Андре Конт-Спонвиль Философский словарь



бет23/98
Дата23.06.2016
өлшемі3.81 Mb.
#155433
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   98

З




Забвение (Oubli)

Понятие, обратное не памяти (забвение подразумевает память), а воспоминанию. Забыть значит перестать помнить о чем-то, что по меньшей мере в течение какого-то времени удерживалось в памяти. Забвение совсем не обязательно свидетельствует о патологии или связано с чувством вины; довольно часто оно выступает как своего рода форма сохранения здоровья или даже великодушия. Вот что пишет Ницше во второй главе своих «Несвоевременных размышлений»:

«Кто не может замереть на пороге мгновения, забыв обо всех минувших событиях, кто не может без страха и головокружения на мгновение застыть на одной точке, тот никогда не узнает, что такое счастье, хуже того, никогда не совершит ничего такого, чтобы сделать счастливыми других […]. Всякое действие требует забвения. […] Жить можно почти без воспоминаний, и жить счастливо, как показывает пример животных, но жить, ни о чем не забывая, – нельзя… Когда бессонница и постоянное пережевывание исторического смысла достигают определенной степени, они начинают вредить всему живому и в конце концов разрушают его, идет ли речь об отдельном человеке, нации или культуре».

В то же время нельзя забыть обо всем, иначе придется отречься от собственной человечности. Вот почему забывание является неотъемлемой частью работы памяти. Это ее отрицательный полюс, помогающий осуществлять обязательный отбор, в результате которого мы запоминаем лишь то, что полезно, приятно или необходимо (то, о чем мы вспоминаем под влиянием интереса, благодарности или долга).



Забота (Souci)

Память о будущем, вызывающая не столько доверие, сколько беспокойство. Человек всегда озабочен – постольку, поскольку он обладает разумом (а значит, и памятью) и отличается хрупкостью (а значит, вынужден беспокоиться). Хайдеггер прав, причисляя заботу к структурным единицам «бытия в мире», постоянно обращенного вперед, постоянно преисполненного тревоги, постоянно повернутого к будущему и смерти. Впрочем, правы были и древние греки, видевшие в заботе нечто прямо противоположное мудрости. Люди, и только они, не мудры, и это их главное свойство. Вот почему им приходится заниматься философией. Это позволяет им хотя бы немного приблизиться к мудрости и отойти от самих себя. Значит ли это, что они становятся менее человечными? Отнюдь. Но они становятся менее эгоистичными, менее беспокойными, менее озабоченными и все успешнее открываются настоящему, действию и всему миру.



Загадка (Énigme)

Задача, которую мы не в силах решить, но не потому, что она превосходит наши средства познания (тогда это была бы тайна), и не потому, что она не поддается доводам логики (тогда это будет апория), а потому, что она неверно поставлена. Вот почему Витгенштейн (111) говорил, что «загадки не существует». Точнее будет сказать, что загадка существует только для того, кто попался на ее удочку; на самом деле это не более чем игра, иллюзия.



Заключение (Inférence)

Переход от высказывания, принимаемого за истинное, к другому высказыванию, которое в качестве следствия первого также принимается за истинное в силу необходимой или полагаемой необходимой связи между ними. Этот переход может быть индуктивным (если от частных фактов переходить к более общему выводу) или дедуктивным (если от одного суждения переходить к одному из его следствий). Принято считать, что индуктивное заключение позволяет осуществить переход лишь от истинного к вероятному, а дедуктивное – от истинного к истинному. Не следует однако торопиться с выводом о том, что факты ничего не значат. Ведь одного-единственного факта может хватить, чтобы опровергнуть самую громкую теорию: достаточно применить принцип дедуктивного заключения, в крайнем случае – в виде modus tollens (по умолчанию (лат.) ). Именно такой подход Карл Поппер назвал фальсификацией («Логика научного исследования», главы I, III и IV).



Закон (Loi)

Универсальное и обязательное к исполнению высказывание. Очевидно, что понимаемых в этом смысле «законов природы» не бывает. Мы употребляем это слово по аналогии, имея в виду определенные наблюдаемые закономерности. Напротив, разумность универсума молчалива (никаких высказываний) и проста (никаких категорических требований). Ей хватает порядка тождества, а ее необходимость, если бы вдруг понадобилось дать ей формулировку, звучала бы не в повелительном, а в изъявительном наклонении. Человеческие законы стремятся к этой модели («каждому приговоренному к смерти отрубят голову»), но полностью не достигают ее никогда. Это происходит от недостатка возможностей или избытка желания. Отсюда идея Бога, являющего собой всемогущую волю: Бог существует одновременно в изъявительном и в повелительном наклонениях. Доведенная до предела идея молчания избавляет нас от антропоморфизма в обоих этих видах.

Закон есть то, что исполняется обязательно (необходимость) или должно исполняться обязательно (правила и обязательства). В первом случае мы говорим о законах природы, во втором – о нравственных и юридических законах. Первые не зависят от нашего желания или нежелания, но действуют одинаково неизбежно на всех. Вторые, устанавливаемые согласно воле большинства, никому не навязываются: они существуют в качестве законов постольку, поскольку мы обладаем возможностью их нарушать. Если бы убийство было невозможным, не нужен был бы ни один закон, запрещающий убийство. Если бы земное притяжение можно было отменить, оно перестало бы быть законом.

Первостепенное значение имеет юридическое значение термина. Закон это прежде всего обязательство, налагаемое властью. О законах природы можно говорить лишь во вторую очередь, потому что в нашем воображении существует представление, что природа тоже подчиняется какой-то власти, которая должна быть Богом. Разумеется, это не более чем метафора. Природа не настолько свободна, чтобы кому-то повиноваться. Что касается Бога, то он слишком свободен, чтобы командовать.

Было бы непростительным упущением не привести знаменитое определение, предложенное Монтескье: «Законы в самом широком значении этого слова суть необходимые отношения, вытекающие из природы вещей» («Дух законов», книга I, глава 1). Впрочем, удовлетвориться этим определением мы также не можем. Ведь если признать, что это определение верно, откуда же тогда берутся плохие законы? Дело в том, что Монтескье, как позже и Огюст Конт, думал в первую очередь о законах природы, которые не бывают ни хорошими, ни плохими и являют собой всего лишь «постоянные отношения между наблюдаемыми явлениями» («Речь о позитивном разуме», § 12). Человеческие законы иные: они обязательны ровно настолько, насколько мы делаем их обязательными, что не гарантирует ни их справедливости, ни необходимости им подчиняться. Следовательно, понятие закона остается смешанным и служит главным образом маскировке той самой двойственности, которая и составляет его суть. Это делается для того, чтобы мы могли назвать тот или иной факт справедливым, а справедливость – действующей. Таким путем мы пытаемся уйти от хаоса и отчаяния. Истина же состоит в том, что не существует ничего, кроме фактов. Но разве найдется человек, способный ее вынести?

Законность (Légalité)

Фактическое соответствие закону. Не следует путать законность с легитимностью, предполагающей оценочное суждение, и нравственностью, порой толкающей на нарушение юридического закона и не сводимой к соответствию нравственному закону. Например, поясняет Кант, таков купец, ведущий свои дела честно с единственной целью – сохранить покупателей. Он действует в согласии с долгом, но отнюдь не из чувства долга (действует как должно, но в корыстных интересах). Его поступки, совершенно законные (в обоих смыслах слова – юридически и нравственно), тем не менее лишены собственно нравственной ценности (поскольку поведение может иметь нравственную ценность только при условии, что оно бескорыстно). Таким образом, законность является не более чем фактом, ничего не говорящим ни об обоснованности того или иного поступка, ни тем более о его нравственной стороне. Антиеврейские законы правительства Виши, даже если признать их юридическую неуязвимость, не были легитимны: их принятие, применение и даже подчинение им (исключая жертв, у которых просто не было другого выхода) – безнравственны.



Запирательство (Dénégation)

Отрицание, сознательное или неосознанное, того, что известно в качестве истины.

Запирательство – своего рода ложь или заблуждение (отрицание истины означает безоговорочное утверждение лжи), носящие скорее оборонительный характер. В психоанализе запирательством часто называют защитный механизм, смысл которого заключается в том, что человек формулирует вытесненное желание или чувство, отказываясь признать, что испытывает его. «Не хочу сказать, что я желаю смерти своему отцу, но…» Этот механизм позволяет приоткрыть клапан подсознания, не только полностью не снимая с него «крышку», но даже позволяя ей удержаться на месте. Аналогичный механизм действует и в повседневной жизни. Если человек начинает свою речь словами: «Я не расист, но…», можно быть почти уверенным, что перед нами все то же внутреннее запирательство.

