at Nuremberg.) Очевидно, что употребление здесь союза before является семантически
избыточным — гитлеровский военный преступник мог произнести эти слова лишь до
того, как он был казнен, но, разумеется, никак не после. Поэтому в русском переводе
необходимо прибегнуть к опущению: Ганс Франк, генерал-губернатор Польши,
казненный по приговору Нюрнбергского трибунала. (Здесь также имеется добавление, так
как в английском тексте at Nuremberg обозначает не столько место казни, сколько место,
где происходил процесс над фашистскими главарями.)
В другом случае такое же семантически избыточное before может быть передано
путем добавления:
It was one of the most valuable lessons given by the Don before he died... (M.
Puzo, The Godfather, 30)
Это был один из самых ценных советов, которые «Хозяин» дал ему незадолго
до смерти.
229
Устранение семантически избыточных элементов исходного текста дает
переводчику возможность осуществлять то, что называется «компрессией текста», то есть
сокращение его общего объема. Это нередко оказывается необходимым в силу того, что в
ходе процесса перевода многочисленные добавления и объяснительные фразы, вводимые
переводчиком для большей ясности (часто по прагматическим соображениям) грозят
тексту перевода чрезмерным «разбуханием». Поэтому переводчик, чтобы уравновесить
эту тенденцию, должен стремиться везде, где это возможно в пределах языковых и
стилистических норм ПЯ, производить опущение семантически избыточных элементов
исходного текста.
1
Не всегда опущение вызывается только стремлением к устранению речевой
избыточности. Оно может иметь и иные причины; в частности, характерная для
английского языка тенденция к максимальной конкретности, выражающаяся в
употреблении числительных, а также названий мер и весов там, где это не мотивировано
семантическими факторами, требует иногда прибегать к опущениям,
2
например:
About a gallon of water was dripping down my neck, getting all over my collar and
tie... (J. Salinger, The Catcher in the Rye, 20)
Вода с головы лилась за шиворот, весь галстук промок, весь воротник...
(Об опущениях, вызываемых прагматическими факторами, см. в § 33.)
---------------------------
В заключение еще раз подчеркнем, что перечисленные выше переводческие
трансформации (как видно и из самих приводимых нами примеров) в «чистом виде»
встречаются редко. Как правило, разного рода трансформации осуществляются
одновременно, то есть сочетаются друг с другом — перестановка сопровождается
заменой, грамматическое преобразование сопровождается лексическим и т.д. Именно
такой сложный, комплексный характер переводческих трансформаций и делает перевод
столь сложным и трудным делом. Видимо, известный английский философ И.А. Ричардс
лишь
1
Подробно этот вопрос освещен в работе А.Д. Швейцера «Перевод и лингвистика», с. 199—206.
2
Т.Р. Левицкая и А.М. Фитерман. Указ, соч., с. 28.
230
немного преувеличивает, когда он говорит: «Очень может быть, что здесь мы имеем дело
с самым сложным процессом из всех, возникших когда-либо в ходе эволюции космоса».
1
Если это и гиперболизация, то она, во всяком случае, недалека от истины.
1
I.A. Richards. Toward a Theory of Translating. "Studies in Chinese Thought", ed. by A.F. Wright, 1953,
pp. 247-262. (Перевод мой — Л.Б.).
231
Заключение
В настоящей работе изложено в общих чертах понимание сущности перевода как
процесса межъязыковой трансформации, трактуемое в рамках того, что можно назвать
«семантико-семиотической моделью». Сущность этой модели, в неформализованном
виде, сводится к следующему: переводчику задается текст на том или ином языке (ИЯ),
представляющий собой построенную по определенным правилам и несущую
определенную информацию последовательность единиц, принадлежащих к данной
знаковой системе (системе ИЯ). Задачей переводчика является преобразование этого
текста в эквивалентный ему текст на каком-то ином языке (ПЯ). Понятие
«эквивалентный» понимается в смысле «несущий ту же самую информацию», то есть
имеющий то же самое семантическое содержание, хотя и отличающийся по способам
выражения этого содержания.
Поскольку текст есть последовательность языковых, иначе говоря знаковых
единиц, семантическое содержание (значение) этих единиц и всего текста в целом может
и должно быть раскрыто путем установления связей между самими этими единицами и
чем-то, лежащим вне их, то есть раскрытия отношений между знаковыми единицами и
тем, что они обозначают, а также отношений самих знаковых единиц друг к другу. Таким
путем устанавливаются отношения трех типов: отношения между знаком и его
референтом, между знаком и «потребителем» знака (языковым коллективом) и между
самими знаками внутри данной языковой системы. Иначе говоря, раскрываются значения
трех типов — референциальные, прагматические и внутрилингвистические значения;
причем, поскольку текст есть не просто последовательность знаковых единиц, но
последовательность, определенным образом организованная и интегрированная,
понимание значения текста не сводится только к пониманию значения входящих в него
единиц, но предполагает, прежде всего, понимание значения всего текста как единого
целого,
232
то есть «интеграцию» значений (всех трех типов) языковых единиц в пределах всего
речевого произведения.
Задача переводчика, поняв значение исходного текста, выразить то же самое
значение (точнее, систему значений) средствами иного языка. При этом, поскольку
происходит межъязыковое преобразование, то есть замена одной знаковой системы
другой (хотя и однотипной), неизбежны семантические потери, касающиеся, в первую
очередь, системы внутриязыковых значений исходного текста, но не только их.
Переводчик обязан добиться того, чтобы эти потери были сведены к минимуму, то есть
обеспечить максимально большую степень эквивалентности исходного текста и текста
перевода (отдавая себе отчет в том, что достижение «стопроцентной» эквивалентности
является, по существу, недостижимой задачей, неким идеалом, к которому он должен
стремиться, но достичь которого ему никогда не удастся). Это, в свою очередь, требует от
него установления «порядка очередности передачи значений», то есть определения того,
что в п р е д е л а х д а н н о г о т е к с т а необходимо в первую очередь сохранить и чем
можно пожертвовать в целях обеспечения максимальной эквивалентности. Хотя
н а и б о л е е
о б щ и й
принцип
очередности
можно
сформулировать
как
последовательность «референциальные значения — прагматические значения —
внутрилингвистические значения», этот принцип нередко приходится нарушать, особенно
при переводе текстов, имеющих преимущественно прагматическую или преимущественно
внутрилингвистическую установку.
Таким образом, процесс перевода с этой точки зрения можно разложить на два
основных этапа, соответствующих двум этапам в работе самого переводчика над
переводимым текстом — этап анализа и этап синтеза. Сущность первого этапа
заключается в п о н и м а н и и переводчиком значения (суммы или системы значений)
исходного текста; сущность второго этапа — в в ы р а ж е н и и того же значения (той же
суммы или системы значений) средствами иного языка. Первое, то есть понимание,
предполагает установление иерархии языковой системы — от морфемы (в некоторых
случаях даже фонемы или графемы) до всего текста в целом. Второе, то есть
перевыражение понятого значения средствами иного языка, требует нахождения
соответствующих единиц выражения того же значения на всех уровнях языковой
иерархии в ПЯ. При этом, в силу расхождения в формальной и семантической структуре
единиц ИЯ и ПЯ,
233
неизбежны многочисленные и сложные преобразования или трансформации; однако,
памятуя, что любое преобразование сопряжено с определенной потерей информации,
переводчик должен стремиться свести эти трансформации к разумному минимуму,
насколько это позволяют нормы (лексические, грамматические и стилистические) ПЯ и
экстралингвистические прагматические факторы. Образно выражаясь, переводчик
вынужден все время лавировать между Сциллой буквализма и Харибдой вольного
перевода, стараясь найти между ними тот узкий, но достаточно глубокий проход, идя
которым, он сможет прийти к желанной цели — максимально эквивалентному переводу.
Таковы, в общих чертах, основные понятия предлагаемой нами семантико-
семиотической модели перевода. Думается, что эта модель, в принципе, вполне может
быть формализована; однако ее формализация мыслима лишь при определенных
условиях, которые в настоящее время отсутствуют. Основным таким условием является
разработка адекватной лингвистической теории значений, которая была бы достаточно
строгой и формализованной. В этом отношении мы пока что весьма далеки от цели.
Прежде всего, проблемы семантики разрабатывались до сих пор, главным образом, на
материале лишь самых низких уровней языковой иерархии, преимущественно на уровне
морфем и слов. О семантической структуре единиц более высокого порядка —
словосочетаний, предложений и текста в целом — мы пока что имеем лишь весьма
смутное представление. Между тем для теории перевода было бы особенно важным
разработать принципы «интеграции» значений отдельных дискретных языковых единиц в
пределах всего речевого произведения как единой системы — задача, к выполнению
которой мы лишь начинаем приступать. Далее, теория семантики (семасиология)
ограничивалась до сих пор в основном исследованием референциальных значений и почти
не касалась других типов значений, то есть прагматических и внутри-лингвистических. В
то же время понятие эквивалентности перевода подразумевает максимально полную
передачу всей содержащейся в исходном тексте информации, а не только
референциальных значений входящих в этот текст языковых элементов. Наконец, как для
понимания, так и для выражения всей системы значений речевого произведения (текста)
необходим учет и экстралингвистических факторов, определяющих процесс речевой
коммуникации — предмета («темы») высказывания, участников коммуникативного
234
процесса («отправителя» и «получателя») и ситуации высказывания (время, место и
условия, в которых протекает процесс коммуникации). Между тем мы даже не знаем,
поддаются ли эти экстралингвистические аспекты речевой деятельности формализации и
если да, то в какой форме она может быть осуществлена. Адекватная теория перевода,
однако, не может строиться как исключительно микролингвистическая дисциплина, в
отвлечении от внешних, неязыковых условий протекания речевого акта.
Все эти трудности, стоящие на пути построения точной и строгой семантико-
семиотической модели перевода, реальны и весьма велики, но не непреодолимы. Мы
полагаем, что указанная модель не только имеет право на существование, но в целом ряде
аспектов может оказаться более сильной, чем иные модели. Известно, что попытки
строить теорию перевода, исходя из единиц плана выражения («перевод лексических
единиц», «перевод грамматических форм», «передача порядка слов» и пр.), оказались хотя
и полезными, но, в целом, малоэффективными, ибо для перевода важно, прежде всего, что
именно выражается, а то, как оно выражается, должно быть подчинено первому (как и
вообще в любом акте коммуникации передаваемая информация является целью, а пути ее
передачи — средством достижения этой цели). Поэтому достаточно адекватная и
«сильная» модель перевода должна быть, прежде всего, моделью семантической; а
поскольку семантика, то есть значение, есть функция знака, она не может не быть в то же
самое время моделью семиотической. Это не значит, что никакой другой путь к изучению
перевода невозможен. Перевод — слишком сложное и многостороннее явление, чтобы
полностью укладываться в неизбежно ограниченные рамки какой-нибудь одной модели
или теоретической схемы. Чем больше будет таких моделей и схем, тем лучше, тем
глубже мы сможем познать сущность перевода. Будем надеяться, в этой связи, что
выдвинутые нами в данном исследовании положения и наблюдения окажутся
небесполезными.
Есть, однако, и другая сторона вопроса — практическая Ценность исследований в
области теории перевода. Для прикладной дисциплины, каковой является теория
перевода, этот аспект имеет далеко не второстепенное значение. Как уже было отмечено,
хотя теория перевода исходит из практики и, обобщая имеющийся в ее распоряжении
материал, делает на его основе свои выводы, она в дальнейшем проецирует эти свои
выводы на практику в виде оп-
235
ределенных рекомендаций или нормативных установок. Опираясь на практику, теория
перевода в то же самое время прокладывает ей путь. Поэтому в наше время, когда
профессия переводчика стала поистине массовой и когда с переводом, по сути дела,
приходится — в той или иной форме — иметь дело всем, кто так или иначе связан с
изучением иностранных языков или с видами работы, требующими применения знания
иностранных языков, знакомство с основными положениями теории перевода совершенно
необходимо для каждого, кто не желает работать в этой области вслепую и, так сказать,
заново «открывать Америку» там, где она уже открыта усилиями других. Без научно
обоснованной теории перевода ныне не может быть успешной переводческой практики —
такова непреложная истина, которую бесполезно оспаривать. В то же самое время нельзя,
конечно, наивно полагать, что знание положений и принципов теории перевода может
заменить собой мастерство самого переводчика. Всегда следует помнить о том, что
«...перевод — это нечто гораздо большее, чем наука. Это также и умение, а вполне
качественный перевод, в конечном счете, всегда является и искусством.»
1
1
Е. Nida and Ch. Таber. The Theory and Practice of Translation, p. VII. (Перевод мой — Л.Б.)
236
|