Даров не возвращают
Гестия. Столица Предречной Лонги
жүктеу/скачать 1.76 Mb.
|
Гестия. Столица Предречной ЛонгиТеперь ясно, отчего Лар так на уличных торгашей накидывался. В консульские покои Гестии городской шум вовсе не попадал – не то что в Трефоле, где и правда от заката до рассвета орут, будто бешеные. Так не нужно торговлю налогом давить, просто отгородить их... – ну, теперь там дворец все ж будет! – отгородить жилище карвиров от города стеной, расставить стражу, ворота и не пропускать посторонних без приказа, как делается в Гестии. Хороша Мать городов, даже зима ее не портит! Но нужно добиваться, чтоб Трефола стала такой же и обе столицы сравнялись... нет, главному городу лонгов никогда таким не стать. Брен говорит, Трефола будет иной, не похожей на Гестию, что строилась для завоевателей. Будет городом, открытым всему новому, городом торговли, городом ученых, пересечением всех путей... братцу лишь бы помечтать! Правда, на этот раз Брен мечтал с цифрами в руках, доказывая вождю, сколько нужно денег, чтобы построить такую столицу – много денег, очень много. Первым делом – расчистить толком пепелище, убрать грязь, навести мосты через Лонгу... потом – строить дома, пробивать улицы, да с расчетом на будущее, не как в голову взбредет. Эх, и кто ж таким делом заниматься станет? Через пять дней Север уезжал – к бывшей границе с трезенами, от которой еще месяц назад отвели войска. Так они еще в Лесном Стане вместе со стратегом Рейгардом планировали, ведь глупо класть людей, когда трезенов так много. Сейчас основное войско союза Лонги было уже в трехстах риерах от ставки Крейдона, и главные бои начнутся, когда оно до задниц трезенов доберется... Северу лень было думать сейчас про войну, они уже все просчитали, что ни говори, а две головы – не одна. Он неспешно оглядывал консульскую спальню. Все ж хорошо, что в позапрошлом году его воины после штурма и взятия города настолько вымотались – даже громить здесь ничего не стали, так, по мелочи. Расписной мрамор, серебро, мягкий свет... и Лар скоро из купальни выберется, Север уж давно вымылся, а неженка пусть поплещется. Через месяц они встретятся в Торнбладане – так звалось местечко, где Крейдон лагерем встал. В землях келлитов снег лежит по горло, вековые леса стоят, да трезены боевыми топорами машут. Север аж жалел союзника – Лар хоть дикость и ненавидит, зато хорошую драку любит, а ему пока тут оставаться, всякие разные дела решать да встречать Квинта, мать его, Иварийского. Знаменитый писака как прослышал, что консул Лонги да союзник его на зиму в Гестию пожаловали, тут же сюда рванул. Еще одну виллу у богача Каста хочет выгрызть, не иначе. Еще и наглость имел написать им с Ларом: жаждет, мол, усладить их слух и зрение трагедией в остерийском стиле. Север как-то видал эти самые трагедии – квестором еще – мужики с перемазанными рожами кучей на высокий помост выходят и давай выть дурными голосами. Правда, задницы у мимов иной раз бывали ничего, но сейчас Севера во всем мире лишь одна задница интересовала. Ни разу с ним такого не случалось, чтоб год с лишком только с одним любовником быть, но его ни к кому больше не тянуло – только Лар, и все. Так на кой ему сдалась трагедия? Но Илларий и Брен принялись вопить не хуже мимов: «Это дикость! Ты правитель, так будь добр соответствовать!» Вождь им, не сдержавшись, ляпнул: «Даже если пойду, все равно тут же усну, так что не ругайтесь потом. И Квинта вашего от меня подальше держите». Оба дулись целый вечер. Север, чтоб помириться, сказал Илларию: «Да твои стихи много лучше квинтовских». Уууу, думал, прибьет его любовник. Тот аж взвыл: «Варвар! Ты ничего не понимаешь в поэзии!» И Холодная Задница тут как тут. А почему воин чего-то должен в поэзии понимать, а? Вот пусть консул пояснит-ка. Лучше б легионеров своих приструнил, которые снова жалованье повысить требуют! Илларий на это ответил, что первым повышения потребовал Крейдон – и ему повысили, по настоянию карвира, между прочим! Словом, поругались – страсть. Но сегодня помирились – на ложе, и горячее Лара не было... запомнить бы все, до мелкой детали, и вспоминать, пока консул приедет в Торнбладан. И еще Север хотел проверить, станет ли нить, что в их телах жила, силу от одного к другому передавала, даже иной раз помогала понять, что любовник в следующий момент сделает да чего хочет, – станет ли на большом расстоянии так же действовать? Они ведь со своего первого Ка-Инсаар не расставались почти, а теперь между ними месяц разлуки будет и полторы тысячи риеров. И если нить не порвется, не притихнет, то Север и в другие байки поверит, и... что? Что станет с одним из них, если другого убьют? Умрет тут же или рехнется, как Амплиссимус? Тьфу ты! Зачем о таком думать, вот зачем?! Вечер, красивый зимний вечер за окном, шелковые покрывала на огромном ложе – Лар новое заказал, вино в кубках отменное, ночь впереди – уж они из нее все вытянут. Но думалось. Думалось и об Инсаар, но об этом хотя бы говорить можно. Многое они с Илларием поняли, и главное вот что: силы в этом мире сместились, оттого и происходило страшное – голод, наводнения, города под землю... где, в какой стране умрет город со всеми жителями? Или умер уже, а они не знают? Сместился центр равновесия – люди сравнялись с нелюдями, а то и превзошли их. И теперь Дары больше напрямую отдают, ведь много Инсаар погибло, а они долго в своих коконах зреют до взрослых лет, и мир тяжко это пережил... так, наверное. Они с консулом не философы, может быть, кто-нибудь поймет лучше? Но Север просто чуял обновление после долгих потрясений. Мир оживал, но медленно, и страшное еще будет. Вон в том же Торнбладане – Крейдон доносил – чума свирепствует. Келлиты и трезены мерли сотнями, и карвиры приказали пуще глаза беречь легионеров. А в Остериуме после засухи начался голод. Лонге голод тоже грозил, но они пока кое-как выкручивались... а, по словам Иванны-знахарки, младенцы, рожденные в прошлом году, мрут как мухи. Плохо! Да что делать? Может быть, все успокоится вскоре? Обряды они справляют на совесть, и нелюди не обманули – мирный договор всех устраивал. Накануне дня, когда они окончательно решили, как с трезенами разбираться, явился серый посланец и сказал: «Ульрик Рыжий – сильный илгу, Старейший из Абилы советует вам выпить его без войны – зачем губить попусту Дароприносителей?» Мол, илгу с золотыми волосами Ульрика и один выпьет, а уж вы оба запросто. Они с Илларием чуть на пол не хлопнулись, разозлились, по правде сказать. Не станут они пить себе подобных, когда дело по-людски можно решить! Да и разве не изберут после смерти Ульрика вождем другого трезена, а они все скоты рогатые! Серый посланец даже растерялся, но Брен его утешил, потом сказал карвирам: Инсаар хотели добра, но они не понимают людей. Не понимают, и все тут, как и мы – их. Посланец Абильца устыдился вроде как, выдал им: «Будет хорошей дорога легионам вашим!» И исчез. Пусть они лучше совсем не приходят, Северу до смерти надоели нелюди, их помощь поперек глотки иной раз встать может. Брен до сих пор не очухался, чего бы карвиры ни придумывали. А теперь мелкий еще и новую на себя заботу взвалил: думать, что с Заречной дальше будет. Север сам наглупил, обмолвившись при брате, что после войны с трезенами объявит себя керлом – правителем, подобным императору Риер-Де или царю Абилы, а не избранным вождем, чьи решения совет старейшин и старшин войска оспорить может. Вот только придумает, как это лучше сделать. Он давно правит единолично, делает такие вещи, на кои никто вождю права не давал и не даст, но право Север Астигат сам себе взял – право сильного. При Астигатах Лонга встала с колен, отец его создал племенной союз и большую дружину, а теперь Север дело отца продолжил. Заречная ныне богата. Первые партии товаров пошли в Риер-Де к скупщикам Данета Ристана, и карвиры первые барыши себе в карман положили – большие деньги. У Заречной сильные союзники – консул Лонги и Предречная, где ремесла, и торговля опять же, и грамотных полно. И пусть население Предречной после заключения союза с варварами сократилось на треть, зато теперь народ потихоньку потянулся – уже другой народ. Не те, что с молоком матери впитывают – варвары не люди, а те, кому заработать хочется, мир посмотреть, а для таких целей лучше Лонги места нет. Так отчего ж Север Астигат, прежде чем указ новый издать, должен каждый раз думать о желаниях папаши Естигия, вождя келлитов, да других племенных вождей, которые еще дурнее и дремучей тестя? Его правление всем лесным племенам на пользу идет, потому власть должна стать неограниченной, и быть ему керлом, а Заречной – керлатом. Но это год-два ждет. Нужно лишь половчее племенным вождям – келлитам, прежде всего, – перемены всучить, они и слопают, а Астигаты всегда хитрить умели. Илларий тогда сказал, что самая лучшая тут хитрость – видимость всенародного решения. «Кстати, а почему видимость? Тебя поддержат и армия, и купцы, и ремесленники – а ведь именно они и будут высказываться. А поддержат непременно – торгаши богатеют, и открываются мастерские в Заречной, а легионеры без добычи и дела не сидят». А у Брена глазенки засверкали. Мелкий удрал куда-то, потом вернулся с кипой здоровущих свитков и, поблагодарив консула за отличную библиотеку, принялся зачитывать карвирам длинный текст – о том, как начиналась знать Риер-Де и Абилы. И такие вещи раскопал, что даже Илларий со своими двадцатью четырьмя завитками знать не знал! «Племенная знать, понял, брат? Все страны – и империя тоже – начинались с племенных вождей, а после за ними закрепляли землю и прозвища общие. Вот в Риер-Де старых родов почти не осталось, новая знать вперед лезет». – «Да-да, – хмыкнул консул, – я как раз из старого рода, вкусил все прелести». – «А Заречная – страна молодая, и если ты, брат, объявишь себя керлом, – говорил братишка, – то должен закрепить за собой самый большой надел, а за племенными вождями – их собственные наделы, какие у них на руках. Вот тут все написано. И назови их хонорами20, чем плохо?» Ой, и нагрузил младший старшему ум, всю дорогу до Торнбладана думать хватит. Про надел семьи Астигатов он уже думал. Отчего, скажем, Трефолу, строящуюся на его собственные средства, он должен потом считать общинным имуществом? Папаша Естигия, что ль, Гестию взял, тем самым вынудив Иллария Каста пойти на союз? А союз не только карвирам доходы дает – вся Заречная с него богатеет. Когда раньше у лонгов и келлитов были свои мастерские, свои караваны купеческие? Своя армия – настоящая, даже лучше, чем в Риер-Де? Ну, да подумает он еще, только как его не обзови – вождем или керлом, а власть у Астигатов в крови, и радеет он не за себя одного... Лар вышел из купальни – шелковое полотно только грудь и чресла прикрывает – и у Севера тут же сердце заколотилось, к горлу подпрыгнуло. Пусть пропадут пропадом дела! Чуть смуглая кожа у Иллария – на плечах, на длинных стройных ногах, а где туника прикрывает сильные бедра – там светлее, но теплая, гладкая везде... Ягодицы поджаты, холодно ему... ничего, сейчас отогрею... – Иди сюда, – Север поставил кубок и хлопнул ладонью по покрывалу. Шелк блеснул белым... в Торнбладане снега тоже белые, и в мехах Илларий будет хорош – еще с квестуры помнилось. – Наплескался? – Не наплещешься! Знаешь, я оставлю в Гестии половину Второго легиона. Придется. Легион мы оставили в Трефоле, но там как раз солдат держать не нужно, а здесь... откуда мне знать, что придет на ум Кладию, пока меня не будет? – ясно! Консул тоже о делах думал, ум сломал. – В Риер-Де недовольны последними налогами из Гестии. Еще б императору довольным быть! Илларий знатно обдурил дядюшку, заплатил за Предречную гроши, сославшись на неурожай да на войну. Но понятно же тем, что в столице империи заправляют: выпрягся бывший опальный консул, не желает платить налоги как следует. Потеряла Риер-Де и Предречную Лонгу, как Заречную потеряла – так им. Утрутся. – Не посмеют они напасть, Лар. Помнишь, чего твой советник писал в последний раз? – Консул растянулся на ложе, ткнувшись влажными волосами Северу в живот, и вождь тут же притянул его к себе. – В Кадмии снова мятеж, не смогут они легионы тамошние отозвать. Даже если ты себя завтра вместо Кладия императором объявишь и станешь с него налог требовать. А других войск поблизости нет и ожидать неоткуда. Илларий расхохотался, видимо, представив себя в венце Всеобщей Меры, прижался теснее, коснулся губами груди. Север провел пальцем за ухом – Илларию эта простая ласка нравилась. И верно, тот сразу же притих, будто вслушиваясь в свое тело. Нить натянулась, так ее лишь желание дергает... Волосы мягкие, красивые такие, если б еще не стриг он их. Ничего, в Торнбладане Север спрячет эти штуки, которыми имперцы стригутся, вытащит из консульских вещей, а пока Лар другие отыщет, волосы хоть немного отрастут, так что налюбуется. Точно отрастут, карвир скорее трезена живого съест – как есть, сырым! – чем станет волосы себе боевым ножом резать. – И все равно, я обязан думать о жителях Предречной. Они – не лонги, здесь народ воевать не приучен. Да и не все станут воевать за союз, далеко не все. Недовольные убрались, но откуда мне знать, какие предатели таятся по углам? – Илларий будто мысли подслушал, потерся о его руку. Приятно. – Да, вот еще что: в крепости Трибул тоже необходимо усилить гарнизон – там у остеров владения клином в Предречную вдаются, так что могут и неожиданности быть. Вредный такой клин, его еще Максим хотел захватить, чтобы лишить остеров или кого-то еще возможности оттуда напасть. – Слушай, а сколько у тебя денег? – И чего так гоготать? А еще аристократ! Ну, спросил неудачно – так это потому, что ему при Ларе все мысли из головы вышибает. – Не смейся! – Север прижал консула к ложу, навалился сверху. Тот тут же обхватил его бедра коленями. – Я дело говорю... ну, дай ты сказать!.. Илларий не давал – все хохотал. Потом коротко поцеловал в губы и выдал: – Ты собрался на мне жениться, Север, и потому интересуешься приданым? Вынужден тебя огорчить: даже в Риер-Де такие браки не предусмотрены. Максимум, что ты получил бы по законам империи после моей смерти – долю в наследстве, – и прижался чреслами жарко. Сейчас я вот тебе покажу долю, ха! Север просунул руку между их телами, обхватил плоть Иллария, уже напряженную, сжал чуть кожу у мошонки, и любовник застонал протяжно. – Глупый ты, глупый... Север приник губами ко рту союзника, поцеловал – так глубоко, что у самого дыхание перехватило, но все же заставил себя оторваться, хотя консул и вцепился ему в плечи, вдавливая ногти в шрамы – старые и новые, от инсаарьих когтей. Карвиру все разжевывать и в рот класть надо, не то еще впрямь решит, что Астигату его деньги нужны. – Купил бы у остеров этот участок, который клин... как он там? Бирас? Мирас? Я потому и спросил, сколько денег – купить хватит? Если тех, что у тебя тут есть, не хватит, то прикажем – начеканят. Остеры сейчас не только землю, сыновей своих – и то продадут, голод у них... И осекся. Илларий не слышал его. Синие, просто до ужаса темные и будто внутрь себя глядящие глаза... губы улыбкой свело, влажная прядь на виске... – Лар! Он уже несколько раз видал Иллария таким и всегда пугался. Точно спятил карвир, отбыл в страну некую, где только бредни всяческие и есть, вроде стихов Квинта, мать его... Консул вдруг отодвинул его, сел, посмотрел, как сквозь стенку, и мертвым голосом сказал: – Клин – Мирас. А я – не раб, верно? Никому не позволено об меня ноги вытирать, так, карвир? Купить, говоришь? – проклятье! Обидел, что ль, его? При чем тут раб?! Север потянулся было схватить союзника за голое плечо, но тот так быстро вывернулся, что лишь по локтю скользнул. Илларий вскочил и чуть не бегом кинулся куда-то – должно, в кабинет, где всегда писал. Верно, вернулся с пергаментом, стилосом и подставкой для письма. Сел на ложе, скрестил ноги и принялся черкать – а глаза-то все еще сумасшедшие. – Илларий, – осторожно начал Север, гадая: уж не лихорадка ли? Может, лекаря позвать? – Ты что, риры свои считаешь? – Не риры – риеры, – отозвался коротко и вновь замолчал. Вот же ж... хуже жены-стервы может быть только рехнувшийся любовник, но Ари ему была безразлична, а Лар – нет. Пусть хоть по морде даст, что ли, лишь бы не молчал вот так да не строчил, как полоумный. Верно, цифры какие-то пишет – в столбцы... и каждому приписка... Чего? Гестия – сорок два... Миарима – двадцать восемь... Саунт-Риер – семнадцать. Север как можно равнодушней бросил: – Прибью вот сейчас. А потом поимею. Или наоборот, – и чудо! Консул поднял глаза, улыбнулся – мягко, тепло: – А можно все же «поиметь» вначале? Не мешай мне, карвир, а еще лучше – помоги, так мы быстрее до твоей расправы доберемся! – и хлопнул Севера по бедру. Тьфу ты – безумный! И опять строчить. – Да чем помочь-то? – Каково расстояние от Миаримы до реки Лонга? Я забыл, – ну, хватил союзничек! – Я тебе что, топограф? Не помню! Можно мелкого позвать, если не спит еще – он такие вещи наизусть знает. Ты его все едино всякой ерундой без меры мучаешь... Консул оборвал, вновь утыкаясь в пергамент: – Позови, если не лег. Он же плохо спит. И пусть еще карты Предречной захватит. Север дотянулся до бронзового диска рядом с кроватью, дважды поднял и опустил молоточек. Вызов комнатного раба. Чтобы позвать стражников, нужно ударить один раз, а командира стражи – три. Все в Гестии продумано... Брен не спал и явился быстро. За ним по пятам следовал Райн, но тот в приемной остался. Север, прежде чем начать Рейгарду-младшему жалованье за охрану брата платить, спросил десятника: отчего тот не желает служить и воевать, как все? Мелкий Райна грамоте выучил, тот даже писать начал – коряво, правда, но такие командиры все равно на вес золота. Умен, храбр, верен – звания менять станет, как иные любовников меняют, и быстро до верха доберется. Райн долго мялся, потом выдал: привык он с Бреном, ему так нравится – «прошу тебя, вождь...» Да разве Север против был? Просто любопытно же! Понятное дело, желай десятник братишку на ложе – так и вопросов нет, может, чего и выходит, но Райн тер какого-то мальчишку из Пятого легиона. Словом, бросил Север голову ломать. Нанялся охранять, и ладно, а такой страж для мелкого – лучше и желать не приходится. Райн уже самому вождю макушкой до уха доставал и еще вырастет. Здоровый, сильный парень, любому башку открутит и в боях был хорош. Ну и с мелким они друг друга вроде б понимали. Пусть сторожит, а то за братца все сердце не на месте. Брен опасливо поглядел на голую спину Иллария, но консул, не оборачиваясь, позвал: – Брендон, мне нужны сведения о расстояниях Предречной – по всем четырем границам. С Заречной, Риер-Де, Остериумом, трезенами... а еще расстояния между городами, прибрежными крепостями, и еще... – И еще – сколько отсюда до звезды Аспет, – не удержался Север. Консул так на него зыркнул, что смешно стало, а Брен кивнул, сказал, что все принесет, и умчался. Спать бы ему давно, а не спится, видно. Через полчаса, когда мелкий уже вернулся с кипой карт, Север понял: лучше ему самому спать лечь, потому как Илларий в раж вошел – цифрами пять свитков исписал и заканчивать не собирался. Еще с час они с братишкой любовались на самоотверженный труд консула Лонги в качестве счетовода. На все вопросы и подначки Илларий лишь хмыкал невразумительно, и лишь когда Север всякое терпение уже потерял, торжествующе потряс свитками в воздухе и выдал: – Вот это отныне зовется протекторат Предречная Лонга. Или просто – протекторат Лонга. И, любезные роммелеты, перед вами его протектор, – Лар улыбался, сияли синие глаза, белый шелк сполз с плеча... Протектор, м-да... безумный у вождя лонгов все-таки союзник, но лучше Иллария Каста на свете нет. ****
Братья смотрели на него. Они редко бывали настолько похожи, но сейчас... Только в тонком лице Брена читался удивленный интерес, а Север улыбался с насмешливой нежностью. Ничего, еще немного – и они все поймут! И Астигату придется поддержать его, потому что Илларий все решил и отступать не собирался. Он так и не понял, когда его озарило и развязался давно мучивший узел в душе... когда Север сказал про императорский венец? Когда пошутил про покупку клина у остеров?.. Или когда Илларий бродил по Лесному Стану, впервые в жизни наслаждаясь покоем? Неважно! Главное – теперь все станет иначе. Раньше все заслоняла война, и консул просто радовался, что вместо драки с Инсаар, трезенами и Риер-Де, придется разбираться лишь с первыми двумя – и того с лихвой хватало! Но страх и унижение, пережитые после памятного отстранения от должности, сидели в нем занозой. Теперь же все встало на свои места – Илларий Каст, внук Гая Каста, больше не зависит от империи Всеобщей Меры. Он выкинет, как ненужную тряпку, все обязательства перед императором, который выкинул племянника куда раньше, списал со счетов. И не передумал бы, если б его не убедили в невыгодности и опасности такого шага. Не будь Илларий так богат, не поддержи его вольноотпущенник, не намекни Кладию заинтересованные, что племянник – прямой потомок императора Диокта и потому имеет куда больше прав на трон Риер-Де... и, кроме того, не стоит сбрасывать со счета его союзника-варвара, способного, по слухам, выставить двести тысяч легионеров... сейчас Илларий был бы мертв. И вероятность скончаться от рук наемных убийц или на плахе для него все еще существует. Но если рисковать головой, то по-крупному. Он не пойдет против своей родины, против сородичей, если его не вынудят, но Пустые земли давно ему чужды. Стали чужими еще тогда, когда кровь раба-воспитателя Пом-Пома пролилась на мрамор императорского дворца. Когда отец написал свое мерзкое завещание, и мальчишку Иллария приговорили к смерти самые близкие люди. Когда вместе с дочерью управляющего он копался в кровавом месиве, боясь опознать в одном из растерзанных трупов собственную мать, а после выяснилось: бунт рабов не могли подавить быстро оттого, что в столице Риер-Де на каждого свободного приходилось пять подневольных. Пустота и чуждость отравляли его жизнь, и тут помог консул Максим, дав четкие цели: «Служи своей стране, как служил твой дед, ты – стратег великой империи». Максим и сам жил так – и чем Риер-Де воздала ему за годы безупречной службы? Не платила жалованье легионерам из-за стяжательства временщиков? Сунула на должность претора такого жадного зверя, что его и свои ненавидели, не говоря о лонгах? Не послала вовремя помощь? А ведь тогда победа в провинции болталась на весах, и один-единственный имперский легион мог дать Риер-Де огромные территории! Но беззаконие и грызня взяли в столице власть – и плыли по реке трупы, бесполезные жертвы обреченной войны. Ему дали в двадцать три года консульскую бляху и спокойно ждали, когда юнец свернет себе шею, чтобы заполучить его деньги. Он не свернул, воевал, даже остановил врага и продолжал драться, но в Отце городов сидели те, кто обязан был понять: Заречная потеряна навсегда. Потеряна в тот миг, когда лонги ощутили себя единым народом, гордой нацией, и больше не желали терпеть захватчиков, из скопища дикарей став государством. Никто не желал думать о том новом, что бродило и кипело в лесах и на равнинах, да и он сам подумал об этом, лишь когда поражение ткнуло его лицом в землю. Величие Всеобщей Меры давно осталось в прошлом, а будущее – вот оно! В богатствах Лонги, в ее невиданных просторах, в силе ее жителей, в искрящихся смехом глазах Севера, в умнице Брене. В имперце Цесаре, что теперь воевал с трезенами не для того, чтобы поработить, а чтобы отстоять свой дом; в его жене из племени лонгов, что станет лечить людей, как и ее мудрая прабабка. В тысячах солдат, что отныне дрались за свою землю, а не за бездушных владык; в купцах и мастеровых, что работают на себя; в крестьянах, что вспахивают свой надел, и никто его у них не отберет. Стратег Илларий Каст оказался не нужен империи Риер-Де, в тяжелое время родина отказалась от него. А вот жителям Лонги он был нужен. Они доказали это, принеся ему присягу, сражаясь на стенах Гестии, поддержав союз с Заречной. Люди хотели просто жить в мире, растить детей, справлять обряды эти клятые, петь песни и пить сок родной земли – гестийское вино, а Илларий Каст дал им все это. И дальше аристократ империи пойдет своим путем, и пусть Максим проклянет его в Доме теней, если в этом решении есть хоть капля подлости. Но погибший консул не проклянет, ведь он всегда был справедлив. И никогда больше мерзкий старый трус Кладий, обмочивший тунику от страха, когда убившие Туллия Курносого преторианцы выволокли его из-за занавеси и нахлобучили венец, не сможет распоряжаться его судьбой! И никакие вольноотпущенники не станут решать: править и жить Илларию Касту или нет. Никто, ничто не укажет ему больше – никто и ничто, кроме здравого смысла и долга перед Лонгой. Ну, и вот этой змеи белобрысой, что подарила ему Мать-Природа Величайшая, дав возможность разделить кров, войну, ложе и душу – на двоих. жүктеу/скачать 1.76 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|