Заслуга (Mérite)

То, что делает достойным похвалы или награды. Часто думают, что заслуга зависит от человеческой воли, однако это заблуждение. Никто из нас не рождается талантливым или гениальным по собственному желанию, но разве это причина, чтобы воздавать хвалу трудолюбивой посредственности? Также нельзя с уверенностью сказать, что храбрость целиком обусловлена свободой воли, но это не мешает нам восхищаться храбрецами и осыпать их наградами. Странно выглядело бы такое понимание заслуги, в соответствии с которым мы считали бы Моцарта менее достойным восхищения, чем Сальери (ведь он сочинял музыку, прикладывая куда больше усилий), а святость и героизм – не такими высокими достижениями, как наши собственные скромные старания вырваться за грань посредственности…

Тот, кто отдает без удовольствия, не может считаться щедрым, учил Аристотель. Это не щедрость, а преодолевающая себя скупость. Неужели же мы станем превозносить такого скупца и воздавать ему по заслугам больше, чем человеку, расстающемуся со своим добром легко, спонтанно, почти не задумываясь, потому что любовь и щедрость успели стать для него чем-то вроде второй натуры?

Сердцу не прикажешь, отмечал Кант, и любовь не возникает по приказу. Несмотря на это, я по-прежнему твердо придерживаюсь убеждения, что любовь, во всяком случае любовь дающая (греч. philia, agape ), – заслуга, и притом величайшая из всех. Иначе с чего бы христианам превозносить Христа?



Зверство (Brutalité)

Склонность к насилию. Мы называем зверем того, кому не просто не хватает мягкости (в этом случае мы сказали бы, что перед нами грубиян), а того, кому также не хватает ума, тонкости, самоконтроля, уважения к другим людям и сострадания к ним. Жалкое создание – зверь.



Зверь (Béte)

Всякое животное, не являющееся частью человеческого ро да. Главным отличительным признаком человека от зверя является его способность к мышлению. Действительно, если не принимать во внимание случаи врожденной патологии или жертв несчастных случаев, самый глупый человек все равно умнее самого умного шимпанзе. Мышление связано с телом посредством мозга, следовательно, с родом – посредством генов. Гены не заменяют воспитания, это очевидно. Но разве можно воспитать безмозглое существо? Приобретенное здесь предполагает врожденное, а культура является частью природы. Имеют ли звери какие-либо права? Между собой – нет (пожирая свою жертву, лев не нарушает прав газели, а воробей – прав земляного червя). Но вот у нас, людей, есть перед зверями обязательства: обязательство не причинять им бессмысленных страданий, обязательство не истреблять их, не унижать их, не мучить их. Тон всему этому задает страдание, в отношении человека к зверям означающее сострадание. Способны ли на сострадание звери? Судя по всему, нет. Но это не освобождает нас от необходимости быть сострадательными к тем, кто этой способности лишен.



Здоровье (Santé)

«Здоровье – ненадежное состояние, не сулящее ничего хорошего». Автор этого высказывания доктор Нок (112), очевидно, прав. Если ты не болен, то можешь заболеть, мало того, если с тобой не произойдет несчастный случай со смертельным исходом, ты обязательно заболеешь. Абсолютного, окончательного здоровья не бывает; есть лишь сражение против болезни, против смерти, против изнашивания организма, – это сражение и есть здоровье. Это не просто отсутствие болезней (говорим же мы о «плохом здоровье»), это та сила, которая существует внутри нас и помогает противостоять болезням. Иначе говоря, здоровье есть сама жизнь в своем действующем и действенном равновесии. «Жизнь – это продолжительная победа», – сказал Жан Баруа (113), но каждый из нас знает, что вечно она продолжаться не будет. Здоровье – не триумф жизни, а вечный бой за жизнь.

Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) дает свое определение здоровья, настолько нелепое, что мы не можем удержаться, чтобы не привести его здесь. «Здоровье это не просто отсутствие болезней или физических изъянов. Это состояние полного физического, психического и социального благополучия». По этой логике, в Советском Союзе поступали совершенно правильно, запирая диссидентов в психиатрические лечебницы: эти люди были действительно больны, ведь их благополучие, особенно психическое и социальное, было далеко не полным… Что касается меня, то за всю свою жизнь, начиная с самого рождения, я навряд ли припомню хоть три дня, когда чувствовал себя настолько здоровым, чтобы отвечать требованиям ВОЗ. Хотя довольно часто я чувствую себя просто хорошо. Но о «полном благополучии», конечно, не идет и речи. «Всегда есть что-нибудь, что идет наперекосяк», – писал Монтень. Или мы чем-то озабочены, или у нас что-нибудь болит, или мы чего-то опасаемся… «Доктор, сегодня утром я думал о смерти. Это тревожит меня. Я чувствую, что мое состояние не полностью благополучно. Может, что-нибудь пропишете?» Рассуждать подобным образом значит смешивать здоровье и спасение, то есть медицину и религию. Бог умер, да здравствует медицинское страхование!

Впрочем, и в начале статьи я уже упоминал об этом, здоровье и в самом деле не равнозначно простому отсутствию болезней. В обратном случае следовало бы допустить, что мертвецы и камни обладают отменным здоровьем. Значит, здоровье – это не отсутствие болезней, а та потенциальная сила – конечная, непостоянная и действительно преходящая, которая позволяет бороться с болезнями и преодолевать их. Вот почему здоровье – самый драгоценный дар. Более дорогой, чем мудрость? Конечно. Ведь никакая мудрость не возможна без здоровья, во всяком случае умственного. Здоровье – не высшее благо (оно не заменяет ни счастья, ни добродетели), но оно самое важное из благ, ибо является условием для всех остальных. Не спасение, а бой. Не цель, а средство. Не победа, а сила. Здоровье – это conatus всякого живого существа, пока ему худо-бедно удается оставаться в живых.



Здравомыслие (Bon Sens)

Обыденный человеческий разум, не претендующий сколько-нибудь в качестве присущего всем людям свойства. Здравомыслие – это отношение человека к истине или, как говорит Декарт, «способность верно судить и отличать истинное от ложного».

Монтень шутливо отмечает, что здравомыслие есть такая вещь, которой все люди владеют в достатке, поскольку ни один из нас никогда не жалуется на его нехватку («Опыты», книга II, глава 17). Декарт на основании этого, и, возможно, не без иронии, приходит к выводу, что «здравомыслие есть вещь, распределенная справедливее всего», которая «от природы одинакова у всех людей» («Рассуждение о методе», I). Но подобный вывод выражает не только смешение здравомыслия с разумом, что Декарт делает намеренно, но и смешение универсальности как теоретического понятия с равенством как фактическим явлением. Все мы обладаем одним и тем же разумом, потому что другого не существует, но это ни в коем случае не служит доказательством того, что все мы обладаем им в равной или в достаточной мере. Здравомыслие в том и заключается, чтобы это сознавать – так же, как свое отличие от разума и невозможность ни тому ни другому претендовать на звание абсолютного.

Абсолютным разумом может быть только Бог. Здравомыслие как проявление чисто человеческого разума и отделяет нас от Бога и служит ему заменой.



Здравый Смысл (Sens Commun)

Устоявшаяся точка зрения на какой-либо предмет. Здравый смысл – это не столько способность к суждению, сколько легко доступный и признанный обществом результат этой способности, иначе говоря, комплекс очевидных мнений, спорить с которыми, по общему признанию, неразумно. Выражение «здравый смысл», когда-то, бесспорно, имевшее позитивное значение (см. «Словарь» Лаланда), в наше время все чаще выглядит немного подозрительным и употребляется в уничижительном смысле. Мы слишком хорошо научились не доверять очевидным истинам, и, если все вокруг выражают единодушное одобрение чему-то, в нас начинает шевелиться червячок сомнения. Это и есть проявление нашего здравого смысла.



Зло (Mal)

Мы не склонны дать Богу так дешево от нас отделаться. Зло – не просто отсутствие добра (Бог может терпеть его лишь по необходимости, с целью сотворения чего-то другого, кроме себя), но его противоположность. Так, страдание есть зло (а не просто отсутствие удовольствия) и одновременно модель любого построения. Ведь зло – это прежде всего то, что делается, а значит, Бог может остаться неповинным только в том случае, если его не существует.

Зло существует в положительном смысле слова, но, конечно, не потому, что является объективной или абсолютной реальностью (зло всегда субъективно), а потому, что для каждого субъекта являет собой первичный опыт. Чтобы понять, что такое страдание, совсем не обязательно прежде познать, что такое удовольствие. Напротив, представляется вполне правдоподобным, что именно добро вторично по отношению к злу, поскольку опыт столкновения со злом заставляет нас стремиться к его уничтожению и делает добро приятным. В этом вопросе непревзойденной простоты понимания достигает Эпикур. Отсутствие добра еще не зло; а вот добро – это и есть отсутствие зла.

Судя по всему, это так же верно по отношению ко всему человечеству, как и по отношению к отдельному индивидууму. Зло первично. А страх, наш отец, порождает в нас не только надежду, но и смелость.

Зло, как я уже говорил, есть прежде всего то, что совершает зло, следовательно, первичное и худшее из зол есть страдание. Худшее, но далеко не единственное. Вполне безболезненная и даже не лишенная приятности подлость все равно остается нравственным злом. Значит, дело не только в страдании. В чем же еще? «Мы желаем образовать идею человека, – пишет Спиноза, – которая служила бы для нас как бы образцом человеческой природы»; отсюда зло, или дурное (malum) , есть то, что отдаляет нас от этого образца или мешает его воспроизвести («Этика», часть IV, Предисловие).

«Зло можно понимать метафизически, физически и морально, – указывает Лейбниц. – Метафизическое зло состоит в простом несовершенстве; физическое зло – в страдании, а моральное зло – в грехе» («Теодицея», часть I, 21). Что же из перечисленного подойдет для атеиста? Два первых определения остаются практически нетронутыми. Мало того, несовершенство мира и масштаб страданий служат нам лишним доводом не верить в Бога, и одним из самых сильных. «Если Бог есть, откуда зло? – вопрошает Лейбниц. – Если же его нет, откуда добро?» (Часть I, 20). Наибольшую опасность таит первый из этих вопросов. Во-первых, потому, что зло и сильнее добра, и дает знать о себе чаще; во-вторых, потому, что несовершенством и неопределенной мощью природы все же легче объяснить существование добра, чем бесконечным и благим всемогуществом Бога оправдать тот факт, что он терпит существование зла. Может быть, страдание дается нам в наказание? И является той ценой, какую мы платим за свою свободу, в том числе и свободу совершать ошибки? С этим трудно согласиться, потому что зло предшествует вине и даже человечеству (ведь животные тоже страдают). Уж лучше пойти на открытый бунт, вернее говоря, лучше простить Богу, что его не существует.

Но остается открытым вопрос о нравственном зле. Если мы отказываемся считать его грехом в религиозном смысле слова, т. е. оскорблением Бога или нарушением одной из его заповедей, то нам не остается ничего иного, кроме как согласиться с духом и буквой учения Спинозы и признать нравственным злом все то, что отдаляет нас от человеческого идеала или мешает его воспроизвести («Этика», часть IV, Предисловие; см. также Письма 19, 21 и 23 к Блайенбергу). Если и допустить, что, совершая зло, мы грешим, то это грех против человечности или против себя. Зло есть то, что мешает нам достичь полноты человечности в нормативном смысле слова, т. е. руководствоваться разумом, когда мы на это способны, и состраданием, когда одного разума не хватает. «Кто ни разумом, ни состраданием не склоняется к поданию помощи другим, тот справедливо называется бесчеловечным, так как он кажется непохожим на человека» («Этика», часть IV, теорема 50, схолия).

Злобность (Méchanceté)

Свойство быть злым или действовать так, будто являешься злым. Чаще всего злобность скрывает за собой самый обыкновенный эгоизм, и тот, кого называют злым, на самом деле просто дурной человек. Он творит зло не ради самого зла и даже не из удовольствия творить зло; он творит зло (другому) ради собственного блага, т. е. чинимое им зло есть не столько причина или объект, сколько условие. Злой человек – просто самый обыкновенный мерзавец. Если бы все истязатели были исключительно садистами, истязания не получили бы такого широкого распространения и бороться с ними было бы куда легче. Если бы зло творили только злые, добро очень скоро взяло бы над ним верх.



Злодей (Scélératesse)

Человек, который ведет себя как преступник или, чаще, как негодяй.



Злой (Méchant)

Злой человек – существо парадоксальное. Согласно традиционному определению, он якобы творит зло ради зла, что, однако, предполагает наличие в нем некой уже реализованной порочности (дурной или дьявольской натуры) и тем самым его извиняет. Если некто зол по самой своей сущности, а не в результате свободного выбора, он ни в чем не виноват; значит, он уже не дурной человек, а невинная жертва (собственной натуры или собственной биографии, неважно). И наоборот, чем еще объяснить, что он стал злым по собственному выбору, если не уже присутствовавшей в нем злобностью, каковая в свою очередь должна получить объяснение? Действительно, надо питать чрезвычайную злобу, чтобы захотеть стать злым. И мы снова возвращаемся к тому, с чего начали, – злобность есть испорченность натуры, за которую человек не несет ответственности, следовательно, злобность в своем фактическом проявлении аннулирует сама себя. Никто не становится злым ни по собственной воле (ибо, чтобы захотеть стать злым, надо им уже быть), ни против собственной воли (ибо невольная злобность перестает быть таковой). В этом полном смысле злой человек есть существо парадоксальное и невозможное. Дьявола, повторим вслед за Кантом, не существует; следовательно, злых людей нет, есть лишь дурные люди, т. е. негодяи.

Но гораздо употребительнее ослабленное значение слова «злой». Злым мы называем человека, творящего зло по собственной воле, но, конечно, не ради самого зла, а ради своего удовольствия (которое для него является благом). Это не обязательно садист (для которого чужое страдание чаще объект удовольствия, а не средство его достижения), но всегда – эгоист.

Впрочем, не всякий эгоист обязательно бывает злым (тогда мы все были бы злыми). Эгоист это тот, кто не делает другому всего того добра, которое должен бы делать; злой человек это тот, кто делает другому больше зла, чем это возможно. Эгоисту не хватает щедрости; злому – мягкости и сострадания. Конечно, в этом последнем смысле злые люди существуют. Но они остаются исключением: на свете гораздо меньше мерзавцев, чем трусов.



Злопамятность (Rancune)

Застарелая, прогоркшая от времени мстительность. Мы злимся на кого-то, кто причинил нам зло, и храним не только память об этом, но и вкус обиды – потому что не можем ответить тем же. Злопамятность это переживаемая в настоящем ненависть за причиненное в прошлом страдание. Содеянное зло долго остается злом.



Злопамятство (Ressentiment)

Гнев слабых. Употребление этого слова в философском контексте связано с Ницше, который называл злопамятство «воображаемой местью», с помощью которой рабы, лишенные возможности действовать, пытаются компенсировать свое реальное унижение, изобретая в рамках морали или религии фантастические кары своим угнетателям – варварам или аристократам, которые их угнетают, – это единственный способ одержать над ними верх. Этим чувством отмечено «восстание рабов в морали» («К генеалогии морали», рассмотрение I, 10), и оно же стало причиной, по которой евреи стали народом, возведшим злопамятство в ранг святыни (там же, 16). Злопамятство приводит к переоценке ценностей (то, что для хозяина, то есть аристократа, – «благо», для раба – «зло»), и Ницше делает попытку совершить еще одну такую переоценку. Парадокс истории, объясняет он, заключается в том, что победили слабые. Их было намного больше, они были гораздо хитрее, терпеливей и осторожней. Время, многочисленность и усталость работали на них. В частности, в Европе евреи в конце концов побеждали везде: в Греции, «с этим евреем Сократом» (а может, и с Платоном, обучавшимся у «египетских евреев») и в «иудаизированном Риме»; во время реформы Церкви «Иудея снова восторжествовала»; наконец, Иудея «еще раз одержала верх над классическим идеалом с Французской революцией: последнее политическое дворянство, существовавшее в Европе, дворянство XVII и XVIII французских столетий пало под ударами инстинктов злопамятства» (I, 16). Читать эти строки довольно неприятно (правда, я мог бы процитировать и другие, еще более хлесткие), однако эта неприязнь нисколько не мешает ясности понимания, что же такое злопамятство. Другое дело, что их чтение должно внушить нам определенную бдительность. Противоположностью, а точнее сказать – симметричным понятием злопамятства, является презрение – чувство ничуть не менее отвратительное. Злопамятство есть сила слабых; презрение – слабость сильных. Эти понятия полезны, эти чувства опасны. Противовесом тому и другому служит милосердие.



Злословие (Médisance)

Дурные слова, произносимые не столько с целью обличения зла, сколько ради удовольствия. Злословие – искренность из дурных побуждений (в отличие от клеветы, которую можно назвать злословием, основанным на лжи) и одно из удовольствий существования.



Злоупотребление (Abus)

Любой вид бесчинства. В специальном значении – нарушение в области права.

Юридически злоупотребление это своего рода законная (или кажущаяся законной) несправедливость. Допустить злоупотребление значит не столько нарушить закон, сколько ненадлежащим образом его применить. В этом смысле термин противоположен справедливости.

Знак (Signe)

Любой объект, способный представлять другой объект, с которым он связан сходством или аналогией (в этом случае говорят об образе или символе), каузальной зависимостью (тогда говорят о признаке или симптоме) или условностью (в англосаксонской традиции принято употреблять термин «символ», хотя лучше говорить об условном знаке или просто знаке). Языковые знаки, разумеется, относятся к последней категории. Как показал Соссюр (114), они связывают не вещь с именем, а понятие (обозначаемое) с акустическим образом (обозначающим). Знак есть единство того и другого, и именно это внутриязыковое единство обладает возможностью обозначать нечто, существующее вне языка (референта). Связь, объединяющая обозначающее и обозначаемое, носит чисто условный характер. Соссюр называет это явление «знаковым произволом» («Курс общего языкознания», I, глава 1). Точно так же условна связь, объединяющая знак и референта, кроме некоторых исключительных случаев вроде ономатопеи. Это не значит, что для обозначения той или иной идеи можно воспользоваться любым обозначающим знаком или что любой знак может обозначать что угодно. Это значит, что отношение между тем и другим фиксируется правилами, а не диктуется законами природы и не основано ни на каком сходстве между ними.



Знание (Savoir)

Более или менее точный синоним познания. Если по пытаться провести между тем и другим более строгую границу, то можно сказать, что познание это скорее действие, тогда как знание – результат этого действия. Познания множественны; знание – их сумма или синтез. Впрочем, все эти различия достаточно приблизительны и изменчивы, и жестких правил словоупотребления обоих терминов не существует.

Следует различать знание и умение. Если я умею читать и писать, это значит, что я знаю (в большей или меньшей мере) слова, грамматику, орфографию. Я умею водить машину – значит, знаю правила дорожного движения. Я знаю фортепианную музыку Шуберта, но не умею ни играть на фортепиано, ни читать ноты. Я более или менее хорошо знаю жизнь, и я более или менее умею жить. Во всех этих выражениях прослеживается примерно одно направление мысли. Знание обращено на объект или дисциплину; умение – на практическое применение знания и поведение. Знать значит обладать истинной идеей; уметь – иметь возможность сделать. Поэтому, чтобы знать, мало уметь, а чтобы уметь – недостаточно знать.

Значение (Signification)

Внутренне присущее знаку отношение между обозначающим и обозначаемым. Отличается от обозначения (денотации), которое является отношением между знаком и тем элементом внешней среды, к которому этот знак нас отсылает (его референтом). Например, я говорю: «На ветке сидит птица». Отношение между обозначающим (звуковой и сенсорной реальностью слова «птица» или, как говорит Соссюр, его акустическим образом) и обозначаемым (понятием птицы) остается присущим знаку, который является неразрывным единством того и другого. Именно это отношение мы и называем значением. Напротив, отношение обозначения, которое, оставаясь внутриязыковым феноменом (имеющим смысл только в рамках конкретного языка), связывает знак с объектом, существующим вне языка и чаще всего независимо от языка: птица – не знак, и назвать себя птицей она не может.



Золотая Середина (Médiété)

Это понятие (по-гречески mesotes ) есть у Аристотеля. Так, саму добродетель он называл золотой серединой «между видами порочности, один из которых – от избытка, другой – от недостатка». Золотая середина – понятие, противоположное посредственности; это своего рода совершенство или вершина, напоминающая линию хребта между двумя безднами или между пропастью и болотом («Никомахова этика», книга II, 5–6, 1106а –1107а ).






Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   98




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет