Центрального комитета коммунистической партии советского союза
жүктеу/скачать 4.81 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- ПИСЬМА ИЗ ФРАНЦИИ 19
- ПИСЬМА ИЗ ФРАНЦПП 21
- ПИСЬМА ИЗ ФРАНЦИИ 23
- Иоганн. Рев. 28
16 Ф. ЭНГЕЛЬС закона. Народ, зная, что накануне выборов его борьба не может быть успешной, подчинился. Социально-демократическая печать, полностью находящаяся в руках мелких лавочников, естественно, сделала все возможное, чтобы сохранить спокойствие масс. Поведение этой прессы со времени истории с «деревьями свободы» было крайне постыдным. Не раз за это время представлялся случай для народного восстания, но печать всегда проповедовала мир и спокойствие, в то время как в избирательных комитетах и тому подобных организациях представители мелких лавочников постоянно стремились уменьшить шансы на победу в уличных боях, находя отдушины для мирного выхода народного возмущения. Ложная позиция, в которую была поставлена красная партия, и выгода от новых выборов, полученная партией порядка, полностью отражены в именах двух конкурирующих кандидатов. Кандидат красных Эжен Сю является превосходным представителем благонамеренного, «благодушного», сентиментально-мещанского социализма, который, будучи весьма далеким от признания революционной миссии пролетариата, предпочел бы устроить некую пародию на его освобождение под благожелательным покровительством класса мелких ремесленников и торговцев. Как политическая фигура Эжен Сю величина ничтожная. Выдвижение его кандидатуры в целях демонстративных является шагом назад от позиции, завоеванной 10 марта. Однако следует признать, что если сентиментальному социализму суждено стать модой дня, то имя Сю является самым популярным среди тех, кто мог быть выдвинут на первое место, и у него большие шансы на избрание. С другой стороны, партия порядка вернула себе свои позиции настолько, что Эжену Сю, чье имя не означает ничего или означает очень мало, она противопоставляет имя, означающее все, имя г-на Леклера, буржуазного спартанца в Июньском восстании30. Леклер явился прямым ответом на Дефлотта и прямым провокационным подстрекательством рабочих, более прямым, чем любое другое имя. Кандидатура Леклера для Парижа — это повторение слов генерала д'Опу-ля: «Теперь, господа, если вам угодно выйти на улицу, мы готовы!». Как видите, повторные выборы в Париже не сулят никаких выгод, а, наоборот, уже причинили значительный вред пролетарской партии. Следует также отметить и такой факт: выборы 10 марта производились по старым спискам; выборы же 28 апреля будут проведены в соответствии с новым исправленным списком избирателей на 1850 г., вступившим в силу 1 апреля; ПИСЬМА ИЗ ФРАНЦИИ 17
а в этом исправленном списке под разными предлогами вычеркнуто от двадцати до тридцати тысяч рабочих. Однако, если на этот раз партия порядка и получит незначительное большинство, она не будет в выигрыше. Факт остается фактом, что при сохранении всеобщего избирательного права управлять Францией она больше не сможет. Факт остается фактом, что зараза социализма широко проникла в армию, которая ждет только случая открыто начать мятеж. Факт остается фактом, что рабочие Парижа более, чем когда-либо раньше, охвачены желанием положить конец теперешнему положению вещей. Никогда раньше они не высказывались так открыто на избирательных собраниях, как на этот раз, пока эти собрания не были запрещены. И правительство, форсирующее свое наступление на всеобщее избирательное право, дает тем самым народу возможность вступить в борьбу, в которой пролетариат бесспорно одержит победу. VI [Париж, конец мая 1850 г.] 3l Если пролетарии стерпят, чтобы у них отобрали избирательное право, они покорятся тому, что сделанное февральской революцией в той мере, в какой это касается их интересов, будет уничтожено. Для них республика перестанет существовать. Они окажутся за ее пределами. Допустят ли они это? Этот закон наверняка пройдет. Он не будет ослаблен ни на йоту. Воля большинства в этом вопросе уже отчетливо выявилась 8а. И теперешнее положение дел таково, что никто не может сказать, каковы будут последствия — поднимется ли народ и сбросит правительство и Собрание, или же он будет ждать другого подходящего момента. Париж кажется спокойным, нет прямых признаков надвигающейся революции; но будет достаточно искры, чтобы вызвать взрыв громадной силы. Этот взрыв произошел бы раньше, если бы не предательское поведение вождей, которые заняты лишь проповедью «мира», «тишины» и «величественного спокойствия» 33. Однако это не может продолжаться долго. Ситуация во Франции в высшей степени революционна. Партия порядка не может остановиться на достигнутом. Чтобы удержаться, она должна каждый день продвигаться на шаг вперед. Если этот закон пройдет, не вызвав революции, партия порядка начнет новые, более неистовые
18 Ф. ЭНГЕЛЬС и более открытые атаки на конституцию и республику. Партия порядка хочет мятежа, а получит революцию, и к тому же скоро. Ибо необходимо иметь в виду, что это вопрос недель, может быть, дней, но не лет. VII
Париж, 22 июня 1850 г. Закон о «реформе» избирательного права прошел, а народ Парижа не шелохнулся. Отмена всеобщего избирательного права не вызвала ни малейшей попытки выступления или демонстрации, и рабочие Франции снова оказались тем, чем они были при Луи-Филиппе: политическими париями без признанных прав, без права голоса, без оружия. В самом деле, весьма любопытно, что во Франции всеобщее избирательное право, с легкостью завоеванное в 1848 г., было с еще большей легкостью упразднено в 1850 году. Впрочем, такие взлеты и падения вполне соответствуют французскому характеру, они — весьма частое явление в истории Франции. В Англии подобное было бы невозможно. Там раз уже установленное всеобщее избирательное право было бы завоевано навсегда. Ни одно правительство не посмело бы посягнуть на него. Достаточно представить, что какому-нибудь министру взбрело бы в голову сделать попытку всерьез восстановить хлебные законы. Он был бы опрокинут гомерическим хохотом всей нации. Нет никакого сомнения в том, что народ Парижа совершил серьезную ошибку, упустив предоставленную упразднением всеобщего избирательного права возможность поднять восстание. Армия была настроена благоприятно, класс мелких ремесленников и торговцев вынужден был идти с народом, а Гора, более того, даже партия Кавеньяка, понимали, что в случае поражения восстания они неизбежно пострадали бы из-за него независимо от того, были бы они с народом или нет. Таким образом, коль скоро восстание началось бы, то, по крайней мере, моральная поддержка класса мелких ремесленников и торговцев и его парламентских представителей, Горы, была на этот раз обеспечена, а тем самым было бы сломлено и сопротивление значительной части армии. Но благоприятный момент был упущен, отчасти из-за трусости парламентских лидеров и прессы, отчасти из-за теперешнего своеобразного настроения народных масс Парижа. Рабочие столицы находятся сейчас в переходном состоянии. Социалистические системы разного рода, которые до сих пор
ПИСЬМА ИЗ ФРАНЦИИ 19 обсуждались в этой среде, больше не отвечают их запросам, и следует признать, что это относится ко всем системам французского социализма вместе взятым, — во всех них не так уж много подлинно революционного содержания. С другой стороны, народ, который столько раз бывал обманут своими вожаками, питает такое глубокое недоверие ко всем, кто когда-либо выступал в качестве его лидеров, не исключая даже Барбеса и Бланки 34, что пришел к решению не предпринимать никаких выступлений с целью привести к власти кого-либо из них. Таким образом, все движение рабочего класса начинает принимать другой, гораздо более революционный характер. Народ, начав мыслить самостоятельно, освободившись от традиций старых социалистических школ, скоро обретет социалистические и революционные положения, которые выразят его нужды и интересы гораздо более четко, чем все то, что было выдумано для него авторами систем и лидерами-краснобаями. А тогда, достигнув таким образом зрелости, народ снова сумеет использовать все, что есть талантливого и мужественного среди прежних лидеров, не плетясь ни у кого из них в хвосте. Этим настроением парижских масс и объясняется безразличие, с которым народ встретил отмену всеобщего избирательного права. Решающий бой отложен до того дня, когда одна или обе соперничающие силы в государстве, президент или Национальное собрание, попытаются опрокинуть республику. И этот день должен скоро наступить. Вы помните, как на всех перекрестках реакционная печать хвасталась сердечным согласием, установившимся между президентом и большинством. Теперь это сердечное согласие прямо превратилось в самую ожесточенную борьбу между двумя соперниками. В качестве цены за согласие с избирательным законом президенту была обещана ежегодная прибавка к содержанию в три миллиона франков (120 тысяч фунтов стерлингов), прибавка, в которой сидящий по уши в долгах Луи-Наполеон крайне нуждался. Помимо этого, он рассматривал ее как предварительный шаг к продлению срока своего президентства на 10 лет. Лишь только избирательный закон был принят, в дело вмешались министры и затребовали годовые 3 миллиона. Но большинство неожиданно испугалось. Не считая больше слабоумного Луи-Наполеона серьезным претендентом и оставаясь далеким от мысли согласиться на продление срока его президентства, большинство, напротив, желает избавиться от него как можно скорее. Оно назначает специальную комиссию для доклада о законопроекте, и комиссия высказывается против его принятия 35. Величайшее 20 Ф. ЭНГЕЛЬС смятение в Елисейском дворце. Наполеон угрожает отставкой. Назревает самое серьезное столкновение между двумя властями в государстве. Министерство, ряд банкиров, кое-кто еще из «друзей порядка» выступают в качестве посредников, но безрезультатно. Выдвигается несколько вариантов «соглашения» — все напрасно. Наконец принимается поправка, которая, по-видимому, более или менее удовлетворяет все стороны. Большинство, не вполне уверенное в последствиях разрыва с президентом и до сих пор еще не заключившее окончательно соглашения, которое должно объединить легитимистов и орлеанистов в одну партию, как будто идет немного на попятную и согласно гарантировать выплату денег, но в другой форме. Прения должны состояться в понедельник; пока никто не может сказать, каков же будет результат. Однако, как я полагаю, серьезный разрыв с Наполеоном пока еще не отвечает политической линии монархического большинства. Соглашение об объединении орлеанистов и легитимистов, младшей и старшей ветвей дома Бурбонов, сейчас, больше чем когда-либо, является предметом обсуждения. Действительно, в этом направлении ведутся весьма активные переговоры. Поездки гг. Тьера, Гизо и других к смертному одру Луи-Филиппа в Сент-Ленардс не имели другой цели. Я не буду вам пересказывать различные версии, касающиеся обстоятельств этого дела и результатов указанных поездок. Ежедневная печать писала об этом более чем достаточно. Тем не менее достоверно, что во Франции партии орлеанистов и легитимистов почти договорились об условиях, и единственная трудность заключается в том, чтобы заставить две соперничающие ветви принять эти условия. Генрих, герцог Бордосский *, должен стать королем, а так как он бездетен, то усыновление графа Парижского, внука Луи-Филиппа и законного наследника престола, почти само собой разумеется и не представляет затруднений. Кроме того, должен быть сохранен трехцветный флаг. Смерть старого Луи-Филиппа, на которую рассчитывают, облегчила бы решение вопроса. Он как будто смирился с этим решением, а герцог Бордосский, по-видимому, также принял условия соглашения. Герцогиня Орлеанская, мать графа Парижского, и ее деверь, Жуанвиль, якобы являются единственными противниками соглашения. От Луи-Наполеона намерены откупиться десятью