ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКОЕ ПОЛЕ И МЕТОДЫ ЕГО ИССЛЕДОВАНИЯ

ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКОЕ ПОЛЕ

И МЕТОДЫ ЕГО ИССЛЕДОВАНИЯ

Лексико-семантическое поле представляет собой иерархически организованную группу слов, объединенных общим семантическим признаком. В поле можно выделить ядерную и периферийную зоны. Так, например, в лексико-семантическом поле глаголов поступательного перемещения в немецком языке ядром поля является глагол sich fortbewegen (перемещаться), который можно назвать идентификатором поля. Остальные глаголы представляют собой ближнюю или дальнюю периферию, обладая дополнительными семантическими или коннотативными признаками, в разной степени конкретизируя абстрактные семантические категории (например, ‘характер перемещения’, ‘способ перемещения’ и т. п.).

При исследовании семантических полей используются, в основном, структурные методы лингвистического анализа: методы компонентного, дистрибутивного и трансформационного анализа. Они тесно взаимосвязаны и при необходимости могут дополнять друг друга.

Метод компонентного анализа был разработан Н.С.Трубецким для исследования фонем, затем он распространился и на другие области языка, в том числе и на лексику. Суть метода заключается в разложении единицы языка на минимальные составляющие, между которыми затем устанавливаются связи и отношения. Минимальным элементом значения слова является сема. Существует несколько способов выявления сем в структуре значения:

1. 
   логический;
   
2. 
   лингвистический;
   
3. 
   логико-лингвистический [1].
   

При компонентном анализе большого количества лексических единиц можно опираться на дефиниции толковых словарей, которые эквивалентны значению лексической единицы. В идеале дефиниция строится на основе гиперонима, который является семантическим множителем, или идентификатором поля (для глаголов поступательного перемещения sich bewegen). Но основной компонент дефиниции может представлять собой идентификатор более узкой подгруппы. В этом случае для унификации дефиниций единиц поля через идентификатор «sich fortbewegen» можно воспользоваться операцией семантического развертывания, то есть включить в дефиницию толкование основного компонента значения.

Метод дистрибутивного анализа основан на изучении окружения единицы языка. Главная цель дистрибутивного анализа – классификация языковых единиц по их синтагматическим свойствам, т.е. по их распределению относительно друг друга в потоке речи и по их окружению [1]. В семантических исследованиях приемы дистрибутивного анализа дают возможность уточнять и корректировать семный состав слов, определенный с помощью компонентного анализа; а также являются основными приемами при изучении сочетаемости единиц лексико-семантического поля.

Трансформационный анализ используется при необходимости семантического отождествления единиц, различающихся на поверхностно-синтаксическом уровне и дифференциации единиц, тождественных на поверхностно-синтаксическом уровне языка [2].

Также при исследовании лексико-семантических полей применяется описательный метод изучения языка, составными частями которого являются наблюдение, обобщение, интерпретация, классификация, приемы социолингвистических методов (анкетирование, интервьюирование и т.п.) и другие.
Литература

1. Алефиренко Н.Ф. Современные проблемы науки о языке: Учебное пособие. – М.: Флинта: Наука, 2005. – 416 с.

2. Ибрагимова В.Л. Семантика русского глагола (лексика движения): Учебное пособие. – Уфа, 1988. – 80 с.

О.Г. Оленчук, ст. преп,

Удмуртский государственный

университет, г. Ижевск

АНАЛИЗ ОСНОВНЫХ КОНЦЕПЦИЙ МОДАЛЬНОСТИ

На протяжении многих лет учеными-лингвистами разных стран изучается такое явление как модальность. Модальность – явление сложное, многогранное и потому вызывающее огромный интерес ученых разных областей науки. Modus в переводе с латинского означает «мера, способ». Введенное еще Аристотелем понятие «модальность» перешло в классическую философию, откуда его заимствовали лингвисты.

Несмотря на то, что на модальность обращали внимание языковеды XIX – начала ХХ века, значительно больший интерес к данной категории в рамках науки о языке стал проявляться с середины прошлого века. Именно в это время акад. В.В.Виноградов пишет обобщающую работу, посвященную анализу категории модальности и средствам ее выражения в языке [1].

Определяя модальность как грамматическую категорию, выражающую «отнесенность содержания речи к действительности», В.В.Виноградов ввел признак точки зрения говорящего, как отличительную черту модальности по сравнению с предикативностью: «Если предикативность выражает особую отнесенность речи к действительности или соотнесенность речи с действительностью <…>, то категория модальности расчленяет и дифференцирует эту общую функцию предложения, обозначая специфическое качество отношения к действительности – со стороны говорящего лица» [2]. Категория модальности включается им в грамматические средства выражения предикативности, наряду с категориями времени и лица [3].

В.В.Виноградов считает, что модальность является одной из «основных, центральных языковых категорий» [4] и что модальность есть обязательный признак предложения: «Каждое предложение включает в себя, как существенный признак, модальное значение. Любое целостное выражение мысли, чувства, побуждения, отражая действительность в той или иной форме высказывания, облекается в одну из существующих в данной системе языка интонационных схем предложения и выражает одно из тех синтаксических значений, которые в своей совокупности образуют категорию модальности»» [5].

Все дальнейшие исследования данной категории отталкиваются в той или иной степени от определения, данного В.В.Виноградовым. Так, например, определения модальности в работах Е.В.Гулыги и Е.И.Шендельс [6], Б.А.Абрамова [7], в «Словаре лингвистических терминов» под редакцией О.С. Ахмановой [8] полностью опираются на определение данной категории В.В. Виноградова. Так же определяет языковую категорию модальности и А.В.Зеленщиков [9].

А.В Бондарко добавляет признак реальности/ирреальности к определению, данному акад. В.В.Виноградовым, и характеризует данный признак как доминирующий [10]. Кроме того, он говорит о модальности не как о категории, а как о комплексе актуализационных категорий (разрядка наша – О.О.). Действительно, модальность необходимо рассматривать как некое функционально-семантическое поле, которое, во-первых, состоит из определенного множества микрополей, представленных теми или иными категориями языка; а во-вторых, само является микрополем, входящим в состав большего поля – функционально-семантического поля предикативности.

Весьма широкое определение модальности дает «Большая Советская Энциклопедия», где модальность характеризуется как «понятийная категория, выражающая отношение говорящего к содержанию высказывания, целевую установку речи, отношение содержания высказывания к действительности» [11]. Включение целевой установки речи в определение категории модальности обсуждается в работах лингвистов. Так, например, Е.И. Беляева считает, что категория модальности «тесно связана с коммуникативным намерением говорящего и реализуется в процессе общения в форме разнообразных коммуникативно-синтаксических и модальных типов высказываний в различных речевых актах» [12]. По ее мнению, данная категория «служит формой выражения коммуникативных интенций говорящего в процессе общения» [13]. Противопоставление предложений по характеру их коммуникативной целеустановки (утверждение – вопрос – побуждение) в поле модальности не бесспорно.

Дискуссию вызывает также противопоставление модальности по признаку субъективности и объективности: любое высказывание уже несет в себе позицию субъекта, то есть каждое предложение, порожденное в речи субъекта, изначально субъективно. Можно сказать, что такое противопоставление весьма условно.

Некоторые языковеды указывали и указывают на связь логической и языковой категорий модальности, проводили аналогии и доказывали связь между компонентами обеих категорий. Так, например, В.З. Панфилов утверждал, что «анализ языковой категории модальности может проводиться лишь в тесной связи с анализом логической категории модальности и той формы мышления, которой она свойственна, т.е. суждения» [14]. Такого же мнения придерживается и Г.П.Немец [15]. В работах Г.В.Колшанского также подчеркивается необходимость базирования на основах логики при рассмотрении языковой категории модальности и ее компонентов [16].

Обращение к логике, бесспорно, необходимо, поскольку язык и мышление, безусловно, тесно взаимосвязаны. Тем не менее, на наш взгляд, было бы нецелесообразным напрямую связывать данные категории и опираться при анализе исключительно на логику, поскольку в логике при рассмотрении категории модальности не принимается во внимание точка зрения говорящего. Логическую модальность определяют как «различие между суждениями в зависимости от степени зафиксированной в них достоверности отображаемого фактора, явления – от вероятности до необходимости существования отображаемого» [17], в то время как любое предложение изначально характеризуется точкой зрения субъекта речи (как устной, так и письменной). Кроме того, анализируя суждение, логики неизбежно устанавливают его истинность или ложность, что для лингвистов не имеет значения, разделение высказываний по признаку реальности/ирреальности не зависит от истинности или ложности выражаемых в предложении суждений.

В целом, ознакомившись со взглядами разных исследователей на категорию модальности, можно заметить, что большинство ученых не возражают против включения в понятие категории модальности следующих компонентов: 1) отношение высказывания к действительности с точки зрения говорящего, 2) отношение говорящего к содержанию высказывания и 3) отношение субъекта действия к действию. Г.А.Золотова отмечает, что эти три составляющие не противоречат друг другу, не исключают, а дополняют друг друга, «свидетельствуя о сложности, многоплановости самого понятия модальности» [18].

1. 
   Виноградов В.В. О категории модальности и модальных словах // Исследования по русской грамматике. – М., 1975. – С. 55-87
   
2. 
   Виноградов В.В. Основные вопросы синтаксиса предложения // Исследования по русской грамматике. – М., 1975. – С. 269
   
3. 
   Виноградов В.В. Основные принципы русского синтаксиса // Исследования по русской грамматике. – М., 1975. – С. 227
   
4. 
   Виноградов В.В. О категории модальности и модальных словах // Исследования по русской грамматике. – М., 1975. – С. 55.
   
5. 
   Там же, С.57.
   
6. 
   Гулыга Е.В., Шендельс Е.И. Грамматико-семантические поля в современном немецком языке. – М., 1969. – С.57.
   
7. 
   Абрамов Б.А. Теоретическая грамматика немецкого языка. Сопоставительная типология немецкого и русского языков. – М., 2001. – С.242.
   
8. 
   Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. – М., 1966. – С.237.
   
9. 
   Зеленщиков А.В. Пропозиция и модальность. – СПб., 1997. – С.82.
   
10. 
    Теория функциональной грамматики. Темпоральность. Модальность. – Ленинград, 1990. – С.59.
    
11. 
    Большая Советская Энциклопедия. Гл. ред.А.М.Прохоров.3-е издание; т. 16. – М., 1974. – С.390.
    
12. 
    Беляева Е.И. Модальность в различных типах речевых актов //Филологические науки.- 1987.- №3. – С.66.
    
13. 
    Там же.- С.69
    
14. 
    Панфилов В.З. Категория модальности и ее роль в конституировании структуры предложения и суждения // Вопросы языкознания.- 1977.- №4 – С. 37.
    
15. 
    Немец Г.П. Семантико-синтаксические средства выражения модальности в русском языке. – Ростов-на-Дону, 1989.– С.10-11.
    
16. 
    Колшанский Г.В. К вопросу о содержании языковой категории модальности // Вопросы языкознания.- №1.- 1961. – С. 94-98.
    
17. 
    Кондаков Н.И. Логический словарь. – М., 1971. – С. 312.
    
18. 
    Золотова Г.А. О модальности предложения в русском языке// Филологические науки.- №4.- 1962. – С. 65-79.
    

Использование инструментива в области языковой репрезентации пространственных отношений в нематериальных областях действительности имеет ряд специфических особенностей. Специфика подобных употреблений состоит в том, что в них получили закрепление наивные представления человека о функционировании своего организма, свойствах психики, особенностях мозга и т.д., многие из которых впоследствии были перенесены из области органического мира на общественную жизнь и идеи государства.

Категория инструмента в локативных высказываниях предполагает относительно узкий круг имён, называющих какие-либо средства, целенаправленное использование которых обеспечит протекание или осуществление психических, физиологических, общественных и т.д. процессов. Данные ограничения отражают структуру мира, а не особенности его языковой модели или лексического узуса, т.к. требования, предъявляемые к специализированным предметам – орудиям, инструментам, приспособлениям и т.д., предназначенным для выполнения какой-либо практической задачи, отличаются предельной конкретностью.

Инструмент вводится в толкование глагола семантическим компонентом «с помощью чего-либо», а поверхностно выражается творительным падежом.

Различные вопросы инструментального комплекса в синтаксической семантике рассматриваются в работах Ю.Д. Апресяна, Г.Е. Золотовой, Е.В. Муравенко и др. Так, например, в «Синтаксическом словаре» Г.А. Золотовой (3) выделены реализации инструментива, такие как затрубили в трубу, поддел на рогатину, писать пером и т.д.; проблема разграничения инструмента и средства исследуется в работах Ю.Д. Апресяна (1, 2); вопросы семантической «прозрачности» и устойчивости зоны инструмента обсуждаются в работе Е.В. Муравенко (5) и т.д.

Обратимся к исследованию имён с метафорическими значениями орудий действия и более широкого круга – средств действия, вошедших в состав локативных конструкций, описывающих различные процессы, происходящие в организме человека, а также в эмоциональной и ментальной сферах его деятельности (анализ выполнен на материале выборки из произведений русских писателей ХХ века: М.А. Булгакова, В.В. Набокова, Б.Л. Пастернака, А.Н. Толстого, М.А. Шолохова и др.; иллюстративный материал подаётся в форме указательного минимума контекста).

Инструментальную интерпретацию в высказываниях подобного типа получают механизмы зрительного восприятия, представленные в конструкциях с именами абстрактной семантики, такими как взор, взгляд и т.д., специализированными как инструментальные (орудийные) части самого субъекта, используемые с целью обнаружения пространственного положения объекта, например: Лужин рассеянно скользил взглядом по шахматным нотам, т.е. плавно перемещал взгляд в определённом направлении; Наталья рассеянно прошлась по нему взором, т.е. перемещала взор в различных направлениях некого ограниченного пространства; Софья метнула в него взором, засмеялась, т.е. переместила взор в определённую точку пространства; Пётр впился взглядом в Меньшикова, т.е. переместил взгляд в определённую точку пространства и т.д.

Отличительной особенностью конструкций подобного типа является наличие в них предметных ориентиров, указывающих на какие-либо определённые точки или участки пространства, такие, например, как ноты, он, Меньшиков и т.д. в анализируемых нами примерах: Лужин рассеянно скользил взглядом по шахматным нотам; Наталья рассеянно прошлась по нему взором; Пётр впился взглядом в Меньшикова и т.д.

Существительное предметной семантики глаза в роли инструментива сочетается с каузативными глаголами вращать, водить, например: Пётр бешено вращал глазами; Алексашка блудливо вращал глазами (здесь вращать значит «напряжённо двигать глазами»); Голицын растерянно водил глазами по избе; царица водила глазами по знакомым лицам (здесь водить значит «двигать глазами в различных направлениях») и т.д. Каузацию действия в данных случаях определим как ненамеренную, неконтролируемую, обусловленную различными эмоциональными, психическими состояниями субъекта или особенностями его восприятия.

Субъект также может сам оценивать своё состояние (физиологическое, эмоциональное или психическое), не зависимое от него и не наблюдаемое со стороны. В высказываниях подобного типа присутствуют каузативные глаголы застилать, заволочь с существительным глаза в роли локативного объекта и именами абстрактной семантики, такими как тошнота, муть, пелена, боль и т.д. в функции инструментива, например: Лужин чувствовал такую ненависть, что горячей мутью заволакивались глаза; боль пеленой застилала глаза; глаза застилались болью; тошнотой заволокло глаза и т.д.

Языковая интерпретация наблюдаемых со стороны процессов физиологической сферы находит отражение в конструкциях, включающих в свой состав глаголы движения (4) с именами-обозначениями (существительными абстрактной семантики) различных проявлений физиологических состояний, такими как румянец, бледность, пятна и т.д., выполняющих функцию инструмента, например: Пётр залился румянцем; княжна покрылась бледностью; лицо боярина пошло пятнами и т.д. Подобные языковые ситуации можно определить как выражение реакции субъекта (внезапной, спонтанной) на какое-либо внешнее воздействие, не контролируемое его волей и проявляющееся в ненамеренном использовании инструментива.

Инструментальную интерпретацию также способны получать ситуации, описывающие изменения внутреннего состояния субъекта (физиологического, эмоционального, ментального), фиксируемые самим субъектом, наблюдателем или автором текста. В подобных конструкциях присутствуют глаголы наполняться, сов. наполниться, сов. преисполниться, наливаться с именами абстрактной семантики в роли инструмента, такими как сочувствие, изумление, страх, злоба, счастье, восторг, волнение, робость, свет, жизнь и т.д., например: он преисполнился сочувствием и изумлением; он наполнялся ожиданием, волнением и робостью; Бостолаева наполнилась счастьем; Лужин наполнился востогрогом и т.д. (в роли субъекта здесь определённое лицо – Бостолаева, Лужин, он и т.д.); тело наливается жизнью; тело наполнялось страшной болью; смутным страхом наполнялось сердце; сердце наполнялось искрящимся восторгом; лютой злобой наполнилась душа; душа наполнилась болью; страшными предчувствиями наполнялась душа и т.д. (существительные тело, сердце, душа здесь синонимизируются – в результате метонимических переносов – с самим субъектом); воспоминание наполнилось светом; детские воспоминания Лужина по-прежнему наполнялись стыдом и болью; воспоминание наполнилось вкусом былых побед и т.д. (данные употребления можно классифицировать как эмоциональную реакцию субъекта на события прошлого).

Отметим, что инструментальную интерпретацию довольно часто получают различные процессы мыслительной деятельности, отображённые метафорически. Мозг человека, формирующий в наивной анатомии систему интеллекта, может быть специализирован как инструментальная, орудийная часть субъекта, намеренно используемая им для осуществления ментального действия, например: Отец-то сидит всё, не спит, мозгами ворочает; а ты мозгами пораскинь, глядишь, что-нибудь и получится; не ленись, мозгами двигай; я, Питер, тоже до всего своими мозгами доходил и т.д. В подобных высказываниях объект воздействия может быть не обозначен, но обязательно предполагаются определённые усилия субъекта, направленные на его познание или ментальное освоение.

Существительное голова в подобных конструкциях не используется, но употребительными являются его стилистические синонимы, такие как башка, котелок, тыква и т.д., например, башкой-то поворочай получше, глядишь, какая-нибудь мысль в ней и отыщется; котелком своим потряси, придумаешь может что-нибудь; тряси не тряси тыквой своей, всё равно ничего не придумаешь и т.д.

В роли инструмента также способны функционировать имена некоторых опредмеченных сущностей или психических, эмоциональных качеств личности, осознанно используемые человеком для достижения целей, связанных обычно с внутренней жизнью другого человека, например: Юру окружили теплом и заботой; Лару окружили вниманием и заботой; теперь Лужина окружили вниманием и любовью; ты окружил меня таким уютом; мастер окружил меня небывалой любовью, т.е. забота, тепло, внимание, любовь и т.д. «охватывают» человека, окружая и защищая его внутреннее пространство. Объектом в подобных высказываниях является лицо (Юра, Лара, Лужин, я и т.д.), подвергающееся целенаправленному воздействию субъекта с целью придания ему какого-либо нового внутреннего качества или изменения его состояния. Данные языковые ситуации получают положительную объективную оценку за счёт коннотации имён, таких как любовь, забота, внимание и т.д., входящих в состав высказываний, согласуясь тем самым с системой ценностей, принятой в социуме.

Таким образом, различные ситуации физиологической, эмоциональной, мыслительной и т.д. сфер деятельности человека, получившие инструментальную интерпретацию в составе метафорических высказываний, характеризуют различные особенности протекания и локализации действия, движения, перемещения в нематериальных областях действительности, репрезентированных в языке.

1. Апресян Ю.Д. Избранные труды, т. I. – М., 1995 (2-е изд.).

2. Апресян Ю.Д. Избранные труды, том II: Интегральное описание языка и системная лексикография. – М., 1995.

3. Золотова Г.А. Синтаксический словарь: Репертуар элементарных единиц русского синтаксиса. – М., 2001.

4. Ибрагимова В.Л. Семантика русского глагола: лексика движения. –Уфа, 1998.

5. Муравенко Е.В. О случаях нетривиального соответствия семантических и синтаксических валентностей глагола // Семиотика и информатика, вып. 36. Языки русской культуры, Русские словари.