Книппер-Чеховой О. Л., 17 февраля 1904*
4331. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
17 февраля 1904 г. Севастополь.
Здравствуй, моя бесподобная лошадка! Пишу это сидя на пароходе, который отойдет часа через три*. Ехал я хорошо, все благополучно. На пароходе Настя со Шнапом*. Шнап чувствует себя как дома, очень мил. В вагоне держался он тоже как дома, лаял на кондукторов, всех забавлял; мне он очень обрадовался, теперь сидит на палубе, протянув назад ноги. По-видимому, про Москву он уже забыл, как это ни обидно. Ну, дусик, лошадка, буду ждать от тебя писем. Без твоих писем, знай, я не могу существовать. Или пиши каждый день, или разводись со мной, середины нет.
Слышу, Шнап наверху залаял на кого-то. Вероятно, пассажиры занялись им. Пойду, погляжу.
Итак, все благополучно, слава богу, лучше и не надо. Авось, не будет качки.
Целую мою начальницу и обнимаю миллион раз. Пиши подробнее, не жалей чернил; милая моя, хорошая, славная, талантливая актрисуля, господь с тобой, я тебя очень люблю.
Твой А.
17 февр., Севастополь.
На обороте:
Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.
Петровка, д. Коровина.
Чеховой М. П., 17 февраля 1904*
4332. М. П. ЧЕХОВОЙ
17 февраля 1904 г. Севастополь.
Милая Маша, мать доехала до Севастополя благополучно, теперь она едет в Ялту на лошадях. Погода очень хорошая. Настя и Шнап уже на пароходе. Шнап чувствует себя как дома, все ласкают его, вид у него прекурьезный; лежит, протянув задние ноги.
Теперь еще только 11-й час, а пароход пойдет в 2 часа… Напиши мне про дачу на Клязьме. Дача в Царицыне* тем хороша, что ты могла бы жить в ней и зимой и заниматься своими делами. Не знаю, близко ли от станции на Клязьме. Ну, будь здорова и весела, крепко жму тебе руку и целую.
Твой А.
17 февр.
Севастополь.
На обороте:
Москва. Марии Павловне Чеховой.
Петровка, д. Коровина.
Книппер-Чеховой О. Л., 18 февраля 1904*
4333. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
18 февраля 1904 г. Ялта.
Доехали превосходно.
На бланке:
Москву. Петровка. Коровина. Чеховой.
Книппер-Чеховой О. Л., 18 февраля 1904*
4334. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
18 февраля 1904 г. Ялта.
Милый мой, хороший, славный дусик, я тебя очень люблю. Как ты живешь в Москве? Я только первый день в Ялте, но уже окунулся в здешнюю курортную жизнь: была уже начальница*, приехал брат Александр с семейством*…Погода так себе, про настроение ничего не знаю; прибыл новый стол, вожусь теперь с ним, перекладываю вещи.
Завтра придет от тебя письмо, я жду и буду ждать с нетерпением. Гости, гости, гости без конца, не дают писать, портят настроение, а один человечек сидит у меня в кабинете весь день. Целую тебя крепко, дуся. Шнап чувствует себя дома; он не скучает, играет с собаками, вообще, мне кажется, он не особенно умен или даже глуповат.
Брат будет жить в Ялте дольше месяца*. И семейство его тоже. Стол оказался хорошим*, такой же величины, как и прежний.
Брат живет недалеко, на даче Хорошевича*.
Лошадка моя добрая, завтра опять буду писать.
Твой А.
18 февр.
На конверте:
Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.
Петровка, д. Коровина.
Марксу А. Ф., 19 февраля 1904*
4335. А. Ф. МАРКСУ
19 февраля 1904 г. Ялта.
19 февраля 1904 г.
Ялта.
Многоуважаемый Адольф Федорович!
Тысячу рублей за рассказ «Невеста» получил*, приношу Вам сердечную благодарность. Возвращаю условие, но, простите, у нотариуса подписи не засвидетельствовал, позвольте сделать это в мае – июне, когда буду в Петербурге. Ездить в город, ходить по лестницам, потом ждать у нотариуса – для меня это теперь не совсем удобно.
«Каштанку» (15 экземпляров) я получил* сегодня, шлю Вам глубокую благодарность. Кстати, позволю себе напомнить о Вашем обещании – выслать мне географический атлас, когда он выйдет в свет*.
От Дедлова (Кигна) получил письмо*; он ждет Вашего ответа.
Еще раз от всей души благодарю и желаю всего хорошего.
Искренно Вас уважающий, преданный
А. Чехов.
Книппер-Чеховой О. Л., 20 февраля 1904*
4336. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
20 февраля 1904 г. Ялта.
20 февр.
Дусик мой, лошадка, мне без тебя скучно, холодно, неинтересно, и ты так избаловала меня, что, ложась спать и потом вставая, я боюсь, что не сумею раздеться и одеться. Постель жесткая, холодная, в комнатах холодно, на дворе ноль, скука, весной и не пахнет. Сегодня весь день провозился с прошлогодними письмами и со старыми газетами, других занятий у меня, кажется, нет теперь…
Шнап или глух, или глуп. Он точно не уезжал отсюда, прыгает с собаками и покорно ночует в комнате у матери. Очень весел, но понимает мало.
Настя готовит кушанья, но неважно; надо бы кухарку. Сегодня я ел жареную осетрину, очень вкусную и жирную, и суп, похожий на помои. И холодные, как лед, блинчики.
В вагоне я все съел (это ответ на твой вопрос), все, кроме бутерброда с ветчиной. Ехал хорошо… Стол уже пришел*, я пишу на нем. Ящики отворяются туго. Хорош в общем. А вещи еще не пришли*. Пришла «Каштанка»* – изящно изданная, дурно иллюстрированная книжка, изд. Маркса. В городе еще не был, на двор не выходил. Жены у меня нет, она в Москве, я живу монахом. Жалею, что не взял с собой чашку. Здешняя представляется мне маленькой; быть может, я и ошибаюсь. Арсений обленился или стал забывчив, платье чистит Настя; зубы я держу в чистоте. В баню пойду в мае, когда приеду в Москву, а до тех пор буду сеять на теле кукурузу – все-таки заработаю что-нибудь.
Сегодня пришло от тебя письмецо – первое за этот сезон. Спасибо, ангелок, целую тебя, обнимаю, похлопываю.
Скорее бы побили японцев, а то как-то странно и в газетах, и в обществе; вранья много, курс упал, интерес ко всему, кроме войны, иссяк у общества.
О каких это наших недоразумениях говоришь ты*, дуся? Когда ты раздражала меня? Господь с тобой! В этот приезд мы прожили с тобой необыкновенно, замечательно, я чувствовал себя, как вернувшийся с похода. Радость моя, спасибо тебе за то, что ты такая хорошая.
Пиши мне, а то по обыкновению буду колотить. Целую, обнимаю мою радость… Будь весела и здорова.
Твой А.
На конверте:
Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.
Петровка, д. Коровина.
Достарыңызбен бөлісу: |