281
возвышение сознания до исторического сознания. Своей теоретико-познавательной рефлексией
Дильтей стремился оправдать в принципе не что иное, как величественное эпическое
самозабвение Ранке. Только на место эстетического самозабвения пришла независимость
всестороннего и бесконечного понимания. Обоснование истории психологией понимания, которое
замышлял Дильтей, собственно, и ставит историка в положение той духовной одновременности со
своим предметом, которую мы называем эстетической и которой восхищаемся в Ранке.
Правда, остается решающий вопрос: каким образом конечная человеческая природа способна на
такое бесконечное понимание? Мог ли Дильтей в действительности так подумать? Разве не
Дильтей в противоположность Гегелю настаивал на том, что надо сохранить сознание собственной
конечности?
Следует, однако, разобраться во всем этом более точно. Дильтеевская критика идеалистического
преклонения перед разумом у Гегеля была заострена только против априоризма его понятийной
спекуляции — внутренняя бесконечность духа принципиально не подлежала для него сомнению,
но выполнялась позитивно, в идеале исторически просвещенного разума, который поднялся до
гениальности всепонимания. Для Дильтея сознание конечности не означало признания
неизменной предельности и ограниченности сознания. Оно, напротив, свидетельствует о
способности жизни энергией и деятельностью возвыситься над всеми преградами. Вот почему
сознание конечности выражает как раз потенциальную бесконечность духа. Правда, эта
бесконечность актуализируется не путем спекуляции, а путем исторического разума.
Историческое понимание распространяется на все исторические данности и является
действительно универсальным, так как оно имеет прочную основу в виде внутренней целостности
и бесконечности духа. Дильтей здесь опирается на старое учение, которое возможность
понимания выводит из однородности человеческой природы. Собственный мир переживания он
рассматривает как простой исходный пункт расширения, которое посредством живой
транспозиции дополняет узость и случайность собственного переживания бесконечностью того,
что становится доступным сопереживанию исторического мира.
Преграды, воздвигнутые перед универсальностью понимания исторической конечностью нашего
знания, для Дильтея, стало быть, имеют только субъективную природу. Конечно, несмотря на это,
он может распознать нечто
Достарыңызбен бөлісу: |