Кто допишет Абая ?
Герольд Бельгер
По-моему, пришло время прежде всего изучить, осмыслить и обобщить то, что накоплено переводческим опытом в наших республиках. Именно на такой конструктивный разговор, хочу надеяться, и нацеливает нас новая рубрика «ЛГ» – «Художественный перевод – школа интернационализма».
В деликатном переводческом деле меня всегда настораживают так называемые вариации и интерпретации. Поветрие это стало подлинным бедствием, особенно при переводе литератур народов СССР на русский язык. Под эту, с позволения сказать, тенденцию подводится нередко даже теоретическая база, придумываются разные оговорки и объяснения, толкуют при этом о праве на переводческое ???, на «исполнение», на свое оригинальное прочтение «партитуры», на свой почерк, на свое «я», от которого, дескать, уйти невозможно. Однако меня подобные «теоретизирования» не убеждают.
В самом деле, не странно ли? Переводя с иностранных языков, мы обычно не позволяем себе вариаций, адаптаций и интерпретаций. Никому и в голову не приходит по-своему переписывать всемирно известных классиков и создавать свою, особую, индивидуальную «партитуру», какой-то особый «русский вариант». Так почему в отношений к переводам, скажем, с казахского, киргизского, узбекского, туркменского и т.д. у нас так широко позволяется разного рода волюнтаризм? Более того, нередко именно такая манера перевода с дописыванием, перекрашиванием, приспособлением для так называемого «русского слуха», перевода «с улучшением» почему-то поощряется издательствами и считается единственно возможной и целесообразной. Меня ввергают в оторопь иные критики, рецензенты и редакторы, требующие вполне серьезно от того или иного автора «приподнять», подправить, развернуть, подкрепить, и даже придумать новые сюжетные ходы, ушибить характер и найти дополнительные краски, перекроить композицию, высветить типы и т.д. И ведь – самое поразительное! – так сплошь и рядом поступают. Да еще называют это переводом. А иные, похоже, таким образом понимают интернационализм в литературе. Интернационализм как унификация? На основе оригиналов стряпаются несуществующие в природе «варианты», выращиваются искусственные «бриллианты», изготавливаются некие копии без оригинала. И еще нередко при этом доказывают, что, дескать, читателю нет дела до того как перевел переводчик, к каким уловкам он прибегал, соответствует ли его перевод оригиналу, ему, читателю, мол, все равно, автор ли так написал или переводчик руку приложил, важно чтобы книга была хорошая… решительно не согласен. Не думаю, чтобы читателя интересовали трактовка, вариант, интерпретация неких Таленшеева («Какойтовича») или Тугеншиева («Такойвича»), а не сами Ауэзова, Фаскнер или Айтматов. Ему совсем не интересно, как Иванов, Петров или Сидоров «оригинально» прочтут Абая или создадут свой вариант его поэзии, он хочет верить, что читает самого Абая, воссозданного на другом языке. Один пример обратим внимание на это четверостишие: Ось зашипела в бешеной машине.
Сцепила насмерть зубья шестерни,
Мечину дней в стальной стержней щетине
Гримасой шевельнуло изнутри.
Уверен, даже самый проницательный абаевед ни за что не догадается, что это перевод абаеведского стихотворение. А между тем В. Киготь («Простор» № 9, 1986) именно так понял, так воспринял и так перевел «Сағаттың шықылдағы емес ермек» – «Тик таканье часов не забава». Если сравнит оригинал с этим переводом, то можно убедиться совпадения, созвучия, как говориться, нет ли по одной позиции. Нет у Абая «шестерни», «маховика», «бешеной машины», «оси», «стальной стержней щетины», «циферблата». В оригинале вообще нет ровным счетом ничего того, что имеется в весьма произвольном переводе. И русскоязычный читатель, не искушенный в переводческих премудростях, может странный экзерсис В.Киготя принять за подлинный перевод и искренно считать, что так Абай изъяснялся и писал.
Болезнь, эта прогрессирует, происходит откровенная девальвация оригинала и рождается огромное количество переводческих «монстров», у которых трудно определить родителей. Странная какая-то «литература» выходит, не знаешь, с какой меркой к ней подойти. В оригинале – одно, в переводе – другое, лишь при скрупулезном сопоставлении можно выявить кое-какое сходство. Ныне не редкость и такие литературы, которые ни за что не садятся за письменный стол, чтобы написать задуманное произведение, не заручившись заблаговременно надежным и – главное – пробивным переводчиком. А ведь очевидно – единственным критерием является оригинал. Плох перевод? Давай разберемся. Заглянем в оригинал. Может, оттуда примитивизм и серятина? А если плохо в оригинале, то почему должно быть хорошо в переводе? Правомерно ли такое требование? «Улучшение» оригинала – не та ли прописка, не тот ли обман, с которыми мы так яростно боремся в общественной жизни? Слабый оригинал? Пусть за это отвечает автор. Переводчик должен нести ответственность в обоих случаях: когда он скакуна превращает в ишака и наоборот, когда по его произволу ишак вдруг оборачивается призовым скакуном. По-моему это единственно принципиальный подход. Мог бы здесь в защиту своих мыслей привести серию высказываний авторитетных теоретиков перевода и мастеров художественного слова, но ограничусь лишь одной цитатой из М.Л. Лозинского «Не подражания, не вариаций, не переделки нам не нужны, если мы действительно хотим узнать поэзию братских нам народов, если мы хотим действительно усвоить лучше создания мировой литературы».
Как должен звучать перевод – как нечто родное, кровное, близкое, то есть как явления родной литературы, или как нечто чужеродное, иноземное, с иным колоритом, запахом, то есть своеобразно, своеобычно? Существуют авторитетные мнения в пользу и той, и другой тенденций. Не приемлю ни одну из этих крайностей. Понятно, если все пере толмачено тяпмеп, если на каждом шагу натыкаешься на буквализмы и кальки, если каждое предложение противоречит русскому синтаксису, а каждая фраза скроена, скажем, на казахский лад, то тут и говорить нечего. Это и не перевод вовсе. Но с другой стороны, если выхолощены и вытравлены самобытные краски и запахи, если затушеван своеобычный национальный склад ума и поведения – о чем в этом случая можно говорить? Читая произведения казахского автора на русском языке, я совсем не хочу, чтобы от него веяло исконно русским духом, мне необходимо услышать казахскую манеру выражения, образность, казахские обороты. Думаю, именно к этому должен стремиться переводчик, бережно передавая, воссоздавая инонациональное средствами русского языка. В этом и выражается мастерство переводчика, а не в том, чтобы все перенести из одной национальной плоскости в другую.
Как бы нагляднее проиллюстрировать мою мысль? Вот в романе М.Магауина «Вешние снега» встречаются в переводе (кстати, на мой взгляд, добротном) такие фразы «Цыц!», – сказал султан Абанак »; «Ладно, – сказал Ораз-Мухамед. – Не всяк умен, кто в красно наряжен», «Слова твой резонны, баба», – сказал Ораз-Мухамед; Кадыргали сказал: «… Отыщет нужные слова в любой ситуаций», «А вы джигиты, не коньфузтесь…», – сказал Кадыргали-бек». Думаю, что XVII веке султаны, баи, беки все же не совсем так изъяснились. Или обратим внимание на лексику в русских стихах Ф.Унгарсыновой (перевод Т.Фроловской): «распятье», «катехизис», «матадоры», «мародеры», «сам-пят», «пыточные», «злыдень», «изыми», «ассигнации», «адамовы дети», «извез», «прах», «рядно рубах», «славы с гаком» и т.д. Подобные слова совершенно чужды строю казахского языка.
Явно режут слух и слова иностранного происхождения, которыми излишне щедро оснастил С.Санбаев перевод абаевских назиданий. Должно быть, желая «осовременить» и «углубить» казахского поэта-философа, переводчик совершенно неуместно и неоправданно вкрапил в раздумчивую прозу Абая такие слова, как «вампиры», «вакханалии», «эталон», «категория», «эрудиция», «процесс», «ферт», «репутация», «эпитеты», «акшомы», «фиксирует», «масштабы», «субстанция», «сконфузился» и т.д. Думаю, здесь не просто языковая небрежность, а неверная переводческая концепция. Ни к чему нивелировать национальное своеобразие. Но и нельзя любой переводческий произвол, неуемное желание все подогнать под усредненный стереотип, под расхожие нормы русской стилистики оправдывать тем, что это дескать, «не по русский», «так по русский не говорят». Если последовательно придерживаться принципа обязательной «русскости», то немудрено переименовать старика Ергалия в Егора, заставить его вместо кумыса пить квас, говорить «здрясти» вместо «ассалаумагалейкум», а вместо «биссмилия» – «во имя господа». А ведь такое встречается в переводческой практике. Нельзя забывать, что казахская литература относится к восточному региону, и следовательно, не годиться из нее вытравливать элементы «восточности ». Вал и стандартизация эти беды нашего времени, в немалой степени проявляются, к сожалению, и в переводческой практике. У нас переводиться очень много. И я не думаю, что это благо. Во всяком случае, не всегда благо. Слишком часто переводится то, что и не следовало бы переводить. И никакое это не искусство – толмачить все подряд. Из года в год – и не только республиканских, но и в центральных издательствах – чаще всего выходит откровенная посредственность, которую вовсе не следовало бы переводить. Стало прямо таки модой, что любая книжка едва увидевшая свет на казахском языке, тут же норовит быть изданной в переводе на русский. Подобные книжки, как правило, быстро и ловко стряпаются в оригинале, никак не являются открытием в родной литературе, однако через год-другой наспех выходят и на русском, разжижая при этом общий уровень литературы, ибо они, серые в оригинале, убоги и в переводе, хотя и с титанической помощью более или менее грамотных переводчиков и редакторов приобретают мало-мальски приглядный, причесанный вид. Но кому это нужно?
Возникла, следовательно, еще и такая острая проблема: нельзя переводческое дело пустить на самотек, нужен отбор. Строгий принципиальный. Необходимы серьезные критерий отбора. В самом деле, ежегодно, в Казахстане выходит в среднем 12-15 романов на казахском, 60-70 повестей, сотней рассказов, десятки книг поэзии, десятки монографий и сборников критических работ. Неужели вся это продукция должна непременно прозвучать еще на русском? Зачем? Какая в том необходимость и надобность? Неужели все эти произведения представляют интерес для читателя? Или вот издается у нас в республике серий «Дружба» - сотне томов многонациональной советской литературы на казахском языке. Вроде бы прекрасная идея, доброе намерение. Но как выглядит на практике? Представляют ли для казахского читатели интерес тоитенные тема, проводимые сначала с национального языка на русский, а с русского на казахский. А если и представляют то все ли? Не показуха ли это самом деле? Не пустая ли трата сил и средств? Не случайно горы книг этой серий пылятся на складах и магазинах…Итак теперь повсюду заговорили об отборе. Но как осуществить это на деле? Недавно в Казахстане организован Координационный совет по литературе и художественному переводу. В его обязанности входит разработать какую-то систему, внести порядок в деле перевода и пропаганды художественных произведений, рекомендовать более достойные книги, поставить заслон пробивной серости, вступать в деловые контакты с издательствами страны. Конечно, при систематической и принципиальной работе Координационный совет может кое-чего достичь. Лишь бы опять не заглохла инициатива, не заду жила инерции, как у нас это нередко бывает. Лишь бы опять не проталкивали себя впервые ряды наиболее горластые и рукастые…
Истина бесспорная: художественный перевод-школа интернационализма. Взаймопереводы – наиболее мобильная и действенная форма литературных взаимосвязей между народами. Сознавая это теоретически, мы однако, на практике не придаем этой форме интернационализации сознания и культуры должного внимания.
Мы охотно говорим о том, что в Казахстане литература создается на пяти языках. Но в какой мере мы друг друга знаем? Помню, в конце 1986 года мы, представители пяти национальных литератур Казахстана, приехали в Москву на секретариат правления Союза писателей СССР, где обстоятельно, в весьма мажорной тональности говорили об интернационализме в многонациональной литературе республики, прослывшей «планетой ста языков» и «лабораторией дружбы народов». А в перерыве, еще возбужденные оказанной нам честью, сбившись в тесный круг в холме Союза писателей, как-то неожиданно принялись расспрашивать друг друга «А каким образом в Казахстане очутились корейцы?». «А откуда взялись немцы, да еще целый миллион?». «Когда прибыли греки?». «А с каких пор обитают в республике уйгуры, и где, собственно, их исконная земля?». И тут выяснилось, что у нас, литераторов, обо всем этом весьма приблизительные и туманные представления. И еще выяснилось, что привычно разглагольствуя о единстве, мы фактически разбрелись и замкнулись в национальных квартирках. Не случайно, вернувшись в Алматы, мы сразу же плюхнулись в известные декабрьские событие, ошаравшие и ошеломившие многих из нас.
Скажу здесь немного о переводческой работе советских немецких литераторов. Серьезное внимание они уделяют художественному переводу. Значительные успехи, особенно в поэтическом переводе. Усилиями поэтов З. Эстеррайхера, Ф. Больгера, Р. Жакмьена, Г. Генка, Н. Пфеффер, Р. Пфлюг стали достоянием немецкоязычного читатели у нас и за рубежом многие произведение советских писателей. Много и хорошо переводят советские и немецкие литературы, и своих казахских коллег. И делают это систематический целено направленно. В одной лишь немецкой редакций при издательстве «Казахстан» вышли в последние годы в переводе на немецкий язык сборники казахской новеллы, поэзии и сказок. Значительный роль в пропаганде казахской литературы республиканской газеты «Фрайндшафт» В свою очередь и казахские поэты не однажды представили в своих переводах произведение немецких собратьев в разных коллективных сборниках, а также поэтических подборках в газете «Казах адебиети»
Взаймы переводы не только обогащают «собственную» национальную литературу, но и оказывает благотворное влияние на оригинальное творчество поэтов. Знаю, с каким увеличением работала Нора Пер над переводами стихов Олжаса Сулейменова. И это, на мой взгляд, сказалось и на оригинальном творчестве последнего времени. Думаю, я тоже не избежал благотворного влияние казахских прозаиков, которых перевожу на русский язык уже два десятка лет, – А. Нурпейсова и А. Кекильбаева.
Другая серьезная проблема подготовка переводческих кадров. В Казахстане это важное дело пушено, можно сказать, на волью волн
Правда, последние годы в республике появилась группа молодежь (Е Сатыбалдиев, Колербеков, Бакбергенов, Канапьянов, Гайдуллин), которые пробует свои силы в художественной переводе с казахского на русский. Есть отдельные удачи. Однако не для всех из этой молодой волны перевод-страсть, призвание, профессия, а скорее что-то на уровне хобби, что-то такое, чем можно заниматься при случае, во вторую смену, а то и вовсе между делом. Ну а я полагаю, что в любом серьезном деле от самодеятельности, любительщины большого прока нет. Только высокий профессионализм должен стать шерифом в этой ответственной работе.
Достарыңызбен бөлісу: |