Пределы осуществления и защиты гражданских прав

цом. Эта общая цель определяет назначение всех вообще субъективных гражданских прав в социалистическом обществе в период строительства коммунизма.

Однако для применения ст. 5 Основ, по-видимому, недостаточно только простого указания на отступление управомоченного субъекта от общего назначения субъективного права, так как, опираясь только на ст. 1 Основ, не всегда можно достаточно точно определить, противоречит ли данное осуществление права его назначению в социалистическом обще­стве. Например, если отвлечься от всех остальных норм гражданского права, невозможно доказать, что сдача собственником дома внаем по по­вышенным ставкам наемной платы является осуществлением права лич­ной собственности в противоречии с его назначением, так как простая ссылка на ст. 1 Основ может быть парализована ссылкой на то, что в дан­ном случае право осуществляется в целях «все более полного удовлетво­рения потребностей собственника».

Из этого следует, что со ссылкой на ст. 1 Основ, определяющую об­щее назначение субъективных гражданских прав, ст. 5, ч. 1 может быть практически использована лишь как общий принцип советского граждан­ского права.

Из сказанного вытекает также, что для признания того или иного субъективного гражданского права осуществляемым в противоречии с его назначением в социалистическом обществе наряду с определением общего назначения, как правило, необходимо выявить и его кон­кретное назначение.

Как же определяется конкретное назначение субъективных граждан­ских прав?

Субъективные гражданские права многочисленны и разнообразны. Особенности содержания субъективных гражданских прав в значитель­ной мере определяются характером тех общественных отношений, кото­рые регулируются нормами советского гражданского права. В значитель­ной мере характером регулируемых правом общественных отношений определяется и назначение того или иного субъективного права.

Было бы, однако, неправильным, на наш взгляд, выводить назначе­ние того или иного субъективного права непосредственно из самих обще­ственных отношений". Дело в том, что характер общественных отноше­ний в известной мере определяет также и характер их правового регули­рования, однако одно и то же общественное отношение может быть по-разному урегулировано законом. А это значит, что в зависимости от ха-

См'С Н Братусь О пределах осуществления гражданских прав. «Правоведение», 1967, №3, стр. 81

81

Осуществление и защита гражданских прав

рактера правового регулирования различным будет как содержание пре­доставляемых участникам этих отношений субъективных прав и обязан­ностей, так и их назначение.

Конкретное назначение субъективных гражданских прав в ряде слу­чаев непосредственно определено в самом законе. При этом на­значение прав в законе определяется по-разному.

В одних случаях назначение субъективного права определяется в за­коне прямым указанием на те цели, для достижения которых данное субъективное право может быть использовано. Так, например, определе­но назначение права оперативного управления имуществом социалисти­ческих организаций (ст. 21, ч. 2 Основ), назначение прав, которые выте­кают из договора о совместной хозяйственной деятельности, заключенно­го гражданами (ч. 2 ст. 434 ГК), и др.

В других случаях закон определяет назначение права посредством установления определенных запретов использовать то или иное субъек­тивное право для определенной цели. Таково, например, запрещение ис­пользовать личную собственность для извлечения нетрудового дохода (ч. 1 ст. 25 Основ), запрещение использования наемного труда при осуще­ствлении подрядных работ гражданином (ст. 351 ГК), при ведении мелко­го хозяйства кустарями (ст. 115 ГК), запрещение передачи автором своего произведения для использования его тем же способом другой организа­цией без письменного согласия той организации, с которой заключен ав­торский договор (ст. 509 ГК), и др.

Наконец, в ряде случаев закон определяет назначение субъективного права не прямо, а косвенно, путем определения назначения того или ино­го имущества. Следует, однако, различать хозяйственное назначение имущества и целевое назначение имущества. Под хозяйственным назна­чением имущества следует понимать его потребительную стоимость или способность удовлетворять определенные потребности. Под целевым на­значением имущества понимается та цель, для которой в данном кон­кретном случае может быть использовано имущество.

Различие это имеет особенно важное значение для тех случаев, когда имущество по своему хозяйственному назначению может служить удов­летворению самых разнообразных потребностей, однако закон в ряде случаев предписывает использование его лишь по строго определенному целевому назначению. Так, например, деньги - это имущество, которое способно служить различным хозяйственным целям. Однако кредитное законодательство, например, предусматривает, что ссуды, выданные Гос-

82

Пределы осуществления и защиты гражданских прав___

банком предприятию или гражданину для определенной цели, только на эти цели и могут быть использованы'.

Различие хозяйственного и целевого назначения имеет значение в ряде случаев и для вещей индивидуально-определенных. Так, определяя главную вещь и принадлежность, закон в ст. 139 ГК устанавливает, что принадлежностью считается вещь, которая связана с главной «общим хозяйственным назначением» и «назначенная служить главной вещи». В первом случае речь идет о хозяйственном назначении вещи, а во втором -о ее целевом назначении.

Целевое, а в ряде случаев также и хозяйственное назначение того или иного имущества очень часто используется законодателем для определения целевого назначения самого субъективного права на это имущество.

Так, например, ст. 94 ГК, определяя право оперативного управления социалистических государственных предприятий и организаций, указы­вает, что оно должно осуществляться ими, в частности, также и в соот­ветствии «с назначением имущества»; ст. 97 ГК предписывает государст­венным организациям осуществлять право распоряжения оборотными средствами и продукцией также «в соответствии с целевым назначением этих средств».

Целевое назначение государственных имуществ строго регламенти­ровано также и Положением о социалистическом государственном про­изводственном предприятии². Так, п. 13 Положения регламентирует целе­вое назначение амортизационного фонда, указывая, например, что амор­тизационные отчисления, предназначенные на капитальный ремонт, «со­ставляют целевой фонд предприятия» и расходуются лишь по строго оп­ределенному назначению. Строго по целевому назначению используются социалистическими организациями средства из других специальных фон­дов, в частности из фонда развития производства, фонда материального поощрения и фонда социально-культурных мероприятий и жилищного строительства³. Критерий целевого назначения субъективного права ис­пользуется также и в ряде специальных нормативных актов⁴.

В ряде случаев косвенным критерием назначения права может слу­жить также и хозяйственное назначение имущества. Так, ст. 25 Основ, определяя, что в личной собственности граждан может находиться лишь имущество, «предназначенное для удовлетворения их материальных и

' См. по этому вопросу: Е. С. Компанеец,Э. Г. Полонский. Применение зако­нодательства в кредитовании и расчетах, гл III. М., «Юридическая литература», 1967.

культурных потребностей», тем самым косвенно дает основание судить и о потребительском назначении самого права личной собственности. Или, например, когда ст. 273 ГК устанавливает, что городские ломбарды вы­дают гражданам ссуды, обеспечиваемые залогом «предметов домашнего потребления и личного пользования», то этим в известной мере определя­ется и назначение самих кредитных прав ломбардов, имеющих своим на­значением удовлетворение временных нужд в денежных средствах, воз­никших у граждан.

Однако назначение того или иного субъективного права может быть определено не только в законе, но также и правомерными волевыми ак­тами, например административными или административно-плановыми актами, односторонними сделками, договорами.

Так, например, право оперативного управления, и в частности право распоряжения предприятиями оборотными средствами и продукцией в соответствии с законом (ст.ст. 94, 97 ГК), должно осуществляться не только в соответствии с назначением имущества, но также и в соответст­вии с утвержденными плановыми заданиями. При выдаче доверенности доверитель в одностороннем порядке может определить назначение тех прав, которые предоставляются поверенному для совершения определен­ных действий в интересах доверителя. Наконец, при заключении договора найма наймодатель вправе оговорить назначение права пользования сда­ваемым внаем имуществом. При этом закон возлагает на нанимателя обя­занность осуществлять пользование имуществом в соответствии «с дого­вором и назначением имущества», а при нарушении этой обязанности предоставляет право наймодателю на расторжение договора (ст. ст. 283, 289 ГК).

Все названные критерии в той или иной мере и при определенных условиях могут быть использованы для выявления конкретного назначе­ния того или иного субъективного права.

В литературе спорным является вопрос о том, в какой мере могут быть использованы для определения назначения права такие указанные в ч. 2 ст. 5 Основ критерии, как правила социалистического общежития и нормы коммунистической морали.

Впервые мысль о том, что правила ч. 2 ст. 5 Основ гражданского зако­нодательства могут быть использованы в качестве критерия оценки пове­дения лица, использующего свое право, была высказана проф. В. А. Ря-сенцевым, который пришел к выводу, что в тех случаях, «когда формаль­но закон не нарушен, но действия не согласуются с моральными принци­пами социалистического общества, с общественными интересами, и

84

Пределы осуществления и защиты гражданских прав

должно быть признано, что право осуществляется в противоречии со сво­им назначением»'.

Затем было замечено, что правила ч. 2 ст. 5 Основ не являются про­стой «привязкой» к ч. 1 ст. 5, а являются общими правилами, которые необходимо учитывать при применении всех без исключения норм совет­ского гражданского права, а, следовательно, также и при применении ч. 1 ст. 5 Основ. При этом отмечалось, что поскольку правила социалистиче­ского общежития и нормы коммунистической морали упомянуты в ч. 2 ст. 5 Основ наряду с законом, то имеются в виду те из них, которые не закреплены в юридических нормах, ибо при наличии такого закрепления эти правила приобретают значение требований самого закона².

Иная точка зрения была высказана проф. С. И. Братусем, по мнению которого ч. 2 ст. 5 Основ имеет самостоятельное значение, а правило ч. 1 ст. 5 Основ само по себе «содержит необходимый и достаточный крите­рий (назначение права) для оценки того, как используется принадлежа­щее лицу гражданское право — правомерно или неправомерно, заслужива­ет ли оно защиты или нет. Ни к каким дополнительным критериям прибе­гать для этого не надо»³.

Исходя из того, что использование правил социалистического обще­жития и норм коммунистической морали в качестве критерия осуществ­ления права в противоречии с егр назначением может привести к отожде­ствлению моральных норм и принципов с правовыми нормами, С. Н. Бра-тусь пришел к выводу, что «уважение правил социалистического обще­жития и моральных принципов становится юридически значимым только тогда, когда оно конкретизировано указанием на обязанность его соблю­дения в отдельных нормах и институтах гражданского права»⁴.

Наконец, в самое последнее время Ю. Г. Басиным было высказано мнение о том, что такое понимание правила ч. 2 ст. 5 Основ является чрезмерно узким. По его мнению, практика применяет названные поло­жения закона и в тех случаях, когда при осуществлении прав нарушаются принципы коммунистической морали⁵.

'В А.Рясенцев. Условия и юридические последствия отказа в защите гражданских прав «Советская юстиция», 1962, № 9, стр. 8.

² См.: О. С. И о ф ф е, В. П. Г р и б а н о в. Пределы осуществления субъективных граж­данских прав. «Советское государство и право», 1964, № 7, стр. 79.

'С Н Братусь.О пределах осуществления гражданских прав «Правоведение», 1967, № 3, стр. 86.

Все приведенные соображения заслуживают самого серьезного вни­мания и обсуждения.

Основной вопрос, который в связи с этим возникает, состоит в том, нужны ли вообще какие-либо дополнительные критерии для применения ч. 1 ст. 5 Основ, кроме тех, которые прямо в ней указаны? По мнению проф. С. Н. Братуся, ни к каким дополнительным критериям в этом слу­чае прибегать не надо. Такое категорическое утверждение не представля­ется достаточно обоснованным.

Бесспорно, прав С. Н. Братусь в том, что для решения вопроса о про­тивоправности или непротивоправности осуществления права в противо­речии с его назначением дополнительных критериев не нужно. Всякое действие, которое является осуществлением права в противоречии с его назначением, с точки зрения ч. 1 ст. 5 Основ является противоправным. Однако только этим проблема применения ч. 1 ст. 5 Основ не исчерпыва­ется. Для ее применения необходимо еще установить, каково в действи­тельности назначение данного субъективного права в социалистическом обществе и что в данном конкретном случае это право было осуществле­но в противоречии с его назначением. Поэтому наряду с проблемой выяв­ления критериев правомерности или противоправности того или иного поведения, которые четко даны самой ч. 1 ст. 5 Основ, необходимо еще установить, подпадает ли данное действие управомоченного лица под состав правонарушения, предусмотренный этой нормой права.

Иначе говоря, для применения ч. 1 ст. 5 Основ необходимы также критерии, при посредстве которых можно было бы выявить как само на­значение права, так и случаи его осуществления в противоречии с назначе­нием. В этом и состоит главная трудность в применении ч. 1 ст. 5 Основ.

Отвергать в данном случае необходимость выработки определенных критериев - значит пустить дело на самотек, предоставить суду действи­тельно неограниченные рамки судейского усмотрения в решении этого вопроса, что, естественно, может привести к субъективизму, к возможно­сти нарушения принципа социалистической законности.

Понятие назначения права, осуществления права в противоречии с его назначением - не единственные указания закона, которые нуждаются в дополнительных критериях их оценки. Так же обстоит дело, например, со ст. 111 ГК, которая предусматривает возможность изъятия у личного собственника имущества, систематически используемого для извлечения нетрудового дохода. Вопрос о противоправности или правомерности лег­ко может быть решен на основании ст. 111 ГК, но лишь при том условии, если будет ясно, что именно понимается под нетрудовым доходом, под систематичностью его извлечения. А для этого также нужны необходи-

86

Пределы осуществления и защиты гражданских прав

мые критерии. Так же обстоит дело, например, с понятием грубой неос­торожности, объективной невозможности исполнения обязательства, не­преодолимой силы и др. В одних случаях, как это имеет место в настоя­щее время с понятием непреодолимой силы, эти критерии даны самим законом (ст. 85 ГК), в других же случаях выявление тех или иных крите­риев — процесс гораздо более сложный, требующий привлечения иных факторов, в том числе и правил социалистического общежития и норм коммунистической морали.

Ни у кого не вызывает сомнения тот факт, что правовые нормы и пра­вила социалистического общежития и принципы коммунистической мора­ли - это различные по своему характеру социальные правила. Эти различия нашли свое четкое выражение и в ч. 2 ст. 5 Основ, которая требует «соблю­дения» закона и «уважения» правил социалистического общежития и мо­ральных принципов общества, строящего коммунизм. Но нельзя не заме­тить, что ч. 2 ст. 5 Основ устанавливает обязанность «уважать» эти правила социалистического общежития и моральные принципы нашего общества.

Едва ли правильно считать, что установление этой обязанности в за­коне имеет исключительно воспитательное значение. В этом, по-ви­димому, есть и какой-то правовой смысл. Неуважительное отношение к моральным нормам и принципам есть нарушение установленной законом обязанности.

Но несмотря на это, неуважительное отношение к моральным прави­лам, хотя и является с точки зрения ч. 2 ст. 5 Основ нарушением общей правовой обязанности, не тождественно нарушению конкретного закона, не может быть отождествлено с правонарушением. Поэтому нарушение мо­ральных правил и принципов может рассматриваться как гражданское пра­вонарушение лишь в случаях, когда это прямо предусмотрено конкретны­ми нормами гражданского права. Во всех же остальных случаях, а именно эти случаи и имеет в виду ч. 2 ст. 5 Основ, неуважительное отношение к моральным правилам и принципам наряду с другими фактическими об­стоятельствами данного случая может служить не критерием противоправ­ности поведения, а лишь подтверждением того, что данное право или обя­занность осуществляются в противоречии с их назначением. Поэтому, на­пример, осуществление гражданином своего права не в целях удовлетворе­ния своих материальных или культурных потребностей, а с исключитель­ной целью досадить другому лицу может быть рассматриваемо как осуще­ствление права в противоречии с его назначением'.

' Следует отметить, что в законодательстве некоторых социалистических стран моральным принципам придается весьма серьезное значение. Так, в соответствии со ст. 5 Гражданско­го кодекса ПНР 1964 г. «нельзя пользоваться своим правом в противоречии с социально-87

Поэтому наряду с прямыми и косвенными указаниями закона, адми­нистративного или административно-планового акта или договора прави­ла социалистического общежития и нормы коммунистической морали в ряде случаев дают основание судить о назначении того или иного субъек­тивного права в социалистическом обществе, дают возможность более четко и более правильно уяснить, в каких именно случаях то или иное право осуществляется в противоречии с его назначением.

Но если объективная сторона состава гражданского правонаруше­ния, предусмотренного ч. 1 ст. 5 Основ, выражена в законе достаточно четко, то, наоборот, о субъективной стороне этого состава закон не гово­рит вообще. Значит ли это, что применение ч. 1 ст. 5 Основ не требует обсуждения вопроса о вине управомоченного лица, осуществляющего свое право недозволенным образом?

Как уже отмечалось, такой вывод, по-видимому, нельзя признать правильным. Осуществление гражданских прав в противоречии с их на­значением в нашем обществе есть один из видов злоупотребления пра­вом, а всякое злоупотребление правом предполагает наличие сознания лица, что оно допускает недозволенное осуществление права. Поэтому следует признать, что состав правонарушения, предусмотренного ч. 1 ст. 5 Основ, налицо, когда управомоченный субъект допускает виновное осуществление права в противоречии с его назначением.

Необходимость выявления степени вины управомоченного лица в недозволенном осуществлении права обусловлена также и характером той санкции, которая предусмотрена ч. 1 ст. 5 Основ. Согласно этой нор­ме осуществление права в противоречии с его назначением влечет за со­бой отказ в защите права. В литературе высказано мнение, что преду-

хозяйственным назначением этого права или принципами социалистического общежития Такого рода действие или бездействие управомоченного не признается осуществлением права и не пользуется охраной».

Или, например, согласно § 2 ст. 58 ГК ПНР «является недействительной сделка, противо­речащая принципам социалистического общежития». Здесь, как мы видим, принципам социалистического общежития придается значение юри­дически обязательных правил, отступление от соблюдения которых влечет за собой те же последствия, что и отступление от закона.

Попытка аналогичного урегулирования имела место и у нас. В частности, в проекте ГК СССР 1947 г. предусматривалось установить в ст. 77 недействительность сделок, «содер­жание которых противоречит правилам социалистического общежития». Однако это пра­вило в дальнейшем не получило поддержки.

смотренный ч. 1 ст. 5 Основ отказ в защите права не является санкцией за названное противоправное действие управомоченного лица'.

С таким решением трудно согласиться. Не вдаваясь подробно в про­блему гражданско-правовых санкций, так как это выходит за рамки на­стоящей работы, нельзя не отметить, что в юридическом смысле под санкцией понимается определенная мера госу­дарственно-принудительного воздействия на правонарушителя.

Отказ в защите прав, предусмотренный ч. 1 ст. 5 Основ, отвечает признакам гражданско-правовых санкций с той, однако, особенностью, что санкция эта имеет относительно-определенный характер. Это означа­ет, что в рамках общей возможности отказа в защите права орган, рас­сматривающий спор, вправе выбрать ту конкретную форму отказа в за­щите права, которая в необходимой мере соответствует характеру данно­го конкретного случая. Такими конкретными формами отказа в защите права могут быть: отказ в принудительном осуществлении права; отказ в конкретном способе защиты права; лишение правомочий на результат, достигнутый путем недозволенного осуществления права; лишение субъ­ективного права в целом и др.²

Избрание той или иной конкретной меры в рамках общей относи­тельно-определенной санкции может быть обусловлено различными об­стоятельствами, в частности, использованием управомоченным лицом в противоречии с назначением не всего права в целом, а лишь одного из его правомочий, характером противоправности поведения управомоченного лица, степенью его вины, материальным положением сторон и т. п. При таком положении создается возможность применения к правонарушите­лю такой конкретной меры, которая в максимальной степени соответст­вует содеянному и характеру сложившихся отношений.

Таково в основных чертах содержание правила об отказе в защите права при осуществлении последнего в противоречии с его назначением в социалистическом обществе. Каково же практическое значение этого правила в социалистическом обществе в период строительства комму­низма?

' См.: О. Н. К у д р я в ц е в. Условия осуществления гражданских прав. В сб.: «Научная конференция профессорско-преподавательского состава Харьковского юридического ин­ститута. Тезисы докладов». Харьков, 1968, стр. 88.

² Подробнее по этому вопросу см.: О. С. И о ф ф е, В. П. Г р и б а н о в. Пределы осуще­ствления субъективных гражданских прав. «Советское государство и право», 1964, № 7, стр.80 - 85.

89

Осуществление и защита гражданских прав

В литературе никем не оспаривается, что правило ч. 1 ст. 5 Основ яв­ляется одним из важнейших принципов советского гражданского права'.

Какова же сфера практического применения названного принципа? Она вытекает прежде всего из самого его содержания. Поскольку содер­жание его сводится к требованию закона осуществлять субъективные права в соответствии с их назначением, постольку названный принцип есть прежде всего принцип осуществления граждан­ских прав. Это общее требование закона, обращенное ко всем носи­телям субъективных гражданских прав и к тем лицам, которые от их име­ни и в их интересах реализуют субъективное право использовать граж­данские права по их целевому назначению в социалистическом обществе. По своей юридической силе этот правовой принцип представляет собой законодательное установление общей обязанности для каждого управо-моченного лица или лиц, осуществляющих его право, осуществлять право надлежащим образом в соответствии с его назначением. Принцип этот является одним из оценочных критериев правомерного или противоправ­ного поведения лиц при осуществлении ими своих субъективных прав.

Однако этот принцип распространяется не только на осуществление субъективных гражданских прав. По общему признанию он распростра­няется также и на осуществление гражданской правоспособности². Бо­лее того, в литературе было высказано предложение включить в Консти­туцию СССР статью, аналогичную ст. 5 Основ гражданского законода­тельства, т. е. по существу распространить принцип осуществления граж­данских прав в соответствии с их назначением и на все иные права граж­дан и организаций³.

Предложение это заслуживает серьезного внимания. Однако едва ли правильно воспроизводить в Конституции СССР сам текст ст. 5 Основ гра­жданского законодательства. Следует иметь в виду, что само по себе осу­ществление права в противоречии с его назначением есть лишь один из случаев (хотя, может быть, и самый важный) злоупотребления правом. По­этому представляется целесообразным закрепить в Конституции СССР лишь общий принцип недопустимости злоупотребления правами. Конкрет­ные же составы злоупотребления правами должны быть предусмотрены

' См.: В. П. Г р и б а н о в. Принципы осуществления гражданских прав. «Вести Моск. ун­та», серия право, 1966, № 3.

специальным отраслевым законодательством с учетом специфики такого рода правонарушений, характерной именно для данной отрасли права. При этом особое внимание следует обратить на необходимость четкой регла­ментации конкретных составов злоупотребления правом, имея в виду стро­гое проведение в жизнь принципа социалистической законности'.

Вместе с тем принцип осуществления гражданских прав в соответст­вии с их назначением следует рассматривать также как принцип п р а -воприменительный, связанный с реализацией норм права. Опи­раясь на него, юрисдикционные органы, призванные рассматривать тот или иной спор, имеют возможность использовать его в качестве оценоч­ного критерия для толкования и применения норм советского граждан­ского права.

Но и этим, на наш взгляд, практическое значение принципа осуще­ствления гражданских прав в соответствии с их назначением не исчерпы­вается. Он может быть и должен быть использован также и при выработ­ке новых законодательных решений. Два момента при этом имеют осо­бенно важное значение: во-первых, опираясь на этот принцип, законода­тель в необходимых случаях имеет возможность создания специальных составов, как это имело место, например, при создании ст. 111 ГК РСФСР (и соответствующих статей ГК других союзных республик), предусмат­ривающих лишь частный случай - осуществление права личной собст­венности в противоречии с его назначением в социалистическом общест­ве; и во-вторых, возводя требование осуществления гражданских прав в соответствии с их назначением в социалистическом обществе в правовой принцип, законодатель тем самым налагает и на себя известную обязан­ность так регламентировать процесс осуществления тех или иных граж­данских прав, чтобы он не противоречил принципу осуществления прав в соответствии с их назначением.

Это последнее требование вытекает из необходимости создания такой системы правовых норм, которая не была бы внутренне противоречивой, что является одной из основных закономерностей всякой кодификации.

В связи с этим перед советской юридической наукой встает задача исследования институтов гражданского законодательства с точки зрения соответствия правового регулирования осуществления тех или иных пре­доставляемых субъектам гражданских прав назначению этих прав в со­циалистическом обществе в период строительства коммунизма. Понятно, что такая задача не может быть выполнена в рамках настоящей работы в

' Данное предложение В. П. Грибанова было реализовано в Конституции СССР от 7 октября 1977 г. В ней, в ч. 2 ст. 39, было указано, что использование гражданских прав и свобод не должно наносить ущерб интересам общества и государства, правам других граждан. - Ред. 91

Осуществление и защита гражданских прав

полном объеме. Поэтому представляется целесообразным обратить вни­мание лишь на вопрос о границах свободы завещания вкладов, где, на наш взгляд, действующее правовое регулирование порядка завещания вкладов находится в известном противоречии с самим назначением на­следственного права в социалистическом обществе.

Закономерностью развития советского наследственного права явля­ется постепенное, но неуклонное расширение свободы завещания. Наи­большее свое развитие свобода завещания получила в Основах граждан­ского законодательства, ст. 119 которых предусматривает для каждого гражданина возможность оставить по завещанию все свое имущество или часть его одному или нескольким лицам, как входящим, так и не входя­щим в круг наследников по закону, а также государству или отдельным государственным, кооперативным или общественным организациям. При этом Основы сохранили лишь одно ограничение свободы завещания. Часть 2 ст. 119 предусматривает, что несовершеннолетние и нетрудоспо­собные дети наследодателя (в том числе и усыновленные), а также нетру­доспособные супруг, родители (усыновители) и иждивенцы умершего на­следуют, независимо от содержания завещания, не менее двух третей доли, которая причиталась бы каждому из них при наследовании по закону.

В исключение из этого общего правила ст. 561 ГК РСФСР и соответ­ствующие статьи ГК других союзных республик устанавливают правило о том, что вклады граждан, относительно которых кредитному учрежде­нию дано распоряжение вкладчика на случай смерти, не входят в наслед­ственное имущество, и правила о наследовании, предусмотренные Осно­вами и гражданскими кодексами, на них не распространяются. Практиче­ски это означает, что наследодатель посредством распоряжения вкладом может лишить своих нетрудоспособных наследников обязательной доли. Не говоря уже о том, что такое законодательное решение представляется весьма спорным с теоретических позиций, с точки зрения распределения законодательной компетенции между Союзом ССР и союзными респуб­ликами, с точки зрения всей системы советского гражданского и семей­ного законодательства, с позиций моральных принципов социалистиче­ского общества', нельзя не обратить внимание на то, что решение это на­ходится в противоречии с самим назначением наследственного права в социалистическом обществе.

В капиталистическом обществе, основу которого составляет частная капиталистическая собственность на средства производства и где объек­том наследования являются прежде всего именно средства производства,

' Подробнее по этому вопросу см ВПГрибанов Границы свободы завещания вкла­дов «Советское государство и право», 1968, № 3 92

назначение наследственного права состоит в закреплении экономической власти буржуазии. Как отмечал К. Маркс, «право наследования имеет социальное значение лишь постольку, поскольку оно оставляет за на­следником то право, которым покойный обладал при жизни, а именно право при помощи своей собственности присваивать продукты чужого труда»'.

В социалистическом обществе, основанном на общественной социа­листической собственности на средства производства, где объектом на­следования являются только предметы потребления, назначение наслед­ственного права совсем иное. Назначение права наследования в социали­стическом обществе определяется тремя моментами: во-первых, произ­водным характером права наследования от права личной собственности граждан, вследствие чего право это приобретает исключительно по­требительское назначение; во-вторых, вспомогательным характером наследства в удовлетворении потребностей граждан, что де­лает право наследования дополнительным (по отношению к распределению по труду и пользованию общественными фондами по­требления) средством материального обеспечения наследников; в-третьих, неразрывной связью наследования с се­мейными отношениями, в силу чего назначение права наследования со­стоит прежде всего в материальном обеспечении потребительских нужд членов семьи наследодателя и прежде всего его несовершеннолетних де­тей и других нетрудоспособных наследников, которые в силу несовер­шеннолетия или нетрудоспособности не в состоянии в полной мере вос­пользоваться предоставленным и гарантированным каждому гражданину правом на труд. Эту свою функцию право наследования сохранит по крайней мере до тех пор, пока общество не сможет полностью принять на себя эту обеспечительную функцию.

Нетрудно заметить, что установление действующим республикан­ским законодательством такой свободы завещания, при которой именно эти нетрудоспособные и несовершеннолетние наследники могут оказать­ся обойденными, противоречит самой сути института советского наслед­ственного права, назначению права наследования в социалистическом обществе.

В литературе спорным является вопрос о том, может ли правило ч. 1 ст. 5 Основ гражданского законодательства использоваться не только как общий принцип, но также и как конкретная норма права? Большинство

'КМаркс иФЭнгельс Соч, т 16, стр 383 93

исследователей ст. 5 Основ такой возможности не исключают'. В отличие от этого В. Ф. Маслов полагает, что «ст. 5 Основ должна рассматриваться в качестве общего оценочного критерия для толкования и применения гражданско-правовых норм, т. е. как статья, где выражен только универ­сальный принцип, а не конкретная правовая норма»².

В обоснование своей позиции В. Ф. Маслов приводит три основных соображения: во-первых, по его мнению, все случаи, когда возникала не­обходимость применения ст. 1 ГК 1922 г., теперь прямо предусмотрены законом; во-вторых, использование ст. 5 в качестве конкретной нормы права не способствует укреплению принципа социалистической законно­сти и сторонники первой точки зрения «не приводят хотя бы теоретиче­ски мыслимого конкретного обстоятельства, когда потребовалось бы применение ст. 5 Основ»; в-третьих, лишение собственника его права на имущество может иметь место не путем простой ссылки на ст. 5 Основ, а на основании нормативного акта, «прямо содержащего таковую санкцию за вполне определенный вид злоупотребления правом», что вытекает из ст. 31 Основ³.

Доводы эти не представляются убедительными. Едва ли можно ут­верждать, что все случаи, в которых требуется применение ст. 5 Основ, теперь прямо предусмотрены законом. Этот вывод до некоторой степени справедлив лишь применительно к отношениям личной собственности, где случаи злоупотребления правом достаточно полно урегулированы законом, хотя и здесь возможны иные виды злоупотребления правом. Главное, однако, состоит в том, что те конкретные случаи, которые пре­дусмотрены действующим законом, относятся только к отношениям лич­ной собственности. Они не охватывают осуществления иных субъектив­ных гражданских прав, где надобность в применении ч. 1 ст. 5 Основ мо­жет возникнуть.

Едва ли можно согласиться и с тем, что применение ч. 1 ст. 5 может повлечь за собой нарушение принципа социалистической законности.

' См . В. А. Р я с е н ц е в. Условия и юридические последствия отказа в защите граждан­ских прав «Советская юстиция», 1962, № 9, стр. 9, О. С. И о ф ф е. Важный этап новой кодификации советского гражданского законодательства. «Правоведение», 1962, № 2, стр. 59; О. С. Иоффе, В. П. Г р и б а н о в. Пределы осуществления субъективных гражданских прав. «Советское государство и право», 1964, № 7, стр. 78; С. Н. Б р а -т у с ь. О пределах осуществления гражданских прав. «Правоведение», 1967, № 3, етр 81 - 82, М. И Ц у к е р м а н. Некоторые вопросы применения ст. 5 Основ граждан­ского законодательства Союза ССР и союзных республик. «Правоведение», 1967, № 3.

1

Пределы осуществления и защиты гражданских прав___

Состав правонарушения обозначен в ст. 5 Основ достаточно четко, и воз­можностей нарушения законности при ее применении нисколько не больше, чем при применении любой иной нормы гражданского права. Действующее гражданское и гражданское процессуальное законодатель­ство предусматривает достаточное количество гарантий правильного ре­шения гражданских дел. Вместе с тем практика применения ст. 1 ГК 1922 г. показала, что суды достаточно осторожно и осмотрительно пользовались этой нормой именно как конкретной нормой гражданского права. Дейст­вующая судебная практика подходит к ее применению с еще большей осторожностью. Поэтому никакой реальной угрозы принципу социали­стической законности просто не существует.

Недоразумением, по-видимому, следует признать утверждение о том, что в литературе не приведено случаев, когда бы норма ч. 1 ст. 5 могла бы быть применена. Известно, что при применении ст. 1 ГК 1922 г. наука и практика также не сразу пришли к правильному ее пониманию, но в конечном счете все же такие случаи были выявлены и теперь закреп­лены в законе в виде специальных норм, запрещающих отдельные виды злоупотребления правом. Имеющиеся по этому вопросу в литературе споры свидетельствуют о том, что наука активно исследует эти случаи. И уже сейчас можно сказать, что ряд случаев, приведенных в литературе, не вызывают особых сомнений в отношении возможности применения к ним ч. 1 ст. 5 Основ.

Наконец, едва ли убеждает ссылка В. Ф. Маслова на ст. 31 Основ. Эта норма действительно требует прямых указаний закона относительно применения такой меры, как конфискация имущества. Но, во-первых, ч. 1 ст. 5 Основ и есть один из тех случаев, когда закон прямо допускает при­менение такой меры; а во-вторых, изъятие имущества вовсе не является единственной мерой, которая может быть применена к лицу, злоупотреб­ляющему своим правом. Если даже допустить, что изъятие имущества как санкция может быть применена лишь при наличии специального, кроме ст. 5, указания закона, то в отношении иных мер, используемых при отка­зе в защите гражданских прав, закон никаких ограничений не устанавли­вает.

Недостаточная убедительность приведенных В. Ф. Масловым воз­ражений дает основание полагать, что более правильным является мне­ние, допускающее использование ч. 1 ст. 5 Основ не только как общего принципа гражданского права, но и как конкретной нормы, применимой к отдельным случаям злоупотребления правом.

При каких же условиях возможно применение ч. 1 ст. 5 Основ для разрешения конкретных случаях злоупотребления правом? Таких условий несколько.

Очевидно, прежде всего, что названное правило может быть исполь­зовано как конкретная норма права лишь при том условии, что данный конкретный случай злоупотребления правом полностью подпадает под состав правонарушения, предусмотренный ч. 1 ст. 5 Основ, т. е. когда мы имеем дело с осуществлением права в противоречии с его назначением.

Но так как ч. 1 ст. 5 Основ, будучи конкретной нормой, выражает также и общий принцип гражданского права, который нашел свое выра­жение в специальных нормах гражданского права, например ст. 111 ГК РСФСР, то понятно, что к случаям, предусмотренным этой специальной нормой, нет надобности применять правило, являющееся по отношению к ней правилом общего характера. Иначе говоря, вторым условием, при котором возможно применение ч. 1 ст. 5 Основ, является отсутствие ка­кой-либо специальной нормы права, предусматривающей конкретный вид правонарушения, связанного с осуществлением определенного субъек­тивного права в противоречии с его назначением.

Сюда относятся, в частности, все случаи, которые подпадают под понятие так называемой шиканы, т. е. случаи осуществления права с единственной целью нанести ущерб правам или интересам других лиц. Так, если собственник при переезде в другую местность вырубает садо­вые деревья без какой-либо пользы для себя, но с единственной целью досадить соседям, жильцам или причинить ущерб новому собственнику, то такие действия следует рассматривать как осуществление права в про­тиворечии с его назначением. Пресечение такого рода действий возмож­но, очевидно, только на основании ч. 1 ст. 5 Основ, так как специальных правил на этот счет закон не содержит'.

В ряде случаев возможно применение этого правила также и при разрешении случаев, связанных с пользованием жилым помещением. Ин­тересный случай привел в своей статье М. И. Цукерман². Супруги На-стенко проживали в государственной квартире, предоставленной им ме­стным Советом. Одновременно с этим они построили дом, который по­желали продать. Исполком местного Совета воспрепятствовал продаже дома, потребовав от них выезда из квартиры и переезда в собственный дом в соответствии со ст. 333 ГК. Однако супруги имитировали распад

' См. В.А.Рясенцев Условия и юридические последствия отказа в защите граждан­ских прав «Советская юстиция», 1962, № 9, стр 9. ² См М И. Ц у к е р м а н. Некоторые вопросы применения ст 5 Основ гражданского

законодательства Союза ССР и союзных республик «Правоведение», 1967, № 3, стр. 88 96

семьи. Муж по договору уехал работать в Магадан, оформив бронь на квартиру, а жена, получив от местного Совета разрешение на продажу дома при условии освобождения квартиры, с разрешения мужа продала дом. После этого муж вернулся на прежнее место жительства и потребо­вал возвращения забронированной квартиры. Однако ему было отказано в защите его права на основании ст. 5 Основ, так как злоупотребление пра­вом в данном случае сомнения не вызывало.

Возможно применение ч. 1 ст. 5 Основ и в случае осуществления на­следственных прав. Так, согласно ст. 550 ГК РСФСР наследник вправе отказаться от наследства в пользу других наследников из числа наследни­ков по закону или по завещанию. При этом возможен случай, когда на­следник отказывается от наследства в пользу того из наследников по за­кону, который был лишен наследодателем права наследования по заве­щанию.

Здесь возникает коллизия между волей наследодателя, выраженной в завещании, и волей отказавшегося от наследства наследника. Это вместе с тем есть также и коллизия между субъективными правами, которые ка­ждому из них предоставлены законом. В самой ст. 550 ГК нет достаточно четких указаний насчет того, как следовало бы поступить в данном слу­чае. Едва ли, например, можно сделать вывод из ст. 550 ГК о том, что наследник по закону вправе отказываться от наследства только в пользу наследников по закону, а наследник по завещанию - только в пользу на­следников, указанных в завещании. Редакция ст. 550 ГК для этого осно­ваний не дает.

Между тем очевидно, что в данном случае право наследника отка­заться от наследства в пользу другого лица вовсе не имеет целью умале­ние воли наследодателя. Поэтому следует признать, что право наследника на отказ от наследства в пользу другого лица, лишенного наследодателем права наследования, является осуществлением права в противоречии с его назначением в социалистическом обществе. Юридическим основани­ем такого решения может быть лишь ч. 1 ст. 5 Основ гражданского зако­нодательства.

Наконец, ч. 1 ст. 5 Основ гражданского законодательства распро­страняется не только на случаи злоупотребления правом со стороны гра­ждан, но также и на случаи злоупотребления правом социалистическими организациями. Это вытекает из ч. 2 ст. 5 Основ, которая обязывает со­блюдать закон при осуществлении прав как граждан, так и организации. Часть 1 ст. 5 Основ и есть один из тех законов, которые должны соблю­дать также и организации.

Вместе с тем судебная практика по применению ст. 1 ГК 1922 г., не­смотря на отсутствие прямых указаний в этой статье на организации, рас­пространяла и на них действие названной нормы. Так, определением ГКК Верховного суда УССР 1923 г. на основании ст. 1 ГК сахарному заводу было отказано в иске о выселении учителей, проживавших в заводском доме, на том основании, что завод домогается выселения учителей в мо­мент сокращения производства, тогда как даже в период наибольшего расширения производства завод острой нужды в жилье не испытывал. ГКК признала, что в данном случае завод пытается осуществить свое пра­во в противоречии с социально-хозяйственным назначением'. В другом случае Ленинградской арбитражной комиссией с государственной орга­низации были взысканы в пользу другой организации суммы, излишне уплаченные последней за товар, вследствие того, что продавец, выступая в качестве торгового посредника, использовал рыночную конъюнктуру и продал товар по спекулятивной цене². На основании ст. 1 ГК был удовле­творен иск исполкома Кировского районного Совета г. Ташкента об изъя­тии строения у финансово-экономического института как бесхозяйствен­но содержимого³. И хотя данное решение было отменено по мотивам не­подведомственности дела судебным органам, вопрос о возможности при­менения ст. 1 ГК к организациям не вызывал никаких сомнений.

В настоящее время деятельность социалистических организаций достаточно полно регламентирована законом. Однако и сейчас возможны случаи применения ч. 1 ст. 5 Основ к организациям, но арбитражная и судебная практика по существу даже и не пытается применить ее, хотя случаи злоупотребления правами имеют место. <...>

Случаи возможного применения ч. 1 ст. 5 Основ как конкретной нормы иногда встречаются и в практике арбитража. Так, например, Мос­ковская оптовая база Роскультторга предъявила в арбитраже иск к орга­низации-изготовителю о недопоставке в ноябре - декабре 1965 г. микро­приемников «Маяк». При рассмотрении спора было установлено, что ука­занные в разнарядках базы покупатели отказались от получения прием­ников по мотиву, что они не пользуются спросом населения, и известили об этом как изготовителя, так и базу. Однако база не произвела перерас­пределение продукции. Поэтому арбитраж в иске базе отказал.

' «Гражданский кодекс советских республик», практический комментарий под ред Ал Малицкого, изд 3 Киев, Юриздат, НКЮ УССР, 1927, стр 31

² См АФарбштейнСт 1 Гражданского кодекса и права госорганов по договорам «Ежегодник Советской юстиции», 1924, № 27

³ «Судебная практика Верховного Суда СССР», 1951, № 8, стр 47. 98

Пределы осуществления и защиты гражданских прав

В своей жалобе главному арбитру база указала, что, во-первых, по­ставщик не имел права принимать односторонние отказы покупателей, с которыми он в договорных отношениях не состоит, а во-вторых, посколь­ку база не распорядилась отгрузкой продукции, поставщик был вправе отгрузить продукцию непосредственно в адрес базы. В действительности же главный мотив, по которому база настаивала на отгрузке товара, со­стоял в том, что ей было необходимо выполнить план товарооборота, и она имела намерение навязать эту продукцию покупателям. Поэтому главный арбитр оставил решение в силе.

При этом арбитр не сослался на ст. 5 Основ, хотя, по-видимому, в данном случае для этого были все основания. Ведь предоставленные базе права имеют своим назначением обеспечение потребностей граждан в товарах, на которые есть спрос. В данном же случае база пытается ис­пользовать свое право исключительно в своих интересах, не заботясь ни об интересах народного хозяйства в целом, ни об интересах покупателей этих товаров. Права используются в данном случае в противоречии с их назначением в социалистическом обществе. Поэтому, на наш взгляд, применение ч. 1 ст. 5 Основ в данном случае было вполне возможным.

Интересным в этом отношении представляется следующее дело.

Воскресенский цементный завод «Гигант» предъявил в арбитраже два иска к Московско-Рязанской железной дороге о взыскании штрафа за недо­поставку цемента в феврале и июне 1968 г.' на общую сумму 28 787 руб. 40 коп. В обоснование своего требования завод сослался на то, что в со­ответствии с Особыми условиями поставки и заключенными с покупате­лями договорами он был обязан поставить им цемент в затаренном виде (в бумажных мешках), для отгрузки которых требовались крытые вагоны. Однако дорога в феврале и в июне крытых вагонов заводу не предостави­ла, в связи с чем имела место недопоставка продукции, и с него взысканы санкции за недопоставку в пользу торгующих организаций.

Возражая против иска, дорога указала, что в количественном отно­шении план поставок и перевозок цемента заводом перевыполнен, что такое перевыполнение плана перевозок цемента железной дорогой осу­ществлено путем замены предусмотренных крытых вагонов цементово­зами и такая замена в соответствии со ст. 35 УЖД и § 25 Правил перево­зок является правом железной дороги и от согласия грузоотправителя не зависит. Дорога сослалась также на ст. 144 УЖД, согласно которой ответ­ственность дороги за невыполнение плана перевозок грузов, перевозка

' Дела № 423/14 и 777/14 Госарбитража при Совете Министров СССР 99

Осуществление и защита гражданских прав

которых планируется в тоннах, наступает лишь в случае невыполнения плана перевозок по количеству перевезенного груза'.

В этих возражениях дороги в общем все верно. Если добавить к это­му и тот факт, что Приложение № 1 к Основным положениям о годовом и квартальном планировании не выделяет особо перевозки цемента в зата-ренном виде, то решение арбитража, который отказал заводу в иске, представляется с формально-юридической точки зрения достаточно обос­нованным.

Однако по существу такое решение представляется весьма сомни­тельным. Дело в том, что железная дорога произвела замену подвижного состава в целях перевыполнения плана, которое несомненно сулит дороге некоторые материальные выгоды. При этом, однако, это было сделано за счет грузоотправителя, который вследствие этого был вынужден понести известные убытки. Возникает вопрос: соответствует ли такое осуществ­ление права дорогой его назначению в социалистическом обществе? Оче­видно нет. Собственные интересы дороги здесь были поставлены выше интересов грузоотправителя и интересов всего общества, которое требует обеспечения покупателей цементом через торговые организации. В дан­ном случае дорога использовала свои права в противоречии с их назначе­нием, а, следовательно, также и в противоречии с требованиями ч. 1 ст. 5 Основ гражданского законодательства.

Неправомерность такого поведения дороги обусловлена также и тем, что дорога не выполнила требования закона о том, что каждая из сторон обязана выполнять свои обязательства наиболее экономичным для народ­ного хозяйства образом и содействовать другой стороне в выполнении ею своих обязанностей (ст. 168 ГК РСФСР)².

Неправомерность поведения дороги по существу признана и глав­ным арбитром, который, согласившись с решением об отказе заводу в иске, направил Госплану СССР и другим компетентным органам предло­жение о необходимости учесть при планировании потребность в перевоз­ке цемента в затаренном виде, отметив, что Особыми условиями поставки цемента по рыночному назначению предусмотрена его отгрузка именно в затаренном виде.

' Дела № 423/14 и 777/14 Госарбитража при Совете Министров СССР. ² Следует иметь в виду, что в новых Положениях о поставках продукции и товаров правило ч 2 ст. 168 ГК РСФСР нашло свое прямое закрепление. Пунктом 3 Положений о поставках предусмотрено, что «каждая из сторон при заключении и исполнении договоров должна со­блюдать хозрасчетные интересы другой стороны, исполнять свои обязанности наиболее эко­номичным для социалистического народного хозяйства образом и оказывать другой стороне всевозможное содействие в исполнении ею своих обязанностей» (СП СССР 1969 г № 11, ст. 64)

100

Пределы осуществления и защиты гражданских прав

При этом обнаруживается и другая нелогичность в решениях арбит­ража. Известно, что в соответствии с Положениями о поставках ответст­венность поставщика наступает лишь в пределах утвержденного плана перевозок. И если по плану перевозок в феврале и июне не была преду­смотрена поставка цемента в затаренном виде, а, следовательно, только в крытых вагонах, то у арбитража не было оснований для взыскания с заво­да санкций за недопоставку цемента по рыночному фонду. Если же такой вид отгрузки был установлен планом перевозок, то не было оснований для отказа во взыскании штрафа с железной дороги. Поэтому ссылка ар­битража на отсутствие в приложении к Основным положениям о годовом и квартальном планировании указаний на перевозку цемента в затарен­ном виде представляется малоубедительной.

Но если в данном случае применение ч. 1 ст. 5 Основ по существу представляется правильным, но с точки зрения формально-юридической все же до некоторой степени выглядит проблематичным, то в ряде других случаев, несмотря на наличие специальных норм, применение ч. 1 ст. 5 Основ оказывается не только возможным, но и необходимым.

Это имеет место в тех случаях, когда та или иная норма права регла­ментирует определенный вид злоупотребления правом либо устанавлива­ет определенное запретительное правило, но не определяет санкции за такое нарушение. В тех случаях, когда противоправные действия лица подпадают под признаки ч. 1 ст. 5 Основ, последняя может быть исполь­зована для решения дела наряду со специальной нормой. В этом случае на основе ч. 1 ст. 5 Основ должна определяться та санкция, которая может быть в данном случае применена к правонарушителю. В связи с этим едва ли можно согласиться с проф. С. Н. Братусем, по мнению которого ч. 1 ст. 5 Основ применима лишь в случаях, когда в отдельных нормах или гражданско-правовых институтах «не определено назначение предусмот­ренных этими нормами и институтами конкретных субъективных прав»'. «...Когда социальное назначение отдельного права и возможный круг действий, составляющих его содержание, не определены в относящейся к этому праву норме, а могут быть установлены лишь исходя из общих принципов и смысла гражданского законодательства»².

Дело в том, что определение назначения того или иного субъектив­ного права в законе не всегда сопровождается также установлением на случай его нарушения определенной санкции. Так, ст. 25 Основ, устано­вив, что имущество, являющееся личной собственностью, не может быть

'С Н Братусь О пределах осуществления гражданских прав «Правоведение», 1967,

№3,стр 81 ² Там же

101

Осуществление и защита гражданских прав

использовано для извлечения нетрудового дохода, никакой санкции за это правонарушение не установила. В период с момента вступления в дейст­вие Основ гражданского законодательства и до принятия гражданских кодексов специальной нормы на этот счет не было. Между тем суды рас­сматривали дела такого рода и, применяя ст. 25 Основ, ссылались обычно либо на ст. 5 Основ, либо на ст. 1 ГК 1922 г. В тех условиях такое реше­ние вопроса было, по-видимому, единственно правильным, так как оно давало возможность применения не произвольной, а предусмотренной законом санкции.

Примером такого решения дела может быть следующий случай. Ка­чалов, построив на отведенном ему местным Советом участке жилой дом, через некоторое время обратился к администрации и ФЗМК с просьбой предоставить ему квартиру, заявив, что проживает на частной квартире. Получив трехкомнатную квартиру, Качалов «подарил» свой дом отчиму, который, прожив в нем около года, женился и переехал на жительство к своей жене. Дом же систематически сдавался внаем квартирантам по це­не 20 - 25 руб. за комнату, что приносило значительный нетрудовой до­ход.

Дело это могло быть решено различными способами. В частности, решением исполкома Ставропольского горсовета от 23 января 1962 г. ди­рекции предприятия было предложено предъявить иск о выселении Кача­лова из квартиры. С другой стороны, прокуратура имела возможность требовать в суде признания сделки «дарения», совершенной Качаловым, фиктивной и изъятия строения как используемого для извлечения нетру­дового дохода. В конце концов прокуратурой города был предъявлен в суде иск об изъятии строения как используемого для извлечения нетрудо­вого дохода, и на основании ст. 25 и ч. 1 ст. 5 Основ иск судом был удов­летворен'.

Таким образом, указание закона о назначении того или иного субъ­ективного права само по себе еще не исключает применения ч. 1 ст. 5 Ос­нов.

Аналогичное положение возникает в настоящее время в связи с при­менением правил о поднайме. Действующее гражданское законодатель­ство разрешает нанимателю сдать занимаемое помещение в поднаем с согласия наймодателя и совершеннолетних членов семьи (ст. 320 ГК). При этом закон оговаривает два условия: во-первых, не допускается сдача в поднаем помещения, если в результате окажется, что на каждого про-

'См ГСАмерханов Значение правил социалистического общежития и принципов морали в осуществлении и защите гражданских прав «Ученые записки ВЮЗИ», вып XV М,1967,стр 100

102

Пределы осуществления и защиты гражданских прав

живающего будет приходиться жилой площади менее установленной ст. 316 ГК нормы (ст. 320, ч. 2 ГК); и, во-вторых, плата за пользование помещением в этом случае не должна превышать квартирной платы, уп­лачиваемой за это помещение нанимателем, а при сдаче внаем также и предметов домашней обстановки - двойного размера квартплаты за все.

Как же поступить в случае, когда эти условия будут нарушены на­нимателем? Интересно отметить, что в обоих случаях мы вынуждены прибегать к иным нормам гражданского права. В первом случае сделка такого рода должна быть признана недействительной как несоответст­вующая требованиям закона, с последствиями по ст. 48 ГК РСФСР.

Во втором же случае возможны два решения. Если имел место еди­ничный случай сдачи в поднаем помещения по повышенной цене, то можно также признать сделку (или условие о квартирной плате) недейст­вительной и взыскать нетрудовой доход как полученный по сделке, со­вершенной с целью, заведомо противной интересам государства и обще­ства. В том же случае, если будет установлено, что сдача помещения в поднаем имеет систематический характер извлечения нетрудового дохо­да, возможно применение ч. 1 ст. 5 Основ.

Как отметил Пленум Верховного Суда СССР в Постановлении от 25 марта 1964 г. «О судебной практике по гражданским жилищным де­лам», при систематической сдаче нанимателем в поднаем отдельной изо­лированной комнаты в целях извлечения нетрудового дохода эта комната в соответствии со ст. 5 Основ может быть изъята у нанимателя в судеб­ном порядке по иску наймодателя или прокурора.

Можно, таким образом, констатировать, что ч. 1 ст. 5 Основ и в на­стоящее время может быть использована не только как общий принцип советского гражданского права, но и как конкретная норма права. Следу­ет вместе с тем согласиться с В. А. Рясенцевым в том, что норма эта дает очень острое оружие в руки суда или арбитража и потому пользоваться им следует осмотрительно.