миллионами чистоганом. Нет сомнения, что это или подобное соглашение будет в конце концов заключено; и как только это произойдет, начнется пря- • — Шамбор. Ред. ПИСЬМА ИЗ ФРАНЦПП 21 мое наступление на республику. Тем временем предварительная атака должна быть начата представительными собраниями департаментов. Их только что созвали раньше обычного срока, и предполагается, что они обратятся в Национальное собрание с предложением о пересмотре конституции. Тот же вопрос обсуждался и в прошлом году, но тогда они сами сочли этот шаг преждевременным. Нет сомнения в том, что на сей раз представительные собрания проявят значительно большую отвагу, в особенности после успешного удара по избирательному праву. А тогда настанет час и для народа показать, что если он какое-то время и воздерживался от проявления своей мощи, то вовсе не намерен позволить отбросить себя назад к самым гнусным временам Реставрации. P. S. Я только что прочел небольшой памфлет ценой в три су (полпенни), который раздается бесплатно вместе с «République». В нем содержатся самые поразительные разоблачения относительно интриг и заговоров монархистов начиная с весны 1848 года. Автор, некий Борм, был свидетелем на процессе Барбе-саи Бланки в Бурже. Он признает себя платным агентом роялистов, лжесвидетельствовавшим на этом процессе. Он утверждает, что все движение 15 мая 1848 г. началось с выступления монархистов, и сообщает много других весьма любопытных вещей 36. Кое-что касается и «Times» 37. Борм дает имя и адрес. Он живет в Париже. Характер этого памфлета таков, что он может повлечь за собой еще немало разоблачений. Советую вам обратить на него самое серьезное внимание. VIII Париж, 23 июля 1850 г. Как я и предвидел в своем последнем письме, Собрание в конце концов приняло решение об ассигновании Луи Бонапарту дополнительных средств, по сути предоставив ему желаемую сумму, а по форме глубоко унизив его в глазах всей Франции 38. После этого Собрание возобновило свою репрессивную деятельность, приняв закон о печати зв. Каким бы суровым этот закон ни вышел из рук его автора, г-на Бароша, по сравнению с тем, во что его превратила злоба большинства Собрания, он был безвредным и безобидным. В своей бешеной, но бессильной ненависти к прессе большинство наносило удары почти вслепую, не обращая внимания, кому они достаются — «хорошей» или «плохой» прессе. Таким образом, «закон ненависти» Прошел. Были увеличены залоги. Восстановлен штемпельный 22 Ф. ЭНГЕЛЬС сбор с газет. Введен дополнительный штемпельный сбор с «фельетонных романов», с того отдела газет, который отведен для публикации романов, — эта мера была бы совершенно непонятна, если бы она не представляла собой ответ на избрание Эжена Сю, влияние социалистических романов которого еще не было забыто большинством. Таким же налогом, наравне с газетами, обложены все публикуемые в еженедельных и ежемесячных выпусках произведения до определенного объема. И наконец, каждая заметка, появляющаяся в газете, должна иметь подпись автора. Этот закон, каким его сделала слепая ярость большинства, наносит сильный удар не только социалистической и республиканской, но и контрреволюционной прессе, и возможно, что последней — гораздо более сильный, чем оппозиционной печати. Имена республиканских публицистов достаточно хорошо известны и потому почти ничего не меняется от того, подписывают они свои заметки или нет; но если «Journal des Débats», «Assemblée Nationale», «Pouvoir», «Constitutionnel» и т. д. будут вынуждены раскрыть имена своих сотрудников, их передовые статьи немедленно утратят всякое влияние даже в кругу постоянных читателей. Название большой ежедневной газеты, в особенности уже давно выходящей, для почтенной публики всегда представляет почтенную фирму; но стоит только этим фирмам — Бертен и К0, Верон и К0, Деламар и К0 — хоть раз выявить имена представляющих их литераторов, стоит хоть раз этой таинственной «К0» предстать в виде застарелых продажных наемных писак, которые за чистоган защищали все, что угодно, вроде Гранье де Кассаньяка, или в виде глупых старых баб, называющих себя государственными людьми, вроде Капфи-га, стоит только всем этим людишкам, которые орут во всю глотку и изрыгают длинные статьи, выйти в соответствии с новым законом на свет божий, как вся эта почтенная пресса предстанет перед вашими глазами в весьма жалком облике. Несомненно, что при новом законе вследствие повышения цен на газеты очень широкий круг читателей будет лишен этого источника информации. И газеты, дешевая периодика, и другие массовые издания станут недоступными для многочисленных рабочих и особенно для большинства сельских жителей. Но пресса всегда была лишь дополнительным средством воздействия на крестьянство; этот класс гораздо острее реагирует на свои собственные материальные трудности и на повышение налогов, чем на разглагольствования прессы; и пока нынешнее буржуазное правительство не сможет найти средство — а оно
ПИСЬМА ИЗ ФРАНЦИИ 23 не сможет никогда — смягчить бремя ростовщичества и налогов, лежащее на крестьянстве, до тех пор этот недавно пробудившийся класс будет проявлять недовольство и «революционные стремления». Что касается рабочих в городах, то совершенно закрыть им доступ к газетам невозможно, и если прекращен выпуск дешевых периодических изданий, они восполнят этот пробел увеличением числа тайных обществ, тайных дискуссионных клубов и т. д. Но если правительству в какой-то степени и удалось уменьшить количество революционных памфлетов и периодических изданий, оно добилось этого ценой гибели издательского дела и книготорговли; ибо при ограничениях, налагаемых новым законом, их существование немыслимо. А потому весьма вероятно, что все это будет сильно способствовать расколу партии порядка как в самом Собрании, так и вне его. Как только закон о печати был принят, Собрание еще раз дало ясно понять Луи-Наполеону, что он не должен выходить за рамки, которые поставлены ему конституцией. Бонапартистская газета «Pouvoir» поместила статью, в которой весьма нелестно говорилось о Собрании. На свет божий был извлечен старый закон времен Реставрации, издатель «Pouvoir» предстал перед судом за нарушение привилегий и был приговорен к штрафу в 5 тысяч франков (200 фунтов стерлингов) 40, который, конечно, был немедленно уплачен. Это наказание нельзя назвать слишком суровым, но само решение Собрания весьма знаменательно. «Бьем мы внизу, но метим выше», — под громкие аплодисменты заявил один из депутатов. Затем Собрание решило отложить cil августа свои заседания на три месяца. В соответствии с конституцией оно должно было избрать комиссию в составе двадцати пяти депутатов, которая обязана во время перерыва оставаться в Париже и осуществлять наблюдение за исполнительной властью. Лидеры большинства, полагая, что Луи-Наполеон уже достаточно унижен, предложили список кандидатур, который включал только представи-т*елей большинства: орлеанистов, умеренных легитимистов, нескольких бонапартистов и ни одного республиканца или крайнего легитимиста. Однако во время голосования все бонапартисты были выкинуты и вместо них избраны несколько умеренных республиканцев и крайних легитимистов. Тем самым Собрание еще раз продемонстрировало, что вовсе не намерено допустить coup d'état *, о котором все время мечтает Луи-Наполеон. * — государственный переворот. Ред, 24 Ф. ЭНГЕЛЬС Я не думаю, чтобы произошло что-нибудь серьезное раньше, чем будет сделана попытка опрокинуть республику — кто бы такую попытку ни сделал: президент или одна из монархических фракций. Несомненно, что это вывело бы народ из состояния апатии; и это событие должно произойти где-то между сегодняшним днем и маем 1852 г., но точный срок предсказать невозможно. Печатается по тексту журнала Перевод с английского Написано Ф. Энгельсом 20 декабря 1S49 г. — 23 июля 1850 г Напечатано в журнале «Democratic Review» в январе — августе 1850 г. 
Титульный лист чартистского журнала «Democratic Review» и страницы со статьями Ф. Энгельса «Письма из Франции» и «Письма из Германии» [ 27 Ф. ЭНГЕЛЬС ПИСЬМА ИЗ ГЕРМАНИИ « I Кёльн, 18 декабря 1849 г. «Порядок царит в Германии». Таков в эти дни основной девиз наших правителей, будь то государи, аристократы, буржуа или любая другая фракция той недавно созданной партии, которую по-английски можно было бы назвать партией приверженцев порядка [ordermongers] 42. «Порядок царит в Германии», однако никогда еще, даже в давние-предавние времена «Священной Римской империи», в Германии не было такой неразберихи, как в нынешнее царствование «Порядка». При прежней системе, до революции 1848 г., мы по крайней мере знали, кто нами правит. Прежний франкфуртский Союзный сейм давал о себе знать законами против свободы печати, чрезвычайными судами, ограничениями, налагаемыми даже на те смехотворные конституции, которыми известным группам населения Германии разрешалось себя тешить. А теперь! Мы сами едва знаем, сколько Центральных Правительств в нашей стране. Во-первых, существует Имперский Регент *, которого произвело на свет разогнанное Национальное собрание 43 и который, хотя и не обладает никакой властью, с огромным упорством цепляется за свой пост. Во-вторых, имеется «.Interim» 4\ некое установление — никто точно не знает, что это, — но, вероятно, нечто вроде возрождения старого Сейма; он создан при прежнем преобладающем влиянии Пруссии, и этот «Interim» теперь оказывает давление на дряхлого регента (который в большей или меньшей степени представляет интересы Австрии), чтобы последний уступил ему свое место 45. Между тем ни тот, ни • — Иоганн. Рев.
Ф. ЭНГЕЛЬС другой не имеют ни малейшей власти. В-третьих, есть «Регентство Империи» 4в, избранное в Штутгарте Национальным собранием в последние дни его существования, и остатки этого собрания — «Решительная Левая» и «Крайняя Левая». Обе эти «Левые» наряду с «Регентством» представляют «умеренных и философских» Демократов и Лавочников Германии. Это «Имперское» правительство заседает в одном из трактиров Берна, в Швейцарии, и почти столь же могущественно, как и два предыдущих. В-четвертых, существует так называемый Союз Трех Королей, или «Ограниченное [Confined] (или Улучшенное [Refined] *, я уж не знаю какое) Федеральное Государство», создаваемое с целью превратить короля Пруссии ** в Императора над всеми менее значительными государствами Германии47. Он называется «Союзом Трех Королей» потому, что все короли, за исключением короля Пруссии, выступают против него! А «Рождающим Федеральным Государством» он называет себя потому, что, хотя с 28 мая этого года 48 он испытывает постоянные родовые муки, нет никаких надежд на то, что на свет появится что-то жизнеспособное!! В-пятых, имеются Четыре Короля 49 — ганноверский, саксонский, баварский и вюртембергский ***, которые полны решимости действовать по своему усмотрению и не подчиняться ни одному из вышеупомянутых «Бессильных Центральных Правительств»; и, наконец, есть Австрия, пытающаяся любыми способами сохранить свое верховенство в Германии и поддерживающая поэтому четырех королей в их борьбе за независимость от доминирующего влияния Пруссии. Между тем настоящими правительствами, такими, которые обладают властью, являются правительства Австрии и Пруссии. Они правят Германией с помощью деспотической военной силы и издают и отменяют законы по своему усмотрению. Между их владениями и зависимыми от них государствами находится quasi **** нейтральная территория — указанные четыре королевства — и именно здесь, и особенно в Саксонии, столкнутся притязания этих двух крупных держав. Однако ни о каком серьезном конфликте между ними не может быть и речи. И Австрия и Пруссия — обе слишком хорошо знают, что их силы должны и впредь быть объединенными, если они хотят сдержать рост революционных настроений, охвативших всю Германию, Венгрию и те области Польши, которые им принадлежат. * Непереводимая, основанная на созвучии игра слов: «ограниченный», «тесный», «узкий» и «рождающий». Ред. •* — Фридриха'-Вильгельма IV. Рев. **• — Эрнст-Август, Фридрих-Август II, Максимилиан II, Вильгельм I. Ред, • »•• _ мнимо. Ред, жүктеу/скачать 4.81 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|