Библиотека иностранной военной литературы гарольд ласвель техника пропаганды в мировой войне сокращенный перевод с английского в обработке

В книге, которую считали за научный трактат об ин­стинктах войск в мирное время и на войне (Лондон 1917), Троттер торжественно заявил:

Непонятность для англичан всего направления немецких чувств и их выражения заставляет думать, чтб между ними существует какой-то антагонизм, глубоко пустивший корйи Можно рискнуть выска­зать предположение, что это — антагонизм между общественностью и аггрессивнбй стадностью

Джон Кушер Пауис возражает профессору Мюнстер-бергу статьей под заглавием «Угроза со стороны германской культуры». (⁴¹) У немцев накопились груды литературы, являвшейся самовосхвалением на тему о культуре. (*²) Немецкая самоуверенность и самомнение были поддержаны сочувствием множества иностранных свидетелей. Сканди­навский писатель Бьерн-Бьернсон заплатил в этом отно­шении свою дань сочинением «О немецкой сущности. Впе­чатления родственника по племени». (⁴³) Хустон Стюарт Чемберлен, экспатриировавшийся англичанин, присоеди­нился к защите немцев книгой «Немецкая сущность». (**) Еще в своих прежних писаниях он восклицал: «Если и существует в мире миролюбивый, нравственный и набожный народ, то это только немцы. За последние 43 года ни единый человек во всей Германии не хотел" войны, — ни единый. Англия была вовлечена в войну бессовестными махина­циями короля, который являлся орудием в руках хитрых дипломатов. Англия перестала быть страною свободы, — она стала рабом порочной «олигархии». (*⁵) Фердинанд Тэннис, знаменитый германский социолог, собрал в своей книге об Англии все выражения империалистического ха­рактера, произнесенные государственными деятелями Бри­тании. (⁴⁶) Дело издания сборников с обвинениями в пре­ступлениях непрерывно развивалось в течение всей войны. Жан Рюплингер издал коллекцию германских военных лозунгов по заглавием «Так говорила Германия». (*⁷) Книга эта вышла в 1918 году в Париже с предисловием, написан­ным Эдуардом Эрио.

Во время войны желательно возможно большее коли­чество исследований о различных чертах жизни и харак­тера другой стороны. Маститый философ и психолог Виль­гельм Вундт в брошюре, озаглавленной «Народы и их фи­лософия» (⁴⁸), проводил сравнение между философскими

89

идеями разных стран, с весьма сильным уклоном в пользу Германии. В частности барон Кэйфон Брокдорф постарался высказать правду о Бергсоне, как он ее понимал, в бро­шюре, так и озаглавленной — «Правда о Бергсоне». (⁴⁹) В Соединенных Штатах Джон Дьюэй совершенно ненаме­ренно оказал большую услугу тем, кто трубил во-всю, воз­буждая чувства против Германии. Услуга эта заключалась в том, что в своей книге «Германская философия и поли­тика», (⁶⁰) о которой вспомнили, когда Америка вступила в войну, он настойчиво указывал на перемену некоторых взглядов немецкой философии. Если история Пруссии из­ображалась учеными союзниками в виде ряда грабежей, произведенных негодяями, то и история британского импе­риализма с точки зрения немцев припахивала чем-то не­хорошим. Несколько отрывков, обвиняющих англичан в пре­ступлениях, были собраны в книгах о Персии и Индии, — как например «Английские документы об удушении Персии» и «Индия под британским кулаком». (⁵¹) Истинное значение политической свободы было выяснено А. О. Мейёром, кото­рый открыл, что истинная свобода пребывает в Германии, а не в Англии, и написал книгу «Германская свобода и ан­глийский парламентаризм». (⁵²) Бельпиец Фр. де-Хове ду­мал сделать комплимент английской системе воспитания, когда, сравнивая ее с. немецкой системой к невыгоде последней, написал, что ее цели могут быть суммиро­ваны советом:

Его книга называлась «Германское и английское воспи­тание». (⁵³) Еще пока мир Германий с Америкою не был на­рушен, д-р Карл Геннинг издал непристойный памфлет об Америке под названием «Правда об Америке». (^м) Впо­следствии, когда началась война, этот памфлет оказался полезен. Геннинг обратил большую часть своею внимания на систему воспитания в Соединенных Штатах. Он перебрал отчеты некоторых муниципальных комитетов по надзору за нравами, в поисках пикантных историй о совершенных детьми проступках против нравственности, и воспроизвел их в качестве типичных образцов американских нравов. Перлом такой коллекции являлось письмо, —• которбе

90

будто бы имелось у него,—написанное восьмилетней де-, вочкой^мальчику того же возраста. Вот оно:

Но всевозможные монографии доходят до сведения лишь очень ограниченной аудитории, и если хотят, чтобы синтетические изображения жизни другой страны до­стигли более широких кругов, то нужно, чтобы форма носила личный характер, была драматична и вполне ли-тературна.

Образцом этого может служить книга, изданная в Англии во время войны. Она была общедоступна, написана лите­ратурным языком и совершенно разрушала прежние пред­ставления о Германии. Многие из деятелей германской пропаганды говорили, что они считают эту книгу лучшим из всех образцов союзнической пропаганды во время войны. Это — «Христина», написанная Алисой Чалмондлей (Нью-Йорк 1917). Книга состоит из коллекции якобы подлинных писем, будто бы написанных матери в Англию девушкой, изучавшей в Германии музыку. Девушка была талантли­вой скрипачкой и отправилась туда в мае 1914 года, чтобы работать под руководством знаменитого немецкого маэстро. Она вся пылала огнем энтузиазма, предвкушая жизнь и изучение искусства в Германии. Свои письма она писала из Берлина, с Лютцовштрассе,где на самом деле есть пансиш. Все в ней дышало энергией и радостью, по'ка она не стала постепенно знакомиться с немецкой цивилизацией. Поли­ция груба и высокомерна. Ее учитель музыки презирает втайне все германские порядки. В пансионе только и раз­говору, что о чистом Берлине и о грязном Лондоне.-Ее считают более или менее ответственной за бурскую войну. Она досадует на всякого рода правила и порядки, так как ей не позволяют играть упражнения по праздникам. Гер­мания— страна правил; так, она узнает, что одна из ее знакомых празднует через пять лет после смерти отца, ко­торого она презирала, день его рождения. В десять часов вечера тушат электричество, и она остается с одной свечой.

91

Вульгарного чванства сколько угодно. Некая графиня покровительствует искусствам, но не позволяет своей до­чери оскверняться ими. Молодой немец из хорошей семьи стремится стать музыкантом, но' кастовые предрассудки делают из него офицера. Дети в Германии прибегают к самоубийствам, так как их замучивают в школах. Когда она выходит одна, на улицах к ней пристают мужчины и мальчики. Ее повсюду преследуют рассуждения о мировой политике. Зловещее предчувствие войны разлито повсюду. Низшие классы пресмыкаются перед высшими. Быть может это — результат военных обучений. Незамужние девушки не смеют при разговоре задавать вопросов: они должны скромно молчать и стараться быть незаметными. Деревен­ский пастор делает ей замечание за любовь англичан, к деньгам. Она встречается со штабным офицером, который многозначительно советует ей потребовать от властей ее Суссекского селения, чтобы они исправили дороги^для тя­желых повозок. Беременная женщина молит бога послать ей мальчика для того, чтобы она могла стать матерью сол­дата. В немецких аристократах она находит мещанство. Она становится невестой очаровательного молодого офи­цера с напрасными мечтаниями о музыкальной карьере. По мере приближения международного кризиса она видит по-^всюду дикие выражения радости по поводу неминуемости войны. Ее маэстро заткнули глотку орденом. Ее брак за­прещен начальником ее жениха. Она бежит, чтобы избег­нуть интернирования, ,но ее задерживают на границе. Мо­лодой солдат оставляет ее в течение двух часов на солнце; она схватывает воспаление обоих легких и умирает в Штут­гарте 8 августа. Все-факты относительно германской жизни носятся в волне излияний о музыке и о матери. На­писано замечательно, и книга пользовалась громадным успехом среди Женщин и учащихся союзных и нейтральных стран. Она являлась образцом то™ типа написанных на определенный случай сантиментальных вещей, которые могут быть помещены в отделе романов любого женского журнала и в любом книжном киоске. С помощью такой книги нация противника становится «его сатанинским ве­личеством» —• Врагом.

92

буждающие строфы знаменитого «Гимна ненависти» Лас-сауера показывают это в первобытной наготе.

Должны восхваляться все специальные средства, помо­гающие победить духа зла. Культ борьбы требует, чтобы всякая форма общих усилий (напр, пополнение армии но­выми призывами, бережное отношение к пище, изготовле­ние оружия, умерщвление неприятеля) имела за собой все­общее сочувствие и благословение. В христианских странах должны быть приняты все меры к тому7*чтобы не возникало никаких сомнений у лиц, выслушивающих непривычное толкование таких книг, как библия. Всегда бывает целе­сообразно распространять аргументы проповедников и свя­щенников, расположенных давать объяснение, каким обра­зом можно быть одновременно последователем Христа и в то же время убивать своих врагов. Для этого всегда най­дется достаточно вождей-теологов, так как фанатичными считаются лишь мелкие секты, которые находят эту задачу трудно разрешимой. В германской литературе можно найти много книг, написанных для того чтобы рассеять сомнения нерешительных душ, которым убийство казалось еще более ненавистным_; чем даже англичане. Теодор Бирт успокаивал христиан, смущаемых поучением «Любите ваших врагов», проповедью «Что значит «любите ваших врагов»? Слово успокоения». (⁵⁶) В. Вальтер написал популярный трактат для лютеран под названием «Германский меч освящен Лю­тером». (⁵⁶) Отто Альбрехт нашел у Лютера предвещание победы и издал книгу «Проповедь войны в писаниях Лю­тера». (⁵J)

Оправдание войны полезнее бывает базировать на эти­ческих, чем на религиозных основаниях. Знаменитый Ру­дольф Эйкен восхвалял моральную сторону войны в статье «Нравственные силы войны», (⁸⁸) а Теодор Эльзенгауз, в качестве великого учителя, возносил ей хвалу в статье «Война как воспитывающее начало». (⁵⁹) Теодор Кит не видел антитезиса между силой и правом, считая, что самое главное — сделать право сильным, как он и утверждал это в сочинении «О силе права». (⁶⁰)

Оправдание войны может быть проведено более гладко,

93

если скрыть от взглядов публики ее страшную действитель­ность. Народу можно позволить сожалеть о войне абстракт­но, но нельзя никоим образом допустить, чтобы ужасы войны рисовались ему слишком живо. Действительно, желательны даже и такие сообщения, как помещаемое ниже, появившееся в американской прессе в начале испано-американской войны:

Еще лучше конечно представлять войну как проявле­ние героизма, доброго товарищества, удальства и картин­ности. Во время последней войны можно было положиться на художника Мюайрхед Вони, что его эскизы западного фронта будут выполнены в смягченных тонах. Юмористи­ческие журналы и книги отвлекают мысли от реальностей битв, используя стремление каждого отвернуться от зре­лища, которое мргло бы стать невыносимым, если бы оно воспринималось во всей его наготе. Популярные отчеты о военных действиях дают обществу возможность думать, что оно знает, как идут дела, но конечно писатель должен стараться, чтобы к его рассказам не было примешано слиш­ком много крови. Такие литераторы, как Бернар Шоу, Дж. Уэльс и Артур Конан-Дойль, будучи командированы на театр военных действий, вернулись со сдержанными рассказами о том, что они вынесли из этого посещения. Людвиг Гангхофер описал в целой серии книг все герман­ские фронты.

Наибольшее значение придается книгам и письмам, на­писанным активными участниками войны. Гарольд Пит и сержант Гью Эмпей объясняли американцам современный способ ведения войны. Дональд Ханкей ² был солдатом, смотревшим на войну глазами высоко-нравственного и ре­лигиозного идеалиста; его книга задела много созвучных струн и в Америке и в Англии. Теми же свойствами отли­чались и труды некоторых других писателей.

¹ Louisvi'lle «Courier-Journal» 16 июня 1898 г.

² Выпустивший свои воспоминания под заголовком «Студент под
ружьем» (Student in arms).

94

Прежние романтические чары войны поддерживались в населении рассказами об отдельных приключениях. Один из солдат рассказал: «Что я пережил в более чем 80 сраже­ниях и боях». (⁶¹) Пат-о-Бриен дал описание того, как он бежал от немцев, в книге под названием «Перехитрил гунна». (^в2) Д-р Прейер повествует, как ему удалось вер­нуться домой из Нью-Йорка в книге «Из Нью-Йорка в Иеру­салим и в пустыню». (^ю) Пауль Кениг в книге «Поход «Г е р м а н и и» (^м) описывал приключения подводной лодки при переходе ее через Атлантический океан. Марсель Адо коснулся сферы воздушных боев в произведении «На полном полете». (⁶⁵) Книга «Цеппелины над Англиею» (⁶⁶) встретила в Германии такой же горячий прием, как и книга «Капитан-лейтенант барон ф. Ферстнер как командир подводной лодки против Англии». (⁶⁷) Рассказ Мкже о крей­сере «Эмден» был одной из наиболее популярных книг во время войны. Крут Аграм в своей книге «В Сибирь со 100 000 немцев» (⁶⁸) сообщал сенсационную историю о 100 000 немцах, сосланных русским правительством в Си­бирь, а также о том, как ему удалось бежать. Эмиль Цим­мерман рассказал в книге «Моя военная поездка из Каме­руна на родину», (⁶⁹) как ему удалось пробраться в Германию из окруженных блокадою колоний.

Разного рода профессионалы способны оказывать влия­ние на свою публику, а потому их следует поощрять к писа­нию^. Пастор из Льевена, Авг. Леметр, по происхождению швейцарец, издал повесть под названием «Год близ полей сражений в Артуа». (⁷²) Эмиль Бланш в своих «Записках артиста» С⁷³) коснулся артистической братии. Учителя и сестры милосердия, не говоря уже об инженерах и хими­ках, принадлежат к числу тех, кто умеет описывать виден­ное, выказывая в то же время сдержанность при описании всего неприятного.

В первые недели бойцы те из элементов делового мира, которые,.не освоившись еще с действительностью, требовали бережного к себе отношения, поддерживались фразами в роде «Торговля — как всегда». (⁷⁴) Эта фраза появилась

95

в Англии вскоре после начала войны, но была в ходу лишь непродолжительное время, не устояв перед фактами и на­смешками. Том Брус Джонэ выпустил брошюру под за­головком «Опасность вторжения в Британию и как при этих обстоятельствах можно продолжать «торговлю как всегда».^⁵) 11 августа эта фраза появилась в лондонской газете «Daily Chronicle», в письме Моргана о конторе «У. Г. Смит и Сыновья.»

ИЛЛЮЗИЯ ПОБЕДЫ

Иллюзия победы должна поддерживаться ради тесной связи между силой и добром. Первобытные, привычные идеи остаются неизменными и в современной жизни: в силу этих идей, на сражения смотрят как на испытание, имеющее целью доказать, на чьей стороне находятся правда и добро. Если мы выигрываем, это значит — бог за нас. Если мы терпим поражение, это значит, что бог был вероятно на сто­роне неприятеля. Склониться перед необходимостью—зна­чит склониться перед добром, если только сама вселен­ная не есть зло, или же если поражение не может быть истол­ковано как временное несчастье, насланное на нас за прошлые грехи или как очищение для будущей славы. Во всяком случае поражение нуждается во многих объясне­ниях, тогда кач победа говорит сама за себя.

Состояние общества, ожидающего исхода войны, зави­сит от ответа на вопрос, каковы военные силы у нас » каковы они у неприятеля. Сточки зрения пропагандиста существует несколько замечательных примеров того, как следует отвечать на этот вопрос. Настаивать на слабости неприятеля и поощрять ожидание, что враг немедленно падет, это значит поддерживать надежды, исполнение которых мо­жет быть отсрочено на неопределенное время, в результате чего явятся разочарование, уныние и поражение. В первый

97

Месяц мировой войны Париж не имел точных сведений о сражающихся армиях, и такая пустота заполнялась самыми лихорадочными слухами. Париж ожидал немедлен­ной победы. «Разве фон-дер-Гольц не признался, что нерви­рующая жизнь городов привела Германию к упадку? Разве генерал Кейм не заявлял, что в 1870 году победа не была бы на стороне Германии, если бы у нее случайно не оказалось на одну треть больше войск, чем у Франции, — разница, которая теперь уничтожена присутствием бельгийцев и англичан? Разве Италия, Голландия и Португалия не на­ходятся накануне того, чтобы вместе с Антантой бросить и свой жребий' Разве плененные враги не выпрашивают, как милостыни, хлеба для себя и овса для своих лошадей? Разве в Берлине не разгораются бунты и забастовки' Разве прусские офицеры не гонят солдат в сражения, угрожая им револьвером' Разве солдаты не дезертируют толпами и разве один-единственный французский солдат из разъезда не напугал пятьдесят человек немцев и не принудил их к сдаче? Разве наши лошади не пьют воду из ручьев Ло­тарингии?»

О германских зверствах? Это, увы, было верно. Но также о пере­писке солдат, о церковной церемонии в Кремле, о расследованиях военной комиссии в Бельфоре, о нашей манере обращаться с плен­ными, о ранении кронпринца — неверное сообщение, о военных кор­респондентах, о запрещении вывоза из России, о швейцарском ней­тралитете, о немецких блефах, о патриотическом адресе Клемантеля, о лазарете мадам Мессими, о швейцарских добровольцах, о «prome­nades de Paris», о победе Того, о снабжении Красного Креста, об аме­риканцах, подвергшихся в Германии дурному обращению. (^7в)

Но где же были немцы'

И только с 20-го числа в «Matin» стали появляться со­общения. В заглавной строчке стояло:

НЕ В БРЮССЕЛЕ ЛИ ДНИ' [

.. J

Когда частично начала просачиваться истина, небеса затуманились дикими слухами. Алармисты уже видели нем­цев в Буа-де-Булонь.¹ 27-го официальных сообщений не было, а 28-го газеты постарались заполнить пробел про­рочеством:

СКОРО ЦАРЬ БУДЕТ ДИКТОВАТЬ ГЕРМАНИИ СВОИ УСЛОВИЯ.

29-го фронт оказался передвинутым к Сомме, а 30-гд стали- известны факты. Тем временем надежды поддержи­вались сообщением о том, что вторгшийся неприятель бу^ дет уничтожен новым смертельным снарядом «Turpinite'oM».

В Берлине первые 25 дней войны протекли в каком-то радостном бреду. Газеты были переполнены сообщениями о взятых в плен солдатах, захваченном оружии, знаменах. По количеству военного снаряжения было захвачено больше, чем во всю кампанию 1870 года. Падение Парижа было вопросом нескольких дней.

Преувеличенный оптимизм этого периода сменился в дальнейшем течении войны ропотом обвинения. Разве народ не был грубо обманут своими вождями? Правиль­ный путь к управлению людьми заключается, конечно, в том, чтобы настаивать на конечном успехе нашего дела. И французский, и немецкий командный состав спасался от совершенной потери доверия, объясняя свои неудачи «вне* запной атакой» со стороны неприятеля, — и это — дей­ствительно прекрасное объяснение, которым может поль­зоваться пропагандист. В случае успеха можно позволить, себе забыть о «внезапной атаке», но если положение затруд­нительно, то упоминание о ней может сослужить службу. Гражданское население с готовностью хватается за эту фразу, так как отлично знает, что оно не замышляло войны и что поэтому весь замысел в руках неприятеля.

Официальный тезис правительств Антанты состоял в том, что Германия, вооружившись «до зубов» и пригото­вившись ко вторжению, вступила неожиданно, — к ужасу

¹ «Булонский лее» — громадный парк на окраине Парижа, лю­бимое место прогулок парижан. (Прим. перев.)

99

миролюбивых и неподготовленных к войне народов, — в Бельгию и прошла северную Францию, прежде чем мирно настроенные и изумленные союзники успели достаточно оправиться для того чтобы отразить нападение.

Росказни о неприятельских шпионах придают в глазах гражданского населения правдоподобность тезису о- «вне­запной атаке». Охота за шпионами обязана своим суще­ствованием сильному возбуждению перед лицом той громадной опасности, какую представляет собою война, при­чем эта опасность еще более увеличивается чувством соб­ственной беспомощности, сознанием бессилия сделать что-нибудь существенное для рассеяния этой опасности. Гер­манские крестьяне были взволнованы дикими толками о

100

101

Такое собирание фактов и мнений может быть дополнено пророчествами. В критические дни 1914 года альманах «знаменитой» предсказательницы Тэб (^8в) поддерживал на­строение некоторых'классов французского общества. 19 ав­густа 1914 года французская газета «Фигаро» опубли­ковала предсказание, которое будто бы было сделано в 1600 году: некий Фрайер Джон предвидел, что антихрист, носящий имя Вчльгельма Второго, падет на той же терри­тории, на которой он ковал свое оружие. Несомненно име­лись в виду Эссен и Вестфалия.

Иногда может случиться, что одно и то же пророчество годится для обеих сторен. Так например немцы распро­странили предсказание, что победа будет на стороне трех императоров и трех королей; ясно, что имелись в виду Гер­мания, Австрия, Турция, Бавария, Саксония и Болгария. А Антанта могла к тому же пророчеству приспособить спи­сок: Россия, Индия, Япония, Бельгия, Италия и Сербия.

Для людей, склонных к рассуждениям, пророчества должны облекаться в более тонкую форму. Так, профессор Лане^ссан принял в этом участие, объясняя «Почему немцы будут побеждены». (⁸⁷) Говорят, что в 1916 году Ллойд-Джордж сказал бельгийцу Вандервельде, что

Англия объявила войну в 1914 году, начала ее в 1915, развернула в 1916 и закончит в 1917.

Но главным образом хитрый шотландец ставил повиди-мому своим пределом прекрасную формулу:

Мы кончим войну тогда, когда достигнем своей цели.

Большое преимущество иметь для общества таких на­дежных неофициальных толкователей войны, на которых можно рассчитывать, что они сумеют представить дело в наиболее выгодном свете. В Соединенных Штатах — Франк Саймондс, в Англии — полковник Репингтон и во Франции — майор Руссе сумели завоевать доверие об­щества и_; служили громадной поддержкой властям,' так как они являлись колесами той машины, при помощи ко­торой распространялись толкования, наименее вредя­щие настроению общества. Они умели объяснить, что

102

отступления — это стратегические отходы, а эвакуации имеют целью только выпрямление Линии.

до некоторой степени игрока: он задерживал на время плохие известия, рассчитывая на получение хороших, чтобы опубликовать их вместе, и должен сказать, что нередко это так и происходило. Но с другой стороны случались дни, когда хороших известий не было; то^да атмосфера становилась напряженной, и на всех лицах появля­лось выражение озабоченности.

После его ухода я всегда настаивал на немедленном публикова­нии всех неудач или во всяком случае на том, чтобы они сообщались тотчас же после отчета о числе потерь и извещения родственников; и действительно, это стало более или менее практиковаться. (⁸⁸)

Британцы применили политику полного умолчания, когда 27 октября 1914 года они потеряли свое военное судно «Audacious» («Смелый»), наткнувшееся на мину у ир-л_андских берегов. В течение всей войны это не было офи­циально опубликовано, и печальное сообщение об атом появилось уже после замирения. Из такого умолчания англичан в первые дни войны немцы имели возможность извлекать много выгод, и только после Ютландского дела англичане смогли вновь вернуть себе доверие и дома и за границей. 31 мая немцы объявили по беспроволочному телеграфу, что одержали крупную морскую победу. К бе­регам Англии стали прибывать поврежденные суда и сооб­щения родственникам; молчание стало больше невозможным. Официальное сообщение от 2 июня откровенно опубли­ковало британские потери, — поскольку они были известны. Впечатление было ужасающее. Когда же днем позднее стали прибывать сведения о потерях неприятеля, общее волнение стало успокаиваться. (⁸⁹)

В общем вероятно правильнее сообщать о «случившихся потерях, полагаясь на то, что ловкое преумножение благо­приятных известий сможет нейтрализовать впечатление. Особые вопросы возникают в связи с сообщением о тех по­терях, которые известны неприятелю только в общих чер­тах. Браунриг восставал против публикования гибели

103

Другая задача, возникающая по мере хода бойны, за­ключается в том, как быть с теми новыми средствами, ко­торые предполагается ввести в дело. Возможно, что каждое новое изобретение со стороны ведущего войну будет при­ветствоваться дома как обещание победы и осуждаться в чужих странах как преступление против человечества. Но и в этом правиле существуют исключения; ради тех домашних чувствительных душ, которые будут пожалуй сожалеть о применении особенно сокрушительных средств следует провести осторожную подготовительную кампанию. Если же распространится слух, что неприятель только-что применил новое средство, то немедленно раздадутся крики за то, чтобы применить такое же в качестве меры справедли­вой отплаты. Воздушные бомбардировки и применение га­зов считались и союзниками и немцами продуктами гнус* ности противной стороны. Подводная война защищалась в Германии как ответ на жестокую английскую блокаду, которая так далеко переступила границы международных законов, что сделалась оружием нападения скорее на старых и малых, на женщин и детей, чем на воюющих мужчин. Германское правительство защищало свои приказания топить без предупреждения, рассказывая о том, как союз­ники воспользовались добрым сердцем командира подвод­ной лодки: когда субмарина остановила судно, английский матрос, переодетый женщиной, стал у борта на палубе, держа в руках сверток, который имел вид завернутого

164

ребенка; сумбарина поднялась на поверхность, чтобы при­нять несчастную женщину прежде, чем потопить судно, а в это время переряженный матрос бросил в сумбарину бомбу, моментальнее уничтожившую.

Рассказы о героических подвигах в обыденной жизни или об исключительных случаях укрепляют уверенность в конечной победе. К рассказам из жизни в окопах должны быть присоединены менее драматичные повествования о том, как в тылу сплотилась страна, сберегая пищу, изготовляя оружие и ухаживая за больными и ранеными. Рудольф Ганс Бартч объехал Германию и написал книгу,¹ которая ободряла солдат на фронте и поощряла гражданское на­селение.

Воля к победе находится в тесном сродстве с шансом победить. Для ведения войны необходим тезис конечной победы, если не.хотят, чтобы упадок духа подорвал экер-» гию и усилил внутренние трения и распри.

¹ Das deutsche Volk in schwerer Zeit (Германский народ в тяжкое время).

ПОДДЕРЖАНИЕ ДРУЖЕСТВЕННЫХ ОТНО­ШЕНИЙ