ДИНАМИКА ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ТЕРМИНА

II.1. Динамика термина: заимствование

II.1.1. Заимствованная терминология: мотивы предпочтения

Современная лингвистическая наука, в ее украинском, русском, и, судя по публикациям, общеславянском варианте, подобно своему предмету исследования – языку, со всей очевидностью демонстрирует присущие ей открытость и динамизм. Ведь именно восприимчивостью лингвистов к новым веяниям в науке, способностью подхватывать идеи и согласно им перестраивать подходы к языку и обновлять научный инструментарий объясняется тот терминологический взрыв, о котором так много пишут сегодня [37, 50, 79].

Процесс заимствования из английского языка чаще всего характеризуется в лингвистической литературе как потоп, вторжение, экспансия, интервенция и, наконец, “инвазия” английской лексики. Показательна сама терминология, выражающая отношение лингвистов к процессу заимствования. В выборе номинации проявляется вся шкала оценки: от набатного “русского языка в иностранном потопе” до бесстрастного признания факта “англо-американской инвазии на другие языковые пространства” [31, 81]. Данные определения, фиксирующие не только интенсивность процесса, но и разнящееся до крайностей отношение к нему, указывают, в том числе, и на значимость проблемы заимствования.

Терминологический взрыв, инновационный бум в первую очередь связывают с заимствованием терминологии. В ряду причин лексического заимствования лингвисты называют прежде всего психолингвистические мотивы: социальный престиж иноязычного слова, фактор моды [37, с. 29]. Однако причины заимствования научной терминологии не сводимы к тем социально-психологическим факторам, на которые указывают в связи с общим процессом заимствования. Поэтому, оставив на время в стороне социальные аспекты заимствования, выделим непосредственно относящиеся к языку науки причины обновления терминологии.

1. Определенные научные понятия сложились и оформились в слове именно на английском языке, так что приоритет первичных форм вербализации понятия в этом смысле вполне оправдан. Подход “от прототипа”, т.е. предпочтение исходных номинаций понятий, проявляется в том, что включение в лингвистический текст пpототипической лексики, бывшее прежде своеобразной формой вежливости, приобретает сейчас намеренный, вернее, интенциональный характер. Например:

…называют личное пространство “индивидуальной территорией” (body territory) [32, с. 54].

Подобная “трансплантация” [50, с. 132] в заимствующий язык нетранслитерированной английской лексики знаменует собой тенденцию к сохранению первичной номинации как формы ословливания научного понятия. Но “лучшим образцом”, или ближайшим “прототипическим экземпляром”, чаще всего представляющим научное понятие в заимствующем языке, является транслитерация исходного термина. Сравните, например:

2. Обновление научной терминологии в лингвистике связано с пересмотром подходов к языку, становлением новых концептуальных систем, “сменой научных парадигм”. Обосновывая предпочтение заимствования когниция его словарному соответствию в русском языке, авторы “Краткого словаря когнитивных терминов” пишут: “Когниция – центральное понятие когнитивной науки, достаточно трудное для русского перевода и потому сохраняемое нами в транслитерированной форме для подчеркивания этого своеобразия; причудливо сочетающее в себе значения двух латинских терминов – cognitio и cogitatio – оно передает смыслы «познание, познавание ... а также «мышление», «размышление»” [35, с. 81]. Однако, на наш взгляд, в подобных случаях дело не столько в трудности слова для русского перевода или недостаточности словарных ресурсов в русском языке, сколько в желании лингвистов маркировать с помощью графической формы концептуальную принадлежность термина или же, пусть косвенно, концептуальные составляющие семантики термина.

Еще А.А. Реформацкий в качестве одной из причин “дублирования (удвоения) слов в языке” называл “стремление к терминологичности, особенно когда заимствованное слово – международный термин” [65, с. 474]. Стремление современных лингвистов закрепить в форме не только терминологичность, но и концептуальную ориентированность слова подтверждают замены заимствованием традиционного, в том числе и ранее заимствованного лингвистического или общенаучного термина: интенциональный (от intentional, sin. mental) – ментальный, умственный; экспериенциальный (от experiential, sin. empirical) – основанный на опыте, эмпирический.

Основной приток действительно новой терминологии, не связанной с переименованием, а обусловленной введением в научный обиход новых понятий и появлением новых единиц исследования, наблюдается в работах, которые относят к маргинальным направлениям лингвистики [67, с. 34]. Именно они привносят в лингвистику терминологию, в которой не только отражаются новые аспекты собственно языковых понятий, уже маркированных традиционными терминами, но и называются явления, часто выходящие за рамки языковых единиц в их традиционном понимании: концепт как вербализованное понятие; прототип как “образ (= модель) языкового (зрительного или слухового сигнала)” [21, с. 171].

Собственно поэтому в маргинальных направлениях лингвистики претерпевает изменение само понятие “лингвистическая терминология”, а терминологический инструментарий научного исследования далек от лингвистического в традиционном понимании этого слова. Так, по поводу одного из направлений лингвистического анализа П.Б. Паршин замечает: “«анализ дискурса» (он же дискурс-анализ и дискурсивный анализ, англ. discourse analysis...)…воспринимается как находящийся пусть и на краю, но все-таки «в лингвистическом поле»” [57, с. 37]. А в исследовании, посвященном формам вербализации концепта “счастье”, С.Г. Воркачев отмечает, что концепт СЧАСТЬЕ становится лингвистическим термином, когда “высвечивается” его связь с единицей языка, когда он ословливается [12, с. 42].

Маргинальность некоторых новых направлений лингвистики может действительно трактоваться буквально, в соответствии с исходным значением слова маргинальный (ср.: лат. marginalis – находящийся на краю), т.к. в них исследовательский интерес направлен на пограничные по отношению к языку явления. В когнитивной лингвистике происходит переход от описания устной и письменной речи к исследованию внутренних состояний языка, от проявления языка – к ментальным (внутренним) формам его существования. В компьютерной лингвистике переход от естественного к машинному, искусственному языку (трансфер как межъязыковое преобразование, межъязыковая операция) сам становится объектом исследования [21, с. 154].

Изучение ментальных форм существования языка, с одной стороны, и форм взаимодействия искусственного и естественного интеллекта, с другой, изменяет представление о базовых единицах языка. Как отмечает Л.О.Чернейко, в новейших лингвистических работах “такие «древние» научные объекты, какими являются язык, память, мышление, сознание…обрастают множеством интерпретаций” [79, с. 42]. В лингвистическую терминологию входит ряд новых словосочетаний – терминологических единиц, созданных на основе базовых лингвистических терминов: язык ассемблера, язык булевых операторов, языки мозга, ментальный язык (sentential language). Широкий пласт терминологии – от названий новых направлений лингвистики, методов лингвистического анализа до номинаций единиц и структур “ментального” и компьютерного языков – это составные номинации, в которых концептуальные составляющие научного понятия выражены эксплицитно во внутренней форме словосочетания или сложного слова (когнитивная карта текста, контент-анализ).

Новые приемы исследования внутреннего, ментального языка, так же, как приемы оперирования компьютерными базами знаний, порождают описания в терминах фреймов, сценариев, схем, скриптов, сетей, планов. “Ментальный’ и “виртуальный” лексиконы дополняют лексикон “реальный”. Смена научных парадигм становится фактором, не только пополняющим лингвистическую терминологию, но и приводящим к образованию новых подсистем терминов, одной из особенностей которых является их междисциплинарный характер.

Новые явления в метаязыке современной лингвистики отражают тенденции общенаучного характера, а новые подходы к описанию языка являются преломлением общегуманитарных концепций современности. Так, пересмотр традиционного логического содержания понятия “concept” и его психологизация связаны, по мнению С.Г. Воркачева, в том числе и “с начавшимся в конце прошлого века изменением научной парадигмы гуманитарного знания, когда на место господствующей сциентистской, системно-структурной парадигмы пришла парадигма антропоцентрическая, функциональная, возвратившая человеку статус «меры всех вещей»… и когда исследовательский интерес лингвистов переместился с имманентной структуры языка на условия его использования, с соссюровских правил шахматной игры на самих игроков»” [12, с. 47].

Общая методология современной науки, а именно такие ее принципы, как экспансионизм, антропоцентризм, эспланаторность, функционализм (дискурсивность, прагматизм, аксиологичность), ментализм, психонетичность [31, 32, 35, 68, с. 22–35], сформулирована наиболее отчетливо в постулатах когнитивной лингвистики, причем сформулирована в терминах этой методологии, и в англоязычных терминах:

Холистический подход, утвердившийся в гуманитарных науках, превращается в один из наиболее действенных факторов экстраполяции научных понятий, в причину междисциплинарной миграции терминов. Интердисциплинарность приводит, по мнению М.В.Кислухиной, к функциональной переориентации языковых единиц, т.е. “ретерминологизации”, перенесению уже готового термина из одной дисциплины в другую с полным или частичным переосмыслением [24, с. 78]. К этому выводу исследователя следует лишь добавить, что привлечение в лингвистические описания лексики других наук и их ретерминологизация, т.е. концептуальная адаптация термина, как правило, уже состоялись в языке-источнике, так что процессы заимствования из языка-источника, очевидно, преобладают над заимствованием из смежных наук.

Современный процесс заимствования терминологии подтверждает тезис о зависимости терминосистемы от методологии науки. Но он обнаруживает и несомненные отличия в способах выражения обусловленности. Так, говоря о методологической ориентации понятий, авторы ЛЭС отмечают варьирование содержания: “Различия в объеме значения обнаруживаются при рассмотрении научных дефиниций, казалось бы, одного и того же термина, который по-разному осмысляется в соответствии с философскими (методологическими) основами данного исследования”[43, с. 297]. Выбор общеупотребительного слова для вторичной вербализации понятия в заимствующем языке – путь к содержательной вариативности (при специализации значения, т.е. движении от ОУС к термину или от термина к узкоспециализированному понятию, уточняется дефиниция слова), а выбор заимствования – показатель формализации процесса (смещение значения сопровождается сменой формы).

Наблюдаемое в настоящее время предпочтение заимствования ОУС, т.е. изменение формы, а не уточнение содержания понятия, оказывается своеобразным показателем того, что вариативность новейшей терминологии – это не столько конкуренция идей, сколько состязательность вариантов – форм выражения научного понятия.

Это не означает, конечно, что содержательная вариативность всегда и во всем уступает место формальной вариативности терминов, но тенденция малейшее изменение в плане содержания маркировать формально, на наш взгляд, имеет место. Содержательная вариативность перемещается в область так называемых размытых понятий, подобных понятию дискурс, описывающим контекстом которого, похоже, становится весь лингвистический дискурс.

В лингвистических текстах отмеченные нами тенденция к размытости, нечеткости значения и тенденция к номинализации, формализации научного мышления сосуществуют и пересекаются.

Можно предположить, что предпочтение формальной вариативности – это проявление общей тенденции к формализации научного мышления. Почему же, отказываясь от крайностей структурализма и провозгласив возвращение значения в лингвистический рай, мы предпочитаем формальные вариации – остаемся “формалистами”? Самым общим ответом на этот вопрос будет утверждение, что процессы обновления языка лингвистики обусловлены философией науки, или ее новой эпистемологией. Так, можно усмотреть связь формализации научного мышления с эпохой постмодернизма, которую, по мнению многих лингвистов, переживает современная наука [51, 57, 58].

Подход от прототипа, принятый современной лингвистикой (и отчасти обусловливающий включение в лингвистические тексты языка-реципиента исходных номинаций научных понятий), тоже можно расценить как примету постмодернизма, а варьирование в текстах заимствующего языка прототипических и вторичных форм выражения понятия – как еще одно проявление данного научно-методологического подхода, но уже отражающее его своеобразие в заимствующем языке. По крайней мере, они вполне сопоставимы с постмодернистским увлечением “заимствованной” формой и варьированием архетипов.

Возможно также, что формализация процессов варьирования, или некая страсть к дроблению целого понятия (стремление каждой его части дать отдельное имя да еще каким-то образом подчеркнуть в нем значимость этой частности), связана как с феноменологическим подходом к предмету исследования, так и с еще одной составляющей новой эпистемы знаний – “экспериенционализмом” [32, с. 6]. Дробление целого соответствует духу постсовременности с ее распавшейся связью времен: собирание раздробленного мира из лоскутков – суть постмодернистского подхода. А сама формализация научного мышления – это лишь частное проявление кризиса гуманитарного знания, вызванного упадком доверия к разуму и исчезновением “идеи прогрессивного развития рациональности” [44, с. 57].

Конечно, между тенденциями гуманитарного характера, общенаучными принципами, абстрактными постулатами, относящимися к философии науки, и термином – “дистанции огромного размера”. Однако, при кажущейся отдаленности общенаучных принципов от процессов заимствования и обновления терминологии, при опосредованности их воздействия, по крайней мере некоторые стороны современной эпистемологии оказывают, на наш взгляд, ощутимое влияние на метаязык лингвистики.

Провозглашенные “нетрадиционной” современной лингвистикой (по аналогии с понятием “традиционной современной лингвистики” у Е.А.Селивановой [67, с. 3]) общеметодологические принципы научного исследования неизбежно приводят к тому, что в разбегающейся вселенной науки о языке новая лингвистическая терминология все дальше удаляется от центра – собственно лингвистической, то есть номинирующей единицы реального языка, терминологии. А вышеназванные факторы (влияние идей европейской и американской науки, общенаучных концепций современности) и процессы (обновление и становление новых концептуальных систем в самой лингвистике), взаимодействуя и пересекаясь, во многом определяют специфику и общие тенденции обновления лингвистической терминологии в языках-реципиентах.

II.1.2. Заимствованная терминология: варианты перевода

Вопрос о заимствовании в сфере научной лексики для современной лингвистики приобретает особое значение в связи с тем, что заимствование из английского языка, охватывая практически все языки, в том числе, в той или иной степени, все славянские языки, приводит к интернационализации научной терминологии. С другой стороны, терминология таких новых научных направлений, как информатика, когнитивистика и др., заимствуется смежными науками, происходит универсализация научной терминологии – превращение ее в междисциплинарную или общенаучную.

В условиях заимствования идей, теорий и понятий зарубежной науки выбор варианта перевода терминов – ключевых слов текста, основных понятий научного исследования – также становится ключевым событием. Вопросы перевода лингвистической терминологии, а также вопросы, касающиеся причин и следствий заимствования терминов, пересекаясь, образуют актуальную проблему исследования метаязыка современной лингвистики

Можно выделить два пути проникновения английской (американской) терминологии в терминосистемы других языков – переводной текст и оригинальный текст исследования, выполненного в рамках того или иного направления зарубежной лингвистики. Такой текст, во многом наследующий метаязык исходного лингвистического текста, иногда даже в большей мере, чем переводной, грешит буквализмом, предпочтением заимствования переводу – явлениями, которые в теории перевода связываются с гипнозом оригинала. Замечание Х. Пфандля о частотности использования англицизмов в современных европейских языках, “когда трудно с первого взгляда определить, на каком языке говорится или пишется”, вполне распространяется и на язык лингвистического описания [62, с. 110]. Сравните, например:

Людина втручається в самий процесс перекладу в режимі “он лайн (on-line)”... [21, с. 154].

Сочинение и СК… ориентированы на дискурсивизацию замысла говорящего в режиме on-line [69, с. 43].

Практика перевода лингвистических текстов свидетельствует, что в большинстве случаев предпочтение переводчиков-лингвистов, популяризирующих теории и идеи зарубежной науки, отдается транслитерации. Например:

В результате такого решения на перевод термин исходного языка не переводится, а заимствуется (калькируется, если использовать иную терминологию [62, с. 108]). Вводя термины ИЯ, лингвисты вынуждены становиться толмачами: более или менее подробно объяснять их значение, учитывая степень компетентности, вернее, некомпетентности читателя. Реальные, т.е. включенные в текст, толкования заимствованных слов строятся по образцу словарной дефиниции – с указанием на этимон:

Так в дефинициях терминов появляются слова-прототипы. В прямых и неявных описывающих контекстах термина прототипическая лексика (здесь: лексика исходного языка) выступает как в транслитерированной форме, так и в первозданном облике – как нетранслитерированное заимствование. Гипноз оригинала множит число заимствований, выводит прототипическую лексику за рамки метаязыковых высказываний – описывающих контекстов термина – в общий текст:

Заимствование терминов-имен сопровождается заимствованием их словообразовательных производных – предикативных и атрибутивных форм. Например:

В переводных и “меланжевых” текстах, фиксирующих момент заимствования, происходит семантизация заимствованного термина, т.е. установление содержательного соответствия между исходным словом и общеупотребительным словом или термином переводящего, “принимающего” языка. В контекстную корреляцию может быть включен и прототип. Благодаря контекстной корреляции нетранслитерированный и тем более транслитерированный прототип становится содержательным компонентом текста:

Первичная контекстная корреляция может стать основой становления вариативности в заимствующем языке:

Так в компьютерной лингвистике появляется понятие трансфер – синоним языка-посредника, а к терминам переводящий язык (текст) – принимающий язык (текст) – реципиент (а также язык-рецептор) прибавляется еще один вариант: ціл’ова мова. Сравните также в украинском языке:

Становление синонимического ряда (включение варианта в синонимический ряд) начинается с вариативности видов перевода лексической единицы – прямого перевода (эквивалентного перевода или той или иной формы лексической замены) и транслитерации (калькирования). Прежде чем использовать слово-прототип как термин, переводчик решает, что предпочтительнее – перевод или заимствование: когниция или познание, концепт или понятие, репрезентация или представление, дискурс или речь.

Если исходить из предположения о тождестве содержания межъязыковых соответствий, а, следовательно, и вариантов перевода (это допущение необходимо как исходное для оценки процесса заимствования как такового), то встает вопрос о целесообразности заимствования, о мотивированности выбора, предпочтения заимствования общеупотребительному слову (термину).

Как оценка заимствования в языке в целом не может быть сведена к упрощенной формуле “преклонения перед иностранным”, так и мотивация выбора английских терминов не должна быть ограничена констатацией “модности” англицизмов или популярности английского языка.

Во-первых, следует признать, что происходит не просто заимствование слов-терминов, а экспорт идей, т.е. предпочтение в известной степени обусловлено приоритетом первичных форм вербализации понятия. Однако вполне объяснимое с этой точки зрения появление прототипических форм наименований научных понятий не только в переводном, но и в оригинальном тексте, сопровождается и субъективным предпочтением заимствования, в том числе и при возможности эквивалентного перевода. Сравните следующие примеры, в которых о необязательности использования заимствованного слова свидетельствует авторский перифраз: