Библиотека научного социализма под общей редакцией Д. Рязанова



бет24/33
Дата22.07.2016
өлшемі2.02 Mb.
#215617
1   ...   20   21   22   23   24   25   26   27   ...   33

П. Н. Ткачев писал, как мы знаем, Энгельсу: «Народ наш неве­жествен - это... факт. Но зато он в огромном большинстве случаев про­никнут принципами общинного землевладения; он, если можно так вы­разиться, коммунист по инстинкту, по традиции».

Верное эхо Ткачева, г. Тихомиров уверяет, что «в народных поня­тиях и привычках находится в наличности достаточно элементов для успешной организации его сил. Крестьянин умеет устроить свое само­управление, умеет принять в мирское владение землю и общественно ею распоряжаться» 1). Из факта существования общинного землевладения



1) «В. H. В.», № 2, стр. 255.

290


в России редактор «Набата» делал тот вывод, что, несмотря на свое невежество, народ наш стоит гораздо ближе к социализму, чем народы Запада. Редактор «Вестника Народной Воли» не решился последовать за своим учителем до таких крайних умозаключений, но он, разумеется, не преминул напомнить читателям, что «право народа на землю и обще­ственный характер этого орудия труда сознается нашим крестьянином не менее отчетливо, чем сознается европейским пролетарием его право на фабрику проприетера». Плохо знакомый с исторической филосо­фией современного социализма, г. Тихомиров никак не может понять той простой истины, что для социалистической революции важно не только сознание «европейским пролетарием его права на фабрику про­приетера». Римские пролетарии также довольно ясно сознавали когда-то «свое право» на латифундии богачей, возникшие путем захвата государ­ственных земель и экспроприации мелких собственников; но если бы им удалось реализировать свое право, то никакого социализма из этого никоим бы образом не вышло. Социалистическая революция подгото­вляется и облегчается не тем или другим способом владения, а разви­тием производительных сил и организацией производства. В придании этой организации общественного характера и заключается исторически-подготовительное значение капитализма, сведенное г. Тихомировым, со слов г. В. В., к «механическому сплачиванию рабочих». Ни П. Н. Тка­чев, ни г. В. В., ни г. Тихомиров, наконец, никто из народников и баку­нистов не потрудился доказать нам, что русский народ так же «отчет­ливо понимает» необходимость общественной организации производства, как понимает ее «европейский пролетарий». А между тем в ней-то и все дело. Г. Тихомирову следует запомнить раз-навсегда, что не органи­зация производства определяется юридическими нормами, а юридические нормы определяются организацией производства. Порукой в этом слу­жит нам вся социальная история всех народов, не исключая даже диких и самобытных. А если это так, и если капитализм действительно не имеет у нас места, то, сравнивая Россию с Западом, нужно брать за точку исхода не следствие, а причину, не господствующий тип земле­владения, а преобладающий характер земледелия, его организацию и -предстоящие в ней перемены: ведь от этих перемен зависят судьбы са­мих форм поземельного владения. Пусть же г. Тихомиров попробует доказать нам, что в нашем земледелии господствует теперь та же тен­денция, что и в крупной машинной промышленности капиталистических стран, т. е. стремление к планомерной организации в пределах, по край­ней мере, целого государства. Если ему удастся эта попытка, то эконо-

291


мическая сторона его ожиданий от революции получит весьма серьезное значение. В противном же случае все его политико-экономические со­ображения и сопоставления сведутся опять-таки к избитому приему решения всех наших общественных вопросов, так сказать, по методу исключения буржуазии; начало же «социалистической организации России» потеряет всякую связь с «недалеким от нас моментом» пред­стоящей нам «катастрофы» и снова отодвинется в более или менее ту­манную даль.

Достаточно ли сказанного нами? Если нет, то мы опять обратимся к помощи многоуважаемого П. Л. Лаврова. «Для огромного большинства русского народа, — говорит превосходная статья 27 № «Вперед!», — уна­следованное чувство солидарности общинного мира или артели в разных ее формах ограничивается самыми тесными пределами, за которыми на­чинается область соперничества и борьбы за существование между го­лодающими и притесненными со всех сторон группами. В этом боль­шинстве старинная традиция, что земля принадлежит земледельцу, ста­ринная ненависть к ближайшим эксплуататорам народного труда... не могла формулироваться в сознание необходимости экономического ком­мунизма, этому большинству не может быть ясна громадная разница, которая произошла бы для будущего общества, если бы, при удачном народном взрыве, экономический переворот ограничился бы перераспре­делением имущества (нужно было бы сказать средств производства), а не безусловным признанием его общности». Цитируемый нами автор справедливо полагает, что перераспределение имуществ, вместо их общности, неизбежно поведет к выработке нового разделения классов, нового эксплуататорства и, следовательно, к воссозданию буржуазного общества в новой форме». И действительно так называемое «всенарод­ное право на землю» нисколько не обусловливает общности движимых средств производства, а потому допускает неравенство в их распреде­лении и эксплуатацию бедных богатыми. Именно, разлагающее влия­ние движимой частной собственности и привело к разложению перво­бытных форм коллективизма.

Что скажет по этому поводу бывший редактор «Вперед!»? Продол­жает ли он признавать справедливость только что приведенной аргумен­тации, или он «совершил» настолько «значительную эволюцию в своих социально-политических убеждениях», что разделяет теперь несовме­стимые с этой аргументацией взгляды П. Н. Ткачева и г. Тихомирова?

Прямой и категорический ответ на этот вопрос имел бы в высшей степени важное значение. В самом деле, если сознание народом сво-

292

его «права на землю» не может послужить достаточно прочным фун­даментом для заложения «начала социалистической организации Рос­сии», то все практические выводы г. Тихомирова утрачивают всякий смысл и всякое значение. Если в народе неясно сознание насущней­ших условий своего экономического освобождения, то немыслимо и самое освобождение, а следовательно, и захват власти революционе­рами не может «послужить исходным пунктом» ожидаемой г. Тихоми­ровым антибуржуазной революции. Нужно, значит, говорить не о том, «чего нам ждать от революции», а о том, что нам делать для нее, как выяснить народу понимание ее задач, как предотвратить или напра­вить на пользу народа торжество буржуазии, каким образом достиг­нуть того, чтобы «самое развитие капиталистического строя вызвало и подготовило переворот, который унесет этот строй»?



«Некоторая часть социалистов» советовала нашей «революционной молодежи» заняться пропагандой в среде промышленных рабочих. Г. Тихомиров воспользовался всеми ошибками и всем невежеством на­ших полицейских статистиков, чтобы доказать непрактичность этого совета. По его мнению, численность рабочего класса наших промыш­ленных центров слишком незначительна для того, чтобы на этом слое нашего трудящегося населения могли основываться какие-либо соци­ально-революционные надежды. Из сказанного им по этому поводу можно было бы заключить, что наш автор стоит на старонародниче­ской точке зрения, игнорирующей город и возвеличивающей деревню. Но и эта догадка основательна только отчасти. Г. Тихомиров действи­тельно возвеличивает деревню, но всякий внимательный читатель не­медленно поймет, что деревне «не поздоровится от этаких похвал». В самом деле идеализация бывает различного рода и ведет за собою раз­личные практические выводы. Народники недавнего прошлого идеали­зировали народ отчасти с тою целью, чтобы подвинуть самих себя и всю нашу интеллигенцию на революционную деятельность в его среде. Усильте эту идеализацию еще на одну степень, и вы придете к тому убеждению, что, благодаря своим общинным тенденциям, народ наш вовсе не нуждается ни в каких воздействиях со стороны социалисти­ческой интеллигенции. Роль последней становится, в таком случае, чи­сто разрушительной. Она сводится на устранение внешних препятствий, мешающих осуществлению народных идеалов. Именно с такой идеали­зацией народа мы встречаемся в статье г. Тихомирова. «В революцион­ный момент наш народ не может оказаться раздробленным, когда зай­дет речь об основном принципе государственной власти, — решил наш

293


автор. — Точно так же он окажется единодушным в экономическом отношении по вопросу о земле... Для того, чтобы собрать массы в огромную силу вокруг этих двух пунктов — не нужно никакой особен­ной пропаганды; нужно только, чтобы народ знал, о чем идет дело». Доведенная до крайнего своего выражения, идеализация народа лишает народническую деятельность всякого смысла и значения. Но зато тем более возрастает значение заговора. Социальная революция, — рассу­ждает заговорщик, — задерживается, благодаря влиянию современного правительства. Устраните это влияние — и в результате вашей разру­шительной деятельности необходимо должно явиться «начало социали­стической организации России». В политической борьбе «власть при­надлежит тому, кто имеет возможность в каждый данный момент выста­вить на защиту своего дела наибольшее количество живой человеческой силы». Нет надобности осведомляться о том, из какого класса выходит эта сила. «Получать» ее «в свое распоряжение можно различно». Можно даже «покупать своих бойцов или выгонять на защиту свою посредством какого-нибудь экономического давления» 1). Тем более можно вербо­вать их из каких угодно классов общества. Успех дела зависит лишь от искусного направления «полученных» сил сообразно целям заговорщи­ков. Вот почему г. Тихомиров «говорит иногда» о захвате власти ре­волюционерами, как «об исходном пункте революции». Этот вывод ло­гически вытекает из всех посылок нашего автора.

Вся беда в том, что посылки г. Тихомирова не выдерживают кри­тики, что в народе не все обстоит благополучно даже по вопросу о «двух главных пунктах», и что есть еще и другие пункты, игнорирова­ние которых может привести революционеров лишь к тяжелому разоча­рованию. А вместе с посылками падают, разумеется, и выводы, доро­гие г. Тихомирову, но мало благоприятные для успехов социалистиче­ского движения в России. Сентиментальный туман ложной и напускной идеализации народа исчезает, и действительность снова выступает пе­ред нами с своими насущными требованиями. Мы видим, что невозможно надеяться на сколько-нибудь удачный исход русского революционного движения без «особенной пропаганды» в народной среде. Мы убе­ждаемся, что нашим революционерам невозможно довольствоваться программой Ткачева, и не мешает вспомнить о программе журнала «Вперед!». Но мы все еще не решили, в какой мере желателен разрыв их с традициями вашего бланкизма. Очень интересно было бы, в этом за-



1) «В. Н. В.», № 2, «Чего нам ждать от революции?», стр. 250.

294


труднительном случае, определенно узнать авторитетное мнение г. Лаврова.

2. «Захват власти».

Впрочем, мы можем отчасти предугадать это мнение. Почтенный редактор, наверное, не одобряет того обстоятельства, что г. Тихоми­ров «иногда говорит о захвате власти революционерами, как об исход­ном пункте революции». П. Н. Ткачев также имел привычку «иногда го­ворить» о таком захвате, и этим вызвал сильное порицание со стороны г. Лаврова. Редактор «Вперед!» счел даже нужным предостеречь нашу революционную молодежь от союза с ложными друзьями. «Есть рево­люционные кружки, — писал он, — которые говорят, что они хотят блага народа, что они имеют в виду осуществить это благо путем революции, но революции не народной». Для таких кружков вся философия рево­люции сводится, конечно, к захвату власти. «Другие хотят диктатуру лишь временную, только для того, чтобы распустить войско, снять верх­ний слой противников и сойти со сцены, оставив народ решить свою судьбу. Третьи мечтают передать эту диктатуру, когда они совершат свое дело, Земскому Собору из народных представителей или местным собраниям и т. д., и т. д. Общее у всех революционеров этого рода — революция, произведенная меньшинством, при более или менее продол­жительной диктатуре этого меньшинства». В качестве редактора, г. Лав­ров заявил, что его журнал «никогда не сочтет возможным допустить без возражения на свои страницы теорию революционной диктатуры меньшинства, так называемую якобинскую теорию. Названная теория подвергалась остракизму по следующим, довольно уважительным, при­чинам.

«История доказала, и психология убеждает нас, что всякая неогра­ниченная власть, всякая диктатура портит самых лучших людей, и что даже гениальные люди, думая облагодетельствовать народы декретами, не могли этого сделать. Всякая диктатура должна окружать себя при­нудительною силою, слепо повинующимися орудиями; всякой дикта­туре приходилось насильственно давить не только реакционеров, но и людей, просто несогласных с ее способами действия; всякой захвачен­ной диктатуре пришлось истратить более времени, усилий, энергии на борьбу за власть с ее соперниками, чем на осуществление своей про­граммы помощью этой власти. О сложении же диктатуры, захваченной насильно какой-либо партией (т. е. о том, что диктатура послужит лишь «исходным пунктом революции», не правда ли, г. редактор?) можно

295

мечтать лишь до ее захвата; в борьбе партий за власть, в волнении явных и тайных интриг, каждая минута вызывает новую необходимость сохранить власть, выказывает новую невозможность оставить ее. Дик­татуру вырывает из рук диктаторов лишь новая революция»... «Неужели наша революционная молодежь согласна служить подножием трона не­скольких диктаторов, которые и при самых самоотверженных намере­ниях могут быть лишь новыми источниками общественных бедствий, но которые, всего вероятнее, будут даже не самоотверженные фанатики, но страстные честолюбцы, жаждущие власти для самой власти, жаждущие власти для себя?..»

«Если действительно доля нашей молодежи стоит за диктатуру, за захват власти меньшинством, — продолжал почтенный редактор, — то органом этой доли «Вперед!» никогда не будет; ...пусть борются русские якобинцы против правительства; мы им мешать не будем, но партия народной социальной революции станет всегда их врагом, едва один из них протянет руку к власти, которая принадлежит народу и больше никому» 1).

Предсказание П. Л. Лаврова исполнилось в точности. Журнал «Впе­ред!», действительно, «никогда не был» органом русских якобинцев. Правда, сам П. Л. Лавров сделался редак-тором органа «этой доли моло­дежи». Но это уже дело другое, вас здесь не касающееся.

В настоящую минуту нас интересует следующее соображение. Автор «Исторических Писем» нигде не заявлял, что он изменил свои взгляды на захват власти; поэтому мы можем с уверенностью сказать, что один из редакторов «Вестника Народной Воли» относится к такому захвату крайне отрицательно. Нас радует подобная уверенность: при­ятно согласиться во мнениях с известным и уважаемым писателем, а мы можем сказать, что совершенно разделяем его мысли о захвате власти, хотя и пришли к своему убеждению несколько иным путем. Мы всегда стремились обращать главное внимание не на субъективную, а на объективную сторону дела, не на мысли и чувства отдельных личностей — хотя бы эти личности носили даже диктаторское звание, — а на со­циальные условия, с которыми им приходится считаться, на внутренний смысл тех общественных задач, за решения которых они берутся. Мы не потому говорим против захвата власти, что «всякая диктатура пор­тит самых лучших людей», — это вопрос едва ли окончательно разре-



1) «Русской социально-революционной молодежи», редактора журнала «Вперед!», Лондон 1874, стр. 40—43.

296


шенный «историей и психологией». Но мы думаем, что если «освобожде­ние рабочих должно быть делом самих рабочих», то никакая дикта­тура ничего не сделает там, где рабочий класс, «городской и сельский», не подготовлен к социалистической революции. А такая подготовка идет, обыкновенно, параллельно с развитием производительных сил и соответствующей им организации производства. Вот почему мы и зада­вались вопросом — насколько современные экономические отношения России оправдывают программы людей, стремящихся к захвату власти и обещающих совершить, с ее помощью, целый ряд социально-полити­ческих чудес! Есть ли у этих людей более физической возможности исполнить свои обещания, чем у синицы, собиравшейся зажечь море? И мы пришли к отрицательному ответу. В брошюре «Социализм и поли­тическая борьба» мы подробно объяснили, почему мы считаем такой ответ единственно возможным в настоящее время. Не разбирая прямо наших доводов, г. Тихомиров также коснулся в разбираемой статье этого вопроса, при чем кинул в «некоторую часть социалистов» неко­торою частью употребленных нами выражений. Но аргументация на­шего автора, по обыкновению, очень неубедительна; да он не всегда и гонится за убедительностью. По временам он совершенно перестает до­казывать и только утверждает, так сказать, декретирует те или другие положения, как будто бы он «захватил» уже «власть» над умами своих читателей. Так, например, прикрикнувши на людей, считающих физи­чески невозможным захват власти силами современной peвoлюциoннoй партии, и обвинивши их в «перетасовке понятий», он противопоста­вляет их доводам следующее... заявление: «Не подлежит сомнению, что вопрос о захвате власти всякою революционною силою определяется, прежде всего, тем, достаточно ли дезорганизовано, расшатано и непопу­лярно существующее правительство, и если все эти данные имеются в наличности. — государственный переворот не представляет ничего невоз­можного и даже особенно трудного» 1). Не останавливаясь долее на этом интересном вопросе, он прямо переходит к обсуждению шансов «удер­жания власти» нашими революционерами. Волей-неволей, всем «несо­гласномыслящим» приходится мириться с не совсем обычным лакониз­мом автора. Помиримся с ним и мы, тем более, что истина некоторых положений автора на этот раз действительно «не подлежит сомнению». Но даже и в этом случае весьма уместно будет спросить — кто же «пе­ретасовывает понятия» — г. Тихомиров или его противники? Во-пер-

1) «В. Н. В.», № 2, стр. 255.

297


вых, «государственный переворот» далеко не то же самое, что и «захват власти всякою революционною силою». Там, где «существующее пра­вительство дезорганизовано, расшатано и непопулярно» — государ­ственный переворот не только «не представляет ничего невозможного», но просто почти неизбежен, а вследствие этого, разумеется, и не «осо­бенно» труден. Но это еще не значит, что «всякая революционная сила» может стать на место свергнутого правительства, захватить потерян­ную им власть. Государственный переворот может быть совершен со­вокупным действием многих «сил», враждебных между собою, но, тем не менее, революционных по отношению к существующему порядку. Тогда и «власть» достанется не одной из этих сил, а общей их равно­действующей, воплощенной в новом, временном или постоянном, прави­тельстве. Для каждой же из них в отдельности, «вопрос о захвате власти» не только не разрешится, но еще более усложнится таким исходом: вместо слабого и непопулярного противника, им придется спо­рить за власть с соперниками свежими, бодрыми, еще неутомленными борьбой и имеющими за себя голос некоторой части нации. Все это ясно, как божий день. А если ясно, то можно ли приурочивать интере­сующий нас вопрос о захвате власти «партией Народной Воли» — исключительно к непрочности существующего правительства, к веро­ятности государственного переворота? Позволительно ли так подменять понятия, совершенно различные по своему смыслу и содержанию?

Но, скажут нам, вы придаете «государственному перевороту» со­всем не тот смысл, в каком употребляет это выражение г. Тихомиров. Он понимает под ним не только падение существующего и организацию нового правительства; он предполагает, что вся эта революция совер­шится путем удачного заговора в среде известной, определенной, симпа­тичной ему революционной партии. Заговор есть предприятие тайное, начинаемое без ведома всех тех, кто мог бы соперничать с заговорщи­ками после переворота. Когда маленький Наполеон задумывал свой «государственный переворот», то ему и в голову не приходило откры­вать свои намерения орлеанистам или легитимистам, а еще того менее решился бы он просить у них помощи и содействия. Добыча, приобре­тенная силами одних бонапартистов, целиком и досталась бонапарти­стам; соперникам оставалось только злобствовать и сожалеть о том. что не они задумали и выполнили это удалое предприятие. То, что сде­лал пресловутый племянник, — может быть сделано и искренними ре­волюционерами. Неужели одно только зло имеет привилегию успеха? Неужели орудие, доказавшее свою годность в руках политических аван-

298

тюристов, откажется служить людям, искренно преданным благу своей родины?



Если г. Тихомиров действительно понимает «государственный пе­реворот» в этом последнем смысле, то он прибегает к «перетасовке по­нятий», еще более грубой, чем мы думали ранее. Что дает ему право так неожиданно и беззастенчиво подменять общую, абстрактную воз­можность данною, конкретною действительностью? Разве возможное в общем смысле не оказывается сплошь и рядом невозможным в приме­нении к тому или другому частному случаю? И потому, разве позво­лительно, рекомендуя русской революционной партии путь заговора, ограничиваться общими фразами о том, что организовать удачный заго­вор не «особенно трудно» там, где правительство дезорганизовано и непопулярно? Разве русские революционеры представляют собою заго­ворщиков вообще, без костей и плоти, стоящих вне всех тех условий, которые превращают возможное для одних в фантастическое и невоз­можное для других? Разве шансы успеха заговора не определяются свой­ствами среды, к которой принадлежат его участники, и разве свойства среды не влияют на стремления и цели заговорщиков? Стоит только взглянуть на нашу революционную среду с этой точки зрения, — и общие фразы о не «особенной трудности» успешного заговора совер­шенно потеряют всякий смысл.

К какому классу, к какому слою общества принадлежало и принад­лежит до сих пор огромное большинство наших революционеров? К так называемому мыслящему пролетариату. О политических свойствах этого слоя мы уже подробно говорили в брошюре «Социализм и политическая борьба», и мы очень жалеем, что г. Тихомиров не счел нужным опроверг­нуть наши соображения. «Наш мыслящий пролетариат, — писали мы, — сделал уже очень много для освобождения своей родины. Он расшатал абсолютизм, пробудил политический интерес в обществе, занес семя социалистической пропаганды в среду нашего рабочего класса. Он со­ставляет переход от высших классов общества к низшим, он обладает образованием первых и демократическими инстинктами последнего. Это положение облегчало ему его разностороннюю работу агитации и про­паганды. Но то же самое положение дает ему очень мало надежды на успех заговора с целью захвата власти. Для такого заговора недоста­точно талантов, энергии и образования; нужны связи, богатство и влия­тельное положение заговорщиков. Именно этого и недостает нашей ре­волюционной интеллигенции. Пополнить этот недостаток она может, лишь вступая в союз с другими недовольными элементами русского обще-

299

ства. Допустим, что ее планы и встретят сочувствие со стороны этих элементов, допустим, что к заговору примкнут богатые землевладельцы, чиновники, штаб- и обер-офицеры. Успех заговора станет тогда вероят­нее, хотя вероятность эта будет еще очень невелика: припомним только исход бóльшей части известных в истории заговоров. Но главная опас­ность будет грозить социалистическому заговору не со стороны суще­ствующего правительства, а со стороны его собственных участников. Вошедшие в него влиятельные и высокопоставленные лица могут быть искренними социалистами только в виде «счастливой случайности». Относительно же большей части из них не может быть никаких гаран­тий в том, что они не пожелают воспользоваться захваченною ими властью для целей, не имеющих ничего общего с интересами рабочего класса... Таким образом, результаты заговора социалистической интел­лигенции, с целью захвата власти в ближайшем будущем, станут тем более сомнительными, чем более сочувствия встретит он во влиятельных сферах, т. е. чем вероятнее будет его внешний успех; и наоборот, ре­зультаты такого заговора — поскольку речь идет о намерениях его участников — будут тем несомненнее, чем более его сфера ограничится нашею социалистической интеллигенцией, т. е. чем невероятнее будет его счастливый исход». Понятно ли сказанное? Правы ли мы были, говоря, что наш нигилист-отщепенец, очень полезный, как революционный фер­мент в общественной среде, не захватит власти, потому что этому пре­пятствует его социальное положение? Бонапарт был не нигилист, а и ему, для его государственного переворота, понадобилось сначала стать, ни более ни менее, как во главе исполнительной власти республики. Да­лее. Вероятно ли, что если нигилист и перетянет на свою сторону до­статочное число лиц, влиятельных и занимающих важные посты, что если за ним и пойдут всякого рода «белые генералы», то не он восполь­зуется их общественным положением, а они воспользуются его само­отверженно-стью и обратят весь заговор в орудие для своих личных це­лей? Нам скажут, быть может, что высокое общественное положение не всегда же бесповоротно развращает человека, что и под генераль­ским мундиром может биться преданное народу сердце. Мы вполне до­пускаем это, но не перестаем бояться данайцев. Какие гарантии будут у революционеров относительно преданности и искренности высокопо­ставленных участников заговора? Личная известность этих господ центральному комитету? А чем уверит нас комитет в безошибочности своего выбора? Можно ли довольствоваться такими гарантиями в столь важном деле, как судьба рабочего класса целой страны? Здесь-то и обна-



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   20   21   22   23   24   25   26   27   ...   33




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет