Библиотека научного социализма под общей редакцией д. Рязанова

В настоящей статье, посвященной критике синдикализма, как теории, я вынужден ограничиться изучением тех причин указанного мною явления, которые сами относятся собственно к теоретической области. И здесь мне представляется очень полезным рассмотрение основ­ных положений новой книги Иваное Бономи: «Le vie nuove del socia­lismo», поскольку они касаются вопросов, выдвигаемых на очередь про­пагандой синдикализма.

И. Бономи,— один из редакторов центрального органа итальянской партии «Avanti!»,— принадлежит к числу самых видных и образован­ных реформистов. Мне пришлось прочитать его новую книгу вскоре после того, как я «проштудировал» главнейшие теоретические произве­дения г. Э. Леонэ, и я испытал то впечатление, которое испытывает всякий, вступающий в разговор с умным взрослым человеком после продолжительной возни с неразвитым ребенком: даже там, где И. Бо­номи близко подходит ко взглядам «революционных» синдикалистов; даже там, где он повторяет их ошибки, он превышает их целою голо­вою: его мышление гораздо более логично; его доводы несравненно более продуманы. И, тем не менее, прочитав его новую книгу, начина-

117

ешь понимать, почему теории «революционного» синдикализма при­обрели в Италии гораздо больше значения, чем ото можно было бы предположить ввиду их совершенно ничтожной внутренней стои­мости.

Выше я привел формулу вождя «интегралистов Э. Ферри: «за ре­формы, но против реформистов, за синдикаты, но против синдикали­стов». Эта формула как нельзя более удачна. К сожалению, одной удач­ной формулы еще недостаточно для отстаивания целого направления в партии. Формула Ферри не является кратким выражением стройной си­стемы взглядов: она подсказана верным политическим инстинктом, а не ясным социалистическим сознанием. Поэтому «интегралисты»,— пусть извинят они мне этот нелестный отзыв,— неудачно защищают свою удачную формулу. Недавно сам автор ее, Ферри, выступил в «Avanti!» против синдикалистов — и что же? Этот противник реформистов, в своей критике теории и практики «революционного» синдикализма, сам по­казал себя реформистом чистейшей воды и не выставил ровно ни одного довода, который не был бы заимствован из реформистского арсенала. Итальянские «интегралисты» — эклектики «с устремлением направо», т. е. в сторону реформизма. И если их эклектизм до поры до времени обеспечивает им торжество на партийных съездах, где собираются люди, по большей части стремящиеся избежать крайностей, то он уже в на­стоящее время делает очень ненадежными их теоретические позиции в борьбе за принципиальные основы партийной программы и тактики ¹). И вот почему в спорах с синдикалистами им приходится делать заимствования e реформистском арсенале. И по той же самой при­чине наиболее серьезными противниками синдикализма в Италии прихо­дится признать все-таки реформистов.

А как обстоит дело в реформистском лагере?

Что касается реформистов, то их борьба против «революционных» синдикалистов сильно затрудняется их весьма близким духовным род­ством с ними.

118

В этом отношении наибольшего внимания заслуживает третья часа, этой книги, озаглавленная: «Le tendenze odierno del socialismo» (Новейшие тенденции в социализме). Тут находится изложение того, что можно назвать философией новейшей истории социализма с рефор­мистской точки зрения.

Автор подразделяет эту историю на три периода. Первый период характеризуется борьбой Бакунина с Марксом в Интернационале. По словам г. И. Бономи, Маркс выступал в этой борьбе представителем новой социалистической теории, между тем как Бакунин представлял собою старый утопический социализм ¹). Новой социалистической тео­рии, однако, не суждено было победить в то время, потому что матери­ковая Европа была еще слишком слабо развита в экономическом смысле. Борьба закончилась разрушением Международного Товарищества Ра­бочих.

Второй период характеризуется полным торжеством идей Маркса, для которых успехи капитализма на европейском материке проложили, наконец, достаточно широкий путь. В международном движении гегемо­ния принадлежала в течение этого периода германской социал-демокра­тии, внутренняя жизнь которой в свою очередь характеризуется при­нятием в 1891 г. Эрфуртской программы, написанной в духе ортодоксаль­ного марксизма. «В самом деле,— говорит г. И. Бономи,— эта программа представляет собою почти буквальное повторение основных положе­ний Коммунистического Манифеста» (стр. 245—246). И тот же самый дух, который пропитывает собою Эрфуртскую программу германской социал-демократии, проник в социалистическую среду почти всех осталь­ных европейских стран: Бельгии, Италии, Австрии, Швейцарии, России, Испании, Голландии, балканских государствах и даже Франции, хотя в этой последней стране марксизму и не удалось окончательно победить старые социалистические предания и учения. Гегемония германской со­циал-демократии продолжалась от Парижского международною съезда 1889 г. до международного съезда 1904 г. в Амстердаме Амстердамский съезд был апогеем этой своеобразной диктатуры. Но после него она

¹) «Между тем, как Маркс предвидел появление нового исторического процесса, Бакунин покрывал красной краской старые бунтарские идеологии» стр. 243).

119

Главная черта этого периода и этого движения состоит в том, что теперь в самом деле выступает, наконец, на историческую арену тот деятель, появление которо-го предвидел и предсказал Маркс: организо­ванный пролетариат. Социализм выхо-дит из узкого круга партии, и его пределы расширяются до того, что он охватывает собою все вообще ра­бочее движение. «Двадцать лет беспрерывной пропаганды и беспрерыв­ного воздействия,— поясняет г. Бономи,— привели к тому, что теперь ра­бочие организации, кооперативы и профессиональные союзы в состоя­нии сами зани-маться своей политикой, не имея нужды в опеке, руковод­стве и представительстве со стороны партии, состоящей из последова­телей Маркса. Эта партия, конечно, не уничтожается, но она как бы поглощается рабочим движением, которое было вызвано ею, но которое не может теперь подчиняться ей, как это было прежде. Партия сохраняет свое существование, становясь органом, подчиненным воле профессио­наль-ных союзов и переставая быть руководительницей (l'organo direttivo) этих последних» (стр. 251—252).

И с этого момента появляется так называемый ревизионизм. Учение Маркса, прежде принимавшееся партиями марксистов за неоспоримую истину, оказывается теперь противоречащим экономической действи­тельности и инстинктивным стремлениям профессиональных союзов. И вследствие этого в интеллигентные слои участников освободительной борьбы рабочего класса проникает сомнение. «Люди, привыкшие к кри­тике, начинают делать критические вопросы. Не ошибочно ли пред­сказание возрастающей нищеты? Не опровергнуто ли историческим опытом учение о великих экономических кризисах, необходимых для социальной катастрофы? Не представляет ли собой обманчивой иллюзии также и диктатура пролетариата? И, таким образом, появляется слеза Жорж Сорэль, со своим «Avenir des syndicats», в котором он во имя революционизма нападает на стремление социалистических партий к за­воеванию политической власти в целях создания при ее посредстве ком­мунистического общества. И таким же образом проявляется справа Эдуард Бернштейн, во имя реформизма, который он наблюдал и изучал в Англии, т. е. в стране, бывшей матерью профессиональных союзов, нападающий на политические пророчества марксизма и на тактические формулы партий, претендующих на правильное истолкование духа Марксова учения. С обеих сторон и с различных точек зрения на ста­рую марксистскую партию нападают силы, ею же самою вызванные к

120

Это в полном смысле слова драгоценные строки. Из них ясно видно, что г. И. Бономи в сущности такой же синдикалист, как и г. Леонэ. И тот и другой находит, что партия должна быть подчинена професси­ональным союзам; и тот и другой рекомендует замену марксизма син­дикализмом. Разница между ними лишь в том, что один проповедует «революционный» синдикализм, между тем как другой насквозь пропи­тан реформизмом. Это, во всяком случае, лишь второстепенное разли­чие: оба стремятся к одному и тому же, но каждый стремится по-своему, каждый обнаруживает свой особый темперамент. Другими словами: тут мы имеем дело лишь с двумя видами синдикализма. Эти два вида син­дикализма постоянно борются и даже очень враждуют между собою. Но кому бы из них ни досталась победа, во всяком случае победителем оказался бы все-таки синдикализм. Враждебное отношение реформистов к «революционному» синдикализму означает не более, как враждебное их отношение к революционному пониманию задач рабочего движения. И именно потому, и только потому, реформисты никогда не одержал окончательной победы над «революционными» синдикалистами: револю­ционный инстинкт пролетариата всегда будет направлять известную долю пролетарских симпатий в сторону «революционных» синдикалистов. Если доля эта теперь не велика в Италии, то этим мы обязаны не рефор­мистам, а самим «революционным» синдикалистам: жалкая утопичность их программы и тактики возмущает здравый смысл того самого пролета­риата, который инстинктивно сочувствует тому, что он считает их ре­волюционизмом. И так будет до тех пор, пока пролетариат не поймет, что он ошибался, принимая за революционные стремления то, что, в действительности, представляет собою лишь революционную фразу. Когда он поймет это, тогда он окончательно повернется спиною к «революцион­ным» синдикалистам, как уже повернулся он спиною к анархистам. И это будет большим шагом вперед в развитии его самосознания. Но не рефор­мисты подвинут его к этому. Их собственное представление о револю­ционной тактике до такой степени ошибочно, до такой степени наивно, что они совершенно искренно готовы считать «революционных» син­дикалистов истинными представителями этой тактики. И с этой сторо­ны их нападки на своих мнимо-революционных противников служат скорее рекламой в пользу этих последних. Окончательно победить «революционный» синдикализм можно только разоблачением перед ра-

121

бочим классом его полнейшей несостоятельности, именно как теории, претендующей на революционное решение «рабочего вопроса»; это мог бы сделать только марксизм. Но марксизму очень не везет в Италии. «Интегралисты» имеют о нем крайне смутное понятие, а реформисты, как мы только что видели, провозглашают необходимость замены его синдикализмом.

Чтобы убедиться в этом, достаточно вслушаться в рассуждения г. И. Бономи о новейшей истории социализма. В первом периоде этой истории на исторической сцене появляется, как мы знаем, Маркс со своей новой теорией. Эта теория пользуется общим признанием со сто­роны европейских социалистов в течение второго периода, а затем при­ходит в противоречие с действительностью и перестает удовлетворять умы, привыкшие к критике. Каковы же были те явления, которые будто бы показали, что действительный ход современной общественной жизни противоречит Марксовой теории? Это поясняет одна из сделанных мною выше выписок, где говорится о кризисах, о теории обнищания, о дикта­туре пролетариев,— короче, где безо всякой критики повторяется все то, что так усердно и так бездоказательно твердят те «критические» умы, которые занимаются «пересмотром» Маркса. Мне уже не раз приходи­лось ломать копья с этими господами, и я считаю себя в праве отослать интересующегося этими вопросами читателя к своему сборнику «Кри­тика наших критиков». Тут я только замечу, что г. И. Бономи, подобно всем другим родственным ему «критическим» умам, сначала искажает мысль Маркса, а потом опровергает это искажение его мысли, победо­носно ссылаясь на современную нам экономическую действительность. Вообще говоря, нет ничего легче, как побеждать своих противников с помощью подобной «тактики». Но замечательно, что даже и эта «так-

122

тика» не всегда обеспечивает победу «критикам Маркса» вообще, и г. И. Бономи, в частности.

Г. И. Бономи хочет уверить нас, что профессиональные союзы противопоставляют свой опыт тактическим предписаниям Маркса. Какие это союзы? Какой опыт? И каким предписаниям Маркса? Уж не опыт ли английских профессиональных союзов, которые, несмотря на все особен­ности своего исключительного положения и на все свои созданные этими особенностями предрассудки, самою силою вещей все настойчивее и на­стойчивее выталкиваются на путь, указанный им Марксом еще в эпоху Международного Товарищества Рабочих?

XIX

Впрочем, насчет «тактических предписаний Маркса» г. И. Бономи имеет вообще очень странное представление. Он выписывает следующее место из Марксовой книги «Классовая борьба во Франции от 1848 до 1850 г.»: «Революция прокладывала себе дорогу не в своих непосред­ственных трагикомических приобретениях, а, напротив, создавая спло­ченную, могучую контрреволюцию. Только в борьбе с этим противни­ком разрушительная партия выросла в действительную революцион­ную партию».

123

124

«За немногими исключениями, каждый значительный отдел револю­ционной летописи от 1848 до 1849 г. носит заглавие: поражение рево­люции. Но в этих поражениях побеждена была не революция, побеждены были пережитки дореволюционного времени, результаты общественных отношений, не обострившихся еще в резкие классовые противоречия,— лица, иллюзии, взгляды, проекты, от которых революционная партия не была свободна до февральской революции, и от которых ее могла осво­бодить не февральская победа, а только целый ряд поражений»... Далее следует то, что приведено и г. Бономи. Неужели же не ясно, что речь идет здесь именно об определенной эпохе, об эпохе 1848—1850 гг.?

Конечно, можно оспаривать эти строки, даже и не придавая им зна­чения общих «тактических предписаний». Но это уже другой вопрос, которого я здесь рассматривать не стану, хотя такие «приобретения», как участие представителей французского пролетариата во временном правительстве и Люксембургская Комиссия, в самом деле заслуживают названия трагикомических. Для меня важно теперь отметить лишь то, что г. Бономи тем успешнее «критикует» Маркса, чем больше он ковер­кает его идеи.

Решительно непонятно, откуда взял почтенный итальянский ре­формист, что Маркс высказывался за подчинение профессиональных со­юзов партии. Это просто-напросто неверно. В первой статье я уже по­казал, что Маркс, наоборот, стоял скорее за нейтральность профессио­нальных союзов. Но само собой разумеется, что он решительно выска­зался бы и против «поглощения» партии «рабочим движением». И тут он мог бы, если бы пришлось ему спорить с г. Бономи, сослаться на логику собственных рассуждений этого последнего.

Наш реформист утверждает, что теперь пределы социализма расши­рились до того, что охватывают собою все вообще рабочее движение. Это простая игра слов и притом весьма неудачная. Как думает г. Бо­номи, охватывает ли социализм, например, те рабочие организации, представители которых высказались на Гулльском конгрессе против

125

Наконец, было бы очень невыгодно для рабочего движения в его це­лом, если бы их сравнительно более передовая организация «подчиня­лась воле профессиональных союзов» именно потому, что эти последние должны быть открыты для всех рабочих, т. е., между прочим, и для ма­лосознательных. Подчинять сознательность стихийности прямо нера­счетливо. Но это не значит, что сознательность может навязывать себя стихийности в качестве руководительницы. Нет, подобное навязывание прежде всего показало бы, что сознательность сама еще плохо понимает свою роль, т. е. страдает недостатком... сознательности ²). Сравнительно передовая организация должна относиться к сравнительно отсталым с тем тактом, каким в такой высокой степени отличался руководимый Марксом Интернационал. Она должна стремиться не к подчинению себе сравнительно отсталых организаций, а к приобретению себе влияния на них. А это для нее возможно и легко именно потому, что она есть организация сознательных, т. е. потому, что, отстаивая интересы рабо­чего класса в настоящем, она умеет также предвидеть и будущность его движения, и еще потому, что, как уже сказано выше, она всегда отстаи­вает интересы всего рабочего класса, а не интересы рабочих той или другой отрасли труда, той или другой профессии ³).

Г. Бономи утверждает, что «старые марксистские партии» отри­цают за рабочими организациями право голоса в вопросах тактики и на­правления движения» (стр. 256). Это опять голая неправда, что чувствует и сам г. Бономи, прибавляющий вслед за этим: «или, самое большее,— удостаивают смотреть на профессиональный союз и на политическую партию, как на две ноги одного и того же организма». Это совсем не похоже на отрицание за профессиональными союзами права голоса. И тут г. Бономи верно передал взгляд большинства марксистов на этот

¹) Задавая этот вопрос, я предполагаю, что их представители верно выразили их взгляды.

²) Примеры подобного навязывания можно было бы указать в истории нашего движения, куда наша мнимая сознательность вносит весьма нежелательные элементы Угрюм-Бурчеевщины.

³) По поводу этого вопроса я еще раз позволю себе сослаться на свою статью: «Маннгейм» [См дальше в этом томе].

126

По словам г. Бономи, сущность реформизма может быть выражена также словами: свобода опыта (la libertà d'esperimenti, стр. 290). Но это уже совсем странно: марксизм ведь тоже никогда не восставал против «свободы опыта». Г. Бономи вернее определил бы сущность реформизма, если бы сказал, что она заключается в полнейшей беззаботности на­счет теории и в полнейшей неспособности взглянуть на новый «опыт» с теоретической точки зрения, опирающейся на все приобретения «опыта» предыдущего.