"деятельность. Сознание. Личность"

В связи с этим возникает задача, имеющая для психологии первостепен­ное значение: исследовать особенности и функцию различных уровней отра­жения, проследить переходы от более простых его уровней и форм к уровням и формам более сложным.

Известно, что Ленин рассматривал отражение как свойство, заложенное уже в "фундаменте самого здания материи", которое на определенной ступе­ни развития, а именно на уровне высокоорганизованной живой материи, при­обретает форму ощущения, восприятия, а у человека - также и форму теоре­тической мысли, понятия. Такое, в широком смысле слова, историческое по­нимание отражения исключает возможность трактовать психологические явле­ния как изъятые из общей системы взаимодействия единого в своей матери­альности мира. Величайшее значение этого для науки заключается в том, что психическое, изначальность которого постулировалась идеализмом, превращается в проблему научного исследования; единственным же постула­том остается признание независимого от познающего субъекта существования объективной реальности. В этом и заключается смысл ленинского требования идти не от ощущения к внешнему миру, а от внешнего мира к ощущению, от внешнего мира как первичного к субъективным психическим явлениям как вторичным33. Само собой разумеется, что это требование полностью расп­ространяется и на конкретно-научное изучение психики, на психологию.

Путь исследования чувственных явлений, идущий от внешнего мира, от вещей, есть путь их объективного исследования. Как свидетельствует опыт развития психологии, на этом пути возникают многие теоретические труд­ности. Они обнаружились уже в связи с первыми конкретными достижениями естественнонаучного изучения мозга и органов чувств. Работы физиологов и психофизиков хотя обогатили научную психологию знанием важных фактов и закономерностей, обусловливающих возникновение психических явлений, од­нако сущности самих этих явлений они непосредственно раскрыть не смогли; психика продолжала рассматриваться в ее обособленности, а проблема отно­шения психического к внешнему миру решалась в духе физиологического иде­ализма И.Мюллера, иероглифизма Г.Гельмгольца, дуалистического идеализма

В.Вундта и т.д. Наибольшее распространение получили параллелистические позиции, которые в современной психологии лишь замаскированы новой тер­минологией.

Большой вклад в проблему отражения был внесен рефлекторной теорией, учением И.П.Павлова о высшей нервной деятельности. Главный акцент в исс­ледовании существенно сместился: отражательная, психическая функция моз­га выступила как продукт и условие реальных связей организма с воз­действующей на него средой. Этим подсказывалась принципиально новая ори­ентация исследований, выразившаяся в подходе к мозговым явлениям со сто­роны порождающего их взаимодействия, реализующегося в поведении организ­мов, его подготовке, формировании и закреплении. Казалось даже, что изу­чение работы мозга на уровне этой, по выражению И.П.Павлова, "второй части физиологии"34 в перспективе полностью сливается с научной, объяс­нительной психологией.

Оставалась, однако, главная теоретическая трудность, которая выража­ется в невозможности свести уровень психологического анализа к уровню анализа физиологического, психологические законы к законам деятельности мозга. Теперь, когда психология как особая область знания получила широ­кое распространение и приобрела практическое распространение и приобрела практическое значение для решения многих задач, выдвигаемых жизнью, по­ложение о несводимости психического к физиологическому получило новое доказательство - в самой практике психологических исследований. Сложи­лось достаточно четкое фактическое различение психических процессов, с одной стороны, и реализующих эти процессы физиологических механизмов - с другой, различение, без которого, разумеется, нельзя решить и проблемы соотношения и связи между ними; сложилась вместе с тем и система объек­тивных психологических методов, в частности методов пограничных, психо­лого-физиологических исследований. Благодаря этому конкретное изучение природы и механизмов психических процессов вышло далеко за пределы, ог­раниченные естественнонаучными представлениями о деятельности органа психики - мозга. Конечно, это вовсе не значит, что все теоретические вопросы, относящиеся к проблеме психологического и физиологического, нашли свое решение. Можно говорить лишь о том, что произошло серьезное продвижение в этом направлении. Вместе с тем встали новые сложные теоре­тические проблемы. Одна из них была поставлена развитием кибернетическо­го подхода к изучению процессов отражения. Под влиянием кибернетики в центре внимания оказался анализ регулирования состояний живых систем посредством управляющей ими информации. Этим был сделан новый шаг по уже наметившемуся пути изучения взаимодействия живых организмов со средой, которое выступило теперь с новой стороны - со стороны передачи, перера­ботки и хранения информации. Вместе с тем произошло теоретическое сбли­жение подходов к качественно разным управляющимся и самоуправляющимся объектам - неживым системам, животным и человеку. Само понятие информа­ции (одно из фундаментальных для кибернетики) хотя и пришло их техники связи, но является по своему, так сказать, происхождению человеческим, физиологическим и даже психологическим: ведь все началось с изучения пе­редачи по техническим каналам семантической информации от человека к че­ловеку.

Как известно, кибернетический подход с самого начала имплицитно расп­ространялся и на психическую деятельность35. Очень скоро его необходи­мость выступила и в самой психологии, особенно наглядным образом - в ин­женерной психологии, исследующей систему "человек-машина", которая расс­матривается как частный случай систем управления. Сейчас понятия типа "обратная связь", "регулирование", "информация", "модель" и т.д. стали широко использоваться и в таких ветвях психологии, которые не связаны с необходимостью применять формальные языки, способные описывать процессы управления, протекающие в любых системах, в том числе технических.

Если внесение в психологию нейрофизиологических понятий опиралось на положение о психике как функции мозга, то распространение в ней киберне­тического подхода имеет иное научное оправдание. Ведь психология - это конкретная наука о возникновении и развитии отражения человеком ре­альности, которое происходит в его деятельности и которое, опосредствуя ее, выполняет в ней реальную роль. Со своей стороны кибернетика, изучая процессы внутрисистемных и межсистемных взаимодействий в понятиях инфор­мации и подобия, позволяет ввести в изучение процессов отражения коли­чественные методы и этим обогащает учение об отражении как общем свойстве материи. На это неоднократно указывалось в нашей философской литературе36, так же как и на то, что результаты кибернетики имеют су­щественное значение для психологических исследований37.

Значение кибернетики, взятой с этой ее стороны, для изучения механиз­мов чувственного отражения представляется бесспорным. Нельзя, однако, забывать, что общая кибернетика, давая описания процессов регулирования, отвлекается от их конкретной природы. Поэтому применительно к каждой специальной области возникает вопрос о ее адекватном применении. Извест­но, например, насколько сложным является этот вопрос, когда речь идет о социальных процессах. Сложным он является и для психологии. Ведь кибер­нетический подход в психологии, конечно, заключается не в том, чтобы просто заменять психологические термины кибернетическими; такая замена столь же бесплодна, как и делавшаяся в свое время попытка заменить пси­хологические термины физиологическими. Тем менее допустимо механически включать в психологию отдельные положения и теоремы кибернетики.

Среди проблем, которые возникают в психологии в связи с развитием ки­бернетического подхода, особенно важное конкретно-научное и методологи­ческое значение имеет проблема чувственного образа и модели. Несмотря на то, что этой проблеме посвящено немало работ философов, физиологов, пси­хологов и кибернетиков, она заслуживает дальнейшего теоретического ана­лиза - в свете учения о чувственном образе как субъективном отражении мира в сознании человека.

Как известно, понятие модели получило самое широкое распространение и употребляется в очень разных значениях. Однако для дальнейшего рассмот­рения нашей проблемы мы можем принять самое простое и грубое, так ска­зать, его определение. Мы будем называть моделью такую систему (множест­во), элементы которой находятся в отношении подобия (гомоморфизма, изо­морфизма) к элементам некоторой другой (моделируемой) системы. Совершен­но очевидно, что под такое широкое определение модели попадает, в част­ности, и чувственный образ. Проблема, однако, заключается не в том, мож­но ли подходить к психическому образу как к модели, а в том, схватывает ли этот подход его существенные, специфические особенности, его природу.

Ленинская теория отражения рассматривает чувственные образы в созна­нии человека как отпечатки, снимки независимо существующей реальности. В этом и состоит то, что сближает психическое отражение с "родственными" ему формами отражения, свойственными также и материи, не обладающей "яс­но выраженной способностью ощущения"38. Но это образует лишь одну сторо­ну характеристики психического отражения; другая сторона состоит в том, что психическое отражение, в отличие от зеркального и других форм пас­сивного отражения, является субъективным, а это значит, что оно является не пассивным, не мертвенным, а активным, что в его определение входит человеческая жизнь, практика и что оно характеризуется движением посто­янного переливания объективного в субъективное.

Эти положения, имеющие прежде всего гносеологический смысл, являются вместе с тем исходными и для конкретно-научного психологического иссле­дования. Именно на психологическом уровне возникает проблема специфичес­ких особенностей тех форм отражения, которые выражаются в наличии у че­ловека субъективных - чувственных и мысленных - образов реальности.

Положение о том, что психическое отражение реальности есть ее субъек­тивный образ, означает принадлежность образа реальному субъекту жизни. Но понятие субъективности образа в смысле его принадлежности субъекту жизни включает в себя указание на его активность. Связь образа с отража­емым не есть связь двух объектов (систем, множеств), стоящих во взаим­но-одинаковом отношении друг к другу, - их отношение воспроизводит поля­ризованность всякого жизненного процесса, на одном полюсе которого стоит активный ("пристрастный") субъект, на другом - "равнодушный" к субъекту объект. Эта-то особенность отношения субъективного образа к отражаемой реальности и не схватывается отношением "модель-моделируемое". Последнее обладает свойством симметричности, и соответственно термины "модель" и "моделируемое" имеют релятивный смысл, зависящий от того, какой из двух объектов познающий их субъект полагает (теоретически или практически) моделью, а какой - моделируемым. Что же касается процесса моделирования (т.е. построения субъектом моделей любого типа или даже познания субъек­том связей, определяющих такое изменение объекта, которое сообщает ему признаки модели некоторого объекта), то это вообще другой вопрос.

Итак, понятие субъективности образа включает в себя понятие прист­растности субъекта. Психология издавна описывала и изучала зависимость восприятия, представления, мышления от того, "что человеку нужно", - от его потребностей, мотивов, установок, эмоций. Очень важно при этом под­черкнуть, что такая пристрастность сама объективно детерминирована и вы­ражается не в неадекватности образа (хотя и может в ней выражаться), а в том, что она позволяет активно проникать в реальность. Иначе говоря, субъективность на уровне чувственного отражения следует понимать не как его субъективизм, а скорее, как его "субъективность", т.е. его принад­лежность деятельному субъекту.

Психический образ есть продукт жизненных, практических связей и отно­шений субъекта с предметным миром, которые являются несопоставимо более широкими и богатыми, чем любое модельное отношение. Поэтому его описание в качестве воспроизводящего на языке сенсорных модальностей (в сенсорном "коде") параметры объекта, воздействующие на органы чувств субъекта, представляет собой результат анализа на физикальном, по существу уровне. Но как раз на этом уровне чувственный образ обнаруживает себя как более бедный по сравнению с возможной математической или физической моделью объекта. Иначе обстоит дело, когда мы рассматриваем образ на психологи­ческом уровне - в качестве психического отражения. В этом качестве он выступает, напротив, во всем своем богатстве, как впитавший в себя ту систему объективных отношений, в которой только реально и существует от­ражаемое им содержание. Тем более сказанное относится к сознательному чувственному образу - к образу на уровне сознательного отражения мира.

2. АКТИВНОСТЬ ПСИХИЧЕСКОГО ОТРАЖЕНИЯ

В психологии сложились два подхода, два взгляда на процесс порождения чувственного образа. Один из них воспроизводит старую сенсуалистическую концепцию восприятия, согласно которой образ является непосредственным результатом одностороннего воздействия объекта на органы чувств.

Принципиально другое понимание процесса порождения образа восходит к Декарту. Сопоставляя в своей знаменитой "Диоптрике" зрение с восприятием предметов слепыми, которые "как бы видят руками", Декарт писал: "...Если вы считаете, что разница, усматриваемая слепым между деревьями, камнями, водой и другими подобными предметами с помощью своей палки, не кажется ему меньшей, чем та, которая существует между красным, желтым, зеленым и любым другим цветом, то все-таки несходство между телами является не чем иным, как разными способами двигать палку или сопротивляться ее движени­ям"39. В дальнейшем идея о принципиальной общности порождения осяза­тельных и зрительных образов развивалась, как известно, Дидро и особенно Сеченовым.

В современной психологии положение о том, что восприятие представляет собой активный процесс, необходимо включающий в свой состав эфферентные звенья, получило общее признание. Хотя выявление и регистрация эфферент­ных процессов представляет иногда значительные методические трудности, так что некоторые явления кажутся свидетельствующими скорее в пользу пассивной, "экранной" теории восприятия, все же их обязательное участие можно считать установленным.

Особенно важные данные были получены в онтогенетических исследованиях восприятия. Эти исследования имеют то преимущество, что они позволяют изучать активные процессы восприятия в них, так сказать, развернутых, открытых, т.е. внешнедвигательных, еще не интериоризованных и не редуци­рованных формах. Полученные в них данные хорошо известны, и я не буду их излагать, отмечу только, что именно в этих исследованиях было введено понятие перцептивного действия40.

Роль эфферентных процессов была изучена также при исследовании слухо­вого восприятия, орган-рецептор которого является, в отличие от осязаю­щей руки и аппарата зрения, полностью лишенным внешней активности. Для речевого слуха была экспериментально показана необходимость "артикуляци­онной имитации"41, для звуковысотного слуха - скрытой активности голосо­вого аппарата42.

Сейчас положение о том, что для возникновения образа недостаточно од­ностороннего воздействия вещи на органы чувств субъекта и что для этого необходимо еще, чтобы существовал "встречный", активный со стороны субъекта процесс, стало почти банальным. Естественно, что главным нап­равлением в исследовании восприятия стало изучение активных перцептивных процессов, их генезиса и структуры. При всем различии конкретных гипо­тез, с которыми подходят исследователи к изучению перцептивной дея­тельности, их объединяет признание ее необходимости, убеждение, что именно в ней и осуществляется процесс "перевода" воздействующих на орга­ны чувств внешних объектов в психический образ. А это значит, что восп­ринимают не органы чувств, а человек при помощи органов чувств. Всякий психолог знает, что сетчатый образ (сеточная "модель") объекта не есть то же самое, что его видимый (психический) образ, как и, например, то, что так называемые последовательные образы можно назвать образами лишь условно, потому что они лишены константности, следуют за движением взора и подчинены закону Эммерта.

Нет, конечно, необходимо оговаривать тот факт, что процессы восприя­тия включены в жизненные, практические связи человека с миром, с вещест­венными объектами, а поэтому необходимо подчиняются - прямо или опос­редствованно - свойствам самих объектов. Этим и определяется адекват­ность субъективного продукта перцепции - психического образа. Какую бы форму ни принимала перцептивная деятельность, какой бы степени редукции или автоматизации она ни подвергалась в ходе своего формирования и раз­вития, принципиально она строится так же, как деятельность осязающей ру­ки, "снимающей" контур объекта. Как и деятельность осязающей руки, вся­кая перцептивная деятельность находит объект там, где он реально сущест­вует, - во внешнем мире, в объективном пространстве и времени. Последнее и составляет ту важнейшую психологическую особенность субъективного об­раза, которая называется его предметностью или весьма неудачно - его объективированностью.

Эта особенность чувственного психического образа в своей наиболее простой и экспквизитной форме выступает применительно к экстрацептивным предметным образам. Капитальный психологический факт состоит в том, что в образе нам даны не наши субъективные состояния, а сами объекты. Напри­мер, световое воздействие вещи на глаз воспринимается именно как вещь, которая находится вне глаза. В акте восприятия субъект не соотносит сво­его образа вещи с самой вещью. Для субъекта образ как бы наложен на вещь. В этом психологически и выражается подчеркиваемая Лениным непос­редственность связи ощущений, чувственного сознания с внешним миром43.

Копируя в рисунке объект, мы необходимо соотносим изображение (мо­дель) объекта с изображаемым (моделируемым) объектом, воспринимая их как две разные вещи; но мы не устанавливаем такого соотношения между нашим субъективным образом объекта и самим объектом, между восприятием своего рисунка и самим рисунком. Если проблема такого соотношения и возникает, то лишь вторично - из рефлексии опыта восприятия.

Нельзя поэтому согласиться с высказываемым иногда утверждением, что предметность восприятия есть результат "объективизации" психического об­раза, т.е. что воздействие вещи сначала порождает ее чувственный образ, а затем этот образ относится субъектом к миру, "проецируемому на ориги­нал"44. Психологически такого особого акта "обратного проецирования" в обычных условиях просто не существует. Глаз под воздействием на перифе­рию его сетчатки неожиданно появившейся на экране светлой точки тотчас перемещается на нее, и испытуемый сразу видит эту точку локализованной в объективном пространстве; чего он не воспринимает вовсе, так это его смещения в момент скачка глаза по отношению к сетчатки и изменений ней­родинамических состояний своей рецептирующей системы. Иначе говоря, для субъекта не существует никакой структуры, которая могла бы быть вторично соотнесена им с внешним объектом, подобно тому как он может соотнести, например, свой рисунок с оригиналом.

О том, что предметность ("объективированность") ощущений и восприятий не есть нечто вторичное, свидетельствуют многие давно известные в психо­логии замечательные факты. Один из них связан с так называемой "пробле­мой зонда". Факт этот состоит в том, что у хирурга, зондирующего рану, "чувствующим" является конец зонда, которым он нащупывает пулю, - т.е. его ощущения оказываются парадоксально смещенными в мир внешних вещей и локализуются не на границе "зонд-рука", а на границе "зонд-воспринимае­мый объект" (пуля). То же происходит и в любом другом аналогичном слу­чае, например, когда мы воспринимаем шероховатость бумаги кончиком ост­рого пера. ощупываем в темноте дорогу при помощи палки и т.п.

Главный интерес этих фактов состоит в том, что в них "разведены" и частью экстериоризированы отношения, обычно скрытые от исследователя. Одно их них - отношение "рука-зонд". Воздействие, оказываемое зондом на рецептивные аппараты руки, вызывает ощущения, интегрирующиеся в сложный зрительно-тактильный его образ и в дальнейшем выполняющие ведущую роль в регуляции процесса удерживания зонда в руке. Другое отношение - это от­ношение "зонд-объект". Оно возникает, как только действие хирурга приво­дит зонд в соприкосновение с объектом. Но даже в это первое мгновение объект, выступающий еще в своей неопределенности - как "что-то", как первая точка на линии будущего "рисунка" - образа, - является отнесенным к внешнему миру, локализованным в объективном пространстве. Иначе гово­ря, чувственный психический образ обнаруживает свойство предметной отне­сенности уже в момент своего становления. Но продолжим анализ отношения "зонд - объект" несколько дальше. Локализация объекта в пространстве вы­ражает его отдаленность от субъекта; это - очарование границ" его неза­висимого от субъекта существования. Границы эти обнаруживаются, как только деятельность субъекта вынуждена подчиниться объекту, а это проис­ходит даже в том случае, когда деятельность приводит к его переделке или уничтожению. Замечательная особенность рассматриваемого отношения заклю­чается в том, что эта граница проходит как граница между двумя физичес­кими телами: одно из них - оконечность зонда - реализует познавательную, перцептивную деятельность субъекта, другое составляет объект этой дея­тельности. На границе этих двух материальных вещей и локализуются ощуще­ния, образующие "ткань" субъективного образа объекта: они выступают как сместившиеся на осязающий конец зонда - искуственного дистантрецептора, который образует продолжение руки действующего субъекта.

Если в описанных условиях восприятия проводником действия субъекта является вещественный предмет, который приводится в движение, то при собственно дистантном восприятии процесс пространственной локализации объекта перестраивается и крайне усложняется. В случае восприятия пос­редством зонда рука по отношению к зонду существенно не движется, при зрительном же восприятии подвижным является глаз, "перебирающий" дости­гающие его сетчатку световые лучи, которые отбрасываются объектом. Но и в этом случае, чтобы возник субъективный образ, необходимо соблюдение условий, перемещающих границу "субъект-объект" на поверхность самого объекта. Это те самые условия, которые создают так называемую инвариант­ность зрительного объекта, а именно, наличие таких смещений сетчатки от­носительно отраженного светового потока, которые создают как бы непре­рывную, управляемую субъектом "смену щупал", являющуюся эквивалентом их движения по поверхности объекта. Теперь ощущения субъекта тоже смещаются на внешние границы объекта, но не по вещи (зонду), а по световым лучам; субъект видит не сетчаточную, непрерывно и быстро изменяющуюся проекцию объекта, а внешний объект в его относительной инвариантности, устойчи­вости.

Как раз игнорирование главного признака чувственного образа - отне­сенности наших ощущений к внешнему миру - и создало то крупнейшее недо­разумение, которое подготовило почву для субъективно - идеалистических выводов из принципа специфической энергии органов чувств. Недоразумение это заключается в том, что субъективно переживаемые реакции органов чувств, вызываемые действиями раздражителей, были отождествлены И.Мюлле­ром с ощущениями, входящими в образ внешнего мира. В действительности же никто, конечно, не принимает свечение, возникающее в результате электри­ческого раздражения глаза, за реальный свет, и только Мюнхаузену могла прийти в голову идея поджечь порох на полке ружья искрами, сыплющимися из глаз. Обычно мы совершенно правильно говорим: "потемнело в глазах", "звенит в ушах", - в глазах, и ушах, а не в комнате, на улице и т.д. В защиту вторичности отнесения субъективного образа можно было бы сос­латься на Зендена, Хебба и других авторов, описывающих случаи восстанов­ления зрения у взрослых людей после удаления врожденной катаракты: вна­чале у них возникает лишь хаос субъективных зрительных явлений, которые затем соотносятся с объектами внешнего мира, становятся их образами. Но ведь это люди с уже сформировавшимися в другой модальности предметным восприятием, которые теперь получают лишь новый вклад со стороны зрения; поэтому, строго говоря, мы имеем здесь не вторичную отнесенность образа к внешнему миру, а включение в образ внешнего мира элементов новой мо­дальности.