Глава 28 Трагический день в Мае

Любая попытка определить значение скорби и печали в жизни человека должна делаться осторожно, с учетом многих факторов. Дело в том, что скорбь испытывают как святые, так и грешники, как хорошие люди, так и плохие. Христос «был человеком скорби, знакомым с горем». Теологи, изучающие Святое Писание и учения, основанные на нем, в свете повседневного человеческого опыта утверждают, что скорбь вовсе не означает, что человек находится вне воли Бога. Некоторые Божьи мужи находились в постоянной скорби. Вы поступаете очень немудро, если говорите человеку, прошедшему через суровые жизненные испытания: «С тобой такого никогда не случилось бы, если бы ты не грешил». Тот, кто говорит такие слова, может однажды встретиться с бедой на пороге собственного дома, и тогда такое заявление вряд ли покажется ему достаточным утешением. Ведь жизнь — сложная штука, которую нельзя заключить в упрошенную схему. Как заметил псалмопевец, иногда нечестивые преуспевают, «расцветают как зеленое лавровое дерево», в то время как праведники часто подвергаются горьким испытаниям и вынуждены идти через воды глубокой печали.

Однако мы не должны недооценивать тот факт, что испытания могут быть сигналом того, что где-то на своем жизненном пути вы вольно или невольно сбились с дороги, начертанной Божьей волей. Поражение при Гае стало для Иисуса Навина предупреждением, что в его лагере произошло неладное. Благодаря этому, он смог выяснить причину поражения. «Ибо кого любит Господь, того наказывает». Это не значит, что Господь специально насылает болезнь или какое-то другое несчастье на человека. Это значит, что тот, кто грешит, становится открытым для атак врага. Иногда человек так далеко отходит от Божьего пути, «по единственный способ, которым Бог может остановить его, — это допустить трагическое событие в его жизни. Псалмопевец испытал на собственном опыте истинность своих слов «прежде страдания моего я заблуждался; а ныне слово Твое храню» (Псалом 118:67). Когда мы перестаем слушать «тихий голос» Святого Духа, Бог может (и часто так и поступает) обратиться к нам через испытания.

Мы не знаем и, следовательно, не можем судить, в чем заблуждался, а в чем был прав Джон Александр Доуи, но последующие события говорят сами за себя.

***

Шел май 1902 года. После непродолжительного периода заморозков, зима окончательно уступила место весне. А с наступлением теплых дней возобновилась строительная лихорадка в Сионе. Народ толпами шел в город. Рабочие закладывали фундамент для будущих домов, повсюду слышался звук пилы и стук молотков. Строительные работы продолжались даже ночью при свете фонарей. Эти звуки были нежнейшей музыкой для ушей Доуи. Ему виделось великое будущее Сиона, а масштабы строительства указывали на то, что он рассчитал все правильно.

Наблюдая за всем этим с немалой долей гордости и удовлетворения, д-р Доуи работал как никогда раньше. Свою природную бодрость духа он принял за неиссякаемый источник энергии, продолжая жечь свечу своей жизни с обоих концов. Без сомнения, в Сионе были люди, которые могли бы остановить его, дать ему разумный совет, поэтому и многим другим вопросам. Они могли бы предупредить его о том, что семена беды уже посеяны и нужно только время, чтобы собрать урожай. Но успех сделал д-ра Доуи чересчур уверенным в себе. Он считал осторожность отсутствием веры. Его лучшие управляющие понимали, что главный настоятель не руководствуется здравым смыслом и благоразумием при ведении дел. Потеряв надежду заставить Доуи трезво оценить ситуацию, они решили спокойно выйти из ассоциации поземельным инвестициям «Сион» и уехать из города.

А Джон Александр Доуи продолжал незыблемо верить в то, что он Илия. Сначала осени 1901 года вплоть до первого мая 1902 года, он провел тридцать пять проповедей, в которых прозвучала тема Илии-Восстановителя. Он резко критиковал всех, кто в той или иной степени противился созданию города Сиона. Веря в то, что Бог поручил ему совершить суд над всеми церквами, д-р Доуи объявил всех вероотступниками, у которых оставалась одна-единственная надежда на спасение, а именно: ехать в город Сион. Он не сомневался, что он, будучи фактическим исполнением ветхозаветных пророчеств, послан с миссией восстановления. Для него Рубикон был перейден, и возврата уже быть не могло. Теперь неумолимой истории предстояло дать беспристрастный отчет о том, чем завершилось провозглашение Доуи себя Илией: был ли оправдан путь, избранный д-ром Доуи, последующим ходом событий?

