Антон Павлович Чехов Том 23. Письма 1892-1894
Суворину А. С., 25 июня 1892*
жүктеу/скачать 457.5 Kb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Мизиновой Л. С., 28 июня 1892*
Суворину А. С., 25 июня 1892*1197. А. С. СУВОРИНУ 25 июня 1892 г. Мелихово.
Выехали ли Вы, наконец, из Петербурга, или же отложили свой отъезд еще до воскресенья? От Вас ни писем, ни слухов, ни повести, которую Вы обещали прислать*. Где повесть? Где Вы? Пишу наудачу в Franzensbad. Вы тут? Если тут, то здравствуйте наконец. Я уже писал Вам за границу и делал запрос: будете ли Вы осенью жить в Феодосии? Если да, то можно ли и мне с Вами? Я буду рад прожить с Вами хоть до января. Холера уже в Саратове. Отсюда она проползет в Нижний и в Москву а по Оке в Серпухов и в Мелихово. Гнусная гостья. После голодовки она должна бы в сущности жестоко потрепать приволжский край, но этого не будет. На будущее взираю я без печали и без боязни*. Холера asiatica делает широкие скачки, но она вяла и нерешительна, как Подколесин*. Что-нибудь из двух: или она вырождается, или же поддается культуре. В таких клоаках, как Баку, со стотысячным населением, голодным и жалким, как китайские кули, больные считаются не сотнями, а лишь десятками и единицами. В Тифлисе тоже, несмотря на Майдан. Во Владивостоке в 1890 г. была та же история: разговоров больше, чем больных. Но все-таки врачам придется круто. Когда холера будет в Серпуховском уезде, то и аз многогрешный буду кричать, прописывать, ездить и дурно спать. Я уже прочел кое-что и чувствую себя во всеоружии. Русский человек не понимает деликатных чувств. Сегодня приезжал ко мне сосед, богатый фабрикант*, с сынишком лечить горло и, прощаясь, протянул ко мне три рубля. Я сказал: зачем? полноте! Он поблагодарил и положил деньги себе в карман. Пишите мне, пожалуйста, о загранице. Как Вы проводите время и куда думаете ехать дальше, и не скучно ли Вам? Получил я от Черткова письмо*. Просит больших вещей «для интеллигентных читателей» и просит откровенно высказаться насчет условий, предупреждая, что может платить только из чистой выручки. Ну, что прикажете ему ответить? Астрономка еще не приезжала. Куда-то сгинула. Боюсь, что она заболела и лежит где-нибудь, из гордости не давая о себе знать. Это шалая голова. Если бы я знал, где она, то написал бы ей, чтоб приехала. Я не верю в невинность тех жен, которые спят на одной постели с мужьями. И потому, если некая особа отказала доктору, то тут были иные соображения. Да и откуда Плещееву известно, что она отказала? А Плещеев постоянно разочаровывается. Надо быть большой овцой, чтобы серьезно относиться к его симпатиям и верить в его дружбу. Мережковский любил его искренно и воображал, что ему платят тем же. В последний раз он ехал за границу не для себя и не для жены, а ради страждущего Плещеева, который писал ему слезные письма и вызывал его. А теперь вот разочарование*…Но в чем и почему? Старческое сибаритское брюзжанье и больше ничего. Был у меня Свободин. Похудел, поседел, осунулся и, когда спит, похож на мертвого. Необыкновенная кротость, покойный тон и болезненное отвращение к театру. Глядя на него, прихожу к заключению, что человек, готовящийся к смерти, не может любить театр. Нового ничего нет. Будьте здоровы и веселы. Пишите мне, пожалуйста. Если скучно писать, то пересильте себя. Анне Ивановне и детям привет. Ваш А. Чехов. Мизиновой Л. С., 28 июня 1892*1198. Л. С. МИЗИНОВОЙ 28 июня 1892 г. Мелихово.
Благородная, порядочная Лика! Как только Вы написали мне, что мои письма ни к чему меня не обязывают*, я легко вздохнул, и вот пишу Вам теперь длинное письмо без страха, что какая-нибудь тетушка, увидев эти строки, женит меня на таком чудовище, как Вы. С своей стороны тоже спешу успокоить Вас, что письма Ваши в глазах моих имеют значение лишь душистых цветов, но не документов; передайте барону Штакельбергу, кузену и драгунским офицерам, что я не буду служить для них помехой. Мы, Чеховы, в противоположность им, Балласам, не мешаем молодым девушкам жить. Это наш принцип. Итак, Вы свободны. У нас прижилась заблудшая болонка, неизвестно кому принадлежащая. Приехал Семашко. Графиня* уехала и скоро опять приедет. В воздухе сильно пахнет тем, что на языке Миши называется карьерой. Еще что? Поспевают вишни. Вчера ели уже вареники из вишен с кружовенным вареньем. Кстати о варениках. Мой сосед Вареников во что бы то ни стало хочет купить у меня этот участок. Отдает все постройки на снос, разрешает нам жить здесь до будущей (в 1894 г.) зимы и заплатит, вероятно, не менее 10 тысяч. Каково? Я жажду переселиться в тот участок. Если удастся сварить кашу с Варениковым, то осенью же начну строиться в своей лесной пустыне, и для полноты моего благоденствия у меня не будет хватать только тех трех тысяч, о которых я Вам говорил. Канталупа, я знаю: вступив в зрелый возраст, Вы разлюбили меня. Но в благодарность за прежнее счастье пришлите мне три тысячи. Это Вас ни к чему не обяжет, я же не останусь в долгу и пришлю Вам зимой сливочного масла и сушеных вишен. У нас всё тихо, смирно и согласно, если не считать шума, который производят дети моего старшего братца. Но писать все-таки трудно. Нельзя сосредоточиться. Для того чтобы думать и сочинять, приходится уходить на огород и полоть там бедную травку, которая никому не мешает. У меня сенсационная новость: «Русская мысль» в лице Лаврова прислала мне* письмо, полное деликатных чувств и уверений. Я растроган, и если б не моя подлая привычка не отвечать на письма, то я ответил бы*, что недоразумение, бывшее у нас года два назад, считаю поконченным. Во всяком случае ту либеральную повесть, которую начал при Вас*, дитя мое, я посылаю в «Русскую мысль». Вот она какая история! Снится ли Вам Левитан с черными глазами, полными африканской страсти? Продолжаете ли Вы получать письма от Вашей семидесятилетней соперницы* и лицемерно отвечать ей? В Вас, Лика, сидит большой крокодил, и в сущности я хорошо делаю, что слушаюсь здравого смысла, а не сердца, которое Вы укусили. Дальше, дальше от меня! Или нет, Лика, куда ни шло: позвольте моей голове закружиться от Ваших духов и помогите мне крепче затянуть аркан*, который Вы уже забросили мне на шею. Воображаю, как злорадно торжествуете и как демонски хохочете Вы, читая эти строки… Ах, я, кажется, пишу глупости. Порвите это письмо. Извините, что письмо так неразборчиво написано, и не показывайте его никому. Ах, ах! Мне Басов писал*, что Вы опять стали курить. Это подло, Лика. Презираю Ваш характер. Каждый день идут дождики, но земля все-таки сухая. Ну, до свиданья, кукуруза души моей. Хамски почтительно целую Вашу коробочку с пудрой и завидую Вашим старым сапогам, которые каждый день видят Вас. Пишите мне о Ваших успехах. Будьте благополучны и не забывайте побежденного Вами
жүктеу/скачать 457.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|