Борис Ельцин Исповедь на заданную тему Ельцин Борис Исповедь на заданную тему

Совета Министров, но, побывав там дважды, понял, что нормальному здравомыслящему человеку выдержать эту неорганизованность и бестолковщину очень сложно. Один министр жалуется на другого, тот на третьего, они выходят на трибуну не подготовленными, отталкивают друг друга от микрофона, и, естественно, в такой атмосфере найти какое-то коллективное решение сверхтрудно. С тех пор я решил времени зря не тратить и больше там не появлялся. Хочется верить, что сейчас заседания Совета Министров проходят иначе. Все-таки министры выдержали достаточно серьезное чистилище Верховного Совета, да к тому же и ситуация в стране такова, что на пустопорожние разговоры совсем нет времени.

М. С. Соломенцев, член Политбюро, председатель Комитета партийного контроля. Последнее время он вел себя очень неуверенно, как будто чего-то ждал. Выступал редко. Правда, если дело касалось вопросов, имеющих отношение к постановлению по борьбе с пьянством, тут он все время поддерживал Лигачева, они нашли друг друга. Когда Соломенцева убрали, Лигачеву стало тоскливо. Больше это бредовое постановление поддерживать никто не стал. С Соломенцевым меня свела судьба, когда ему как председателю Комитета партийного контроля поручили взять объяснения по поводу моих выступлений в западной прессе. Понятно, разговор пошел совсем не так, как хотелось Соломенце-ву. Виниться я не стал, поскольку считал себя абсолютно правым, и любые мои высказывания, касающиеся критики членов Политбюро или тактики перестройки, ни Конституции, ни Уставу КПСС не противоречили. Вообще Соломенцев во время этой беседы выглядел нервно и неуверенно. Временами его становилось даже жалко: ему дали задание, а выполнить он его не может. Грустная картина.

Дальше В. М. Чебриков. Сначала председатель КГБ выступал редко, только если речь заходила о глушении западных радиостанций или о том, сколько людей выпускать за границу. В скором времени он стал секретарем ЦК, уйдя с поста председателя КГБ. Этот шахматный ход был удобен Горбачеву; комитет возглавил послушный и преданный Крючков. Но по-прежнему все правоохранительные органы и КГБ остались в руках бывшего шефа КГБ. Главное, у Чебрикова осталась психология кагэбэшника: всюду видеть происки Запада, шпионов, никого не пущать, всех причесывать под одну гребенку. Для него нынешний плюрализм и нынешняя гласность - как нож в сердце, удар по годами прекрасно функционирующей и послушной системе.

В. И. Долгих. К его несчастью, Гришин записал Долгих в список своих ближайших сторонников, собирался включить его в состав членов Политбюро и предполагал поставить его на место Председателя Совета Министров. Конечно, те, кто попал в гришинскую команду, практически были обречены, и многие действительно вскоре простились со своими креслами. Но Долгих еще работал. Пожалуй, это был один из наиболее профессиональных, эффективно работающих секретарей ЦК. Так до своей пенсии он и оставался кандидатом в члены Политбюро. Относительно молодым, ему еще не было и пятидесяти лет, он стал секретарем ЦК, приехав из Красноярска. Долгих отличали системность, взвешенность - он никогда не предлагал скоропалительных решений, самостоятельность, конечно, в пределах допустимого.

Когда, например, на Политбюро шло обсуждение моей кандидатуры на должность секретаря ЦК, это происходило без моего участия, все активно поддержали предложение, зная, что я, так сказать, выдвиженец Горбачева. И только Долгих сообщил свою точку зрения, сказав, что Ельцин иногда слишком эмоционален, что-то в этом духе... Секретарем ЦК меня избрали. И скоро, естественно, мне сообщили о его словах. Я подошел к нему, конечно, не для того, чтобы выяснить отношения, просто хотелось услышать его мнение не в пересказе, да и важно было самому разобраться в своих ошибках, все-таки я только начинал работу в ЦК. Он спокойно повторил то, что говорил на Политбюро, сказал, что считает решение о назначении меня секретарем ЦК совершенно правильным, но только свои эмоции, свою натуру надо сдерживать. Как ни странно, этот не слишком приятный для меня эпизод не отдалил нас, а наоборот, сблизил. Появился особый человеческий контакт, доверительность вещи, совершенно дефицитные в стенах здания ЦК КПСС.

На заседаниях Политбюро мы сидели рядом и часто очень откровенно обсуждали возникающие в стране проблемы и то, как они решаются - наскоком, поспешно. В своих выступлениях он не любил критиковать, а просто высказывал личное - четкое, ясное и продуманное предложение. Мне кажется, он очень полезен был Политбюро, но вскоре его "увели" на пенсию.

A. И. Лукьянов долгое время был чуть ли не самой незаметной фигурой среди высшего партийного эшелона власти. Он занимал пост первого заместителя Председателя Верховного Совета СССР. После возникновения новой ситуации с выборами, съездом народных депутатов, работой сессии Верховного Совета его роль резко возросла, и тут же в полной мере проявился набор партийно-бюрократических качеств высокопоставленного аппаратчика негибкость, отсутствие внутренней свободы, широты мысли... Он с трудом управляет нестандартными ситуациями, нередко возникающими в работе Верховного Совета, впадает в панику, начинает сердиться... При нормальных свободных выборах, которые, я уверен, все-таки состоятся, Лукьянову трудно будет удержаться на своем посту.

Д. Т. Язов, министр обороны. Это - настоящий вояка, искренний и усердный. Ему можно бы доверить командование округом или штабом, но к должности министра обороны он не подготовлен. Совершенно не приемлет критику, и, если бы не буквально жесточайший прессинг Горбачева на депутатов, никогда Язов не был бы утвержден на должность министра. Как можно от этого стопроцентного "продукта" старой военной машины ждать каких-либо позитивных перемен в армии, нового гибкого подхода к решению проблем обороноспособности страны, для меня неясно. Генерал, он и есть наш отечественный генерал, с тоской глядящий на все гражданское население страны и в глубине души мечтающий призвать всех взрослых на вечные воинские сборы. Утрирую, конечно. Но мне лично симпатична американская традиция назначения на должность министра обороны - им может стать только гражданское лицо. Это абсолютно верно. Все-таки у профессионального военного мозги чуть-чуть перевернуты на милитаристский лад, ему всегда чудится угроза и все время хочется хотя бы немножко повоевать.

B. В. Щербицкий, первый секретарь ЦК компартии Украины. Пребывание этого человека в составе Политбюро в полной мере демонстрирует нерешительность и половинчатость действий Горбачева. Я почти на сто процентов уверен, что в тот момент, когда читатель знакомится с этой книгой, Щербицкий снят, по-видимому с позором [Так и случилось. Когда книга была готова к печати, прошел сентябрьский Пленум ЦК КПСС, где Щербицкого отправили на пенсию. Я ошибся в другом: сняли его не с позором, а с почестями более того, поблагодарили за прекрасную работу.]. Но сейчас, в августе 1989 года, он сидит на своем месте, человек, абсолютно дискредитировавший себя. Горбачев боится его трогать так же, как в свое время он не хотел решать вопрос с Г. А. Алиевым, когда всем уже было ясно, что держать этого погрязшего в мелких и крупных корыстных делах человека в составе Политбюро просто невозможно. Я специально пришел к Горбачеву с папкой документов и почти час уговаривал: Михаил Сергеевич, стыдно сидеть вместе с ним, мы не можем так позорить Политбюро. Такой меня тогда и не послушал. Правда, в конце концов Алиева отправили на почетную персональную пенсию. Но почему надо было так долго решать эту кричащую, однозначно решаемую проблему?! И со Щер-бицким та же ситуация, Горбачев не хотел связываться с этим образцовейшим героем эпохи застоя.

A. Н. Яковлев, секретарь ЦК, член Политбюро. Наиболее умный, здравый и дальше всех видящий политик. Я всегда получал удовольствие, слушая его очень точные замечания и формулировки по обсуждаемым на Политбюро вопросам. Конечно, он осторожен, не лез на рожон против Лигачева, как это делал я. Но! безусловно, они полные антиподы, модель социализма по Яковлеву диаметрально противоположна лигачевской казарменно-колхозной концепции социализма. При этом они вынуждены уживаться вместе. И каждый вслед за Горбачевым произносит убогую и вымученную фразу про единство Политбюро.

