Андрэ Моруа. Письма незнакомке

О другой женщине

Другая была еще невидима, а вы уже догадывались о ее существовании.

Порою под травяным покровом лужайки незаметно струится ручей, гуляя, вы

замечаете, что трава тут гуще и выше, а почва чуть пористая и немного

оседает под ногами. Это всего лишь приметы, но они не обманывают: вода

где-то здесь. Или же иногда перед болезнью, когда явных ее признаков еще

нет, вы ведете привычный образ жизни, но тем не менее какое-то недомогание,

беспричинная тревога уже предупреждают вас о скрытой опасности.

-- Что это со мною? -- говорите вы. -- Мне нездоровится.

Так было и тогда, когда у вашего мужа появилась Другая. "Что это с ним

такое? -- думали вы. -- Он не тот, что прежде". До сих пор он по вечерам

рассказывал вам, как провел день; ему нравилось приводить множество

подробностей (мужчины любят порассказать о себе); он сообщал вам о своих

планах на завтрашний день. Мало-помалу его ежевечерние отчеты сделались

несколько туманными. Вы начали замечать в его времяпрепровождении непонятные

перерывы. Впрочем, он и сам сознавал уязвимость своих объяснений. Он только

вскользь упоминал о тех или иных часах, путался. Вы ломали себе голову: "Что

же он хочет скрыть?"

Вы полагали, что после десяти лет замужества хорошо его изучили. Вы

знали, чем он интересуется:

службой, политикой, спортом, немного живописью и нисколько литературой

и музыкой. Теперь же он охотно обсуждал книжные новинки. Вдруг небрежно

спрашивал: "Есть ли у нас романы Стендаля? Я бы с удовольствием перечитал

их". Но вы-то знали, что он их ни разу не читал. Прежде столь равнодушный к

вашим туалетам, он вдруг стал спрашивать: "Почему ты не носишь платья из

набивной материи? Они так нарядны". Или же говорил: "Постригись короче. Эти

конские хвосты уже вышли из моды". Даже его политические взгляды

переменились, он начал терпимее относиться к передовым воззрениям. О любви

он заговорил теперь как-то странно и необычайно пылко, о браке же отзывался

довольно цинично. Словом, вы перестали узнавать его.

Вскоре последние сомнения рассеялись. Под некогда твердой почвой ныне

струился поток. Другая была тут. Но кто она? Вы старались представить ее

себе, мысленно воссоздать ее облик, используя те сведения, какие ваш муж,

сам того не желая, сообщал вам каждый день. Она, должно быть, молода, хороша

собой, прекрасно одевается; она образованна или умело прикидывается такой;

ездит верхом (ибо ваш муж, который уже давно отказался от конного спорта,

стал говорить: "Доктор советует мне увеличить физическую нагрузку, и мне

опять захотелось поездить верхом"). Она, как видно, живет возле

Люксембургского дворца: то и дело обнаруживалось, что какие-то самые

неправдоподобные дела вынуждали вашего супруга попадать именно в этот

квартал. А затем однажды, на обеде у ваших друзей, вы ее увидели. О! Вам не

понадобилось ни особых усилий, ни проницательности, чтобы узнать ее. Увы!

Довольно было понаблюдать за выражением лица вашего мужа. Он ласкал ее

взором. Он старался разговаривать с нею как можно меньше, но они будто

невзначай обменивались то едва заметным кивком, то едва уловимой улыбкой,

думая, что никто этого не видит, вы же с болью замечали все это. Хозяйка

дома сообщила вам, что Другая сама захотела с вами встретиться.

-- С чего бы это?

-- Не знаю... она много слышала о вас... И ей до смерти хотелось

познакомиться с вами.

По деланно равнодушному тону вашей собеседницы вы поняли, что она тоже

знает. Вы были одновременно поражены, огорчены и озадачены, и прежде всего

потому, что эта женщина позволила себе покуситься на вашего собственного

мужа. Не отдавая себе в том отчета, вы уже давно считали, что он

принадлежит вам одной, что он стал частью вас самой. В ваших глазах он уже

больше не был свободным человеком, как другие, нет, он сделался как бы вашей

плотью. И потому Другая имела больше права отобрать его у вас, чем отрубить

вам руку или похитить у вас обручальное кольцо.

Вас озадачило также то, что Другая одновременно и походила на образ,

мысленно созданный вами, и оказалась иной. И впрямь, довольно было послушать

ее, чтобы сразу распознать источник новых мыслей, новых устремлений и даже

новых словечек вашего мужа. Она говорила о лошадях, о скачках, цитировала

авторов книг, к которым у вашего супруга с недавних пор пробудился столь

необычный для него интерес. Но вы нашли, что она не более молода и, говоря

откровенно, не более хороша собой, чем вы. Пожалуй, у нее был красивый лоб,

выразительные глаза. И только. Рот ее показался вам чувственным и

вульгарным. Речь ее была оживленной, но не яркой и скоро вам наскучила.

"Да что он в ней такого нашел?" -- в недоумении спрашивали вы себя.

Возвратившись к себе, вы сразу же накинулись на мужа:

-- Что это за супружеская пара? Откуда ты их знаешь?

-- Деловые отношения, -- промямлил он и постарался переменить тему

разговора. Но вы твердо решили донять его.

-- Я не нахожу эту женщину слишком приятной. Судя по всему, она

донельзя довольна собой, но, говоря по правде, без особых на то оснований.

Он попробовал было сдержаться, но его увлечение было так сильно, что он

стал вам перечить.

-- Я держусь иного мнения, чем ты, -- ответил он, стараясь принять

безразличный вид, -- она красива, и в ней много очарования.

-- Красива! Ты, видно, не разглядел, какой у нее рот!

В ярости он пожал плечами и ответил с некоторым самодовольством:

-- Напротив, я очень хорошо разглядел, какой у нее рот!

В отчаянии вы продолжали сокрушать (так вы думали) Соперницу. И муж и

вы заснули только в два часа ночи после изнурительной и тягостной сцены. На

следующее утро он был подчеркнуто холоден с вами и сказал:

-- Я не буду обедать дома.

-- Почему?

-- Потому что я не буду обедать дома. И дело с концом. Хозяин я еще

самому себе или нет?

Тогда вы поняли, что допустили накануне ужасную ошибку. Влюбленного

мужчину не оторвать от его избранницы, плохо о ней отзываясь. Она кажется

ему очаровательной; если вы скажете ему, что это не так, он решит, что не он

обманывается, а вы не умеете смотреть правде в глаза, а главное -- не хотите

этого делать, ибо чертовски ревнивы. Мы еще об этом потолкуем. Прощайте.