Аръергард. Ру

Генерал Томашевский уточнял у «Всадника» в каких же размерах обворовали квартиру Корытко.

- Вынесли шесть коробок и телевизор.

- А сказали, что всю квартиру голой оставили. Разве это обворовали? И стоило ли собирать по десять долларов на этот случай?
23 декабря 1991 года.

«Всадник» собирается в МО представлять аппарат Перфильева.

Шеф в бане намекнул, что афганцы собираются устроить последним нашим спецрейсам таможню. Сведения идут из трех источников. Вот так провожают настоящих боевых друзей!

С утра ожидали приезда Руцкого. До этого долго искали российский флаг, в конце концов, пошили. Прошла команда о построении всего состава контрактов в 14.00 для торжественного поднятия государственного флага. Прилетел только в 17.20.

Руцкой в обед улетел. Возглавлял делегацию в Пакистан для освобождения военнопленных. Ему дали одного, оказался туркменом, но не нашим, а афганским. Оставили пленного в Кабуле.

На последнем совещании аппарата ГВС шеф долго и принципиально объяснял, что нужно рассчитаться со всеми долгами. Расплатиться за телефонные переговоры, сдать телевизоры, магнитофоны и другую технику, взятую у афганцев. Выяснилось, правда, что пропал японский телевизор «Тошиба», выделенный министерством обороны генералу армии Драчеву. Синицын доложил шефу, а тот как обычно в подобных случаях:

- Ну, ты разберись там.

Этот телевизор Степаныч запаковал еще летом и благополучно отвез в Союз шефу на дачу. Пусть внуки смотрят.

25 декабря 1991 года.

Для нас самолета не было вчера, нет и сегодня. Сначала в Кокайтах (Узбекистан) не было погоды, а сегодня в Запорожье. Новые даты отъезда - 26 и 27. Два дня до отлета, а Драчев планирует посетить министерство сегодня и ставку завтра. Успеть бы фруктов домой купить.

Собираемся ехать к Делавару, вернувшемуся с севера. Пока ждали звонка от Мячина, шефа увели опохмеляться на виллу МВД. Когда же Мячин позвонил, шеф решил подождать с выездом. Видимо, дастархан накрыт знатный. Два дня назад отпрашивался у него съездить по дуканам, задал принципиальный вопрос:

- А на х..?

Это при том, что его жена со Степанычем с утра до вечера не вылезает из дуканов. Собирается еще картофеля на посадку здесь взять. Наверняка меня припашет, а у меня афганей-то уже нет.

К 10 утра шеф уже надрался на вилле МВД. Туда же подъехал и Делавар. Два раза пришлось туда бегать. Первый раз - чтобы перевести какую-то умную мысль, а второй раз - чтобы принести курительную трубку Делавару в подарок. Степаныч заверяет, что этих трубок он самолично завернул не один десяток. Раздаривает подарки, которые вручались ему ранее, чтобы сэкономить на наличности.

26 декабря 1991 года.

Все. Упакованы все коробки да два ящика консервов. На консервах еще год продержимся. Говорят, что в Москве совсем плохо с продуктами.

Вчера пока шеф квасил в МВД, успел съездить со Степанычем в город за фруктами. Степаныч по таким грязным местам повозил, куда и приличный афганец не пойдет. Зато сэкономили афганей пятьдесят.

27 декабря 1991 года.

Какая там афганская таможня ?! Ил-76 загрузили под самый потолок. Особенно постарались комитетчики. У каждого ковров и бытовой техники на маленький магазин. Кто там сможет все проверить?

Все, прощай Афган!
P.S. Генерал-лейтенант Перфильев, возглавлявший группу военных специалистов из 12 человек после встречи нового 1992 года неудачно столкнулся с асфальтированной дорожкой и два месяца не выходил из квартиры. Афганцы уже советских к себе не подпускали. Все общение с афганскими военными происходило только по поводу возврата бытовой техники министерству обороны и оплаты телефонных счетов. Все плавно шло к своему концу. 20 апреля 1992 года последние военные специалисты покинули Афганистан. 21 апреля попытался улететь Президент Наджибулла, но свои же и не позволили. А на следующий день в Кабул вошли моджахеды.
Рустам Карамутдинович Саляхов З-88у:

???

Малозаметное движение, и из-за туловища на фоне закатного пожара на мгновение показывается рука с перекладываемым со спины на грудь оружием. Само Время вздрагивает и останавливается. Прекращают свой бег тысячелетия. В эти скалы пришла война!!!

Уже вторые сутки ноют у Салима натруженные ноги. Вторые сутки с того момента, когда их высадили из вертолета. Как хорошо было лететь! И как трудно даются теперь километры, на которые в вертолете уходили секунды. Он сидел, накапливая силы, в подрагивающей от сдерживаемой мощи машине, а внизу проносились коричневые скалы. Поблескивали слюдяные жилки в граните и целились в небо острыми краями зубцы скального хребта. Где-то далеко на горизонте белел заснеженными вершинами недостижимый Гиндукуш, притягивал взгляд неземной чистотой, упирался гранями прямо в синее небо. Вертолет сел первый раз и стоял на камнях, молотя винтами свежий воздух. В Кабуле никогда не было видно такого Гиндукуша. Замутненный городской пылью и дымами очагов воздух окрашивал белые пики в желтовато-коричневые оттенки. Вертолет стоял, а Салим невозмутимо смотрел, как о чем-то переругиваются летчики, вертя в руках карту. Наконец, они взлетели и взяли курс на следующую точку, в которой надо было "пошуметь", обозначая посадку. Вновь из-за ушедших вниз скал показался белый Гиндукуш. Салим перевел взгляд, и

увидел, как смотрит на те же белые вершины «"Шукурдин"». В глазах "мошавера"¹, как

всегда, блестела легкая, знаменитая в бригаде сумасшедшинка, а теперь в ней светилась еще и далекая, ослепительно белая гряда. Салим знает, что советника зовут как-то иначе, но кто выговорит эти русские имена!

Третья посадка была, наконец, не для шума. Салим долго поправлял свои подсумки, затем следил, как поправляют их солдаты - себе и своим соседям. Вертолет долго петлял между близкими откосами. Шумно задребезжал, гася скорость. Распахнулась дверь кабины летчиков и техник, обернувшись, взмахнул рукой: "Вставайте!" Отцепив свой ремень, он перешагнул через свое сиденье и встал у дверей. Салим с интересом рассматривал оказавшийся перед самым его носом фантастического вида бронежилет бортмеханика с высоким воротом и крыльеобразными наплечными щитками. Вертолет дрожал и сильно вибрировал, раскачиваясь. За иллюминатором уже завертелся пыльный буран, медленно проплыли камни и показалась в метре внизу неровная площадка, покрытый колотым гранитом. "Ноги не переломать бы." - Подумал Салим, глядя вниз...

***

Они идут уже вторые сутки. Впереди шагает Салим - сержант 3-го батальона 37-й бригады "«командос»". Салим устал. Он молод, но он уже бывалый солдат. Четвертый год в бригаде "«командос»" значит немало. Яркий знак бригады - бронзовый парашют с тремя звездочками на красном бархатном пятиугольнике - по случаю боевых действий сегодня упрятан в нагрудный карман. Салим устал потому, что почти сутки они идут без серьезного отдыха. Советский советник, что дышит сейчас у него за спиной безжалостно гонит группу все дальше и дальше, разрешая короткие привалы лишь по десять минут каждые два часа. Что можно успеть за десять минут?! Ну, да ладно, Салим старый солдат и не жалуется на усталость. Салим вообще никогда не жалуется. Не за это ли его оценили и сделали сержантом? А скоро, как знать, возможно, он даже получит фуражку с зеленым околышем младшего лейтенанта! "Шукурдин" уже сейчас обращается к Салиму весьма уважительно, как будто он уже офицер, и, что примечательно, делает это при солдатах. А Салим добро помнит и отвечает на него усердной службой. Ведь Салим - доброволец. Его не отлавливали на улице в дни призыва. Он сам пришел к командиру батальона, и тот взял его к себе. Само собой, Салим понимал: никто не станет верить ему сразу. Он добросовестно делал все, что приказывали командиры и советские советники. Он заслужил их доверие и уважение, а вместе с ними и сержантские "уголки" на погонах, И ничего, что "уголки" эти нарисованы химическим карандашом...

И вообще-то, он неплохой парень - этот советский капитан. Дело свое знает. Смелый сам, и в других смелость ценит, а главное, замечает. Переводчик его (Салим обернулся и глянул на него) - молодой, мальчишка совсем. По виду ему и в солдаты еще рановато, а он уже младший лейтенант. А ведь на два года моложе Салима. Приехал совсем недавно из своей России, но идет, не отстает, хотя дышит тяжело и за флягу часто хватается. Но "Шукурдин" опытный: напиваться не дает. Из фляжной крышечки пить заставляет. Что значит опыт: из горлышка пить начнешь - сколько лишней воды выхлебаешь, пока она до нутра дойдет. А этот - "наваки"1¹, что с него возьмешь... Когда-то и Салим новичком был, а уже сержант. Офицером, того и гляди, станет...

Идут десять человек. Шагают, растянувшись в редкую цепочку, устало переставляя деревянные ноги. Одетые в разномастную форму, с головами обмотанными зелеными полотнищами из маскировочной ткани. У каждого черный автомат. У кого-то на туго набитом вещмешке накручено под лямку камуфляжное пакистанское одеяло. Из другого торчит свернутая в клубок антенна. На лямке третьего совершенно неуставной черный чайничек, набитый тряпками.

Они идут по высохшей каменисто-песчаной целине, и от каждого шага срывается из-под ботинок легкая, уносимая ветром струйка пыли. Ручейки пота проложили дорожки на грязных лицах. У двоих светло-красные, заметно обожженные солнцем лица. Они - второе и третье звенья цепочки. Третий едва держится на ногах. Он, понуро опустив голову, вцепился взглядом за ботинки идущего впереди Шульгина. В Серегиной походке - упрямство, и только одно оно еще движет его вперед.

Салим. - Глянув на часы, негромко окликает Шульгин. И, когда идущий первым Салим оборачивается, жестом показывает: "Привал".

***

Его подвезли на аэродром на "рафике". Афганцы на КПП бегло глянули в окна и лениво приподняли шлагбаум. Чуть поодаль в жидкой тени деревьев стоит советский БТР. Сержант в застиранном светло-зеленом комбинезоне с автоматом на коленях небрежно провожает "рафик" взглядом. Почему-то Сереге казалось, что все должно было выглядеть гораздо строже. Все же было буднично. Все было совершенно непразднично. Никто не разглядывал почву под ногами, постоянно удивляясь ее инопланетности. А ведь под ногами был АФГАН! Каждый шаг по этой земле был шаг по АФГАНУ! Но сержанту на пыльном БТРе было на это решительно наплевать. На его загорелом лице не было ничего, кроме скуки. А у Сереги третий день по утрам стучало от волнения сердце, когда он вспоминал, что за окном Афганистан. Тот самый, что целый год совершенно неправильно рисовало его воображение. Оказалось, что его вообразить было невозможно. После кучи проштудированной литературы и многих часов рассказов преподавателей Афганистан представлялся Сереге совершенно иначе. Будоражащее воображение слово "война" было вокруг, рядом, за окнами. В первую же ночь где-то в городе слышалась стрельба, и Серега заснул лишь под утро. Соседи по комнате, однокурсники, прилетевшие тем же рейсом, пересказывали услышанные за день нелепые слухи и всякую ерунду, а вечером наперебой предостерегали друг друга от курения в проемах окон. У входов

в "микрорайоновские"1¹ пятиэтажки беспечно гоняли чаи афганцы из охраны. Поздно ночью по бетонной дороге через Микрорайон прогрохотали с десяток танков. С рассветом загалдел, как ни в чем ни бывало небольшой базарчик прямо среди блочных домов. Проплыла женщина, кокетливо приподняв полы чадры, что бы было видно, какие красивые сапожки-чулки ей купил муж. Ровно в семь пятьдесят пять утра из подъезда дома номер пять вышел и проследовал, покачивая в руке автоматом, к дому номер четыре финансист советнического аппарата.

Часы на "маркете" поменял на электронику! - Хвастался жизнерадостный Герман.

А "джины" видал в "Монтане"?

Да на хер мне твои джинсы, ты гляди, электронику какую отхватил! На свои механические выменял!

Ребята, не берите всякую... хуйню. - Слегка задержавшись с выбором правильного выражения, устало остудил их старший референт, когда новоприбывшие переводчики собрались на распределение.

Потерпите вы хоть неделю, разберитесь в барахле. Что, вам двух лет не хватит?

Ну-ка, покажите... На "маркете" брали? - Вздохнул он. - Сдохнет через пару недель. Старый референт был мудр и опытен.

Парни! Родине нужны герои, но герои живые. За нами не Москва, а всего лишь Кабул. Он,

конечно, все-таки тоже город нашенский, но... У кого есть пожелания в плане места службы? У Сереги было пожелание, но он надеялся, что оно исполнится без дополнительных просьб. Сереге хотелось попасть в "«командос»", но референт все тем же усталым голосом сказал, когда подошла его очередь:

Девятая пехотная дивизия, Джелалабад. Самолет ... завтра в десять.

Вечером того же дня Серега постучался в дверь квартиры референта. И хотя был вечер и нерабочее время, и, вообще, Серегин второй день в Афгане, референт без запинки вспомнил Серегино имя-отчество.

- А-а, Сергей Васильевич, - он открыл дверь в майке, - проходите на кухню и минутку подождите... пожалуйста...

Через пару минут он вошел, одетый в белую рубашку с аккуратно завязанным галстуком и воткнул в розетку элекрический чайник.

Ну, что Вас привело ко мне в столь... - Стоя спиной к Сереге, он глянул на висевшие на стене часы, - поздний час?

Товарищ полковник, я... по поводу назначения...

У Вас тоже... письмо? - После небольшой паузы, не оборачиваясь, спросил референт и поправил на столе чайник.

Письмо? - Не понял Серега.

У Вас есть рекомендации? - Все так же, не оборачиваясь, произнес референт.

Я... Нет... Нет, рекомендаций у меня нет, товарищ полковник. Я по поводу моего назначения в Джелалабад.

Вас не устраивает Джелалабад? - Референт, наконец, обернулся, в упор посмотрел на Серегу и сел на табурет.

Не то, что бы не устраивает... - Замялся Серега. Референт молчал и терпеливо ждал

продолжения. Диалог получался какой-то дурацкий, и Серега решил брать быка за рога.

Товарищ полковник, я хотел попроситься в 37-ю бригаду "«командос»".

Референт бросил на Серегу короткий взгляд из-под кустистых бровей. Затем он поднялся, похлопал по карманам в поисках спичек и, не найдя, снова сел. Спички лежали перед ним на столе, но референт не стал закуривать. Он вновь встал, вышел из кухни и вернулся с толстой книгой учета кадров и очками.

А Вы, Сергей Васильевич, знаете, где сейчас это бригада? - Глядя на Серегу поверх очков

строгим канцелярским взглядом, референт слегка нажал на слово "где".

В Панджшере? – Полу-утвердительно ответил Серега. Референт помолчал, изучая книгу, затем снова поднял глаза на Серегу.

А что Вы знаете о Панджшере? Нет, кроме того, что это ущелье длиной 120 километров и про пять львов1 и так далее...

Я знаю, - Серега тоже нажал на слово "знаю", - что это здесь самое горячее место.

Товарищ полковник, я примерно представляю себе место, куда хочу попасть... если Вы это имеете в виду.

"Примерно"... - Эхом негромко повторил референт. Он налил ему, а затем себе чаю.

И Вы уверены, что в бригаде есть места?

Сегодня туда был назначен Фоменко.

И он... согласен на перемещение?

Не знаю, но думаю, что согласен. Откровенно говоря, я думаю, он будет очень рад... не попасть в 37-ю бригаду...

Референт, не торопясь, отхлебнул чаю. Серега пока не пил, остужая, и глядел референту в узел аккуратно завязанного галстука. Референт без тени смущения внимательно и упорно изучал Серегино лицо.

- А Вы, Сергей Васильевич, собственно, почему туда хотите? - Профессионально артикулируя слова, внезапно произнес референт.

Серега зарделся. Говорить, как на комсомольском собрании не хотелось, но в голову лезли только штампы из "Красной Звезды".

Да, как Вам сказать, товарищ полковник... - Промямлил он, и установилась томительная пауза.

Можете называть меня Павел Михайлович. - Сказал референт, усаживаясь поудобнее на табуретке.

Я... Наверное, за опытом, товарищ... Павел Михайлович.

Ну, и какой опыт Вы рассчитываете обрести в 37-й бригаде? - Настойчиво давил референт.

Товарищ полковник! - Серега перешел в атаку. - Я сюда попал по своему выбору! Когда

распределяли языки, я попросил именно этот. Я знал, чего хочу, и... - Серега запнулся, но не

нашел другого слова, - примерно, знал, что меня ждет здесь, в Афганистане. - Серега даже слегка разозлился от того, что приходится искать слова, что бы выразить мысли, не впадая в дешевую митинговщину. - Чего ради было городить все это, что бы, попав сюда, забиться в спокойную канцелярию?

Референт с ледяным спокойствием выслушал эту тираду.

И Вы во всем такой максималист?

Не знаю. Со стороны виднее, товарищ полковник. Просто интересно узнать, на что ты способен!

И Вы считаете, что там Вы узнаете, на что Вы способны?

Считаю, товарищ полковник. После долгой паузы референт поставил кружку с чаем на стол и потянулся за толстой книгой учета.

'Панджшер - ущелье на северо-востоке от Кабула, долина одноименной реки, в переводе с дари означает "пять львов";

Хорошо! Я помогу Вам узнать, на что Вы способны. - Сказал он, и у Серега похолодело в груди. Референт проследил карандашом строку в своей книге. - Вашим непосредственным начальником будет капитан Шульгин, советник командира батальона "«командос»". Ему сообщат о Вашем прибытии. С Вашими запросами это как раз то, что нужно. С ним Вы узнаете точно, на что Вы способны. - Референт внимательно наблюдал за Серегиной реакцией. - Шульгин волевой и сильный командир, и склонен в некоторой степени к... не то, что бы к авантюрам, но к рассчитаному риску. С ним довольно трудно ужиться, но в Вашем случае это не проблема, ибо Вы будете его подчиненным, а не приятелем. В том месте, где сейчас бригада и рядом с Шульгиным Вы узнаете себя во многих, для Вас даже неожиданных аспектах. Перед тем, как Вы уйдете, я хочу еще раз спросить, не передумали ли Вы просить о переводе в 37-ю бригаду? Почему я спрашиваю? Потому, что перевести Вас оттуда будет гораздо труднее. Я бы сказал, это потребует более серьезных оснований, чем Ваша просьба или даже рапорт. Таким основанием может быть, скажем, ранение. Или требование Вашего советника. Но последнего... - Референт взвесил слова. - ...я Вам не прощу. Так, что можете подумать и решить, какой опыт Вам больше нужен. Вам дать время?

Серега молчал, глядя отсутствующим взглядом в стол. Он вдруг осознал, на что напросился. Но отступать было уже поздно. Отступить сейчас было бы воспринято как трусость. Да это и было бы трусостью. С необычайной ясностью он вдруг представил себя на носилках, замотанного в грязные бинты. В воображении мелькнуло его безглазое лицо со шрамами - Серегин ночной кошмар! Внезапно он пожалел о том, что пришел к референту. Он подавил в себе желание сказать что-либо типа "ладно, забудьте". Позади был позор и утрата самоуважения. Впереди была реальный риск получить пулю, погибнуть, ослепнуть, наконец! Слова референта, а еще больше его жесткий без тени сочувствия тон впервые в Серегиной жизни сделали этот риск нестерпимо реальным, и от его ответа теперь зависело, пойти на него - вперед, напролом, с дурацкой упертостью, или отработать назад, потерять свое моральное лицо, но сохранить лицо физическое.

Наконец, Серега выдохнул и поднял глаза. Референт терпеливо ждал. Серега даже не заметил, что пока он агонизировал не его просто обставленной кухне, референт успел раскурить и докурить почти до половины сигарету. Они встретились взглядами.

Референт был мудр и опытен. Он понял все и не стал больше ничего спрашивать. Он догадался, что Серега только что в своем воображении пережил собственную смерть и даже немного пожалел о своей настойчивости. Он взял карандаш с резинкой на кончике и педантично исправил свои записи в книге учета кадров.