«Берлин, — заявил он, — больше не является военной целью». Когда это заявление стало известно в американских войсках, некоторые их подразделения находились всего в 45 милях от Берлина

{38} Упорный Венк пытался вытребовать свои деньги после войны, но к тому времени Веймар уже находился в советской зоне под управлением восточногерманского правительства Ульбрихта. Как ни странно, банк продолжал ежемесячно посылать Венку выписки счетов до 4 июля 1947 года. Венк с завидным постоянством подтверждал получение выписок и просил, чтобы деньги переводили в его собственный банк в Западной Германии. Никаких мер не предпринималось до 23 октября 1954 года, когда Веймарский банк сообщил Венку, что он должен связаться с Веймарским отделением министерства внутренних дел. «Мы аннулировали ваш старый счет, — говорилось в письме из банка, — вместе с наросшими процентами...»

{39} Удивительный подвиг Фрэнсиса, равных которому не было во Второй мировой войне, никогда не был признан министерством обороны США. Его представили к кресту «За летные боевые заслуги», но награду он не получил. Любопытно, что Мартин, хоть и не был летчиком, за свое участие в этой акции был награжден медалью военно-воздушных сил.

{40} Многие солдаты вступали в компартию на Одере по причинам не всегда политическим. В отличие от американской и британской армий, в Красной армии не было системы регистрации опознавательных жетонов; семьи красноармейцев, убитых или раненных в бою, редко оповещались официально. Однако если что-то случалось с солдатом-коммунистом, партия сообщала семье или ближайшему родственнику.

{41} Оценка Брэдли многих привела в замешательство: непонятно, когда он дал ее Эйзенхауэру и каким образом пришел к этой цифре. Инцидент был впервые упомянут самим Брэдли в его мемуарах «Записки солдата», но никаких цифр названо не было. Таким образом, как сообщил Брэдли автору, он отчасти ответственен за последовавшую нерешительность. По одной из опубликованных версий, Брэдли назвал Эйзенхауэру цифру в 100 000 жертв еще в январе 1945 года в штабе Верховного главнокомандования союзными экспедиционными силами. Сам Брэдли говорит: «Я сообщил эту оценку Айку по телефону после того, как мы захватили плацдарм на Эльбе. Разумеется, я не ожидал потерять 100 000 человек по пути к Берлину. Однако я был абсолютно убежден, что немцы будут ожесточенно драться за свою столицу. Именно в Берлине, как я полагал, мы могли понести тяжелейшие потери».

{42} В июне 1945 года Жуков сообщил генералу Эйзенхауэру и прессе, что начал наступление с 22 000 орудий всех калибров. По его первоначальному плану предусматривалось 11 000 пушек, но собрал ли он столько к началу наступления, неизвестно. Русские отчеты дают разные цифры: от 20 до 40 тысяч орудий, однако большинство военных экспертов полагает, что у Жукова было по меньшей мере 7–8 тысяч полевых орудий и, вероятно, столько же орудий меньшего калибра.

{43} Конев озвучивал личные подозрения Сталина. В начале апреля Сталин телеграфировал Рузвельту, что Бернское соглашение «откроет фронт англо-американским войскам и позволит им двигаться на восток, поскольку британцы и американцы пообещали в обмен облегчить немцам условия перемирия... Немцы на Западном фронте практически прекратили войну... хотя они продолжают войну против России, союзницы Британии и США... Рузвельт ответил, что удивлен голословным утверждением, будто «заключил соглашение с врагом без вашего полного одобрения... Откровенно говоря, я не могу не испытывать чувство глубокого возмущения по отношению к вашим информаторам, кто бы они ни были, допустившим столь гнусное толкование моих действий и действий моих доверенных подчиненных». Сталин и его маршалы Рузвельту не поверили. Даже в последних материалах Министерства обороны СССР «Великая Отечественная война Советского Союза 1941–1945» говорится: «Чтобы не дать Красной Армии захватить Берлин... гитлеровцы... были готовы сдать столицу американцам или англичанам. Наши союзники также на это рассчитывали... несмотря на существующие соглашения... передать Берлин в зону действия Красной Армии...» Естественно, никакого подобного соглашения не существовало.

{44} Сам Конев узнал об этом инциденте только двадцать лет спустя из мемуаров генерала Пухова.

{45} Вена была взята Красной армией 13 апреля.

{46} Гитлер явно имеет в виду президента Рузвельта.

{47} Об этом последнем концерте осталось, пожалуй, столько же отзывов, сколько было слушателей. Кто-то рассказывает одно, кто-то другое. Существуют разногласия о дате, программе и даже исполнителях. Те, кто ничего не знал о плане Шпеера, отказываются верить в его существование. Версия, изложенная здесь, основана на воспоминаниях и записях доктора фон Вестермана и дополнительной информации Герхарда Ташнера.

{48} Рурский котел был полностью уничтожен 18 апреля. Три дня спустя Модель совершил самоубийство.

{49} Возможно, у Геринга было даже больше грузовиков. Хейнрици полагает, что речь шла о «четырех колоннах». Может быть, сюда включены остальные колонны люфтваффе, покинувшие Берлин в тот же день позднее. Просто фантастика, что в тот момент, когда ни для самолетов, ни для танков не хватало горючего, в распоряжении Геринга были не только грузовики, но и большие запасы горючего.

{50} Полностью окруженные в Балтийских государствах, остатки Курляндской армии наконец-то были эвакуированы судами и прибыли в Свинемюнде в начале апреля. Из восемнадцати дивизий только несколько кораблей с людьми без снаряжения достигли Германии.

{51} Эти слова, сказанные Гитлером Йодлю, Луиза Йодль записала в своем дневнике. После этой записи следовало: «Мой муж заметил, что, за исключением соболезнований по поводу смерти его первой жены, это было единственное личное замечание, с которым обратился к нему фюрер».

{52} На Нюрнбергском процессе вскрылось, что Гравиц, будучи еще и главным хирургом Гиммлера, санкционировал проведение медицинских экспериментов над заключенными концентрационных лагерей.

{53} Вы должны убить этого парня (Гитлера)!

{54} В военном дневнике Хейнрици, где все телефонные разговоры застенографированы дословно, появляется удивительная запись: «12.30, 21 апреля: Буссе — Хейнрици: «Только что узнал, что 56-й корпус прошлой ночью без приказа выдвинулся из Хоппегартена в Олимпийскую деревню. Предлагаю арестовать...» Никто не знает, откуда у Буссе взялась эта информация, но она была неверна: Олимпийская деревня находилась в Деберице в западном районе Берлина. Вейдлинг сражался на восточных окраинах города.

{55} Поскольку Йодль тщательно изучил документы «Иклипса», он был убежден в том, что американцы остановились на Эльбе навсегда и не помешают продвижению Венка на восток.

{56} Остальные пятнадцать тел были найдены три недели спустя. В кулаке Альбрехта Хаусхофера еще были зажаты сонеты, написанные им в тюрьме. Вот одна строчка: «Есть времена, когда правит безумие; и тогда летят лучшие головы».

{57} Очевидно, полученное в Лондоне донесение Виберга распространить не успели.

{58} Бесперебойно работали только метеослужба и пивоварни. Метеостанция в Потсдаме не пропустила ни дня за весь 1945 год, а одиннадцать из семнадцати пивоварен, отнесенных правительственным указом в разряд «необходимого» производства, продолжали варить пиво.

{59} В 1944 году в Нормандии на глазах автора следователи разведки 1-й американской армии столкнулись с необычной проблемой. Привели двух солдат в немецком обмундировании, и никто не мог понять, на каком языке они говорят. Обоих военнопленных переправили в Англию, где обнаружилось, что это тибетские пастухи, насильно завербованные в Красную армию. На Восточном фронте они попали в плен, и их насильно взяли уже в немецкую армию.

{60} Иоахим Лифшиц в конце концов станет одним из самых известных чиновников Западного Берлина. Как глава комитета внутренних дел он отвечал за городскую полицию и до самой своей смерти в 1961 году оставался непримиримым врагом коммунистического режима Восточной Германии.

{61} Некоторые из пожарных бригад, покинувших город, вернулись 22 апреля по приказу генерал-майора Вальтера Гольбаха, руководителя пожарного департамента. Судя по послевоенным отчетам, Геббельс приказал пожарным бригадам покинуть Берлин, чтобы машины не попали в руки русских! Гольбах, услышав, что его собираются арестовать за то, что он нарушил приказ Геббельса, попытался совершить самоубийство, но неудачно. С огнестрельной раной лица он был арестован эсэсовцами и казнен.

{62} Они обе выжили. Своевременная помощь врача спасла им жизни.

{63} Русские не отрицают тот факт, что во время штурма Берлина совершались изнасилования, хотя очень болезненно относятся к этой теме. Советские историки признают, что войска вышли из-под контроля, но многие приписывают самые страшные зверства охваченным местью бывшим военнопленным, освобожденным при наступлении Красной армии к Одеру. Что касается изнасилований, заведующий отделом армейской газеты «Красная звезда» Павел Трояновский сказал автору: «Естественно, мы не были джентльменами на сто процентов; слишком многое мы повидали». Другой сотрудник «Красной звезды» сказал: «Война есть война, а то, что мы делали, не идет ни в какое сравнение с тем, что немцы делали в России». Милован Джилас, занимавший во время войны пост главы югославской военной миссии в Москве, в своей книге «Беседы со Сталиным» пишет, что жаловался советскому диктатору на зверства, совершаемые советскими войсками в Югославии. Сталин ответил: «Как вы не понимаете, что солдат, прошедший тысячи километров через кровь и огонь, может повеселиться с женщиной или взять пустячок на память?»

{64} С двумя военными корреспондентами, вызванными на эту встречу Чуйковым, прибыл и советский композитор Матвей Исаакович Блантер, посланный Сталиным, чтобы написать симфонию в память победы в Берлине. Корреспонденты спросили генерала, что делать с композитором, и Чуйков сказал: «Приводите его с собой». Однако когда Блантер явился в гражданской одежде, стало ясно, что за офицера Красной армии он не сойдет. Его поспешно засунули в стенной шкаф, примыкавший к столовой. Там он и просидел большую часть совещания. Почти перед самым уходом посетителей он потерял сознание от недостатка воздуха и, к величайшему изумлению немцев, выпал в комнату.