Анна андреева андрей Дмитриевич



бет7/7
Дата23.06.2016
өлшемі0.55 Mb.
#155809
1   2   3   4   5   6   7

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Детям от первого брака я выделяю в наследство дачу.

НОТАРИУС. (Смотрит в листок). Половину дачи детям, половину – своей теперешней супруге. (Поднимает глаза к потолку, руками будто взвешивает). Половину одной наследнице и половину на троих наследников. Это, по-вашему, справедливо?

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Да.

НОТАРИУС. Половину - супруге, половину - детям бывшей супруги. Справедливо. (Смотрит в листок). Вам принадлежит и дача ваших родителей.

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Дача родителей в случае моей смерти переходит моей жене. А в случае её смерти – её детям.

НОТАРИУС. Понятненько. Дачи поделены справедливо. (Пауза). Насколько я знаю, за научные публикации за рубежом полагаются большие деньги. Гонорары, так сказать. И вы их отписываете Боннэр Елене Георгиевне, а в случае смерти Боннэр права наследования переходят её детям?

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Да.

НОТАРИУС. Понятно. Вы считаете, что это справедливо по отношению к вашим детям?

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Справедливо.

НОТАРИУС. Понимаю. Это ваше право. И всё же, может, вы пересмотрите завещание и выделите своим детям от первого брака часть наследства по авторскому праву? С точки зрения человечности, это было бы справедливо.

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Завещание окончательное.

НОТАРИУС. Как знаете, как знаете… Но с чисто человеческой точки зрения…
Горький. Квартира. Андрей Дмитриевич пишет письмо.

ГОЛОС АНДРЕЯ ДМИТРИЕВИЧА. «Люсенька! Милая моя девочка! Как же я тоскую по тебе! Письмо от тебя пришло аккурат в канун твоего дня рождёния. Конечно, накрыл праздничный стол. Побрился. Принарядился. Надел костюм – синий, помнишь в «Берёзке» купили? Свечи. В вазе цветы – 6 красных гвоздик, каждая обозначает десятилетие, и три – розовых, это годы. Люська, тебе 63! Совсем взрослая. А встретились, когда тебе было 48. Идут годы, идут. Налил в бокалы вино. Произнёс тост за тебя. За твоё изношенное сердце - в котором так много доброты. Я люблю тебя, Люсенька».
Горький. Вокзал. Андрей Дмитриевич встречает Боннэр. Страстно целуются. Долго стоят прижавшись друг к другу.
Горький. Квартира. Входят Андрей Дмитриевич и Боннэр. Боннэр сразу же принимается осматривать стены, углы, заглядывает в вентиляционные решётки.

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Перед твоим приездом устроил генеральную уборку. Можешь не проверять.

БОННЭР. Ищу, где же камеры. Ты не представляешь, сколько там показывают фильмов о нашей жизни! Тайком, суки, снимают и продают на Запад. Здесь, на кухне, я чуть ли ни сиськами сверкаю. Но как они снимают? Не пойму.

Андрей Дмитриевич тоже внимательно исследует стены, потолок – камер не обнаружено.

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Нету.

БОННЭР. Скоты! Ладно, не будем обращать внимания.

Садятся за стол, пьют чай.

БОННЭР. Знаешь, что больше всего поразило в Америке? Лица! Они человеческие. А на лицах улыбки. Все друг другу улыбаются. А у нас… На улице сплошь неинтеллигентные рожи. (Помолчала. Рассмеялась). Слушай, а какую сказочную яхту я присмотрела в Майями! Продавалась за смешные деньги – двести тысяч долларов.

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Двести тысяч – это же сумасшедшая сумма.

БОННЭР. Мелочь по сравнению с твоими гонорарами. Знаешь, сколько накапало? Почти три миллиона. Долларов. Ты миллионер! Между прочим, моя операция обошлась больше ста тысяч долларов. Ну, так вот – яхта. Просторная палуба. Каюты роскошно отделаны. Салон площадью с эту квартиру. Белый рояль. Ванная – размера с эту кухню. Биде. Такой бы кораблик нам. Посадили бы всех: маму, детей, внуков – и в кругосветку! Плыть, плыть, плыть… (Мрачнеет). Мы навечно замурованы в этом склепе. С камерами (Грозит кулаком в угол). Что, суки, интересное кино?

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Я написал письмо Горбачёву. Попросил отменить ссылку. (Берёт листок. Читает). «Глубокоуважаемый Михаил Сергеевич! Почти семь лет назад я был насильственно депортирован в город Горький. Я нахожусь в условиях беспрецедентной изоляции под непрерывным гласным надзором... Я лишен возможности нормальных контактов с учёными, посещения научных семинаров... За время пребывания в Горьком мое здоровье ухудшилось. Я беру обязательство не выступать по общественным вопросам, кроме исключительных случаев, когда я, по выражению Толстого, «не смогу молчать»... Надеюсь, что вы сочтете возможным прекратить мою депортацию и ссылку жены».

БОННЭР_.'>БОННЭР. Даже и не знаю, что сказать. Просишь… унижаешься…

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Ты права. Унижаюсь. Но что делать?

БОННЭР. Моё сердце с шестью шунтами подсказывает: не скоро, ой, не скоро увидим мы златоглавую.

Звонок в дверь.

БОННЭР. Кого черти принесли?

Андрей Дмитриевич открывает дверь. Входят двое.

ПРЕДСТАВИТЕЛЬ КГБ. Я из КГБ. Мы пришли установить вам телефон.

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Мы не подавали заявки.

ПРЕДСТАВИТЕЛЬ КГБ. Заявки не требуется. Это жест доброй воли.

Телефонист достает аппарат, подсоединяет его к сети. Проверяет: функционирует ли?

ПРЕДСТАВИТЕЛЬ КГБ. Вам позвонят.

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Кто?

ПРЕДСТАВИТЕЛЬ КГБ. Позвонят. Ждите.

Представитель КГБ и Монтёр уходят.

БОННЭР. Всё у них через задницу. Уж не Горбачёв ли соизволит позвонить? Да нет, это из области фантастики.

Телефонный звонок.

Андрей Дмитриевич берёт трубку.

ГОЛОС В ТРУБКЕ. С вами будет разговаривать Михаил Сергеевич.

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Я слушаю..

ГОЛОС ГОРБАЧЁВА. Здравствуйте, Андрей Дмитриевич. Это говорит Горбачёв. Я получил ваше письмо. Мы его рассмотрели, посоветовались с товарищами. (Пауза). Указ Президиума Верховного совета о вашей ссылке отменён.

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Здравствуйте, Михаил Сергеевич. Считаю это решение восстановлением справедливости и законности. Я благодарен вам.

ГОЛОС ГОРБАЧЁВА. Принято также решение относительно Елены Боннэр.

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Боннэр! (Резкий удар на букве «о»). Это моя жена.

ГОЛОС ГОРБАЧЁВА. Да, да! Боннэр. Вы имеете право вместе вернуться в Москву. Квартира в Москве у вас есть. Будете заниматься патриотическими делами.

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Я умоляю вас вернуться к рассмотрению вопроса об освобождении людей, осуждённых за убеждения. Это необычайно важно для нашей страны, для международного доверия к ней, и в конечном итоге, для вас лично. Узники совести должны быть освобождены.

ГОЛОС ГОРБАЧЁВА. Вопрос этот сложный… Среди осуждённых много открытых врагов нашей страны. Давайте отложим его рассмотрение до лучших времён.

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Михаил Сергеевич, откладывать нельзя. Каждый день в неволе – это пытка. Вы провозгласили курс на…

Короткие гудки. Они долго смотрят на телефонный аппарат.

БОННЭР. Ну, вот. Посрамил меня Горбачёв. Увидим мы златоглавую. Неужели что-то меняется наверху? А ты рановато рассыпался в благодарностях перед ним. Надо было понастойчивее об узниках совести.
Квартира Боннэр. Андрей Дмитриевич и Боннэр пьют чай.

Вокруг них нечто вроде хоровода, каждый выкрикивает одну фразу. Записи с автоответчика, телеграммы, письма. Это попытка сжато отразить события в жизни Андрея Дмитриевича в 1987-89 годах.

Андрей Дмитриевич, вы должны войти в Общественный совет «Мемориала»… Андрей Дмитриевич, помогите! Партократы надели удавку на гласность… Андрей Дмитриевич, это Гдлян. В стране тотальная коррупция. Глава клана коррупционеров Горбачёв. На его зарубежных счетах три миллиарда долларов… Правозащитники не одобряют ваше поведение, Андрей Дмитриевич. Вы поддерживаете перестройку, а это хитрая попытка замаскировать античеловеческую сущность режима. Вы сдали свои позиции… Папа, это Дима. Когда мы наконец сможем увидеться?.. Андрей Дмитриевич, я прочитал ваш проект Конституции. В статье первой вы формулируете: «Государство гарантирует каждому человек право на жизнь, свободу и счастье». Право на счастье государство гарантировать не может. Счастье – это внутреннее состояние человека… Андрей, это Марк. Жду тебя в одиннадцать…



БОННЭР. Надеюсь, ты не подал руки Зельдичу.

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Люся, понимаешь…

БОННЭР. Понимаю. Подал руку подонку и пакостнику.

Хоровод продолжается

Андрей Дмитриевич, это Ельцин. Вас выдвинули в депутаты от Москвы. У меня к вам большая просьба – снимите, пожалуйста, свою кандидатуру. Я выдвигаюсь по этому же округу. Для меня принципиально важно, чтобы именно Москва выбрала меня… Андрей Сахаров, это корреспондент журнала «Ньюсвик» Кэрролл Богерт, напоминаю, что завтра я приеду к вам за интервью… Андрей Дмитриевич, в пятницу в Физическом институте семинар. Первым идёт ваше сообщение о барионной асимметрии Вселенной…



БОННЭР. Боже, какой ад! Предполагала, что в Москве будет жить трудно. Но чтоб невыносимо – только в страшном сне. Мы всё делаем для других. А для себя - ничего.

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Иногда хочется выдернуть телефонный шнур из розетки, закрыть на запор дверь… Пока были в Горьком, ну, вроде никому ничего не должен: что мог, то сделал – обратился к мировой общественности, письма написал в защиту того, этого. Что ещё могли сделать? Ничего. Сами сидели под колпаком. А сейчас постоянно надо что-то делать, подталкивать Горбачёва к демократии.

БОННЭР. Андрюш, а помнишь давний разговор моего Алёшки и Павлика, его школьного приятеля? Алешка сказал Павлику: «Хорошо, что Хрущёв освободил тысячи людей. Они смогли вернуться домой, к семьям». А Павлик не соглашался: «Они уже там в лагере привыкли». Так ведь и я привыкла - в Горьком. Сейчас вдруг ощутила комфортность горьковского уклада жизни. Когда жизнь ничего не требует, кроме как повозиться у плиты, постирать, прибраться. А какое было наслаждение – наши долгие беседы на кухне.

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Все полагают, что я всемогущий. Что я Бог. А я… кто я? Заканчиваем! Спать! Завтра решающий день на Съезде.
Кремль. Первый съезд народных депутатов. Последний день работы.

ГОРБАЧЁВ. Товарищи, мы приняли постановление «Об основных направлениях внутренней и внешней политики СССР». На этом повестка дня Первого съезда народных депутатов исчерпана. Предлагаю проголосовать за закрытие съезда.

Вскакивает Андрей Дмитриевич, быстрым шагом идёт к трибуне.

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Михаил Сергеевич, прошу предоставить мне слово для заявления.

ГОРБАЧЁВ. Товарищи, просит слово Андрей Дмитриевич Сахаров. Дадим ему слово?

В зале шум, крики: «Хватит!», «Мы его уже слышали!», «Заканчивать!», «Опять Сахаров!»

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Уважаемые народные депутаты! Я считаю, что Съезд стал очень важным событием. Он политизировал общество. Люди проснулись к активной политической жизни, почувствовали, что они не бесправные винтики. Но съезд не решил стоящей перед ним ключевой политической задачи, воплощенной в лозунге: «Вся власть Советам!» Мы получили от сталинизма имперскую систему угнетения малых республик и малых национальных образований. Система слишком высоко ставит роль русского народа, который превратился в жандарма на колониальных территориях.

В зале шум, крики «Чего он мелетв!» «Заканчивай!».

ГОРБАЧЁВ. Заканчивайте, Андрей Дмитриевич. У вас одна минута.

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Я заканчиваю. Опускаю аргументацию. Сокращаю текст. Так… Что на сегодня главное? Уничтожить имперский дух. Я предлагаю создать конфедерацию. Любая национальность на территории СССР имеет право создать своё государство с максимальной степенью независимости.

ГОРБАЧЁВ. Интересное предложение. И чукчи создадут своё государство? И эвенки?

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. И чукчи, и мордва, и ханты-мансийцы, и адыгейцы, и хакасы, и тувинцы – все! Возникнет союз свободных независимых государств. Только в этом случае мы сумеем демонтировать имперскую насильственную структуру под названием СССР. Мы должны разработать новую Конституцию, а за основу взять конституцию Соединенных Штатов Америки.

В зале свисти, крики «Позор!», «Долой ставленника Америки!»

На трибуну выскакивает Учительница.

УЧИТЕЛЬНИЦА. Гражданин Сахаров, от имени всех учителей Советского союза выражаю вам презрение.

Бурные аплодисменты. Свист. Учительница спускается в зал.

ГОРБАЧЁВ. Мы вас поняли, Андрей Дмитриевич. Попрошу освободить трибуну

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Страна стоит накануне экономической катастрофы. Люди живут хуже, чем жили в эпоху застоя. Это приводит к чрезвычайно мощным подспудным процессам, одним из которых является кризис доверия народа к руководству страны.

В зале нарастает шум, крики: «Хватит демагогии!», «Обратно в Горький его!»

Дальнейшее выступление Андрея Дмитриевича тонет в шуме, криках, топанье ног.

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Возможен взрыв системы, в которой напряжения доведены до предела. Я считаю, что в такой ситуации возможен военный переворот.

ГОРБАЧЁВ. Всё, товарищ Сахаров. Вы не уважаете съезд.

На трибуну поднимается Депутат

ДЕПУТАТ. Почему мы должны слушать непонятно что от Сахарова? Не слишком ли много Сахаров берёт на себя? (Уходит).

На трибуну ковыляет депутат-инвалид.

ДЕПУТАТ-ИНВАЛИД. Я прошёл Афганскую войну. Потерял там ноги. И мне совершенно непонятны цель и смысл безответственных заявлений депутата Сахарова по поводу Афганистана. Сахаров в интервью журналистам канадской газеты «Оттава ситизн» заявил, что будто в Афганистане советские лётчики расстреливали попавших в окружение своих же солдат, чтобы они не смогли сдаться в плен. Мы, воины-афганцы возмущены этой провокационной выходкой известного учёного и расцениваем его заявление как злонамеренный выпад против Советских вооруженных сил.

Буря аплодисментов. Крики: «Позор Сахарову!, «Слава Советской армии!», «Выкинуть Сахарова из депутатов!»

ДЕПУТАТ-ИНВАЛИД. Я противник лозунгов. Но есть три святых слова, за которые надо всем миром бороться, эти слова – Держава! Родина! Коммунизм! За них готов отдать не только ноги, но и жизнь. (Уходит под гром аплодисментов).

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Я меньше всего желал оскорбить Советскую армию…

Крики «Долой!», свист.

ГОРБАЧЁВ. Заканчиваем. Повестка дня исчерпана. Первый Съезд народных депутатов объявляется закрытым. Отключите микрофон.

Андрей Дмитриевич продолжает говорить, но его не слышно. В зале крики, свист, улюлюканье…
Москва. Квартира Боннэр. Андрей Дмитриевич и Боннэр пьют чай.

БОННЭР. А как дружно эта дрессированная свора накинулась на тебя. Явно спланированная кампания. КГБ умеет организовывать спонтанный гнев народа. Вот для чего народу свобода: сбиться в стаю и рвать неугодного. Люди не меняются. Всё те же совки. Невозможно объяснить рабам, чем опасна закрытость общества. Не втолкуешь быдлу, почему нужно добиваться соблюдения гражданских прав, свободы убеждений. Не понять баранам, почему жизненно важна свобода выбора страны проживания.

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Со своего пути не сверну. За права человека буду биться до конца.

БОННЭР. Мы страдали за этот народ, а народ мечтает только об одном: чтобы пришёл новый Сталин и принялся стрелять всех подряд.

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Утомился я, Люсенька. (Прижимает руку к левой половине груди). Давит. Пойду прилягу. В половине одиннадцатого разбуди. Продолжим работать над резолюцией митинга об отмене шестой статьи Конституции.

БОННЭР. Выброси мусор. Наш мусоропровод забило. На шестом этаже функционирует.

Андрей Дмитриевич берёт ведро с мусором, спускается по лестничному пролёту. Проходит к мусоропроводу. Открывает крышку. Падает.

Бежит Боннэр. Обнимает тело.

БОННЭР. Как ты посмел! Как ты посмел! Ты обещал, что мы уйдём вместе! Адик! Адик! Что же ты наделал?!
Вильфранш–Флоренция-Майрхофен.

Январь-февраль 2012 года.

Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет