115
Конечно, все это может стать для нас «переживанием». Эта эстетическая самоконцепция всегда к
нашим услугам. Но не следует заблуждаться, считая, что само произведение искусства, которое
таким образом становится предметом нашего переживания, было для этого предназначено. Наши
ценностные понятия гения и нереживаемости здесь неадекватны. Можно вспомнить и об иных
точках отсчета и сказать примерно следующее: произведение искусства делают таковым не
подлинность переживаний или интенсивность их выражений, а искусное соединение точных форм
и способов повествования. Это противопоставление точек отсчета справедливо для всех видов
искусства, но особенно ярко проявляется в области словесных искусств
60
. Еще в XVIII веке
поэзия и риторика, как это ни ошеломляюще звучит для современного сознания, располагались
рядом. В той и в другой Кант видит «свободную игру воображения как дело рассудка»
61
. И
поэзию, и риторику он называет изящными искусствами и оценивает как «свободные» в той мере,
в какой в них обеих с непреднамеренностью действует гармония обеих познавательных
способностей, чувственности и рассудка. Масштаб переживаемости и гениального вдохновения
должен был ввести совершенно иное по сравнению с этой традицией понятие «свободного»
искусства, которому соответствует лишь поэзия, поскольку в ней все конкретно-преходящее
переплавляется, тогда как риторика из этого понятия выпадает.
Ценностное падение риторики в XIX веке было вместе с тем необходимым следствием
применения учения о неосознанности произведения гения. Проследим это на конкретном примере
истории понятий
символа
и
аллегории,
внутренняя соотнесенность которых сместилась в ходе
развития Нового времени.
Даже исследователи, интересующиеся историей слов, часто не уделяют достаточно внимания тому
факту, что кажущееся нам само собой разумеющимся художественное противопоставление
аллегории и символа является результатом философского развития только последних двух
столетий, а у их начала его столь мало можно было ожидать, что скорее правомерным было бы
поставить вопрос, как дело вообще дошло до возникновения потребности в подобном различении
и противопоставлении. Нельзя не принимать во внимание, что Винкельман, чье влияние на
эстетику и историческую философию эпохи было определяющим, употребляет оба понятия как
синонимы, и то же самое справедливо в отношении всей
Достарыңызбен бөлісу: |