Кому много дано… Диалектика прав и обязанностей

Кому много дано… Диалектика прав и обязанностей

Целый квартал между московскими улицами – Первой Останкинской и академика Королёва, Останкинским проездом и Шестым Останкинским переулком – занимает обнесённый высоким забором парк. В центре парка – особняк Сергея Павловича Королёва. Весь гектар (по московским меркам – фантастически дорого), ныне ставший музеем великого конструктора, подарен ему правительством в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом – после запуска первого искусственного спутника Земли.

В то время даже сами члены правительства не располагали подобными дачами в Москве. Но подарок никого не удивил. Королёву надо было то и дело ездить не только в свой институт в подмосковных Подлипках (в ту пору – Калининград, а теперь Королёв), но и на совещания с другими главными конструкторами, и в министерство обороны, и в тот же Кремль. Ведь основу сооружаемого тогда ракетного щита Родины составляли его разработки. Да и сегодня почти все наши боевые ракеты созданы его соратниками и учениками.

Дачи, автомобили, спецсвязь, спецпитание директоров крупных предприятий, конструкторов, академиков никого не злили даже в эпоху всеобщего бурного возмущения номенклатурными привилегиями. Хотя точно такие же льготы чиновников государственного и партийного аппарата стали точкой приложения народного гнева, изрядно поспособствовавшей смене строя. Но в эпоху индустриализации, военное лихолетье, годы послевоенного восстановления подобные же упрёки в адрес «комиссаров, жирующих на спине народа» вызывали разве что желание набить злословящую морду.

А ведь привилегии советских управленцев не особо менялись добрых полвека: вскоре после Гражданской войны они уже располагали практически теми же дачами, автомобилями, специальными пайками и больницами. Технический прогресс больше помог рядовым гражданам. Легендарные сталинские наркомы отрывались от среднего уровня куда выше, чем баснословные горбачёвские министры. Но тогдашнее процветание хозяйственных командиров народ воспринимал спокойно, ибо знал об их ответственности за срывы. Иосиф Виссарионович Джугашвили – в отличие от легендарного Сталина – зря на Лубянку не отправлял, но за слабую работу увольнял без лишних проволо́чек, а за попытку скрыть ошибки мог и впрямь отдать под суд по весьма серьёзным статьям. Зато Леонид Ильич Брежнев прощал едва ли не всё, кроме попыток подсидеть себя, любимого. А Михаил Сергеевич Горбачёв хотя и устроил зачистку управленцев – но не по результативности.

Устранять руководителей не всегда возможно: накопленный ими опыт зачастую нечем заменить. Не зря тот же Джугашвили в войну прощал генералам многие провалы. Когда Лев Захарович Мехлис, будучи комиссаром Крымского фронта, потребовал заменить командующего фронтом генерал-лейтенанта Дмитрия Тимофеевича Козлова, Джугашвили резонно ответил: «У нас нет в резерве Гинденбургов». Даже после керченского разгрома Козлов всего лишь разжалован в генерал-майоры и дальше командовал армиями, был заместителем командующего фронтом…

Но когда острого кадрового голода нет, наказания должны следовать неотвратимо. Иной раз судят даже победителей. В тысяча девятьсот сорок шестом народный комиссар авиационной промышленности Алексей Иванович Шахурин осуждён на шесть лет, а главный маршал авиации Александр Александрович Новиков на пять за то, что во время войны заводы выпускали самолёты со множеством производственных дефектов, а военная приёмка, подчинённая Новикову, соглашалась их использовать. Причины большинства дефектов – объективные: дефицит сырья, квалифицированной рабочей силы, частая модернизация конструкций… Но была и доля вины Шахурина и Новикова: многие сложности военной поры поддаются компенсации организационными мерами.

Военачальников после войны осуждали, помимо прочего, за вывезенные из Германии вагоны трофейных ценностей. Но зачем, к примеру, маршалу Георгию Константиновичу Жукову или министру государственной безопасности Виктору Семёновичу Абакумову десятки баянов и столовых сервизов? Высокие начальники запасались подарками для подчинённых: в пору послевоенного дефицита вещевая премия несравненно ценнее денежной. А вот если возникало действительно серьёзное обвинение – коллекцию трофеев считали отягчающим обстоятельством.

Ныне чиновники предпочитают накапливать деньги, акции доходных предприятий и прочие приятности, ценные в условиях рыночной полноты магазинов. Но им бы это охотно простили, если бы скорость развития подведомственных им отраслей хозяйства была сопоставимой с эпохой Джугашвили. Увы, куда чаще они проваливаются поглубже Горбачёва.

Привилегии дворян в России не вызывали особой неприязни, когда каждый представитель высшего сословия был обязан решать серьёзнейшие задачи – от воинской службы до управления всей страной. Но восемнадцатого февраля тысяча семьсот шестьдесят второго Пётр Третий Фёдорович Романов даровал дворянству вольность. Имения, ранее обеспечивавшие материальную базу для служения, стали только источником личного благополучия. Революция оказалась неизбежна.

Нынче наше общество ищет идеалы в прошлом. И рискует откатиться до новых поводов к революции. Если сильные мира сего забудут старую истину: кому много дано – с того много спросится.

Нурали Латыпов

Два Ивана, и оба Грозные

Сколько ни оглядываюсь на историю России, а ведь, пожалуй, величайшим российским стратегом был Иван III Васильевич – по сути дела, создатель государства.

Чего стоит хотя бы одно Стояние на Угре! Точно выбрав для своих войск стратегически важную позицию, Иван без единого выстрела не позволил Ахмату – Великому хану Золотой Орды – перейти крошечную реку Угру. Он дождался предугаданного им ухода Ахмата с изголодавшимися воинами обратно в Орду, на подавление почуявших его слабость родственников. Именно этот исторический момент принято считать бесповоротным и окончательным освобождением от многовекового ига Орды.

Внутренняя политика Ивана тоже отличается стратегической глубиной. Так, именно он стал целенаправленно приглашать иностранных специалистов по тем направлениям, где Россия отставала.

Например, Аристотель Фиораванти вместе с группой менее именитых соотечественников, вошедших в летописи под общим прозвищем Фрязин (т. е. итальянец), не просто перестроил Московский Кремль, но ещё и научил российских зодчих новым технологиям. Тут и лебёдки, и железные связки, и новейшие методы фортификации, и современные виды артиллерии…

Победы Ивана неторопливы, умеренны и относительно бескровны. Например, он поэтапно покорял Господин Великий Новгород на протяжении десятилетия. Но при этом из крупных человеческих жертв вспоминается разве что в битве на реке Шелонь, когда погибло до двенадцати тысяч новгородцев.

Было массовое – до трети жителей – переселение в другие регионы страны. Был и поджог Иваном московского посада, в ожидании прихода Орды незадолго до стояния на Угре. Но было и постепенное, год за годом, собирание прочих земель, доставшихся московскому государю не мытьём, так катаньем – от братьев, матери, прочих родичей, где целиком, где частью, где в наследство, где в итоге дипломатической игры. Чего стоит один союз с Крымским ханством, благодаря которому Иван провёл успешные войны против общих врагов – Литвы и Большой Орды, а Москва приросла землями…

Увы, массовому сознанию умеренность не нравится. Обыватель почти ничего не знает об Иване Третьем. Ему куда больше запомнился внук великого стратега – Иван Четвёртый… Васильевич. И даже эпитет деда «Грозный» перешёл на внука.

Хотя собственными деяниями этот Иван куда больше заслужил титул «Кровавый». И Новгород он по вздорному подозрению вырезал по меньшей мере наполовину, и в родной Москве бессчётно истреблял не только знать, но и рядовых обитателей, явно не способных к соучастию в заговорах.

Крупных государственных успехов за Иваном IV Грозным не числится. Была, правда, в молодые годы завоёвана Казань – но в ту пору вокруг были ещё и мудрые советники. А к завоеванию Сибири этот царь причастен косвенно. Что называется от противного. Основную часть отряда Ермака составляли люди, по разным причинам, но в равной степени не заинтересованные в контактах с прославленным государевым правосудием.

Ливонскую войну Иван безнадёжно проиграл. Именно стратегически: не предполагал, что у прибалтийских рыцарей найдётся столько союзников. Его дед сперва-то рассорил Новгород с партнёрами по ганзейской торговле. И только добившись дипломатической изоляции противника, перешёл к активным действиям. Внуку же пришлось после безрезультатной войны смириться с потерей не только ранее завоёванных территорий, но и выхода к Балтике, с незапамятных времён обеспеченного всё тем же Новгородом.

А вот тактические ходы Ивана Четвёртого достойны трикстера. Чего стоит хотя бы его демонстративная отставка с последующим введением опричнины – официальным расколом страны на два государства! Замечательно и возведение на земский, формально не подчинённый Ивану, престол марионетки – касимовского хана Симеона Бекбулатовича. После этого управление земской половиной страны стало так же безалаберно, как и опричной.

Да и систематическое истребление былых соратников давало Ивану немалый тактический выигрыш. В конечном счёте возражать ему решался разве что бежавший за границу князь Андрей Курбский. В результате стратегические ошибки Ивана развёртывались в полную ширь – и получали отпор не словом (от близких оппонентов), а делом (от врагов).

Стратегическая бездарность Ивана Грозного проявилась даже в отношении к наследникам. Иван Иванович попытался вступиться за беременную жену, избитую царём за небрежность в украшениях (не правда ли, основательный повод!) и через десять дней умер от последствий перелома бедра. Сыну, избитому отцом, никто не рискнул помочь.

Между тем царь знал, другой его сын – Фёдор Иоаныч – слишком слабоволен, чтобы стать серьёзным правителем. Правда, Иван завёл ещё одного наследника. Но уже после его смерти царевич Дмитрий погиб от несчастного случая: от деда он унаследовал столь крутой нрав, что никто не рискнул запретить девятилетнему эпилептику играть с острым колышком.

Посмертным итогом деятельности Ивана Четвёртого стало Смутное время. Кто знает, как развивались бы события, если бы на престол взошёл разумный и здоровый Иван Иваныч Пятый? А уж если бы остались живы многие сотни достойных государственных деятелей, если бы страна не подверглась многолетнему отрицательному отбору, даже смена династий не вылилась бы в многолетнюю смуту. Но, увы, история не знает сослагательного наклонения.