Один из основных аффектов, в силу этого не поддающийся точной дефиниции. Разве можно объяснить человеку, что такое радость, если он ее никогда не испытывал? Все мы знаем радость из опыта. Она рождается, когда осуществляется очень сильное желание (радость выпускника школы, получающего хороший аттестат), когда удается избегнуть опасности (радость чудом исцелившегося или просто выздоравливающего после тяжелой болезни), когда приходит, или нам кажется, что приходит, счастье (радость влюбленного, узнавшего, что и он любим). Радость – наслаждение, но не телесное, а духовное или одухотворенное. Она есть элемент счастья, минимальный по времени и максимальный по интенсивности. Впрочем, это вполне автономный элемент – хотя счастья не бывает без радости (или без ее вероятности), радость же бывает и без счастья. Радость это что-то вроде остановленного мига довольства для любого существа, когда он пребывает в согласии с миром и с собой. Эпикур назвал бы радость подвижным удовольствием души, а Спиноза – увеличением потенции (переходом к высшему совершенству). И действительно, в радости есть специфическая подвижность, являющая собой одновременно и ее силу, и ее слабость. Что-то такое в радости (и в нас) не дает ей длиться долго. Отсюда – желание блаженства (желание вечности) и мечта о счастье (единственным доступным наблюдению психологическим содержанием которого и является радость). Таким образом, радость и ведет нас, и диктует нам правила; это путеводная звезда души. Именно в радости укоренено наше представление о спасении души. Удовольствие, радость, пишет Спиноза, есть «переход человека от меньшего совершенства к большему» («Этика», часть III, «Определение аффектов», 2; см. также схолия к теореме 11). Но как само совершенство есть не что иное, как реальность, так и радость знаменует переход к высшей реальности, вернее, к высшей степени реальности. Радоваться значит существовать более полно. Радость – такое чувство, которое сопровождается ощущением усиления и широты нашей способности существовать и действовать. Это удовольствие – в движении и в действии – существовать полнее и лучше.
Развлечение (Divertissement)
Способ занять свой ум чем-либо малозначительным, чтобы не думать о главном: о том, как мало мы значим, о том, что нас ждет небытие. Это своего рода добровольное переключение внимания, метафизическое отвлечение. Подобную мысль высказывал уже Монтень («Мало на свете вещей, способных развлечь нас и занять наше внимание, потому что нас мало что по-настоящему интересует»), однако основной вклад в разработку понятия развлечения внес Паскаль. Развлечение есть признак нашего ничтожества (как мало нам надо, чтобы почувствовать себя занятыми!), но вместе с тем и средство его маскировки. Противоположностью развлечения является не серьезность, которая зачастую выступает как очередное развлечение («серьезный канцлер в узорчатом наряде»), а скука или страх (Паскаль. «Мысли», 622–131). Вот почему мы так любим «шум и движение» – они помогают нам не думать о себе и о смерти. «И так проходит вся жизнь; люди ищут покоя, борясь с препятствиями, а когда их преодолевают, покой становится для них невыносим из-за скуки, им порождаемой. Нужно вырываться из него и клянчить себе тревог» (там же, 136–139, «Развлечение»). Развлекаться значит отворачиваться от себя, от своего небытия и своей смерти. И это приводит к тому, что небытие как будто удваивается.
Наша эпоха видит в развлечении всего лишь приятное времяпрепровождение. Но следует отметить, что в философском смысле развлечение не обязательно предстает в виде отдыха, досуга или веселой забавы: можно отвлечься от тех или иных мыслей, с головой уйдя в тяжелую работу или сконцентрировавшись на других заботах. Главное здесь – стремление забыть о том, что ничто – это ничто, т. е. забыть о самом главном.
Разделенное (Чувство) (Communion)
Чувство приобщенности к чемулибо. Например, при дележе пирога предполагается, что чем больше участников, тем меньше доля каждого. Но удовольствие, которое каждый из участников получает от присутствия остальных, не делится, а, напротив, возрастает (съесть пирог одному – что может быть тоскливее!). Можно делить с другими сокровище, власть, служебное помещение. Но разделенная любовь или разделенное знание нисколько не уменьшают общую «долю» этой любви или этого знания (истина, ведомая многим, не перестает быть истиной; любовь нескольких человек к одному и тому же предмету не делает эту любовь слабее).
Различение Порядков (Ordres, Distinction Des -)
В философии это понятие связано прежде всего с именем Паскаля.
Известно, что он различал три порядка: порядок тела или плоти, порядок духа или разума, порядок сердца или милосердия. Каждый из этих порядков имеет свою внутреннюю логику, свои ценности, свои свойства, при перенесении в другой порядок утрачивающие всякий смысл. Об этом повествует заключительная часть знаменитого фрагмента 308–793:
«Все тела, небосвод, звезды, земля с ее царствами не стоят ничтожнейшего из умов. Ибо он знает все это и себя самого, а тела – нет.
Все тела вместе и все умы вместе и все из них происходящее не стоят малейшей толики любви. Она принадлежит бесконечно более высокому порядку.
Из всех тел вместе нельзя извлечь и самой ничтожной мысли. Это невозможно, ибо принадлежит иному порядку. Из всех тел и умов нельзя извлечь толики истинной любви; это невозможно, это принадлежит другому, сверхъестественному порядку».
Возьмем, к примеру, теорему Пифагора или какой-либо исторический факт, считающийся достоверным. Сколько армий потребуется, чтобы доказать, что первое или второе ложно? Даже бесконечного их числа для этого не хватит: все армии Вселенной бессильны против истины, как, впрочем, и сама Вселенная.
А сколько нужно теорем, чтобы вызвать в человеке истинный порыв к милосердию? Опять-таки, будь их бесконечное число, это ничего не даст: всех теорем Вселенной вместе со всеми армиями мира недостанет, чтобы сделать черствое сердце отзывчивым и компенсировать отсутствие в нем доброты.
Размышляя над сочинениями Паскаля, я особенно задумался над его идеей различения порядков и попытался приложить ее к несколько иной классификации. В приложении к обществу я взял привычку выделять четыре порядка: научно-технический, внутренним структурным элементом которого является противопоставление возможного и невозможного (или, выражаясь строго научно, возможно истинного и безусловно ложного), он неспособен сам определять свои границы и в силу этого ограничен извне посредством второго порядка – политически-правового, внутренне построенного на противопоставлении законного и незаконного и так же, как первый, неспособного к определению собственных границ, следовательно, ограничиваемого извне посредством третьего порядка – нравственного, выстроенного на противопоставлении долга и запрета, но не столько ограничиваемого, сколько дополняемого, или открытого навстречу четвертому порядку – порядку этики и любви. Моя идея заключается в том, что каждый из этих порядков обладает собственной внутренней логикой, собственными нормами и противоречиями, наконец, собственной автономией – мы ведь не принимаем путем голосования решения о том, что истинно, а что ложно, что есть добро, а что зло, точно так же, как средствами науки или морали невозможно решать политические и правовые вопросы. Вот почему каждый из этих порядков необходим, однако не способен действовать в отрыве от других. Для существования ему необходим ближайший низший порядок (я называю это явление нисходящей последовательностью приматов, без которого общество невозможно), но выносить ему оценку и устанавливать его границы может только высший порядок (то, что я называю восходящей иерархией главных ценностей, без которого все теряет смысл). Стоит забыть об этом разделении порядков или решить, что вполне достаточно одного из них, как мы немедленно скатываемся к нелепости или тирании, выступающих в двух противоположных формах: бесплотной духовности, если вопрос решается в пользу высшего порядка, или варварства, если победу торжествует низший порядок (на эту тему см. Ценность и Истина ).
К этой четырехчастной системе, очерчивающей что-то вроде топики, можно добавить нулевой порядок – порядок реальной действительности или природы; и пятый, наивысший порядок – порядок сверхъестественного и божественного, разумеется обретающий смысл лишь для того, кто в это верит. На мой взгляд, нулевой порядок включает в себя все остальные, ибо это не столько порядок, сколько место и условие существования прочих. Вот почему я не могу не считать вероятный пятый порядок фантастическим продолжением четырех остальных (всемогущим и вездесущим Богом, который судит и распоряжается всем, наконец, Богом любви). Но мне кажется, что даже верующему сознанию светский дух не позволяет просто-напросто взять и согласиться с подчинением четырех первых порядков пятому. То, что я делаю, считается нравственным не потому, что действовать так мне приказал Бог; только те свои поступки, которые я сам считаю нравственными, исходят, на мой взгляд, от Бога – это пояснение принадлежит еще Канту. «Даже святой праведник из Евангелия должен прежде быть сопоставлен с нашим идеалом нравственного совершенства, прежде чем мы признаем его своим идеалом» («Основы метафизики нравственности», раздел II, см. также: «Критика практического разума», часть I, книга 2, «Диалектика чистого практического разума», глава II, и «Религия в пределах только разума», Предисловие, 1793 г.). Разумеется, то же самое относится к порядкам 2 и 4: тот, кто пожелал бы подчинить право или любовь предполагаемой воле Божьей, вынужден был бы отречься как от суверенитета народа, так и от собственной человеческой автономии, – мы называем это фундаментализмом. Таким образом, различение порядков в том смысле, какой я вкладываю в это понятие, есть не что иное, как попытка противостоять фундаментализму и довести до логического конца идею светского сознания.
Достарыңызбен бөлісу: |