B. А. Медведев, секретарь ЦК, член Политбюро. После того как Горбачев растащил главных спорщиков по вопросам идеологии, Лигачева, и Яковлева, по углам, поручив одному сельское хозяйство, а другому международные дела, Медведев стал главным идеологом страны. Справляется он с этими обязанностями с большим трудом, а точнее будет сказать, совсем не справляется. Главные достоинства, из-за которых Горбачев поставил его на это место, - послушание и отсутствие новых мыслей и идей. Но, как выяснилось, в сегодняшнее бурное время при таком наборе качеств с этой ролью не справиться. Нынче, в эпоху гласности и перестройки, даже для того, чтобы защищать аппарат, командно-административную и партийно-бюрократическую систему, нужен другой, более гибкий и изощренный ум. Помню, когда я еще работал первым секретарем Свердловского обкома партии, Медведев встречался со свердловчанами и через тридцать минут, не закончив своего выступления, вынужден был с позором покинуть трибуну. Даже в те времена его клише, примитивные сентенции и газетно-штампованные фразы слушать было невозможно. Понятно, что сегодня идеологией он руководит в меру своих сил и скромных возможностей и главная партийная газета "Правда" уверенно теряет своих подписчиков. Но Медведев крепко сидит на своем месте и будет сидеть до тех пор, пока не завалит идеологию окончательно.

Перечитал я эти несколько страниц о своих бывших коллегах по Политбюро, и самому тяжело стало. Это и есть главный штаб перестройки? Это и есть мозг партии? Лучшие умы страны?

Впрочем, о чем это я? А разве можно было ждать чего-либо иного? Кто у нас в Политбюро: либо деятели, медленно взбиравшиеся вверх по ступенькам иерархии ЦК, аппаратчики до мозга костей, например, Лукьянов, Медведев, Разумовский; либо бывшие первые секретари обкомов или крайкомов партии Горбачев, Лигачев, кстати, не забуду упомянуть и Ельцина, также сделавшего партийную карьеру в брежневскую эпоху застоя.

Я всегда понимал, почему многие приличные люди продолжали относиться ко мне с подозрением, даже когда я попал в опалу. Потому что Ельцин все равно партийный функционер, бывший первый секретарь обкома. Нельзя, невозможно попасть на это место, а уж тем более перебраться в ЦК и остаться при этом приличным, смелым, свободно мыслящим человеком. Чтобы сделать партийную карьеру, и это всенародное мнение, надо изощряться, приспосабливаться, быть догматиком, делать одно, а думать другое. Тут оправдываться бессмысленно. В такой ситуации остается лишь своим трудом и своей позицией завоевывать доверие людей.

Иногда сам себе задаю вопрос: как же я оказался среди них? Почему вдруг многолетне отлаженная, тщательно продуманная система отбора своих, особых, себе подобных, вдруг дала сбой? Я ведь не выдержал, взбрыкнул, а этого никогда, многие десятки лет не происходило. Видимо, какой-то механизмик не сработал, где-то заклинило... Каждый новый претендент в секретари ЦК или в состав Политбюро тщательно изучается, про него все известно: что он думает, чего он хочет, никаких загадок нет. Особенности моего характера и независимость суждений были известны Горбачеву. Наверное, планируя на будущее вопросы перестройки, он посчитал необходимым иметь в Политбюро человека, который не будет вести себя послушно. Но, вероятно, постепенно у него менялся взгляд на эти вещи, его все больше и больше захватывал процесс концентрации власти, жажда управлять, ему хотелось чувствовать эту власть - ежеминутно, всегда. Чтобы выполнялись только его поручения, только его мнение было последним, окончательным, правильным. К этому он очень быстро привык, и ему уже стал не нужен человек, способный вступить с ним в спор.

С вершины пирамиды партийной власти стиль поддакивания Горбачеву спускался ниже. Вообще, работа аппарата ЦК КПСС - явление уникальное. Мы часто ругаем министерства, поскольку они ничего не производят, а сидят на шее своих предприятий. Но все-таки их деятельность хотя бы косвенно можно оценить успехами отрасли. Но вот ЦК!.. Он ведь вообще ничего не производит. Ничего, кроме бумажек. Тонны бумажек. И успех работы определяется вот этими горами никому не нужных справок, отчетов, ответов, докладов, анализов, проектов и т. д. и т. п. Аппарат сегодня таков, каким является и Политбюро, и сам Центральный Комитет партии, - не лучше, не хуже. Он существует не для того, чтобы анализировать ситуацию, вырабатывать стратегию и тактику партии. Он являет собой как бы идеологическую обслугу высшего партийного эшелона. Сказал в недалеком прошлом Брежнев про развитой социализм, и вся эта огромная машина начала выдавать на-гора мифы о нем: как хорошо при нем живется, как он развивался и будет развиваться, что-то про его этапы и про его пути...

Было сначала у Горбачева свое понимание перестройки, более осторожное, чем сейчас, и эта махина создавала объяснения сдержанной концепции нашего развития. Горбачев вынужден был со временем "полеветь", обстоятельства заставили, и аппарат ЦК послушно провозгласил другой, но все равно единственно верный путь, начертанный Генсеком. Все по принципу - чего изволите.

Все помнят трагикомическую историю, когда, приехав на ВАЗ в Тольятти, Горбачев объявил о том, что в ближайшее время нам надо стать законодателями моды в автомобилестроении. Газеты, телевидение тут же, как всегда, подхватили этот, взывающий к новым свершениям, лозунг. А специалисты в это же время не знали, куда девать глаза от стыда и ужаса. Заявить такое - это значит вообще не понимать, в какой стране мы живем, в каком положении она находится. Автомобиль - это же не просто железо с мотором, это сложнейшая цепочка взаимоотношений проектной, инженерной, производственной культур, это дороги, сервисное обслуживание и т. д. Убери из этой цепочки хотя бы одно звено, и все развалится, не то что лучшего - среднего автомобиля не получится. Так нет - будем законодателями моды! И ведь не сам же Горбачев это придумал, кто-то подсказал. А если и сам, то можно объяснить, поправить, чтобы не позориться. Но нет, у нас принято наоборот: любую, даже самую откровенную бессмыслицу с помощью прекрасно функционирующего пропагандистского аппарата выдавать за вершину человеческой мысли, прозорливости, мудрости.

Конечно же, партии аппарат нужен. Не до такой степени раздутый, сильно сокращенный, в нем должны работать лучшие умы партии, чтобы анализировать ситуации, предупреждать возможные повороты событий, четко видеть пути дальнейшего развития. Это особенно важно, учитывая ту роль, которую сегодня партия играет в жизни общества. А хоть одна конфликтная ситуация была предугадана и предупреждена, хотя бы один кризисный момент оказался решен сразу правильно? Законы о госпредприятиях и кооперации, Нагорный Карабах, Прибалтика и т. д. и т. д. - любая острая ситуация сначала загонялась в тупик, затем вырабатывалось как будто специально неправильное решение, и только через несколько месяцев с большими потерями его пытались исправить.

Сколько слов было сказано по поводу лживости буржуазной пропаганды, сочинившей секретные протоколы пакта Молотова - Риббентропа?! Сколько раз приходилось пропагандистскому аппарату говорить, что это все происки и фальшивки?! Хотя любому здравомыслящему человеку было ясно, что уже нельзя отнекиваться от того, что давно известно всем. Прошло время, и вот мы признали: да, секретные протоколы существуют, но сколько же уважения и авторитета мы потеряли из-за такой твердолобости.

Так функционирует аппарат ЦК, давая всей стране команды и указания. Но я еще раз повторяю, сам аппарат тут ни при чем, просто именно таким угодливым и послушным - он нужен верхушке партии. Самостоятельный и независимый инструктор ЦК КПСС - такое сочетание слов даже выговорить невозможно.

Угодливость и послушание оплачиваются льготами, спецбольницами, спецсанаториями, прекрасной "цеков-ской" столовой и таким же замечательным столом заказов, "кремлевкой", транспортом. И чем выше поднимаешься по служебной лестнице, тем больше благ тебя окружает, тем больнее и обиднее их терять, тем послушнее и исполнительнее становишься. Все продумано. Зав. сектором не имеет личной машины, но имеет право заказывать ее для себя и для инструкторов. Заместитель заведующего отделом уже имеет закрепленную "Волгу", у заведующего "Волга" уже другая, получше, со спецсвязью.

А если уж ты забрался на вершину пирамиды партийной номенклатуры, тут все - коммунизм наступил! И оказывается, для него вовсе не надо мировой революции, высочайшей производительности труда и всеобщей гармонии. Он вполне может быть построен в отдельно взятой стране для отдельно взятых людей.

Про коммунизм - это я не утрирую, это не просто образ или преувеличение. Вспомним основной принцип светлого коммунистического будущего: "От каждого по способностям, каждому по потребностям". Тут все именно так. Про способности я уже говорил - их, к сожалению, не слишком много, зато потребности!.. Потребности так велики, что настоящий коммунизм пока удалось построить для двух десятков человек.

Коммунизм создает Девятое управление КГБ.

Всемогущее управление, которое может все. И жизнь партийного руководителя находится под его неусыпным оком, любая прихоть выполняется. Дача за зеленым забором на Москва-реке с большой территорией, с садом, спортивными и игровыми площадками, с охраной и сигнализацией. Даже на моем уровне кандидата в члены Политбюро - три повара, три официантки, горничная, садовник со своим штатом. Я, жена, вся семья, привыкшие все делать своими руками, не знали, куда себя деть, - здесь эта, так сказать, самодеятельность просто не допускалась. Удивительно, что эта роскошь не создавала удобства или комфорта. Какую теплоту внутри жилого помещения может создать мрамор?

С кем-то просто повстречаться, контактировать было почти невозможно. Если едешь в кино, театр, музей, в любое общественное место, туда сначала отправляется целый наряд, все проверяет, оцепляет, и только потом можешь появиться сам. А кинозал есть прямо на даче, каждую пятницу, субботу, воскресенье специально появляется киномеханик с набором фильмов.

Медицина - самая современная, все оборудование - импортное, по последнему слову науки и техники. Палаты - огромные апартаменты, и опять кругом роскошь: сервизы, хрусталь, ковры, люстры... А врачи, боясь ответственности, поодиночке ничего не решают. Обязательно собирается консилиум из пяти, десяти, а то и более высококвалифицированных специалистов. В Свердловске меня наблюдал один врач, Тамара Павловна Курушина, терапевт, знала меня досконально, в любой ситуации точно ставила диагноз, сама решала, как поступить, если появлялась головная боль, недомогание, простуда, слабость.

К этим безответственным консилиумам в Четвертом управлении я относился с большим подозрением. Когда я перешел в обычную районную поликлинику, у меня вообще перестала болеть голова, стал чувствовать себя гораздо лучше. Уже несколько месяцев не обращаюсь к врачам. Может быть, это совпадение, но очень символичное. А когда ты - в Политбюро, то закрепленный только за тобой врач обязан ежедневно осматривать тебя, но над ним, как дамоклов меч, висит отсутствие профессиональной, человеческой свободы.

"Кремлевский паек" оплачивался половиной его стоимости, а входили туда самые отборные продукты. Всего спецпайками разной категории в Москве пользовались сорок тысяч человек. Секции ГУМа специально предназначены для высшей элиты, а контингенту начальников чуть пониже - уже другие спецмагазины, - все по рангу. Всё спец - спецмастерские, спецбытовки, спецполиклиники, спецбольницы, спецдачи, спецдома, спецобслуга... Какое слово! Помните понятие "спец" - специалист, особо одаренный. Левша блоху подковал, другие тысячи и тысячи мастеровых, которые действительно были спецами. А теперь это слово - "спец" - имеет особый смысл, всем нам хорошо понятный. Тут самые отличные продукты, которые готовятся в спеццехах и проходят особую медицинскую проверку; лекарства, имеющие несколько упаковок и несколько подписей врачей, - только такое "проверенное" лекарство и может быть применено. Да мало ли таких "спец" в самых, казалось бы, незначительных мелочах, взлелеянных системой?!

Отпуск - и выбирай любое место на Юге, спецдача обязательно найдется. Остальное время дачи пустовали. Есть и другие возможности для отдыха, поскольку, кроме обычного летнего отпуска, существует еще один - зимний две недели. Есть замечательные спортивные сооружения, но только для спецпользования, например, на Воробьевых горах - корты, закрытые и открытые, большой бассейн, сауна.

Поездки - персональным самолетом. Летит ИЛ-62 или ТУ-134 - в нем секретарь ЦК, кандидат в члены или член Полютбюро. Один. Рядом лишь несколько человек охраны и обслуживающий персонал.

Тут забавно то, что ничего им самим не принадлежит. Все самое замечательное, самое лучшее - дачи, пайки, отгороженное от всех море принадлежит системе. И она как дала, так и отнять может. Идея по сути своей гениальная. Существует некий человек - Иванов или Петров, растет по служебной лестнице, и система выдает ему сначала один уровень спецблаг, поднялся выше - уже другой, и чем выше он растет, тем больше специальных радостей жизни падает на него. И вот Иванов проникается мыслью, что он лицо значительное. Ест то, о чем другие только мечтают, отдыхает там, где остальных и к забору не подпускают. И не понимает глупый Иванов, что не его это так облагодетельствовали, а место, которое он занимает. И если он вдруг не будет верой и правдой служить системе, сражаться за нее, на месте Иванова появится Петров или кто угодно другой. Ничто человеку в этой системе не принадлежит. Сталин умудрился отточить этот механизм до такого совершенства, что даже жены его соратников не принадлежали им самим, они тоже принадлежали системе. И система могла отобрать жен, как отобрала у Калинина, Молотова, а они даже пикнуть не посмели.

Нынче, конечно, времена переменились, но суть осталась. Так же некий широкий ассортимент благ выдается месту, которое кто-то занимает, но на каждом "благе", начиная от мягкого кресла с жестким номерным знаком и кончая дефицитным лекарством со штам-пиком 4-го Управления, печать системы. Чтобы человек, который по-прежнему винтик, не забывал, кому на самом деле все это принадлежит.

Но я продолжу свой рассказ о льготах. При каждом из секретарей ЦК, члене или кандидате в члены Политбюро существует старший группы охраны, он же порученец, организатор. Моего старшего, внимательного человека, звали Юрий Федорович. Одна из основных его обязаностей как раз и заключается в том, чтобы организовать выполнение любых просьб своего... чуть было не сказал - барина, - своего подопечного.

Надо новый костюм справить, пожалуйста: ровно в назначенное время в кабинете тихонечко раздастся стук, портной в комнатке обмерит тебя сантиметром, на следующий день заглянет на примерку, и, извольте, прекрасный костюмчик готов.

Есть необходимость в подарке для жены на 8-е Марта. Тоже проблем нет: принесут каталог с целым набором вариантов, который удовлетворит любой, даже самый изощренный женский вкус, - выбирай! Вообще к семьям отношение уважительное. Отвезти жену на работу, с работы, детей на дачу, с дачи - для этих целей служит закрепленная "Волга" с водителями, работающими посменно, и с престижными номерами. "ЗИЛ", само собой, принадлежит отцу семейства.

Забавно, что вся эта циничная по сути своей система вдруг дает циничный сбой по отношению к родным главы семейного клана. Например, когда охрана проводила инструктаж с женой и детьми, было потребовано, чтобы они не давали мне овощи и фрукты с рынка, поскольку продукты могут быть отравлены. И когда дочь робко спросила, можно ли есть им, ей ответили: вам можно, а ему нельзя. То есть вы - травитесь, а он - святое...

Москвичи обычно останавливаются, когда по улицам города, шурша шинами, на большой скорости проносятся правительственные "ЗИЛы". Останавливаются не из большого почтения к сидящим в машине, а потому, что зрелище это действительно впечатляющее. "ЗИЛ" не успел еще выехать за ворота, а уже по всему маршруту следования оповещаются посты ГАИ. Всюду дается зеленый свет, машина мчится без остановок, быстро, красиво. Высокие партийные руководители забыли, что существуют такие понятия, как "пробка", светофор и красный свет.

Членов Политбюро по всему пути еще ведет и машина сопровождения, "Волга". Когда в мой адрес поступило несколько предупреждений с угрозами, мне тоже выделили такую "Волгу". Я потребовал, чтобы ее убрали, но получил ответ, что вопросы моей безопасности - не моя компетенция. Так что некоторое время убить меня стало совсем невозможно. Кругом была охрана. К счастью, вскоре дополнительную охрану сняли.