Миссис Доуи вернулась из поездки в Париж, откуда привезла наряды, совсем не похожие на те, в которых четырнадцать лет назад она приехала из Австралии в Америку. Теперь ее гардероб отличался изяществом, современностью стиля и роскошью. И это, естественно, не могло не привлечь внимания всех жительниц Сиона. Можно предположить, что их замечания по поводу нарядов миссис Доуи были далеко нелестными. Многие считали, что она «важничает». Тем не менее, маловероятно, чтобы такие замечания достигали ушей миссис Доуи.

Поскольку строительство Дома «Сион» приближалось к концу, д-р Доуи распорядился насчет того, как он должен быть использован. Так, Доуи планировал перенести сюда свой офис из Чикаго, где в то время жили его сын и дочь. Глэдстоун учился в колледже, а Эстер ходила в школу.

Так, вкратце, обстояли дела в Сионе накануне трагедии, которая неожиданно произошла в жизни Джона Александра Доуи. Рано утром 14 мая, пока главный настоятель был в Сионе, в Чикаго разыгралась ужасная драма. Его единственная дочь Эстер, достигшая совершеннолетия, его гордость и предмет особой отцовской любви, стала жертвой трагического случая, произошедшего в результате возгорания перевернутой спиртовой лампы. Пламя в считанные секунды охватило несчастную девушку, ее кожа обгорела настолько сильно, что три четверти тела превратились в черную головню. Из «Листьев исцеления» мы можем узнать детали этой душераздирающей истории.

Услышав ее истошные крики о помощи, горничная и другая прислуга прибежали к двери, где с ужасом увидели языки пламени наддверной фрамугой. Когда, наконец, Эстер удалось справиться с замком и дверь настежь открылась, их глазам предстало ужасное зрелище. Горящая, как факел, девушка пыталась сорвать с себя ночную сорочку. И хотя руки подоспевших людей стащили с нее горевшую одежду, помощь пришла слишком поздно. Почти три четверти кожного покрова были уничтожены тяжелыми ожогами. Пламя не коснулось ее лица. Она оставалась в сознании весь день.

Д-ру Доуи сообщили о трагедии по телефону. Несмотря на шок, который произвело на него это ужасное известие, он передал дочери следующие слова: «Скажите ей, чтобы она держалась Господа. Я молюсь за нее. Мама и я приедем так быстро, как только смогут домчать нас лошади».

Он и его жена быстро собрались. Через несколько минут коляска уже стояла у двери их дома. Понимая драматизм ситуации, кучер гнал лошадей галопом шесть миль до Уокегана, чтобы успеть на поезд, отправлявшийся в 7:45 утра. Наверное, это было самое долгое путешествие в жизни главного настоятеля, снедаемого тревогой за свою единственную дочь. Боясь самого худшего, он все-таки надеялся, что положение не настолько серьезно, как ему сказали. В 9:15 он вошел в комнату, где лежала его дочь, и увидел, как она страдала. После молитвы боль постепенно утихла. Через час она смогла говорить.

Но отец и те, кто ухаживал за ней, понимали, что при таких ожогах, уничтоживших три четверти кожи, она долго не проживет, если не произойдет сверхъестественное чудо. Некоторые ожоги были настолько глубоки, что тело в этих местах было черное, как уголь.

К трем часам дня девушка поняла, что умирает, но держалась удивительно мужественно. Во второй половине дня всем стало ясно, что нет никакой надежды на спасение. В девять вечера, к великому горю родителей, Эстер скончалась.

* * *

«Спи, моя любимая, спи спокойно. Склони свою голову на грудь Иисуса. Мы любим тебя, но Иисус любит тебя сильнее. Спокойной ночи! Спокойной ночи! Спокойной ночи!» Перед тем, как покинуть кладбище, главный настоятель воскликнул: «О, как трудно мне оторвать свое сердце от ее могилы. Двадцать один год она была нашим благословением, но «лучше любить и потерять, чем не любить вообще», потому что она была так драгоценна для нас».

Больше этот муж Божий не смог произнести ни слова.«Он стойко держался все это время, но теперь мужество оставило его. Когда усыпанный цветами гроб опустили в могилу, он сел на холмик свежевыкопанной земли. С низко склоненной на грудь головой и сжатыми между коленями руками, он громко заплакал. И пока он плакал, тысячи людей, склонившись, стояли рядом, рыдая и разделяя с настоятелем и его женой их великую печаль. Сейчас он был похож на смертельно раненого человека, который вряд ли когда-нибудь сможет оправиться от этой раны».

Но в этот час печали появилась вселяющая надежду возможность, что в мозгу Джона Александра Доуи начнется прояснение и к нему вернется понимание Божьей цели для каждого человека, большого и маленького, включая и его самого, которая заключается в понимании непреходящей важности смиренного духа, рождающего новую простоту жизни. Но с грустью мы должны отметить, что никаких перемен не произошло ни в ходе последующих событий, ни в поведении самого Джона Александра Доуи. Он продолжал считать себя человеком, которого сама судьба избрала восстановить все то, что было предсказано древними пророками. Он не терпел ни малейшей критики своей манеры ведения дел и, казалось, был еще меньше, чем раньше, расположен прислушиваться к советам других. Влияние «навязчивой идеи» оказалось настолько сильным, что даже трагедия и великая скорбь не смогли изменить главного настоятеля.

Так угасла последняя надежда на изменения рокового хода событий в Сионе.

Глава 28

Поездка в Нью-Йорк
События в жизни Джона Александра Доуи продолжали быстро разворачиваться. Последние годы его служения были отмечены несколькими драматическими событиями. Оставаясь абсолютно искренним в своих убеждениях, он, тем не менее, уже был не хозяином обстоятельств, как это было раньше, а, скорее, их жертвой.

Возможно, кому-то покажется странным, что такого высоко интеллектуального человека как Доуи, который обладал огромными знаниями и мог блестяще говорить практически на любую тему, ответственного за огромное по важности и размаху предприятие, враги считали чересчур доверчивым и даже легковерным. Но у них на это была своя причина. Веря в то, что он является Илией-Восстановителем, Доуи очень внимательно следил за тем, чтобы все церкви приняли его программу, — иначе они будут уничтожены. Поэтому, когда епископ методистской церкви чикагского округа позвонил ему, Доуи весь обратился в слух.

«Доктор, — сказал епископ, — я давно хотел увидеться и побеседовать с вами, но мы оба занятые люди. Сейчас в моем кабинете находится д-р Бакли, редактор «Христианского мира», ведущего деноминационного издания в Нью-Йорке. Он также хотел бы встретиться с вами. Не согласились бы вы принять нас для частной беседы, если мы сейчас приедем к вам?»

Не подозревая, что этими двумя религиозными лидерами руководило простое любопытство, Доуи согласился дать интервью. Сразу же, когда они вошли в офис главного настоятеля, три стороны дали обещание, что все, сказанное здесь, не будет придано огласке. Но в конце беседы Доуи почему-то решил, что произвел глубокое впечатление на обоих лидеров методистского движения. Уверенный в том, что теперь д-р Бакли стал искренним другом Сиона, несколькими днями позже через молодого репортера, который готовил статью о Доуи, он передал д-ру Бакли записку, в которой говорилось, что освобождает его от данного им слова и разрешает ему писать все, что тот сочтет нужным. Очевидно, Доуи решил, что редактор «Христианского мира» напишет доброжелательное вступление к статье этого молодого репортера. Такое поведение было непростительной наивностью со стороны Доуи, потому что с момента опубликования заявления о том, что он Илия, практически все религиозные лидеры страны отвернулись от него, не говоря уже о самом Бакли, который вот уже много лет боролся с Доуи с помощью своего пера. Поэтому, открыв октябрьский номер журнала «Век», главный настоятель испытал настоящий шок, увидев там статью, в которой в самых резких выражениях была описана его деятельность. Но самым тяжелым ударом для него было вступление, написанное д-ром Бакли.

Как далек был Джон Александр Доуи, основатель города Сион, от Доуи, жившего и служившего в Австралии, который, будучи преследуем многими, признался, что только однажды публично дал отпор своим преследователям — и, в конце концов, победил их своим служением, которое потрясло весь Южный континент! Но теперь решения принимались не так, как в те дни, когда он молился часами, ожидая ответа от Бога. После предательства Бакли им овладело неутолимое желание отомстить.

Джон Александр Доуи всегда был человеком действия, поэтому он быстро составил план поездки. Он закажет несколько поездов и вместе со своим Воинством Восстановления поедет в Нью-Йорк. Там арендует зал Медисон Сквер Гарден. Правда, все это предприятие обойдется ему в четверть миллиона долларов, но это не так важно по сравнению с теми целями, которые он собирается достичь. В Нью-Йорке он докажет всему миру, как велик город Сион, и когда закончит говорить, люди проникнутся уважением к его программе восстановления. И он не преминет примерно наказать «обманщика» Бакли в назидание другим.

В таком настроении Доуи стал готовиться к поездке. «Семьдесят», которые должны были действовать в течение четырех лет, были распущены, а вместо них было организовано сионское Воинство Восстановления. Все члены Воинства должны были произнести такую клятву:

Наконец наступил день отъезда. В четверг, 15 октября 1903 года, восемь поездов отправились из Чикаго. Каждый следовал по своему маршруту. Но на следующее утро все должны были встретиться в Нью-Йорке. Сама поездка и подготовка к ней стали центральным событием всех американских газет, где печатались подробные отчеты об этой необычной экспедиции. Искушенные нью-йоркские репортеры снабжали свои газеты длинными статьями. Большинство из них были написаны в резком, недружелюбном тоне, а некоторые содержали оскорбительные насмешки. Несомненно, все это доставляло Доуи боль и страдание.

Первая проповедь Доуи в Нью-Йорке была назначена на воскресенье, на вторую половину дня. Задолго до начала служения огромный зал Медисон Сквер Гарден был заполнен до отказа. Снаружи стояли тысячи желающих попасть на служение. Пока слушатели рассаживались по своим местам, играл сионский городской оркестр. Затем на сцену вышел облаченный в белые одежды большой хор. За ним стройным маршем вошло трехтысячное Воинство Восстановления. Впечатляющее зрелище! Когда они заняли свои места, запел большой хор.

В торжественном молчании зрители с интересом наблюдали, как проходило служение. Наконец настало время для Доуи занять свое место за кафедрой. Он вышел вперед и довольным взором окинул огромную аудиторию, сидящую перед ним. Час, которого он ожидал целый год, наступил. Он все правильно рассчитал. Но вскоре Доуи обнаружил, что не только он готовился к этому событию. План его противников был простым, но эффективным. В заранее назначенное время несколько человек, сидящих в первых рядах, поднялись и демонстративно направились к выходу. За ними еще несколько человек покинули зал, а затем еще. Конечно, д-р Доуи не мог не заметить этого. В смущении он кричал им вслед, призывая остановиться, но люди продолжали уходить. Тот, кто имеет опыт общения со зрительской аудиторией, знает, что это значит. Демонстративный уход нескольких зрителей произвел эффект цепной реакции. Д-р Доуи понял, что теряет влияние на зал. Легкомысленные, случайные люди, которые не имели никакого отношения к этому заговору, с готовностью присоединились к уходящим. И как ни кричал Доуи, приказывая охране не выпускать покидающих зал людей, массовый уход продолжался. Прежде чем он прекратился, несколько тысяч человек покинули здание.

Целая армия газетчиков, журналистов, писателей, которые занимали стратегические места в зале, лихорадочно в своих блокнотах делали записи обо всем происходящем. А ветеран общения с аудиторией, д-р Доуи, понял, что на этом первом, таком важном для него служении произошло то, что отрицательно повлияет на все их пребывание в Нью-Йорке. Озадаченный, сбитый столку, он изо всех сил старался, чтобы его проповедь произвела впечатление на слушателей, но каждый понимал, что что-то не так. Члены Воинства Восстановления выглядели смущенными, но были не в состоянии что-либо изменить в этой ситуации.

Во время нью-йоркского визита произошло еще одно неприятное событие. Газета «Нью-Йорк Уорлд» напечатала целую серию писем Доуи, в которых он отказывался признать своего отца, заявив, что предполагаемое родство является фальшивым. В действительности Доуи был так похож на своего отца, что люди часто путали их. С тех пор его отец, добродушный старик, никогда не переступал порог дома своего сына. В ответ на удар, который нанесла ему газета, напечатав эти письма, Доуи провел целый вечер, пытаясь объяснить своим соратникам эту историю. Многие в тот вечер чувствовали себя подавленными рассказом главного настоятеля. Они вспоминали Джона Александра Доуи в дни его служения в Чикаго, когда его пламенные проповеди и чудеса исцеления заставляли тысячи людей удивляться и воздавать хвалу Господу за Его чудные дела. А теперь возможность творить добро многим тысячам ньюйоркцев ускользала от них, потому что Доуи тратил драгоценное время, стараясь оправдаться за разрыв со своим старым отцом. Воистину, это был уже другой Доуи, непохожий на того, которого они знали много лет назад.

Мать автора этих строк была среди участников поездки в Нью-Йорк. Она рассказывала, что, хотя поездка доставила ей много приятных, радостных минут, в целом визит обернулся настоящим разочарованием. Статьи в газетах, массовый уход слушателей с первого служения, спор д-ра Доуи с отцом, проповеди, направленные против д-ра Бакли и других противников Доуи, выступления студентов — все это сильно омрачало встречи и собрания, которые проходили во время визита. Что касается результатов поездки, то они оказались незначительными по сравнению с огромными усилиями и затратами, вложенными в ее организацию и проведение. И действительно, было немного свидетельств о том, что посещение Нью-Йорка делегацией Сиона во главе с Доуи оказало влияние на жизнь в этом городе.