Янко Слава
(Библиотека
Fort/Da
) ||
slavaaa@yandex.ru
61
позднейшего их противопоставления, столь нам привычного. Здесь можно лишь наметить
некоторые основные линии.
Разумеется, вначале оба понятия просто не имели ничего общего
между собой. Аллегория изначально относилась к сфере речи, логоса, и, следовательно, была
риторической, а также герменевтической фигурой. Вместо того, что собственно подразумевалось,
говорилось другое,
более доступное и конкретное, но так что оно позволяло понять то, что
мыслилось при этом
б2
. Символ, напротив, не ограничивался сферой логоса, так, как он не связан
благодаря своему значению с другим значением; его собственное чувственно воспринимаемое
бытие имеет и свое «значение». Будучи предъявленным, оно представляет собой то, в чем можно
узнать нечто другое. Таковы,
например, гостевые значки (tessera hospitalis) в Древнем Риме и
многое другое. Ясно, что «символ»— это то, что воздействует не через одно свое содержание, но
через свою «предъявимость», то есть является документом , по которому узнаются члены некоего
сообщества; будь то религиозный символ или светский символ, подобно метке,
удостоверению
или паролю,— в любом случае значение символа основано на его наличии и предъявлении и по-
лучает свою репрезентирующую функцию лишь путем предъявления или высказывания.
Хотя оба эти понятия — аллегория и символ — принадлежат к различным сферам, они близки
друг к другу не только общностью структуры репрезентации чего-то через нечто иное, но и тем,
что находят преимущественное применение в религиозной сфере. Аллегория возникает из
теологической потребности элиминировать из религиозного предания (как это
было
первоначально у Гомера) все отвратительное так, чтобы можно было узнать истину,
Достарыңызбен бөлісу: