал за «Черноморец». С Валеркой Кечиновым они неслись прямо на меня, и Кечин сделал вроде бы безобидный подкат. Наклоняюсь к лежащему камерунцу и чувствую, как сердце проваливается в пропасть. Я даже не сразу сообразил, что происходит, и только потом до меня дошло: стопа у Тчуйсе развернута в другую сторону.

Безумно страшно было, когда в 2002 м в матче с «Динамо» Виталий Гришин пополам сломал ногу Димке Парфенову. Треск слышал весь стадион. Меня спасло то, что я сидел на трибуне. Те же ребята, которые стали очевидцами случившегося, впоследствии не раз видели Димкину изуродованную ногу по ночам.

Парфеше нередко жестоко доставалось. Однажды в матче с «Локомотивом» в верховой дуэли Дима получил удар по голове. Я подоспел к лежащему другу первым, и прямо на моих глазах у Димки стала расти по центру лба шишка. Она увеличивалась и увеличивалась в размерах, а я не знал, что делать. Состояние жуткое. Отдаю должное Парфешкиному мужеству: парню перебинтовали голову, и он продолжил матч.

Еще более ужасающее зрелище было в 2007 году в финале Кубка Первого канала с ЦСКА. Ромка Павлюченко и Серега Игнашевич столкнулись в воздухе. Удар был громким, сразу стало ясно, что без последствий не обойдется. У капитана ЦСКА за считаные секунды вырос «рог» даже массивнее, чем когда то у Димки. Да еще и рядом с височной костью. Я за Серегудико перепугался. После смерти Сергея Перхуна удары в височную часть черепа шокируют всех в футбольном мире. То роковое столкновение Перхуна с Будуном Будуновым до сих пор часто всплывает в моем сознании, и сердце тут же начинает побаливать. Сережа, вечная тебе память! Дай бог, чтобы таких трагедий спорт больше не знал.

Когда в 2006 м мне сломали одну из лицевых костей, я улавливал ужас в глазах партнеров и соперников. Отдавал себе отчет в том, что творилось с моими близкими, и беспокоился тогда только за них. О своем здоровье на поле не думаешь, плохие мысли гонишь поганой метлой куда подальше.

* * *

После того как кто то получает страшную травму, минут десять пятнадцать все играют на автопилоте. Я видел много крови, терпел много боли, сталкивался со многими неприятными вещами, но все это не так жестоко бьет по психике, как увечье, которое нанесли человеку только что на твоих глазах. И лишь спустя какое то время путем неимоверных волевых усилий ты позволяешь игре вновь тебя захлестнуть.

Чтобы завершить разговор на неприятную тему травм, скажу, что меня всегда восхищали такие люди, как Дима Ананко, которые осознанно шли на мучения. По динамике эпизода было очевидно, что футболист, сунув в ту «мясорубку» ногу, покинет поле на носилках. Но того же Ананко это никогда не смущало.

Сейчас поймал себя на том, что Дмитрии – как правило, терпеливые, бесстрашные и не показывающие своих страданий настоящие мужики. Хотите вырастить бойца – назовите его Димоном.

Парфенов, Аленичев, Торбинский, Ананко и, конечно же, Хлестов… Хлест никогда не лежал на поле. Он никому не показывал, что ему больно. Вскакивал на ноги и тут же бежал как ни в чем не бывало. Бара не апеллировал к судьям, не выяснял отношения с партнерами, он просто делал свое дело. Максимум, на что он был способен, это что то пробурчать себе под нос. Уж какие слова он себе говорил – загадка. Спорт невозможен без черного юмора. И так получалось, что когда Димке было больно, его партнерам становилось смешно. Потом мы в раздевалке часто Хлеста передразнивали, строя разные рожицы. Когда человек пытается скрыть боль и взять под контроль мимику, а та не поддается, это выглядит забавно.

Уникальный Хлестов и в своей немногословности был уникальным, потому что двадцать один из двадцати двух человек, находящихся на поляне, не умеют играть молча. Ор стоит такой, что уши закладывает. Это наша национальная традиция – ругаться, когда эмоций в избытке. Причем ругаться не друг с другом, а вообще. Абстрактно. Я, например, в повседневной жизни ненормативную лексику не использую, но на поле порой случается… Ну как же без этого? Во первых, времени на культурную речь там у тебя нет. Во вторых, ее никто не поймет и слова твои уйдут в пустоту. И в третьих, мат – это конкретность, весьма эффективная. Да и потом, порой человеку трудно справляться с напряжением, а блеснул «великим и могучим» – уже полегче. Хотя есть мнение, что лучше не расплескивать себя, а беречь силы, концентрировать их, чтобы в нужный момент «выстрелить». Наверное, здесь есть доля истины, только это палка о двух концах. Интеллигент Витя Булатов, как и Димка Хлестов, играл молча, аккумулировал энергию. Но когда его выводили из себя, Булат превращался в разъяренного монстра. И в своем гневе для соперников он был чертовски опасен.

Я вообще очень настороженно отношусь к молчунам: в тихом омуте… Бывает, на международной арене встречаешься с кем то и минуте на тридцатой замечаешь: вон тот парень ни на что не реагирует, «застегнут на все пуговицы» – будь с ним бдителен.

Такой может так треснуть, что мало не покажется. Одним из самых сложных противников в этом плане для меня оказался Кларенс Зеедорф. Носится эдакий «квадрат Малевича» без мимики, без жестов, и ты его не понимаешь, не можешь просветить. Пытаешься с ним перекинуться парой фраз – бесполезно, никакой реакции. Жутко неуютно.

В России то я уже давно почти со всеми контакт наладил. Бывало, опекун мне заедет от души, а я улыбнусь: «Друг, мы один хлеб едим». Соперник посмотрит на меня, и что то внутри у него поменяется: оказывается, Титов не Франкенштейн, каким его пытался преподнести тренер.

Случалось и такое, что парень носился за мной как угорелый, демонстративно скалил зубы, «кусал» ого го как, а в паузах шептал на ухо: «Егор, извини, ради бога. У меня установка тебя «сожрать». Мне за тобой даже в туалет велено следовать».

Поведение команды преимущественно зависит от наставника. Валерий Георгиевич Газзаев еще несколько лет назад мог так завести и своих, и чужих, что искры по всему полю летели. Доходило до рукопашных стенка на стенку.

Не менее импульсивным был Юрий Павлович Семин. Как же он на «Спартак» людей настраивал, он про нас такие «легенды» слагал! Во время матча сам готов был выбежать на газон и броситься на кого нибудь из нас с кулаками. Меня до глубины души поразило, как в 1995 м в Черкизове Семин чуть не подрался с Колей Писаревым. Очень яркая сцена. Юрий Палыч в темных очках и со жвачкой во рту окликает уходящего Писарева и принимается ему пихать, Коля разворачивается и контрнаступает. Перепалка должна была перерасти в драку, да окружающие разняли. Тот эпизод повлек за собой длительную дисквалификацию Николая, которая и подтолкнула его к повторному отъезду за границу.

Впрочем, среди соперников были и стратеги, которые вместо агрессии сеяли хорошее настроение. Байдачный и Гамула – вот два истинных Цицерона. Мало того что нецензурные слова в их исполнении превращались в песню, так они изобретали выражения, из за которых меня прямо во время матча пробивало на смех. Я намеренно уши торчком держал, чтобы послушать, как эти кудесники ораторского искусства своим подопечным благие советы дают. Привел бы сейчас пару их фирменных выражений, да не могу себе такую вольность позволить.

Романцев и в этом был нетипичен. Он единственный тренер в стране, чье настроение с поля было неуловимо. Сколько я на нашу скамейку ни смотрел, всегда одна и та же поза: нога на ногу, левая рука согнута в локте и лежит на бедре, правая – держит сигарету. Олег Иванович выкуривал до двух пачек за девяносто минут, то есть дымил практически без перерывов. Вот оно – напряжение большого матча. А для Романцева все матчи были большими, чего не скажешь о нас, футболистах. * * *

Можно сколько угодно кричать о профессионализме, но 99,9 % игроков в определенных ситуациях могут себе позволить чуть расслабиться, особенно если глыба такого масштаба, как Олег Романцев, исчезает со скамейки запасных. 1998 год. На кубковый матч с никому не известным тогда «Амкаром» наш «Спартак» из за болезни главного тренера отправился под руководством Виктора Самохина. Поездка была отдыхающей. Мы все с уважением относились к Сергеичу, но в сравнении с Иванычем любой наставник казался нам обыкновенным, а не небожителем, которого принято бояться. В день игры мы с ребятами вовсю рубились в карты (Романцев бы нас за такие вещи стер в порошок), а Самохин за три часа до начала встречи лишь попросил нас серьезнее отнестись к делу. Мы его успокоили: «Сергеич, сейчас доиграем». «Сейчас» явно затянулось. В футболе есть золотое правило, только не все его признают: если решишь, что соперник заведомо слабый, а он окажется не из робкого десятка, то в игре ты свое сознание уже не переделаешь. Перестроиться под силу только уникумам. В Перми мы нанесли около сорока ударов по воротам, но из за сидящей в нас расхлябанности вернулись в Москву униженными: ноль один.

После того как в 2003 м Романцев вынужден был уйти из «Спартака», я долго имел проблемы с настроем. Бегал по полю, а в голову лезли мысли, к футболу отношения не имеющие. Но это все исключения из правил. Я человек ответственный, прекрасно умею концентрироваться на себе и на своих партнерах. Да, по ходу матча я многое слышу и вижу, однако воспринимаю только ту информацию, которая для меня полезна. В паузах, которых в любом матче бывает предостаточно, всегда улавливаю выкрики зрителей. Кричат обо мне часто. Разное. И о команде тоже. В этом плане самым стабильным городом был Владикавказ. Там помимо прекрасной еды и лучшего газона в стране в «ассортимент услуг» входила безграничная «любовь» местных болельщиков. Только появляешься на предматчевой разминке – многотысячная толпа начинает скандировать непристойное «Спартак» – пи…с!» и на протяжении двух часов продолжает гнуть свою линию. Так происходило из года в год. Меня подобная слаженность масс и их завидное постоянство всегда искренне удивляли. Особенно в тот период, когда владикавказская команда тоже называлась «Спартаком».

Осетины – потрясающие люди. По отдельности очень заботливы и гостеприимны. Сообща – диаметрально противоположны. Впрочем, подобные перемены не раз доводилось наблюдать и в других городах, в том числе и в родной Москве.

В далеком 2001 году в «Лужниках» во встрече с ЦСКА при счете один ноль в нашу пользу фанаты сошлись в рукопашной, а затем устроили невиданную ни до, ни после кресельную войну (двумя годами ранее в Раменском масштаб был поменьше). Потом они на какое то время объединились против ОМОНа и милиции и закидывали креслами уже их. Эхо в «Лужниках» запредельное. Шум, дымовая завеса и летящие желтые, оранжевые, красные сиденья – как в самом ужасном триллере – повергли футболистов в настоящий шок. Мы все остановились, забыли об интриге матча и смотрели туда, где продолжали разворачиваться боевые действия. Затем, когда игра возобновилась, мы так и не смогли переключиться назад, отбегали до финального свистка на автопилоте. Каждый продолжал украдкой смотреть на фанатские сектора. Было как то не по себе. И победе я потом даже толком не сумел порадоваться.

Тот выигрыш над «красно синими» тогда представлялся рядовым, даже каким то посредственным. Скажу больше: к тому моменту острота восприятия ЦСКА как сильного и извечного соперника в очередной раз притупилась. В школе я относился к «красно синим» как к врагам, которых нужно размазать по поляне во что бы то ни стало. Помню, с каким восторгом реагировал на то, как в Высшей лиге наши крошили «заклятых» в мелкий винегрет: шесть ноль! Хет трик Ледяхова. И за первую пятилетку существования российского чемпионата, в ходе которого гегемония «Спартака» не вызывала сомнений, в Тарасовке ЦСКА должным образом уважать перестали. Но в 1998 м армейцы врезали нам в челюсть: четыре один, и страсти закипели с новой силой. И опять мы быстро взяли ситуацию под свой контроль. Казалось, что стоит нам только нормально настроиться, как у ЦСКА не будет и шанса. Однако мы, хоть этого и не замечали, уже потихонечку сдавали свои позиции, у армейцев же президентом стал Евгений Гинер.

Знать бы, что тот «кресельный» матч станет последним нашим победным над «красно синими». Я бы наверняка по другому его воспринимал. С тех пор вот уже семь лет мы не можем ничего с ЦСКА поделать. Досада страшная, хоть на стенку лезь! У нас в команде подобраны серьезные легионеры, но многим из них не хватало понимания того, что ЦСКА – это не «Амкар» и не «Ростов». В битве с ним нужно «умирать» на поле. Полагаю, что после того как в наш основной состав влилась масса молодых спартаковских воспитанников, за счет патриотизма мы неприятную традицию сломим. Вот увидите! Для меня сражения с армейцами носят особый подтекст еще и потому, что в 2005–2006 годах именно «красно синие» мешали нам завоевать чемпионство.

Никогда не прощу себе безволия. И болельщики нам его не простят! Поэтому когда мяч валится из ног и соперник, как у нас говорят, тебя возит рылом, остается одно – рвать и метать. Бросаться в любое единоборство, как под танки. Как знать, и соперник может дрогнуть, и везение повернуться лицом. Но тогда все наши прыжки и подкаты были бесполезны. Такие матчи нужно анализировать и тут же забывать! Жить с ними в обнимку невозможно – сердце не выдержит.

Я многие воспоминания о той встрече путем титанических усилий воли сумел вырвать из своего сознания. Остались мелкие нюансы. Так, например, помню, что весь второй тайм мы отбегали молча. Это редкость неописуемая!

* * *

Вообще то на поле постоянно идет подсказ. Предельно краткий. «Лево!», «Право!», «Сзади!», «Вперед!», «По своей!», «Вышли!». Только в игровых паузах можно относительно спокойно успеть что то обговорить, поделиться с партнером какими то придуманными хитростями. Но в переполненных «Лужниках» или на любом английском стадионе это бесполезно. Тебе что то кричат, а кажется, будто это рыбы в аквариуме просто открывают рты. Иной раз так наорешься, что голос садится.

В «околозимний» период, особенно если ветерок продувает до костей, щеки замерзают и челюсть становится такой, словно стоматолог сделал тебе укол новокаином. Издаешь какие то звуки и сам себя не понимаешь. И вот носятся двадцать два таких красавца с перекошенными физиономиями, и каждый пытается что то сказать. Просто комедия. Я с годами научился читать по губам – хоть какое то подспорье, большинство же в такие периоды действуют «вслепую», по наитию.

Потом, когда отогреваемся под душем и дар речи восстанавливается, начинаем друг над другом смеяться: «Тит, ну тебя и расколбасило! Ты чего кричал то?!» Открывается импровизированный театр мимики и жеста. Я, кстати, если кого то передразниваю, то, как правило, получается очень похоже. Попросите меня показать вам замерзшего Аленя или заледеневшего Юрку Ковтуна – не отличите от оригинала! Это разновидность нашего профессионального юмора.

Только вот после выездного матча с «Сибирью» в 2007 году мне было не до смеха. Никогда в жизни так не мерз. Мороз минус двадцать. Повышенная влажность. Северный, чуть ли не ураганный ветер. Задубевшее искусственное поле. Мы, когда попали в такие условия, все понять не могли: составители календаря когда нибудь были в феврале в Новосибирске?

Я бегал как заведенный, но все равно превратился в сосульку. Очень испугался за уши. Они вначале дико болели от холода, а потом я их и вовсе перестал чувствовать. Тер их – все бесполезно, как будто нет у меня ушей. Тот футбол был сродни подвигу, тем более что мы победили. Безумно жалко Ромку Павлюченко. На ровном месте сломался. Абсолютно на ровном. Видимо, теплолюбивому Павлику были противопоказаны такие эксперименты над организмом.

Когда мы доковыляли до раздевалки, набились в душевой и я оказался под краном с теплой водой, испытал жуткую боль. Чудилось, что подожгли все тело.

* * *

Разумеется, я не собираюсь жаловаться, лучше процитирую Макаревича:

Возникло впечатление, что написано это про нас – профессиональных футболистов. Каждая строчка – в точку. И за удачей мы охотимся ого го как! Увы, бывает и такое, что по ходу поединка сразу становится ясно: вместо удачи человек поймал за хвост диаметрально противоположную птицу. В кубковом матче 2007 года в Питере Лешка Ребко получил очередную долгожданную возможность в составе закрепиться – так схватил две глупейшие желтые карточки и еще в первом тайме оставил нас в меньшинстве. Я за Леху сильно встревожился, сразу в памяти всплыли аналогичные совершенно необъяснимые «проступки» других моих партнеров, которые оборачивались для них окончанием спартаковской карьеры. В 2001 м на том же питерском стадионе «Петровский» Саня Ширко, сам не зная, с чего это вдруг, схватил мяч рукой. Удаление. Мы проиграли со счетом один два, и Олег Иванович на Шире тут же поставил крест.

Кстати, в той встрече произошел и забавный эпизод. После того как Димка Парфенов реализовал пенальти и мы повели в счете один ноль, на поле прорвался разъяренный питерский болельщик в одних трусах. Он бежал прямо на арбитра Сухину, а траектория его забега пролегала в метре от меня. Сработал рефлекс, и я шагнул наперерез. Фаната я приостановил, но, оглянувшись на судью, понял, что тот обошелся бы без моей помощи – не зря же Сухина работает в Институте физкультуры. У него высочайшая стартовая скорость. С места рефери набрал такие обороты, что, полагаю, сдал нормативы на десять лет вперед. Я потом долго дивился таким открывшимся спринтерским способностям человека и до сих пор улыбаюсь, воскрешая в памяти те подробности.

С арбитрами вообще случается немало любопытных эпизодов. Мы играли с «Динамо» на «Динамо». Побеждали. Под самый занавес встречи возникла пауза, и Писарев на первый взгляд ни с того ни с сего начал предъявлять Баскакову претензии. Судья ему говорит: «Коля, успокойся, а то дам тебе желтую карточку». Коля завелся: «Ну дай! Дай мне желтую!» Юра ему вновь: «Я тебя предупредил. Сейчас желтую покажу», а Коля вновь за свое: «Ну покажи! Покажи мне желтую! Что, кишка тонка?!» Я стоял рядом и смеялся «в ладошку». Знал, что Писарев своего добьется. И когда наконец то, спустя секунд тридцать, Баскаков зажег желтый свет, Коля, с трудом скрывая удовольствие, побежал прочь. Просто ему было выгодно пропустить следующий матч. Нам предстоял фактически «проходной» выезд в какую то глухомань, а Писаря от гостиниц «советской формации» всегда воротило, да и на карточках Коля висеть переставал и вновь обретал полную свободу на поле.

В ходе любого матча случается немало примечательных историй. И у каждой из них свой характер. Все вместе они образуют потрясающий спектакль, быть участником которого – высшее наслаждение. Поэтому то даже с миллионными контрактами, оказываясь на скамейке запасных в «Челси» или «Барселоне», футболисты кусают губы от досады. Каждому из нас хочется быть там – на авансцене или, говоря нашим языком, в «мясорубке». Дай бог мне продержаться в ней еще годочков пять.

ГЛАВА 18 Как вести себя с судьями

Был период, когда мой отец по утрам с мужиками гонял мяч. Однажды они играли в манеже «Динамо», судьи у них не оказалось, тогда мне дали свисток в руки: «Дерзай. Егор!» И я, четырнадцатилетний, обслуживал матч с участием ветеранов. Сейчас понимаю, что правила по настоящему мне были не знакомы, во многих вещах я совсем не разбирался, и если бы я не был сыном Ильи Титова, мне бы прилично досталось на орехи. Как бы то ни было, в тот же день на игру за свой год я приехал жутко собой довольный и с гордостью всем рассказал, что испытал себя в качестве арбитра. С тех самых пор судейская тема мне небезразлична. Сегодня и вовсе, когда смотрю любимый вид спорта по телевизору, ловлю себя на мысли, что анализирую действия «людей в черном»: здесь бы я дал штрафной. А здесь бы – нет.

Зато когда пробился в основной состав «Спартака», я, как и любой нормальный девятнадцатилетний футболист, не обращал внимания на то, кто будет нас судить. Потому что представителей этой профессии я лично не знал, да и не придавал столь серьезного значения роли служителей Фемиды. Только осенью 1996 го впервые призадумался над тем, что каждому игроку необходимо учитывать особенности арбитража того или иного обладателя судейского свистка. Мы проводили тот самый легендарный матч с «Торпедо», в котором, уступая со счетом один три, сумели вырвать победу: четыре три. При счете два три в штрафной площади соперника я получил по ногам, но для пущей убедительности постарался упасть покартиннее. Приземлился на газон в полной уверенности, что сейчас будет пенальти. Поворачиваюсь, вижу, как Хусаинов на бегу достает горчичник, внутренне уже ликую: сейчас нарушитель получит желтую, а Горлукович сравняет счет с одиннадцатиметровой отметки. И вдруг осознаю, что желтую карточку предъявляют мне. Тогда, к слову, за симуляцию еще не наказывали. Однако Хусаинов решил, что нужно преподать мне урок на будущее. И вот я, как побитый пес, возвращаюсь к своим воротам: от досады выть хочется, про себя костерю арбитра на чем свет стоит, а в голову закрадывается мысль: с Хусаиновым больше никакого артистизма. С ним нужно быть абсолютно честным: он свистит то, что видит. Считаю его одним из сильнейших арбитров, с которыми мне когда либо доводилось пересекаться. Очень яркий! И как рефери, и как личность Хусаинов всегда вызывал у меня уважение. До сих пор помню, как в бушующем котле владикавказского стадиона он подошел к возмущающемуся Валерию Газзаеву и протянул тому свисток: дескать, суди сам! Валерий Георгиевич сразу угомонился, и Хусаинов спокойно доработал матч до конца.

Сегодня таких харизматических рефери почти не осталось. Вот недавно и Валентин Иванов свисток на гвоздь повесил. Большого калибра арбитр был. Единственное, меня настораживало, что все его скандальные промахи совершались почему то против «Спартака». Достаточно вспомнить, как в 2003 м, когда Семак в нашей штрафной площади фолил на Абрамидзе, Валентин назначил одиннадцатиметровый в спартаковские ворота, который перевернул все с ног на голову.

С опытом я стал понимать, что судьи тоже люди. Бывало же, что я не забивал с двух метров. Вот и у них случается «просто не день Бекхэма». Хотя по молодости на арбитров я злился настолько сильно, что был уверен: вот встречусь со «свистуном» случайно где нибудь на улице – обязательно поквитаюсь за все обиды.

В 2006 м в матче с «Москвой» Баскаков на ровном месте придумал пенальти в наши ворота. В итоге мы потеряли заветные очки, деньги и несколько литров эндорфина – гормона удовольствия, который вырабатывается в крови спортсменов после побед. Но я настолько сдержанно воспринял осечку Баскакова, что поразился сам себе. Я в последние годы уже не рвал на себе волосы из за ляпов арбитров, но тут впервые почувствовал: то, что нас засудили, – нормально. Судейство всегда в какой то степени лотерея, в которой на этот раз повезло не нам. Все равно изменить ничего уже не удастся. Так какой же смысл изводить себя напрасными переживаниями?!

Наверное, и по молодости тоже я говорил себе подобные слова, но тогда мне не хватало житейской мудрости, чтобы воспринимать их адекватно.

«Тот, кто прошел через пустоту смерти и не сошел с ума, ценит сам факт жизни в любом ее проявлении». Я не раз был на волоске от футбольной смерти. Если сложить все мои травмы и дисквалификацию, получится, что я два с половиной сезона не имел возможности играть. Два с половиной сезона тяжкой психологической ломки! После этого на многие вещи смотришь иначе, как будто сверху вниз. Боль тебе причиняют лишь поражения, все остальное – суета сует.

Тот же Баскаков – абсолютно нормальный мужик. Мне, например, с ним приятно общаться. Вот уже лет десять мы двигаемся параллельно. Примерно в одно время в вышке начинали: я – играть, он – судить. Знаем друг друга досконально. И это знание позволяет сделать вывод: в том роковом для нас эпизоде человек, как и подобает любому человеку, просто оказался не на высоте. Я считаю, что мы, футболисты, должны абстрагироваться от судейской темы и сосредоточиться на своей работе.

И еще я бы посоветовал моим коллегам заранее учитывать манеру работы арбитра предстоящей встречи. Вот сейчас российскую Премьер лигу обслуживают порядка двадцати – двадцати пяти основных рефери, и для меня среди них нет загадок. Я имею четкое представление об уровне квалификации каждого из них, об их профессиональном почерке, об отношениях к «Спартаку» и непосредственно к Егору Титову. Как только в газетах печатаются списки назначений на ближайшие матчи, я тут же принимаюсь анализировать информацию. Иногда бросается в глаза то, что арбитра, напортачившего в прошлом году в матче, допустим, между «Спартаком» и «Динамо», почему то вновь назначили обслуживать поединок между этими клубами. Это настораживает.

Тогда хорошенько обдумываю план действий: здесь лучше промолчу, здесь, наоборот, поднажму. Ромку Павлюченко предупрежу, чтобы руками от возмущения не махал, и так далее.

Для меня самый тяжелый рефери – Игорь Захаров. Мы с ним как кошка с собакой. Он то ли был военным, то ли просто привык командовать, но его отличает приказной тон, порой перетекающий в грубость. Я же такого обращения не переношу. Захаров и сам не скрывает, что ему нужно быть мягче. Потому что агрессия, которая идет от него в сторону футболистов, бумерангом возвращается назад. Обстановка на поле становится нервозной. В 2005 м в «Лужниках», когда «Спартак» разгромил «Динамо» со счетом пять один, мы с Игорем девяносто минут выясняли отношения. В 2006 м я нисколько не удивился, что у Сереги Овчинникова тот самый нашумевший срыв, предопределивший окончание его карьеры, произошел именно в матче, который обслуживал Захаров. Босс ведь тоже терпеть не может грубости.

Молодые ребята любят возмущаться на поле, что то пытаются доказать судье, зачастую используя ненормативную лексику. В случаях с Захаровым я особо строго предупреждаю наших пацанов: терпеть, не огрызаться, этот может спровоцировать и тут же дать карточку. Вообще нюансов множество. Один арбитр позволяет бороться, другой – нет. Один сразу зажигает желтую, другой ограничивается двумя устными предупреждениями. Один склонен назначать пенальти, другой лучше покажет горчичник за симуляцию.

* * *

Хоть и говорят, что для судей все равны, это все же не так. Да, некоторые арбитры предпочитают самоутверждаться за счет звезд, но обычно авторитетным игрокам позволено чуть больше, чем начинающим и легионерам. И это нормально. Если зеленый, еще ничего не добившийся салага будет учить судью уму разуму, его просто необходимо наказать. Если же подойдет человек, уже не один десяток лет находящийся на плаву, познавший вкус чемпионата мира и Лиги чемпионов, то хочешь не хочешь с ним нужно как то считаться. Футбол – это игра характеров. Кто кого: ты арбитра или он тебя. Некоторые рефери очень охотно «поддаются воспитанию», и когда футболисты на поле пытаются на них давить, те могут дать слабину. Но даже учитывая это, все равно считаю, что молодые не должны к судьям апеллировать. Их время придет с годами. Лично я не помню, когда впервые позволил себе заговорить со служителями Фемиды. Да и сегодня стараюсь вести себя с ними корректно. Свое мнение высказываю частенько, но на хамство никогда не перехожу.

Впрочем, был в моей карьере случай, когда я повел себя вызывающе. В 2001 году в матче с «Ростсельмашем» мяч попал мне в живот, после чего я нанес удар по воротам и открыл счет. Радовался сильно, но, оказалось, Николай Левников гол не засчитал: решил, что я сыграл рукой. Я долго пытался доказать свою правоту – разумеется, ничего не добился. Рассердился жутко. На этой злобе вскоре вновь послал мяч в сетку – удержать меня было нереально. В порыве эмоций подбежал к Левникову и начал стучать себя по руке: дескать, давай показывай, что я опять рукой сыграл. Все мои жесты были очень красноречивыми. Благо вовремя подоспел Эдик Цихмейструк и увел меня от греха подальше.

Поразительно, но с Левниковым связан и другой неприятный момент. В 1999 м году в Волгограде при счете три два в нашу пользу на добавленной минуте этот арбитр назначил нам свободный удар из района штрафной площади, и мы упустили победу. На самом деле мяч попал Валере Кечинову в ягодицу и отлетел в руки к нашему вратарю Андрею Сметанину. Левников почему то посчитал, что Валера умышленно отдал пас голкиперу (скажите, как можно отдать точный пас пятой точкой, даже если твоя фамилия Кечинов?!). После финального свистка мы чуть ли не всей командой носились за судьей по полю, взывая к его совести. Пожалуй, даже не столько к совести взывали, сколько костерили его последними словами. В таких ситуациях страсти выплескиваются через край и в ход идут угрозы: я тебя поймаю, я тебе припомню. Разумеется, никто никого ловить не собирается, это лишь ритуал такой – запугивающий. Подобные ситуации никого не красят, поэтому кто то из игроков или тренеров команды должен проявить мудрость и вовремя предотвратить назревающий инцидент.

К своим тридцати годам я созрел для роли миротворца, и в нашумевшем матче в Томске, где нас откровенно убил Павел Кулалаев, я за того заступился. Если бы столкнулся с подобным судейством несколькими годами ранее, то почти наверняка вместе с ребятами ринулся бы на арбитра врукопашную. А тут я уже понимал: рефери молодой и совершенно неопытный, он просто не сможет за себя постоять, и наши игроки рискуют зайти очень далеко и заработать дисквалификацию. Я видел, что все у нас были на взводе. Обида душила и затмевала рассудок. Драка казалась неминуемой, поскольку игроки «Томи» уже готовы были броситься на защиту судейской бригады. Оценив положение, я резко одернул Быстрова и Ковача. У Вовы были такие глаза, что не сомневаюсь: он бы этого Кулалаева разорвал на месте. Допускаю, Быстрый до сих пор жалеет, что я ему не позволил разобраться с рефери, потому что именно отобранных им двух очков нам как раз и не хватило для чемпионства. А с другой стороны, схвати тогда Вовка отсидку матчей в пять – мы могли бы набрать еще меньше очков, так как Быстрое несколько встреч вытянул на себе.

Что касается Кулалаева, то я не берусь утверждать, будто он судил предвзято и выполнял чей то заказ. Он фактически дебютировал в Премьер лиге, и его возможностей никто не знал. Скорее всего, ему элементарно не хватило квалификации или он примитивно не справился с нервами. Говорю так, поскольку считаю себя способным определить причины, по которым судья свистит в одну сторону.

Например, во Владикавказе в одном из последних матчей того неудачного сезона я с первых минут сделал вывод, что нас «заказали». Всякое в своей жизни повидал, но с таким произволом не сталкивался ни до, ни после. Нас буквально уничтожали. Во втором тайме рефери даже не позволял нам перейти на половину поля соперника. Находил любые предлоги, чтобы назначить штрафной в нашу сторону. Никогда я так не психовал, как тогда. Просто удивительно, как я не вцепился этому арбитру в глотку. Матч мы проиграли по всем статьям. После финального свистка чувствовали себя униженными и оплеванными. Мне потом сказали, что «лояльность» судьи оценивалась в двести тысяч долларов. Разумеется, фактов ни у кого нет и доказать это преступление не удастся, поэтому обвинять никого ни в чем не собираюсь.

Самое тяжелое во всей той истории было доиграть до конца. Когда ты осознаешь, что твоей команде не светит даже ничья, почти невозможно сохранять самообладание. Хочется опустить руки, но опускать руки ты не привык. Весь наполняешься злостью, думаешь уже не о мяче и не о голах, а только о том, как с этим беспределом совладать. И злость твоя выплескивается на соперников, которые, не исключено, ни в чем не виноваты, поскольку находятся в неведении. И именно в такие отрезки футболисты получают травмы, желтые и красные карточки. Не дай бог еще раз пройти через подобное.

Тогда меня добило отношение нашего руководства к случившемуся. Как будто ничего не произошло. Повторись тот кошмар сегодня – был бы грандиознейший скандал. Спартаковские боссы испробовали бы все законные способы, чтобы покарать судью. Тот бы моментально вылетел из футбола. И это было бы справедливо. Впрочем, того «мастера» и без нашего участия из профессии убрали.

Когда то после убитых матчей хотелось зайти к арбитру – в глаза посмотреть. Сегодня мне его глаза на фиг не нужны. Не хочу в них смотреть. И в дерьме копаться – не хочу! Да даже если бы захотел, это было бы уже неосуществимо. Раньше в судейскую кто только ни заходил. Угрожали, материли, могли и в челюсть приложить. Теперь все иначе, безопасность высочайшая. Арбитры прибегают с поля под присмотром сотрудников правоохранительных органов, тут же закрываются у себя в комнате и никого не пускают. У дверей стоит охрана. В «Лужниках», когда мы играли с «Динамо». Баскаков попросил у меня мою футболку. Обычная в общем то сувенирная практика. После матча я попытался зайти в судейскую – так меня секьюрити не пустил. И только после личного вмешательства Баскакова инцидент был исчерпан. Это я с добрыми намерениями шел, а представляете, как бы отреагировала охрана, если бы выражение моего лица таило в себе признаки недовольства?

* * *

Основное мое общение с судьями случается до или после матча, а порой и вовсе за пределами стадиона. Где то шутками перекинемся, где то о жизни побеседуем, где то новости европейского футбола обсудим. Наш мир очень тесен, и нет смысла отворачиваться друг от друга, если судьба сводит нос к носу. К тому же с тех пор как я стал капитаном «Спартака», общение с судьями входит в мои обязанности. Когда мы ожидаем выхода на поле, то я, капитан соперника и арбитр образуем свой триумвират. Пространство ограниченное, как в лифте. Молчать неудобно, вот мы и разговариваем. Можем даже друг друга подколоть. Иногда бывают неприятные ситуации. Допустим, в прошлой игре с участием этого арбитра он ошибся, а я высказал ему свое недовольство. Осадок остался и у него, и у меня, и как от этого осадка избавиться, неизвестно.

Иногда накричишь на кого то судью в разгар борьбы, а потом поостынешь и почувствуешь, что был не прав. Однажды я высказал претензии Петтаю, но после финального свистка понял: Володя отсудил здорово, а я погорячился. Поэтому тут же в знак признательности я подарил арбитру свою футболку. Кстати, Петтай относится к тому большинству судей, которые в процессе работы к футболистам обращаются на вы.

Сам я арбитров в жизни называю, как правило, по имени и на ты. На поле обращаюсь «рефери» и на вы. Молодым ребятам я бы тоже посоветовал следить за своим языком и соблюдать субординацию. Нет смысла настраивать арбитра против себя. Многим игрокам с некоторыми судьями не один год идти бок о бок, и лучше идти нормально, а не враждовать. К тому же среди рефери тоже встречаются люди злопамятные, и порой эта злопамятность может элементарно лишить тебя, твою команду и твоих болельщиков чемпионства. И виноват в этом будешь в первую очередь ты сам.

Напрасно кто то думает, что Титов пребывает на исключительном положении. Если я дам повод – допустим, плюну в кого то или прыгну двумя ногами сзади. – тут же увижу перед собой красный цвет. Другое дело, даже представить не могу, чтобы я поступил подобным образом. Считаю себя корректным игроком. Самое поразительное, что с юных лет я стремился как раз к тому, чтобы обходиться без предупреждений.

Помню, как моему любимцу истинному джентльмену Федору Черенкову однажды показали красную карточку. До сих пор стоит перед глазами эпизод, как его вынудили в матче с АЕКом отмахнуться от соперника. Вот для меня то удаление было личной трагедией. Я ужасно злился на судью, в голове не укладывалось: как можно было так поступить с Черенковым?! Ну как?! И я в юности мечтал быть таким, как Федя. – порядочным и дисциплинированным, не получать ни желтых, ни красных карточек. Если заканчивался год и в графе «Желтые карточки» я у себя обнаруживал ноль, то испытывал огромное удовлетворение. Думал: ну я почти как Черенков! А потом судейство стало меняться, а у меня изменились приоритеты. Да и тяжело это – постоянно себя контролировать. Иной раз так ответить кому нибудь хочется, вы даже не представляете! Тем не менее заложенные внутренние установки по прежнему крепко во мне сидят. За грубость больше одного горчичника в сезон не получаю. В 2006 м, например, меня подвело мокрое поле. Не учел, что газон безумно скользкий, и метров семь ехал на спине, пока случайно не уперся в Дениса Колодина. Я тут же извинился перед динамовцем, но горчичник мне презентовали.

Все судейские обиды, коих, кстати, было не так уж и много, забываются, в памяти уцелели лишь две. Причем произошли они в течение двух недель. 1998 год. Лом Али Ибрагимов показал нам с Цымбаларем по какому то странному горчичнику, и из за этого мы с Ильей вынуждены были пропустить важнейший матч с ЦСКА – тот самый, что закончился для «Спартака» разгромом. В Лиге чемпионов мы реабилитировались, красиво победив «Реал». В той встрече, уже при счете два один, перед самым финальным свистком я подкатился на бровке под Роберто Карлоса. Вроде бы и не задел его. А этот бразилец – ушлый малый, как давай переворачиваться, строить из себя «убиенного», что судья передо мной тут же желтый свет и зажег. Ну ладно, зажег и зажег. И только в раздевалке выяснилось, что это вторая карточка в турнире, из за чего встречу с «Интером» мне предстоит пропустить. Тогда я даже не так сильно жалел, как сейчас. С позиции лет осознаю, что игры с такими командами, как «Интер», – они наперечет. Именно они в первую очередь остаются с тобой на всю жизнь.

* * *

Были времена, когда армейцы всей командой гоняли судью по полю – и тот ничего не мог сделать. Теперь же, если к рефери для разговора одновременно бежит больше двух игроков, он должен двум из трех футболистов показать горчичники. Если восемь человек – то имеет полное право «порадовать» сразу семерых. Конечно, такой осенний листопад никто не устраивает, но игроки все равно лишний раз стараются не рисковать. После введения подобных рекомендаций гораздо легче задышалось лайнсменам. Раньше их на бровке окружала вся команда, и чего там с ним делали, никто не видел. В прежние времена на судью можно было замахнуться, и это зачастую сходило с рук. Теперь за любое резкое движение, сделанное в непосредственной близости от арбитра, полагается наказание.

Вместе с введением новых положений постепенно меняется и менталитет всего футбольного мира. И сейчас уже трудно представить, чтобы кто то во время матча отвесил судье пинка, как это сделал когда то уважаемый мной Игорь Семшов. Кстати, тот инцидент поразил меня до глубины души. Во первых, я не ожидал такого от Игоря. Во вторых, не представлял, что можно ударить Фролова. Фролов был одним из самых почитаемых мной арбитров.

В 1996 м в Питере, когда мы выиграли наиважнейший матч у «Зенита», он отработал великолепно. Нападающий питерцев Денис Зубко был одним из лучших специалистов в стране по спорным пенальти. В той встрече он как только ни падал в нашей штрафной – Фролов ни разу не поддался на его уловки. В концовке встречи Денис вновь как подкошенный рухнул на газон. Переполненный «Петровский» взревел. Я был уверен, что сейчас мы получим одиннадцатиметровый в свои ворота, но судья показал: играть! Потом на повторе я увидел, что Фролов занимал в том эпизоде единственно верную позицию и из всех присутствующих на поле только он мог разглядеть, что Димка Ананко до Зубко не дотрагивался. После этого я очень сильно зауважал рефери Фролова. Он, как и оба Бутенко, был настоящим. Жаль, что быстро сошел с авансцены.

Судья должен быть способен противостоять давлению. Если арбитр даст слабину и позволит обращаться с собой пренебрежительно, он не выживет в своем ремесле, отношение всего футбольного мира к нему моментально изменится. Все будут думать, что с этим арбитром позволительно делать все что угодно. Каждый матч с его участием станет завершаться скандалом. Мы, футболисты. уважаем тех, кто умеет за себя постоять и не допускает панибратства.

Наш вид спорта стремительно движется вперед, и судейство обязано «петь в унисон». Даже невооруженным глазом видно, что современные судьи визуально существенно отличаются от своих предшественников. Раньше многие арбитры были с животиками, передвигались медленно. Теперь же, когда возросли скорости футбола, «люди в черном» тоже стали бегать быстрее. Среди них немало настоящих атлетов, которые не особо то уступают профессиональным спортсменам. Сегодня без «физики» в судейской профессии не выживешь.

И еще очень важно знать футбол изнутри. Вот из меня мог бы получиться неплохой рефери. Я досконально разбираюсь во всех нюансах игры, мне прекрасно знакома психология представителей всех амплуа. Четко определяю, где человек симулирует, а где действительно натыкается на фол. Наверное, после окончания карьеры я даже поразмышлял бы над тем, а не стать ли мне арбитром, только вот логики никакой в этом не будет. Надеюсь поиграть годов до тридцати пяти – тридцати шести. В таком возрасте начинать заниматься судейством глупо. Я максималист, и если уж браться за что то, то стремиться к самым вершинам. Я же физически не успею добраться до обслуживания международных матчей. Пока пройду все необходимые ступени, вынужден буду по возрасту отправиться на пенсию. Именно по этой причине среди судей практически не бывает знаменитых футболистов. Среди российских рефери только Каюмов и Ключников выступали по Высшей лиге.

Когда бывший футболист становится арбитром, возникает и еще одна сложность: его обвиняют в пристрастиях к той команде, цвета которой он защищал. В России доказать свою объективность очень трудно, потому что у нас, как нигде, умеют навешивать ярлыки. Тем не менее как ни крути, судьи тоже люди, и быть полностью независимыми от своего прошлого многим из них не удается. Примерно половина из них причастны к каким то клубам: допустим, работали там в штате или тесно общались с руководством. Конечно, имеющаяся симпатия далеко не всегда пробивается наружу, но если это происходит, то мне сразу все становится ясно. Не должно быть двойных стандартов, и жалость необоснованная тоже никому не нужна! Сегодня футбол стал настолько грубым, что излишняя лояльность арбитров рискует обернуться тяжкими последствиями. Поэтому призываю рефери быть жесткими, но, естественно, справедливыми. Справедливость, к слову, – это правосудие, а не право судьи подминать под себя закон.

ГЛАВА 19 Как выстраивать контрактные отношения с клубным руководством

Все убеждены, что футболисты – люди богатые. Все в этом мире относительно, но спорить не буду – деньги сейчас в нашем виде спорта крутятся приличные. Однако так было не всегда. Лично я нормально зарабатывать стал с августа 2002 года. А до этого мой финансовый путь нельзя было назвать успешным.

Дебютную свою официальную зарплату получил в 1992 году – две тысячи рублей. Именно такой была ставка игрока дубля, и на протяжении трех лет она не изменялась. Но Николай Петрович Старостин о дубле все же сильно заботился и устраивал нам различные матчи, за победу в каждом платил полный оклад. А поскольку состав у нас был мощнейший, то мы почти всегда побеждали. В итоге был небольшой период, в течение которого за месяц у меня набегало тысяч по пятьдесят рублей. Я когда в первый раз принес такую «котлету» домой, родители чуть в обморок не упали. Правда, сказка кончилась достаточно быстро. Олег Иваныч узнал, сколько получают резервисты, и по этому поводу в клубе разразился маленький скандал. Вскоре нам перекрыли кислород.

В 1995 м я уже сыграл немало матчей за основной состав, мне стали платить восемь тысяч рублей в месяц, плюс к концу года у меня набежало пять тысяч долларов премиальных. Прекрасно помню ту раскладку по всем играм, которую мне показали. Первая запись выглядела так: «Кубок России. Матч с «Уралмашем». Выход на замену. Триста долларов». Кстати, пятьсот долларов тогда был максимум. Так вот, на полученные деньги мы поехали с мамой и купили мне модный по тем временам «пилот». Отдали запредельные три тысячи долларов. У меня в голове не укладывалось, что куртка может стоить таких денег. Уж не знаю, почему я решился на эту трату, – наверное, хотелось поднять самооценку. А не исключено, что просто приучал себя к другой жизни, хотя делал это несколько преждевременно, ведь настоящего контракта с клубом у меня тогда не имелось и было непонятно, когда мне его предложат. Долгожданное событие случилось на сборах в Германии, перед стартом сезона 1996 года. Тогдашний вице президент «Спартака» Григорий Есауленко позвал меня к себе в номер и там предложил подписать документ, состоявший из двух листочков. Это было грандиознейшее событие! Я тот документ толком и не изучал. Обратил внимание лишь на три пункта: оклад – он меня устроил. Клуб обязался купить мне двухкомнатную квартиру и машину ВАЗ 99. Когда я ставил подпись под тем пятилетним контрактом, не думал ни об инфляции, ни о том, что доходы в футболе с каждым годом будут расти. Я чувствовал себя фантастически счастливым человеком. Переходил на совсем другой уровень своего финансового положения. Мегазвезды тогда в «Спартаке» получали в два раза больше, но «середнякам» из основной обоймы полагалось столько же, сколько предложили мне. То есть руководство клуба в мои девятнадцать лет воспринимало меня как игрока, на которого рассчитывает уже сейчас, а поскольку планировалось предоставить мне квартиру и машину, то было ясно, что со мной связывают серьезные надежды на будущее. Плюс премиальные тогда уже составляли одну тысячу долларов за победы над рядовыми соперниками, две – над сложными командами типа «Локомотива» и три тысячи долларов – за «Аланию» и «Ротор». В моем сознании, сменяя друг друга, возникали какие то золото бриллиантовые картины. Я радовался: жизнь удалась.

Тогда ведь игрок не имел возможности диктовать условия клубному начальству. Мы даже боялись что либо просить. Что нам давали – тому и радовались. Тому, что мне «дали», я радовался долго. Ровно до первой зарплаты по новому контракту. Почему то мне начислили лишь половину из оговоренной суммы. Я успокоил себя: наверное, не успели поменять ведомость и в следующий раз все будет нормально. Но и через месяц ничего не изменилось. Затем выплаты мне подняли на пятьсот долларов. И у меня даже не возникало мысли пойти и спросить: «В чем дело? Почему условия контракта до сих пор не выполняются?» Мы были совсем иначе воспитаны. Сейчас такого уже нельзя представить, а тогда считалось в порядке вещей. С машиной, кстати, меня тоже прокатили. Я о «девяносто девятой» модели долго мечтал. Тогда эта марка являлась очень престижной. Но постепенно надежда все таяла и таяла. Я как то набрался смелости и, жутко краснея, заикнулся Григорию Есауленко – естественно, безрезультатно.

В общем, автомобиль пришлось покупать самому. За чемпионство 1996 года мне причитались первые мои внушительные деньги. Выдавали их уже в январе 1997 го. Олег Иванович вызвал меня к себе: «Егор, завтра будем выплачивать премиальные, бери с собой отца». Когда я узнал, что мне выдадут целых тридцать тысяч долларов, у меня глаза стали размером с футбольные мячи. В тот момент я понял, что могу себе многое позволить. И когда я был на сборах в Турции, мы с папой постоянно созванивались, решали, какую машину брать. Я уже устал ездить на постоянно ломающейся «восьмерке», хотелось иномарку. Выбор пал на «пятерку» BMW. Спустя два года я ее продал Лехе Мелешину. И вскоре после этого обнаружилось, что она числится в угоне. Вот как бывает. Зато с квартирой все получилось удачно. В Раменках в соседнем с моей мамой доме клуб мне купил «двушечку». В двадцать лет я обзавелся собственной жилплощадью. Восторг был дикий!

В 1998 году я стал лучшим игроком страны, ко мне проявляли интерес западные клубы, да и общая атмосфера в футбольном мире менялась. Я уже ощущал себя иначе и чувствовал, что имею моральное право пойти и что то у руководства клуба попросить. По хорошему, конечно, идти должен был не я сам, а мой агент, который в таких случаях просто необходим. Но у меня агента не было, и, как всегда, все пришлось делать самому. Да, настроиться на разговор было нелегко, но спортсмен должен уметь себя преодолевать, и я преодолел. Обратился к Романцеву: «Олег Иванович. у меня есть любимая девушка, у нас будет семья, я должен думать о будущем. Хочу улучшить свои жилищные условия». Иваныч мой поступок воспринял адекватно и как человек, и как президент. В 1998 м за границу уехал Дима Аленичев, и клуб должен был подстраховаться, чтобы не потерять еще одного центрального полузащитника. Вскоре мне предложили подписать новый пятилетний контракт, согласно которому моя зарплата увеличивалась вдвое. Но самое главное – клуб должен был приобрести мне четырехкомнатную квартиру.

Как раз в тот период мы с Вероникой вечерами выгуливали нашего Паджеро и часто с вожделением смотрели на так называемый болгарский дом по Мичуринскому проспекту. По тем временам тот дом казался островком жизни XXI века. Там было все: фактически государство в государстве. И вот наши мечты стали реальностью. Именно в том «государстве» я и отыскал подходящую квартиру. Юрий Владимирович Заварзин, тогдашний генеральный директор «Спартака», подтвердил готовность клуба выполнить свои обязательства. Шли недели, приближался тот день, когда я должен буду внести деньги за квартиру, но в клубе денег мне никто выдавать не спешил. Я почему то совершенно не волновался, чувствовал, что все закончится хорошо. Так и получилось. Мне выделили причитающиеся доллары. Я вез их и все думал: это же какая то космическая сумма! В 1999 м в народном сознании еще не укладывалась информация, что жилплощадь может быть такой дорогой. Помню, как вносил деньги за квартиру: правой рукой я их отдавал, а левая тянулась, чтобы забрать их обратно. Мешок долларов сам по себе ничего не значит, однако мешок долларов, который ты можешь подержать, пощупать и понюхать. – это весьма серьезное испытание для психики. Расставаться совсем не хочется. Но вся эта внутренняя борьба длилась от силы секунду, потом я с облегчением вздохнул. Самое главное дело было выполнено – теперь у моей будущей семьи будут потрясающие бытовые условия. Я в то мгновение не подозревал, что основная нервотрепка еще впереди.

Дело в том, что ремонт я доверил не тому человеку. Он оказался непорядочным, недобросовестным и алчным, к тому же постоянно ставил меня в сложные ситуации. Мог позвонить и сказать: «Егор, через два дня нужно будет десять тысяч долларов на то то и то то». И я постоянно сталкивался с проблемой, где взять деньги. Жуткое положение. Спасибо Григорию Васильевичу Есауленко, который выручил меня в критический момент. Я объяснил ситуацию, попросил его выплатить мне деньги в счет будущей зарплаты, и он пошел мне навстречу.

Так жилищная эпопея была закончена. Осенью 1999 го мы с Вероникой въехали в новые апартаменты. Казалось, что мы забрались на самую верхотуру финансового благополучия, и несколько месяцев нас не покидало фантастическое ощущение полного восторга от сказочного подарка судьбы.

* * *

Все познается в сравнении. Мир неумолимо движется вперед. Растут и наши аппетиты. Сегодня я уже обитаю на Кутузовском. Такой переезд стал возможен благодаря Андрею Червиченко. В августе 2002 го он предложил мне новый контракт на новых, более выгодных условиях. Но куда важнее то, что мне полагалась квартира площадью… (Ох, не хочу никого смущать цифрами, скажу лишь, что площадь внушительная.) А еще в соглашении был пункт, согласно которому моей жене полагалась машина. С Червиченко было приятно иметь дело. Я ни разу ему ни о чем не напомнил. Все, что нужно было сделать, он сделал четко в срок, а что то даже раньше. Например, машина появилась у Вероники уже через десять дней после подписания договора.

Квартиру я выбирал долго и основательно. Часто проезжая по Кутузовскому, обращал внимание на роскошный сорокапятиэтажный дом. Когда сунулся туда, выяснилось, что все квартиры давно распроданы. Но так получилось, что мой дядя знал одного видного политика, которому принадлежала квартира в приглянувшемся мне доме. Когда тот услышал о моем желании, то сказал: «Егору отдам, причем за те же деньги, что и брал».

Квартира оказалась гораздо больше оговоренных по контракту размеров, и мне пришлось доплачивать кругленькую сумму А потом вновь стартовала эпопея под страшным названием «евроремонт». Изначально не было даже стен, поэтому работа предстояла огромная. На этот раз я тщательно подошел к вопросу, кому доверить столь ответственную миссию, и остановил свой выбор на фирме, принадлежащей уважаемому спартаковскому болельщику. Ребята делали все очень надежно, кропотливо, каждую мелочь со мной согласовывали. Все собиралось по крупицам. В итоге через полтора года получилась квартира, которая нам с Вероникой очень дорога. Бывает, подойду к окну, с высоты птичьего полета посмотрю на огни ночной Москвы и подумаю: а ведь когда то даже мечтать об этом не смел.

Впрочем, когда то я не мечтал и о тяжелых травмах, прохождении моего организма через мучительные процедуры выведения из него бромантана, годичной дисквалификации, постоянном психологическом давлении, бессонных ночах и многих других атрибутах «красивой жизни». И тот, кто считает, что спортсменам все легко достается, сильно заблуждается, поскольку те психические и физические испытания, которые выпадают на нашу долю, способны преодолеть далеко не все.

При этом не надо забывать, что руководители клубов зачастую относятся к футболистам как к людям второго сорта. Нашего брата часто обманывают, унижают. У нас практически нет прав. По крайней мере раньше не было. В последние годы ситуация улучшается, но не везде и не такими темпами, как хотелось бы. Впрочем, грех жаловаться на то, что спартаковское начальство относилось ко мне пренебрежительно. Меня в общем то всегда ценили и, как правило, выполняли свои обязательства.

Лишь раз меня по настоящему задели за живое, когда после ухода Червиченко предложили переподписать новый контракт. Как я понимаю, на меня тогда не очень то рассчитывали. Допускаю, от расставания со мной людей удерживало лишь опасение того, что потерю Титова болельщики могут им не простить. Первак дал мне бумаги, в которых была прописана та же сумма, что и в предыдущем контракте. Обычно контракты переподписывают на более выгодных условиях, к тому же в тот период в футболе появились необычайно богатые инвесторы и зарплаты стали расти как на дрожжах. Я уловил, что в отношении меня у новых боссов какие то странные представления, и по поводу денег даже не стал торговаться. Спросил лишь про другие пункты: если вы говорите, что условия остаются те же, значит, я могу рассчитывать на те же бонусы, что подразумевались в предыдущем случае? На что услышал от Юрия Михайловича Первака далеко не тот ответ, на который, как мне казалось, был вправе рассчитывать.

Дело даже не в том, что мне фактически ухудшили условия, а в том, как все это было сделано. Вспоминать неприятно. Но я все свое будущее связывал только с родным клубом. Так сильно хотел выступать за «Спартак», что предпочел слова Юрия Михайловича пропустить мимо ушей. Конечно, через какое то время друзья стали мне говорить, что я откровенно сплоховал. По их логике, да и по логике вообще не следовало мне переподписывать тот контракт. Я бы все равно не дал повода поставить на себе крест. При любом раскладе вернулся бы на свой уровень, восстановил бы свою подмоченную допинговым скандалом репутацию и затем смог бы вести конструктивный разговор с владельцами. Спрашивается: зачем я торопился? У меня ведь старый контракт должен был действовать еще два года.

Предпочитаю над такими вещами не размышлять. И когда каким то образом финансовая тема всплывает в разговорах, как заклинание повторяю: далеко не все измеряется деньгами! Действительно, неизвестно, как бы оно все повернулось, откажи я тогда Перваку, – не исключено, меня в команде уже не было бы. Точно знаю, что если руководство захочет расстаться с игроком, то, невзирая ни на что, расстанется (так и получилось, кстати).

Некоторые сегодняшние веяния не укладываются у меня в голове. Совершенно очевидно, что теперь, после появления в нашем виде спорта людей из крупного бизнеса, многие из которых имеют весьма смутное представление о футболе, акценты расставляются неадекватно. Ценят не тех, кто приносит больше пользы, а тех, кто лучше умеет себя подать. Плюс установилась совершенно странная мода на молодых игроков и легионеров. Но ни те, ни другие не способны ни за что отвечать, хотя бы потому, что по статусу это положено отечественным исполнителям, уже понюхавшим пороха серьезных сражений.

Для меня дико то, как сейчас себя ведут некоторые сопливые звезды. Деньги безумно развращают, пацанов элементарно губят этими сумасшедшими контрактами. Игрок один раз по мячу попал – «О, смотри, ты, оказывается, по мячу попадаешь – на тебе!» И дают еще не сформировавшемуся юнцу здоровенную пачку зеленых. Он себе машину покупает навороченную, девчонок катает. Ему уже не до футбола. Потом парень бьет по мячу левой ногой, а люди уже в экстазе: «А ты еще и левой бить умеешь, на тебе вторую авоську долларов». Все, жизнь состоялась! Человек не привык что то себе зарабатывать и за что то биться, он только вышел на поле – у него все есть. Вот и начинает права качать: дайте еще, а то уйду в другую команду. Это патология!

Только не подумайте, что я всех такими считаю. Есть очень достойные ребята. И в ЦСКА, и в «Локомотиве», и в «Зените», и, конечно же, в «Спартаке». Главное не разбрасываться. На нашу долю, к счастью, выпало меньше соблазнов, да и воспитание заложено другое. Безусловно, у нас тоже много чего было, но я всегда чувствовал на себе ответственность. Знал, что завтра приду на тренировку – и «старики» будут мне претензии предъявлять, потому что я в плохой форме. А я ненавижу, когда мне предъявляют претензии, да и подводить людей не умею. Поэтому, как бы ни хотелось мне развлечься, помнил, что спорт на первом месте и что я всегда должен быть в порядке.

Еще меня задевает, что российских игроков в финансовом плане притесняют. Ну сделайте нашим ребятам хотя бы половину оттого, что делаете сопоставимым им по классу иностранцам. А то получается, среднестатистический легионер приезжает, восхищается циферками в своем контракте и потом, вместо того чтобы отрабатывать вложенное в него, наслаждается свалившимися благами. Через какое то время команда начинает пробуксовывать – так спрашивают не с этого заморского гостя, а с нашего парня. Ну как такая несправедливость возможна?! Конечно, есть исключения. Но пока они лишь исключениями и остаются.

Очень неприятно, когда легионер приезжает не в какую нибудь, а в твою команду, и ты по его поведению видишь, что ему на все наплевать, что его волнуют только доллары и евро. Уважения к такому партнеру нет, а в игре данный фактор все таки имеет немалое значение. На поле люди должны доверять друг другу, а если ты кому то не доверяешь и, более того, убежден, что вон тот «приятель» нас всех подставит, то это сказывается на стойкости команды, на ее умении держать удар.

Впрочем, все это сидит глубоко и наружу не вылезает. Когда я общаюсь с человеком, то не думаю о том, сколько он получает и заслуживает ли он то, что получает. Считаю, что во внутриколлективных отношениях не должно быть разделения людей по их финансовому статусу. В противном случае все должны ходить с табличками на груди. У этого написано «один миллион» – вот с ним буду разговаривать. У другого «восемьсот тысяч» – ну ладно, спрошу у него, как дела. А у этого – «двести тысяч»: «Ну и куда ты лезешь? Иди отсюда!» Бред полный!

Раньше все было стандартно. Два листочка, у всех написано одно и то же. Разброс в зарплатах был минимальным. Сегодня же самый низкооплачиваемый футболист основной обоймы любого московского клуба получает сто – сто двадцать тысяч евро в год. Манише, для сравнения, по сообщениям СМИ, получал в «Динамо» около трех миллионов. Мы делаем одно дело, а в финансовом плане нас будто раскидало по разным планетам. Думаю, уместнее будет, как в НХЛ, ввести потолок зарплат. Разброс все же необходим, но он должен быть справедливым.

За рубежом из зарплат спортсменов тайны никто не делает. У нас же такие вещи проходят под грифом «совершенно секретно». Но я всегда говорил, что футбольный мир – это большая деревня. Например, Аршавин только подписал с «Зенитом» новый контракт, а уже на следующий день все обсуждали основные пункты этого сногсшибательного документа. В 2006 году «Зенит» вообще вышел на первое место по зарплатам, и те условия, которые там создали Погребняку, значительно лучше, чем Пашка мог бы получить в Москве, в том же «Спартаке».

«Спартак», к слову, никогда не был самым благополучным в плане денег. Например, в 2000 м за крупную победу над тем же лондонским «Арсеналом», когда нам пели оды в Европе, мы получили по три тысячи долларов. В тот период спартаковцы, постоянно становясь чемпионами страны и выступая в Лиге чемпионов, зарабатывали заметно меньше, чем в клубах конкурентах.

Долгое время в этом неофициальном первенстве лидировали «железнодорожники» (премиальные у них и вовсе были космическими, особенно за победы над принципиальными соперниками), в 2004–2005 годах ощутимый шаг вперед сделали ЦСКА, «Спартак» и огромный рывок – «Динамо», и только потом фаворитом стал «Зенит». Думаю, эта своеобразная «долларовая война» не закончена и в ближайшие годы внутри «большой пятерки» может произойти очередное перераспределение сил. Сегодня по уровню дохода футболисты, выступающие в России, обогнали многих европейских коллег. Даже в Германии и во Франции людям до таких сумм далеко. Конечно, все это ненормально. Но у России всегда был свой путь.

Будь я лет на пять шесть помоложе и будь у меня надежный и дерзкий агент да другие моральные принципы – я бы сейчас на очень многое мог рассчитывать. Но нисколечко не жалею о том, что все складывается именно так, как складывается. Мне не нужны иные моральные принципы и не нужен агент. То есть, наверное, он мне пригодился бы и в чем то помог – я все таки не профессионал в ведении переговоров. Однако среди специалистов данной сферы, функционирующих на нашем рынке, я близко ни с кем не знаком, и у меня нет оснований кому бы то ни было из них доверять. И дело даже не в том, что мне жалко отдавать пять шесть процентов от суммы своего контракта. – я не хочу, чтобы меня кто то использовал в личных целях. Есть десятки примеров, когда человек, заключая сделку, думал не об интересах своего клиента, а о собственной выгоде и, получив деньги, исчезал, оставляя игрока в одиночестве расхлебывать тот контракт, который агент ему насоставлял. Это ни в коем случае не значит, что все плохие. Просто я не знаю, кто из них хороший, а кто только прикидывается.

Так сложилось, что никто из отечественных агентов на меня никогда не выходил. Может быть, люди понимали, что меня будет нелегко заинтересовать, а может, просто их отпугивало то, что везде в прессе я озвучивал: мои дела ведет Бранкини. Вот ему я доверял безоговорочно. Он был проверен временем и людьми. Диме Аленичеву очень повезло, что именно Бранкини занимался его контрактами, и потому при каждом новом подписании Димкина зарплата возрастала. Но у нас с итальянцем была договоренность только о том, что он будет мной заниматься в случае моего отъезда за рубеж. Джованни меня сразу предупредил, что влезать во внутрироссийскую кухню с ее черными кассами и какими то своими, чуждыми западным людям понятиями он не будет. Мэтр не хотел рисковать своей репутацией. Вот и пришлось мне все делать самому. Подписывая контракты, я всегда верил в людей. Не вчитывался в детали, потому что надеялся: меня не кинут. Пока все нормально. Но тем, кому еще только предстоит впервые поставить свою подпись под финансовым документом, я посоветовал бы изучать каждый пункт, чтобы при необходимости суметь защитить свои интересы. И еще было бы неплохо, чтобы футболист умел сохранять голову холодной. Потому что почти наверняка на него тем или иным образом будут давить обстоятельства, парень будет суетиться, а все его мысли будут сосредоточены на сумме зарплаты. На мой взгляд, лучше где то уступить по деньгам, но подстраховаться в надежности. Это раньше контракты были предельно простые, сейчас же в них столько всего понапихано, что без соответствующей подготовки ни за что не разберешься. Напоминает гонку вооружений: одна сторона изобретает хитрое оружие, а другая вскоре открывает способ борьбы с ним. Вот так происходит и здесь. Игроки с агентами изобретают противоядие клубной политике, клубное начальство придумывает новые рамки, в которые пытается загнать своего потенциального работника. Теперь колоссальное внимание уделяется внутрикорпоративной этике. Так, появились пункты, согласно которым игрок не имеет права критиковать тренера, руководство, партнеров и совершать любые другие действия, наносящие урон репутации клуба. По моему, это абсолютно нормально. Но есть вещи, с которыми я не смогу смириться. Меня просто убивает, что у некоторых игроков в контрактах прописано: за выход на поле полагается такая то сумма. Это антиспортивный пункт. Игрок может специально скрыть травму, лишь бы попасть в состав, а потом через десять минут замениться. Игрок может выйти на поле и проходить девяносто минут пешком. В «Спартаке» всегда существовала такая поговорка: «Деньги не получают – их зарабатывают». Так вот, их надо зарабатывать каторжным трудом. Вначале на тренировках, а потом – в играх. Тогда будет результат. Я ни за что не унизился бы до того, чтобы получать деньги просто за выход на поле.

В любой профессии есть тонкая линия, за которую перешагивать нельзя, иначе потеряешь себя как специалиста, как творческую личность и тупо подчинишь свою жизнь добыванию денежных знаков. Так можно потерять самое главное и дорогое, что есть у человека, – себя. Уверен, что я себя уже не потеряю, что бы ни случилось!

жүктеу/скачать 1.52 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: