Джон Боулби. Привязанность


Глава 1. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ПОДХОДА



бет2/30
Дата21.07.2016
өлшемі2.28 Mb.
#213029
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   30

Глава 1. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ПОДХОДА


Чрезвычайно сложная взаимосвязь всех факторов, которые необходимо принимать во внимание, оставляет нам только один способ их выявления. Мы должны выбрать сначала одну, а затем какую-либо другую точку зрения и придерживаться ее при исследовании материала до тех пор, пока ее применение приносит результаты.

З. Фрейд (Freud, 1915b). Из последнего абзаца работы «Вытеснение».

На протяжении почти пятидесяти лет исследований в области психоанализа Фрейду не раз приходилось вначале брать за основу одну, а затем другую точку зрения в качестве отправного пункта своих поисков. Среди разнообразного материала, который он изучал, мы находим сновидения, симптомы пациентов, страдающих неврозами, поведение представителей первобытных культур. Но хотя поиски объяснений каждый раз приводили его к событиям раннего детства, сам он редко брал за основу данные, полученные в результате непосредственного наблюдения за детьми. В итоге большая часть представлений о раннем детстве, которыми располагают психоаналитики, была получена благодаря процессу их исторической реконструкции на основе результатов работы с пациентами, вышедшими из детского возраста. То же можно сказать и об идеях, сформулированных в рамках детского психоанализа: события и процессы, о которых строятся предположения, принадлежат к уже прошедшей стадии жизни.

Данная работа исходит из иной точки зрения. По причинам, упомянутым в предисловии, можно полагать, что наблюдение за поведением самого маленького ребенка в отношении своей матери — как в ее присутствии, так и в особенности когда ее нет с ним — могут внести значительный вклад в наше понимание развития личности. Когда маленьких детей разлучают с матерью незнакомые люди, дети обычно реагируют на это очень остро, а после воссоединения с матерью, как правило, проявляют повышенную тревожность или не свойственное ранее отчуждение. Поскольку и тот, и другой тип изменения отношения — или сочетание обоих — часто встречаются у людей, страдающих психоневрозом и другими видами эмоциональных нарушений, нам представлялось разумным взять эти наблюдения за отправную точку и придерживаться ее «при исследовании материала до тех пор, пока ее применение приносит результаты».

В связи с тем что эта отправная точка так сильно отличается от той, к которой привыкли психоаналитики, наверное, нужно более четко описать ее и показать причины, по которым ее следовало бы принять.

Теория психоанализа — это попытка объяснить процессы функционирования личности — как в аспекте ее здоровья, так и патологии — с точки зрения онтогенеза. При создании основной части теории не только Фрейд, но также фактически все последователи психоанализа начинали исследование с конечного результата, двигаясь в обратном направлении. Основные данные получены в ходе психоаналитического изучения личности, уже достигшей того или иного уровня развития и «функционирующей» более или менее успешно. Исходя из этих данных, делается попытка реконструировать стадии развития личности, предшествовавшие той, что наблюдается в настоящий момент.

Во многих отношениях эта стратегия противоположна стратегии, которую мы пытаемся реализовать здесь. Используя в качестве основных данных наблюдения за поведением детей первых лет жизни в определенных ситуациях, мы хотим описать ранние стадии развития личности и, исходя из этого, идти дальше. Цель, в частности, состоит в том, чтобы описать определенные формы (паттерны) реагирования, регулярно встречающиеся в раннем детстве, и начиная с этого момента проследить за проявлениями сходных паттернов реагирования личности в более поздние периоды ее развития. Изменение в самом подходе к проблеме радикальное. Из него следует, что в качестве отправного пункта мы принимаем не тот или иной симптом или синдром, причиняющий беспокойство, а событие или переживание, которые рассматриваются как потенциально патогенные для развития личности.

Таким образом, если почти все современные теории психоанализа начинают исследование с клинического синдрома или симптома, например, с воровства, депрессии или шизофрении, выдвигая гипотезы относительно событий и процессов, которые предположительно повлияли на его развитие, принятый здесь подход начинает с выяснения характера события — утраты матери в младенчестве или в раннем детстве, а также с попыток проследить психологические и психопатологические процессы, которые обычно из него проистекают. Фактически мы двигаемся, начиная с анализа травматического опыта ребенка, в направлении его последующего развития.

Такого рода сдвиг ориентации исследования все еще необычен для психиатрии. В то же время в иных областях медицины, более тесно связанных с физиологией, упомянутый подход встречается давно, и пример, взятый из этой области, может помочь пролить свет на данный вопрос. Когда в наше время исследуется такой вид патологии, как хроническое инфекционное заболевание легких, врач не начнет работу с рассмотрения нескольких случаев заболевания этой болезнью и не будет пытаться определить возбудителя или возбудителей, вызвавших данное заболевание. Скорее всего, он сосредоточится на изучении определенного возбудителя, может быть, вируса туберкулеза, актиномикоза или какого-нибудь другого недавно выделенного вируса для того, чтобы изучить вызываемые им физиологические и патофизиологические процессы. Поступая таким образом, он, возможно, обнаружит многое из того, что может не иметь непосредственного отношения к хроническому инфекционному заболеванию. Его работа может пролить свет не только на определенные острые инфекционные и субклинические состояния, но почти наверняка поможет установить, что инфекция в других органах, помимо легких, является результатом действия патогенного вируса, выбранного им для исследования. Для него больше не представляет интерес какой-то отдельный клинический синдром; вместо этого он интересуется разнообразными осложнениями, вызванными конкретным патогенным возбудителем.

Патогенный фактор, действие которого мы будем обсуждать в данном случае, — это потеря ребенком матери в возрасте от шести месяцев до шести лет. Однако прежде чем перейти к рассмотрению основных наблюдений, нужно завершить описание того, чем принятый нами подход отличается от традиционного, а также обсудить несколько критических замечаний, с которыми нам пришлось столкнуться.

ОСОБЕННОСТИ ПРЕДЛАГАЕМОГО ПОДХОДА


Одно из отличий уже упоминалось: вместо данных, полученных в процессе терапии взрослых пациентов, наши данные получены в результате наблюдений за поведением маленьких детей в обстановке реальной жизни. В настоящее время иногда высказывается мнение, что такие данные имеют лишь отдаленное отношение к нашему разделу науки. Нередко при этом подразумевается, что по своей сути непосредственное наблюдение за поведением может дать информацию только поверхностного характера и что оно резко контрастирует с тем, что, как полагают, является почти прямым доступом к психической деятельности во время психоаналитической терапии. В результате всякий раз, когда непосредственное наблюдение над поведением подтверждает выводы, полученные во время лечения пациентов, его считают заслуживающим интереса, однако, если оно расходится с ними, его можно не принимать во внимание.

Теперь я считаю, что такого рода отношение к наблюдению основывается на ложных предпосылках. Прежде всего мы не должны переоценивать данные, получаемые нами во время сеансов психоанализа. До сих пор то, с чем нам приходится сталкиваться при непосредственном обращении к психическим процессам, представляет собой сложную цепь свободных ассоциаций, описаний событий прошлого, замечаний по поводу настоящей ситуации и поведения пациента. Стараясь понять эти разнообразные проявления, мы неизбежно проводим их отбор и выстраиваем в соответствии с принятой нами схемой; если же мы пытаемся сделать вывод о том, какие психические процессы могут лежать в их основе, мы непременно оставляем сферу наблюдений и обращаемся к теории. Хотя проявления психических процессов, с которыми мы встречаемся в кабинете психоаналитика, необычайно богаты и разнообразны, тем не менее мы еще далеки от того, чтобы иметь возможность непосредственно наблюдать за психическими процессами.

Вероятно, в действительности ближе к истине находится прямо противоположное положение. Философы считают, что в жизни отдельного человека «паттерны поведения», различимые уже в младенческом возрасте, должны служить первоосновой для развития собственно психических состояний и процессов, и то, что впоследствии рассматривается как «внутренние явления» — будь то эмоции, аффекты или фантазии, — это «остаток», сохранившийся после того, как все связанные с ними формы внешнего поведения практически полностью редуцировались (Hampshire, 1962). Поскольку способность к сокращению внешних форм поведения с возрастом увеличивается, очевидно, что чем младше ребенок, тем больше вероятность, что его поведение и психологическое состояние являются двумя сторонами одной медали. При условии умелого и детального наблюдения полученную картину поведения маленьких детей можно рассматривать как эффективный показатель их психологического состояния в данное время.

Кроме того, те, кто скептически относятся к ценности непосредственного наблюдения за поведением, обычно недооценивают многообразие и обширность получаемых данных. Когда за маленькими детьми наблюдают в ситуациях, вызывающих страх и огорчение, можно получить данные, которые имеют прямое отношение ко многим понятиям, занимающим центральное место в нашей дисциплине, — любви, ненависти и амбивалентности чувств, ощущению безопасности, тревоги и печали; замещению, расщеплению и вытеснению. В действительности можно утверждать, что наблюдение за началом отчуждения у ребенка, проводящего несколько недель в незнакомой обстановке и в отрыве от матери, открывает так много, что нам удается проследить за тем, как происходит процесс вытеснения.

Истина состоит в том, что ни одна категория данных, по существу, не обладает преимуществами по сравнению с другой. Каждая связана с проблемами, над которыми бьется психоанализ, и ценность одной категории данных увеличивается тогда, когда она сочетается с другой. Двумя глазами видно лучше, чем каждым в отдельности.

Еще одно отличие принятого нами подхода от традиционного психоанализа заключается в том, что он основывается на наблюдениях за тем, как представители других биологических видов реагируют на подобные ситуации — присутствия и отсутствия матери; и в том, что он использует широкий набор новых концепций, разработанных этологами для их объяснения.

Основная причина обращения к этологии в том, что она предоставляет большой набор новых идей и понятий, которые можно опробовать при построении нашей теории. Многие из них касаются образования тесных социальных отношений — таких, которые связывают потомство с родителями, родителей с потомством и представителей двух полов (а иногда и одного пола) друг с другом. Другие связаны с изучением конфликтного поведения и «смещенной активности», третьи касаются развития патологических фиксаций в форме неадекватного поведения или направленности поведения на неподходящие объекты. Теперь мы знаем, что у человека нет монополии на наличие конфликтов или поведенческой патологии. Например, у канарейки, которая впервые в жизни начинает строить свое гнездо и для него не достает материала, не только разовьется, но и станет устойчивым патологическое поведение, связанное с сооружением гнезда, даже если позднее этот строительный материал у нее появится. Или, к примеру, гусь может «обхаживать» собачью конуру и очень «огорчится», если она перевернется1*. Таким образом, этологические данные и концепции затрагивают явления, по меньшей мере, сопоставимые с теми явлениями, которые мы, как психоаналитики, стараемся понять в человеке.

_______________



1* В данном примере собачья конура является объектом ухаживания со стороны - Примеч. ред.

Тем не менее пока этологические концепции не будут опробованы в области поведения человека, мы не сможем определить, насколько они полезны. Каждый этолог знает, что, каким бы ценным для исследования ни было знание о том или ином виде животных, его никогда нельзя переносить с одного вида на другой. Человек — это не обезьяна, не белая крыса, не говоря уже о канарейке или о рыбах-циклидах. Человек — это самостоятельный вид, обладающий своими специфическими характеристиками. Поэтому вполне логичной кажется мысль о том, что ни одна идея, возникающая при изучении биологических видов более низкой организации, не применима по. отношению к человеку. Тем не менее нам это положение представляется маловероятным. В том, что касается вскармливания детей или детенышей, процессов размножения и выделения из организма, у человека и видов, стоящих на более низких ступенях развития, имеются общие анатомические и физиологические характеристики. Поэтому было бы странно, если бы у нас при этом не было никаких общих черт в поведении. Кроме того, именно в раннем детстве, особенно в доречевой период, мы находим эти черты в наименее измененной форме. Можно ли говорить о том, что некоторые невротические тенденции, а также личностные нарушения, корни которых лежат в раннем детстве, следует понимать как результат нарушения в ходе развития этих биопсихологических процессов? Независимо от того, положительным окажется ответ на этот вопрос или отрицательным, здравый смысл диктует необходимость исследования такой возможности.


Позиция Фрейда


Итак, здесь были описаны четыре особенности принятого нами подхода — прослеживание возникновения реакции и ее дальнейшего развития («проспективный подход»)1*, сосредоточение внимания на патогенном факторе и его последствиях, непосредственное наблюдение за маленькими детьми и использование данных о животных. Было также дано обоснование выбора в пользу каждой их четырех особенностей этого подхода. Однако поскольку мало кто из психоаналитиков принимают данную точку зрения, а также поскольку иногда высказываются опасения по поводу того, что работать в русле данного подхода — значит нарушать традицию (а это чревато последствиями), то имеет смысл рассмотреть позицию Фрейда2*.

______________



1* В отличие от исследования ретроспективного типа, так называемый проспективный метод предполагает движение не от результата к исходному моменту, т.е. возникновению явления, а наоборот, прослеживание процесса развития, начиная с его исходных моментов в направлении дальнейшего развертывания процесса. — Примеч. ред.

2* Боулби, вероятно, имеет в виду неприятие и острую критику со стороны членов Британского психоаналитического общества, с которыми он встретился, представляя свои первые работы, выполненные в русле предложенного им подхода. — Примеч. ред.



Анализируя последовательно каждую из четырех названных характеристик нашего подхода, мы прежде всего представим взгляды Фрейда, а затем подробно разберем позицию, принятую в этой книге.

В статье, опубликованной в 1920 г., Фрейд обсуждает серьезные ограничения ретроспективного метода. Он пишет:

«Пока мы прослеживаем развитие, начиная с его результата, двигаясь в направлении, противоположном его течению, цепь событий кажется непрерывной, и мы чувствуем, что достигли инсайта, который мы расцениваем как совершенно удовлетворительное или даже исчерпывающее понимание. Но если мы пойдем в обратном направлении, если мы начнем с предпосылок, полученных в результате психоанализа, и постараемся следовать за ними вплоть до конечного результата, тогда у нас не будет впечатления о неизбежности данной последовательности событий, что они не могли бы сложиться иначе. Мы сразу замечаем, что мог бы быть другой результат и что мы точно так же могли бы понять и объяснить его. Таким образом, синтез не так удовлетворителен, как анализ; другими словами, исходя из знания предпосылок, мы не смогли бы предсказать характер результата». (Freud, 1920b. P. 167-168).

Главной причиной этого ограничения, как указывает Фрейд, является наше незнание соотношения сил различных этиологических факторов. Он предостерегает:

«Даже предполагая, что мы обладаем полным знанием этиологических факторов, имеющих решающее значение для данного результата... мы никогда не знаем заранее, какой из факторов окажется слабее или сильнее. Мы только говорим в конце, что те факторы, которые сыграли свою роль, оказались сильнее. В результате всегда можно вполне определенно установить цепь причин, если мы следуем линии анализа, в то время как предсказать ее по линии синтеза невозможно» (там же).

Из этого отрывка очевидно, что Фрейд не сомневался, в чем заключается ограниченность традиционного метода исследования. Хотя ретроспективный метод предоставляет множество данных относительно тех факторов, которые могут играть этиологическую роль, с его помощью не только невозможно установить их все, но также нельзя оценить относительную силу установленных факторов.

Взаимодополняющие роли, которые в психоанализе играют исследования ретроспективного и проспективного типов, в действительности являются только частным примером взаимодополнительности исторического и естественно-научного методов в других областях знания.

Хотя в любом виде исторического исследования ретроспективный метод занимает признанное место и множество значительных достижений говорит в его пользу, неспособность этого метода определить относительную роль каждого из нескольких этиологических факторов, является его признанной слабостью. Однако там, где исторический метод не достаточно эффективен, обретает силу метод естественных наук. Как нам известно, научный метод требует от нас после изучения проблемы четкой формулировки одной или нескольких гипотез относительно причин, лежащих в основе интересующих нас событий, причем это должно быть сделано таким образом, чтобы из них следовал поддающийся проверке прогноз. В зависимости от точности последнего выдвинутые гипотезы принимаются или отвергаются.

Несомненно, что для получения психоанализом полноценного статуса одной из наук о поведении, он должен к своему традиционному методу добавить испытанные методы естественных наук. Хотя метод исторической реконструкции прошлого всегда будет главным методом в кабинете психоаналитика (как он продолжает быть таковым во всех областях медицины), в достижении научных целей он может и должен быть усилен гипотетико-дедуктивным методом и проверкой гипотез. Материал этой книги представлен как предварительный шаг в применении этого метода. Наша цель состояла в том, чтобы сконцентрировать внимание на событиях и их воздействии на детей и придать теории такую форму, которая допускает формулирование проверяемых прогнозов. Детальное формулирование прогнозов и даже проверка нескольких из них — задачи будущего.

Как утверждали Рикман (Rickman, 1951) и Эзриэл (Ezriel, 1951), составление прогноза и его проверку при желании можно приме нить при лечении пациентов; но с помощью таких процедур никогда нельзя проверить гипотезы, затрагивающие предшествующий период развития. Поэтому для проверки психоаналитической теории развития незаменимы прогнозы, сделанные на основе данного непосредственного наблюдения за младенцами и маленькими детьми. Нередко они проверяются с помощью того же метода.

При применении этого метода необходимо начать с выбора возможного этиологического фактора, чтобы убедиться, действительно ли он обладает всем спектром действия (или какой-либо его частью), которое ему приписывается. Это подводит нас ко второй особенности нашего подхода — изучению конкретного патогенного агента и его последствий.

Изучая фрейдовское понимание этого вопроса, необходимо четкое разграничение его взглядов на этиологические факторы вообще и на роль того конкретного фактора, который выбран нами для исследования в этой книге. Начнем с рассмотрения общих взглядов Фрейда.

Анализируя взгляды Фрейда на факторы, служащие причиной неврозов и связанных с ними нарушений, мы обнаруживаем, что они всегда сосредоточиваются на концепции травмы. Это относится как к его последним работам, так и к самым ранним — факт, о котором обычно забывают. Так, в своих последних произведениях «Моисей как человек и монотеистическая религия» и «Очерк психоанализа», которые вышли в свет соответственно в 1939 и в 1940 г., он отводит несколько страниц обсуждению вопросов, связанных с природой травмы, возрастным диапазоном, в котором человек оказывается особенно уязвимым для травматизации, характером событий, которые могут обладать травмирующим действием, и тем влиянием, которое они способны оказывать на развивающуюся психику.

Центральный пункт этого положения Фрейда — мысль о природе травмы. Подобно другим авторам, он приходит к выводу, что здесь задействованы два вида факторов — само событие и конституция человека, переживающего это событие; другими словами, травма является результатом взаимодействия. Фрейд утверждает, что, когда опыт вызывает необычную патологическую реакцию, причина этого в том, что к личности предъявляются слишком высокие требования. По его мнению, это происходит из-за того, что личности приходится переживать такое возбуждение, с которым она способна справиться.

Что касается конституциональных факторов, то Фрейд полагает, что люди должны различаться между собой по степени умения отвечать таким требованиям. Поэтому «то, что при одной конституции вызовет травму, при другой — не окажет такого действия» (Freud, 1939. Р. 73). В то же время, считает Фрейд, в жизни есть особый период — это первые пять или шесть лет, в течение которых, по-видимому, каждому человеку свойственна повышенная уязвимость. По его мнению, причина в том, что в этом возрасте «...Эго... слабое, незрелое и неспособное к сопротивлению». В результате «оно не может справляться с задачами, с которыми с легкостью справилось бы позднее», а вместо этого прибегает к вытеснению или расщеплению. По этой причине, считает Фрейд, «неврозы приобретаются только в раннем детстве» (1940. Р. 184-185).

Когда Фрейд говорит о «раннем детстве», важно помнить, что он имеет в виду период длительностью в несколько лет; в «Моисее» он ссылается на первые пять лет, в «Очерке» — на первые шесть лет жизни. Он полагает, что в пределах этого отрезка времени «самым важным является период между двумя и четырьмя годами» (1939. Р. 74). Фрейд исключает первые месяцы жизни; об их значении он высказывается весьма туманно: «Через какое время после рождения начинается период восприимчивости, определенно установить нельзя» (Р. 74).

Такова общая теория этиологии по Фрейду. Предлагаемая на страницах этой книги частная теория тесно с ней связана. В ней доказывается, что в соответствии с определением, предложенным Фрейдом, разлуку с матерью можно считать травмой, особенно если ребенка помещают в незнакомое место к чужим людям; кроме того, как свидетельствуют имеющиеся сведения, период жизни, когда разлука оказывает травмирующее влияние, совпадает с периодом детства, который Фрейд определяет как период наибольшей уязвимости. Приводимые нами аргументы в пользу соответствия развиваемой здесь точки зрения на разлучение ребенка с матерью фрейдовскому понятию травмы позволяют сформулировать основное положение этой книги.

Фрейд определяет понятие травмы в терминах условий, служащих ее причиной, и ее психологических последствий. И в том и в другом отношениях разлучение ребенка с матерью в первые годы его жизни точно соответствует определению травмы. Что касается условий, служащих причиной травмы, то, как известно, разлука с матерью и пребывание в незнакомой обстановке вызывают у ребенка острое переживание горя, сохраняющееся в течение долгого времени; это подтверждает гипотезу Фрейда о том, что травма возникает, когда психика подвергается слишком сильному возбуждению. Что касается последствий, т.е. психологических изменений, закономерно следующих за продолжительными переживаниями, связанными с разлукой ребенка с матерью, то они являются не чем иным, как вытеснением, расщеплением и отказом. Иными словами, это, несомненно, защитные процессы, которые, согласно Фрейду, возникают в результате травмы. Это те самые процессы, ради объяснения которых и была создана теория травмы. Таким образом, можно сказать, что выбранный для изучения этиологический фактор — всего лишь частный случай того типа событий, которые Фрейд рассматривал как травматические. Следовательно, в данной работе теория невроза во многих отношениях представляет собой лишь вариант теории травмы, выдвинутой Фрейдом.

Однако заметим, что несмотря на тот факт, что разлучение с матерью хорошо укладывается в общую теорию неврозов Фрейда, и более того, в его теории страху разлуки, утрате и печали отводится исключительно важная роль; он только в редких случаях указывает на факт разлуки или утраты в первые годы жизни как на источник травмы. Когда в своих более поздних работах Фрейд ссылается на разного рода события как на травматические, он делает это довольно осторожно: в действительности термины, которые он использует для их описания, носят настолько общий и абстрактный характер, что не всегда понятно, что им имеется в виду. Например, в своей работе «Моисей как человек и монотеистическая религия» он утверждает: «Они относятся к впечатлениям сексуального и агрессивного характера, а также, несомненно, к травмам, нанесенным Эго (нарциссические обиды) в раннем детстве» (Freud, 1939. Р. 74). Конечно, существует общепринятая точка зрения, что разлуку с матерью в раннем детстве нужно воспринимать как травму, нанесенную Эго; и хотя нет оснований для сомнений в этом, однако утверждать с уверенностью, придерживался ли этого взгляда Фрейд, нельзя. Итак, хотя разлука с матерью в ранние годы жизни целиком подпадает под определение травматического события по Фрейду, нельзя сказать, что он когда-либо обращал на это явление серьезное внимание, выделяя его в особую категорию травматических событий.

Следующая особенность принятого здесь подхода — это использование данных, полученных путем непосредственного наблюдения за поведением; и так же, как две первые особенности, она тоже явно соответствует взглядам Фрейда.

Во-первых, необходимо заметить, что хотя Фрейд лишь изредка обращался к данным, полученным в результате непосредственного наблюдения, тем не менее те один или два случая, когда он это делал, имели ключевое значение. Например, случай с катушкой и привязанной к ней ниткой, на основе которого он строил свои аргументы в работе «По ту сторону принципа удовольствия» (Freud, 1920а. Р. 4—16), и мучительная переоценка теории страха, которую и предпринимает в работе «Торможение, симптом и страх» (1926). Там, столкнувшись со сложными и противоречивыми выводами о страхе, Фрейд ищет и обретает terra firma1* в наблюдениях за поведением маленьких детей в одиночестве, в темноте или наедине с незнакомыми людьми (1926. Р. 136). Именно на этом основывается вся его новая редакция теории страха.

Во-вторых, интересно узнать, что за двадцать лет до этого в своих «Трех очерках по теории сексуальности» (1905) Фрейд обращался к непосредственному наблюдению за детьми как к методу, дополняющему психоаналитическое исследование:

«Психоаналитическое исследование, возвращающееся к детству из более позднего периода, и одновременное наблюдение за ребенком сочетаются друг с другом... Наблюдение за детьми обладает тем недостатком, что имеет дело с данными, которые легко неправильно понять; психоанализ труден тем, что может «добраться» до своих данных и до своих выводов только долгими обходными путями; но при совместном использовании двух методов можно достичь вполне удовлетворительной степени достоверности полученных результатов» (1905. Р. 201).

Последняя особенность принятого здесь подхода — это использование данных из исследований, проведенных на животных. Скептическое отношение к тому, что данные о поведении животных могут помочь нашему пониманию поведения человека, не нашло бы поддержки у Фрейда. Известно, что Фрейд не только внимательно изучал книгу Романеса «Эволюция психики человека» (Romanes, 1888)2, большая часть которой посвящена рассмотрению значения результатов исследований, проведенных на животных, но и в своем последнем труде «Очерк психоанализа» он высказал следующее мнение: «Можно предположить, что общая схематическая картина психического аппарата применима также и к высшим животным, близким по своей психике человеку». В выводе Фрейда можно уловить ноту сожаления: «Психология животных еще не занялась представленной здесь интересной проблемой» (1940. Р. 147).

____________



1* Terra firma (лат.) — твердая почва. — Примеч. пер.

2 Экземпляр с пометками Фрейда хранится в Библиотеке Фрейда (на медицинском факультете Колумбийского университета). В личной беседе Анна Фрейд высказала мнение, что пометки на полях книги, сделанные ее отцом, вероятно, относятся к 1895 г., когда он писал книгу «Набросок научной психологии» (1895).

Безусловно, исследования поведения животных должны значительно продвинуться вперед, прежде чем они смогут пролить свет на процессы и структуры, которые имел в виду Фрейд. Тем не менее исследования поведения животных и новые концепции, выдвинутые за годы, прошедшие с момента написания «Очерка психоанализа», едва ли могли остаться вне поля зрения Фрейда и не вызвать у него интерес.


ТЕОРИИ МОТИВАЦИИ


С точки зрения приведенных нами четырех особенностей подхода, описываемого в этой книге, можно с уверенностью утверждать (хотя этот подход не только не применялся, но и не знаком многим психоаналитикам), что он не вызвал бы у Фрейда возражений. Однако по некоторым другим характеристикам этот подход действительно расходится с позицией Фрейда. Основное различие касается мотивационной теории. Поскольку выдвинутые Фрейдом теории влечения и инстинкта относятся к центральной части психоаналитической метапсихологии, то любой отход от них психоаналитика может вызвать недоумение или даже некоторый испуг. Поэтому прежде чем идти дальше, попытаемся сориентировать читателей в отношении занимаемой нами позиции. За отправную точку возьмем работу Рапапорта и Гилла (Rapaport, Gill, 1959).

В своей попытке «ясно и последовательно сформулировать тот ряд исходных положений, которые составляют психоаналитическую метапсихологию», Рапапорт и Гилл классифицируют их в соответствии с определенными подходами. Они выделяют пять таких подходов, каждый из которых требует, чтобы независимо от конкретного психоаналитического объяснения психологического явления оно содержало определенные положения. Вот эти подходы и соответствующие им положения:



Динамический — подход, который должен содержать положения относительно психологических сил, так или иначе связанных с явлением.

Экономический — подход, куда должны быть включены положения, касающиеся психической энергии явления.

Структурныйподход, в который должны входить положения, связанные с постоянными психологическими конфигурациями (структурами), составляющими явление.

Генетическийподход, в котором должны содержаться положения о психологическом происхождении и развитии явления.

Адаптивныйподход, где должны быть утверждения, касающиеся отношения явления к окружающей среде.

Затруднений со структурным, генетическим и адаптивным подходами в настоящее время нет. Положения о генетическом и адаптивном аспекте встречаются на протяжении всей этой книги; а в любой теории защиты содержится немало положений относительно структурного аспекта. Не приняты динамический и экономический подходы. Поэтому нет положений относительно психической энергии или психологических сил; полностью отсутствуют такие понятия, как «сохранение энергии», «энтропия», «направление» и «величина силы». В последних главах делается попытка восполнить образовавшийся пробел. А пока кратко рассмотрим истоки и состояние не представленных здесь подходов.

Модель психического аппарата, с которой связано представление о поведении как некой результирующей действия гипотетической физической энергии, ищущей разрядки, была принята Фрейдом почти в самом начале его психоаналитической работы. Много лет спустя он писал в «Очерке»: «Мы полагаем, — поскольку другие естественные науки привели нас к ожиданию этого, — что в психической жизни существует какая-то энергия...». Но эта предполагаемая энергия отличается от физической энергии; впоследствии Фрейд обозначил ее как «нервную, или психическую, энергию» (Freud, 1940. Р. 163—164). Поскольку необходимо четко отличать этот вид модели от тех моделей, которые, предполагая наличие физической энергии, исключают любой другой ее вид, модель, созданная Фрейдом, носит название «модель психической энергии».

Хотя время от времени детали модели психической энергии претерпевали изменения, Фрейд никогда не считал возможным оставить ее ради какой-либо иной модели. Также не отвергали ее и большинство других психоаналитиков. Какие же причины в таком случае побудили меня сделать это?

Во-первых, важно не забывать, что модель Фрейда зародилась не в ходе его клинической работы с пациентами, а берет свое начало из идей, почерпнутых им ранее у его учителей — физиолога Брюкке, психиатра Мейнерта и врача-терапевта Брейера. Эти идеи возникли у Фехнера (1801—1887) и Гельмгольца (1821—1894), а до них у Гербарта (1776—1841) и, как замечает Джонс, к тому времени как ими заинтересовался Фрейд, они «были уже хорошо известны и признаны среди образованных людей и особенно в научных кругах» (Jones, 1953. Р. 414). Поэтому модель психической энергии является теоретическим представлением, которое Фрейд привнес в психоанализ: она ни в коей мере не выведена им из практики психоанализа1*.

____________



1*Помимо собственных трудов Фрейда, лучшими работами, в которых освеща­ется происхождение модели Фрейда, являются статьи Бернфельда (Bernfeld, 1944, 1949); первый том его биографии, написанный Джонсом (Jones, 1953), особенно глава 17; «Введение» Криса к тому писем Фрейда, адресованных Флиссу (Kris, 1954) и комментарий Стрейчи (Strachey, 1962). «Возникновение фундаментальных гипотез Фрейда» (1940. Р. 62—68). Еще более далекая историческая ретроспектива дана Уайтом (Whyte, 1960), который среди прочего подчеркивал высокий престиж коли­чественной формы, в которой 1ербарт выразил свои идеи.

Во-вторых, эта модель представляет собой попытку осмыслить данные психологии в терминах, аналогичных тем, которые были приняты в физике и химии во второй половине XIX в. В частности, Гельмгольц, находясь под впечатлением того, как физики использовали понятие энергии и принцип ее сохранения, полагал, что в науке настоящие причины следует представлять в качестве своего рода «сил», и занимался применением этих идей в своих работах по физиологии. Аналогичным образом и Фрейд, стремясь выразить свои идеи на языке настоящей науки, заимствовал у Фехнера модель, построенную на основе этих понятий, и продолжил ее разработку. Главные особенности модели Фрейда можно описать следующим образом: а) «в психических функциях следует выделять нечто, обладающее всеми характеристиками количества — степени аффекта или порции возбуждения, которые могут возрастать, убывать, смещаться и разряжаться», его можно описать по аналогии с электрическим зарядом (Freud, 1894. Р. 60); и б) работа психического аппарата подчиняется двум тесно связанным между собой принципам — принципу инерции и принципу постоянства; причем первый принцип состоит в том, что психический аппарат стремится сохранить степень своего возбуждения на возможно низком уровне, а второй постулирует тенденцию к сохранению его постоянным1.

__________________

В те далекие времена Фрейд считал принцип инерции основным и полагал, что он управляет системой, когда она получает возбуждение извне: «Этот процесс разряда представляет собой основную функцию нервной системы». Принцип постоянства считался второстепенным и был разработан для того, чтобы система могла взаимодействовать с возбуждением внутреннего (соматического) происхождения (Freud, «Project for a Scientific Psychology». 1895. P. 297).

Впоследствии представления Фрейда относительно этих двух принципов были им пересмотрены, хотя и не претерпели при этом существенных изменений. В окончательной формулировке принцип инерции остается основным; он относится к инстинкту смерти и носит новое название — принцип нирваны. Принцип постоян­ства до некоторой степени замещается принципом удовольствия, который, как и Предшествующий, рассматривается в качестве второстепенного; считается, что принцип удовольствия представляет собой модификацию принципа нирваны под воздействием инстинкта жизни (см. примеч. ред., 1915b. Р. 121).

В-третьих, и это самое главное, модель психической энергии логически не связана с теми положениями, которые Фрейд (а после него и все остальные) считает действительно основными в психоанализе, — положениями о роли бессознательных психических процессов, о вытеснении как активном процессе сохранения их в сфере бессознательного, о переносе как основной детерминанте поведения, о травме, имевшей место в детстве, как источнике невроза. Ни одно из этих положений внутренне не связано с моделью психической энергии, и когда эта модель отвергается, все четыре остаются не затронутыми и неизменными. Модель психической энергии — лишь одна из возможных моделей объяснения данных, к которой Фрейд привлекал внимание; она, безусловно, не является необходимой.

Первое, что нужно подчеркнуть — модель психической энергии возникла вне психоанализа; второе — главным мотивом для введения ее Фрейдом было стремление уверить всех, что его психология соответствовала тем идеям, которые он считал передовыми научными идеями своего времени. Ничто в его клинических наблюдениях не требовало или хотя бы предполагало необходимость такой модели — это видно из его ранних исследований отдельных случаев психопатологии. Несомненно, что частично из-за приверженности Фрейда в течение всей своей жизни этой модели, а частично из-за отсутствия лучшей модели большинство психоаналитиков продолжали ею пользоваться.

В наши дни нельзя считать антинаучным использование для интерпретации данных любой модели, представляющейся перспективной. Поэтому нельзя считать антинаучным как само появление модели Фрейда, так и ее использование им самим и другими учеными. Тем не менее возникает вопрос, имеется ли сейчас альтернативная модель, которая бы в большей степени подходила для данной цели.

Внутри самого психоаналитического движения, естественно, были попытки дополнить или заменить модель Фрейда. Среди них и такие, в которых внимание концентрировалось на сильном стремлении индивида к установлению отношений с другими людьми (либо с частичными объектами1*). В них это стремление рассматривалось как основной принцип и, следовательно, либо такой же важный для психической жизни, как и принцип разрядки (нирваны) и принцип удовольствия, либо альтернативный им. Следует заметить, что в отличие от модели психической энергии модели объектных отношений строятся на основе клинического опыта, а также данных, полученных в ходе психоанализа пациентов. Как только признается значимость материала трансфера, нам, в действительности, навязывается какая-нибудь модель подобного рода: со времен Фрейда одна из таких моделей присутствует в умах всех практикующих психоаналитиков. Поэтому вопрос не в том, полезен ли этот вид модели, а в том, используется ли она как дополнение к модели психической энергии или как альтернатива ей.

__________________



1* Частичный объект — психоаналитическое понятие, обозначающее ту или иную часть объекта, удовлетворяющую определенную потребность индивида, например материнская грудь. — Примеч. ред.

После Фрейда из всех психоаналитиков, внесших свой вклад в теорию объектных отношений, вероятно, самыми влиятельными были Мелани Кляйн, Балинт, Уинникотт и Фэрберн. Варианты теории, выдвигаемые ими, во многом как роднятся, так и различаются. В данном контексте основное различие между ними в том, является или нет эта теория теорией чисто объектных отношений или сложной теорией, в которой понятия объектных отношений сочетаются с концепцией психической энергии. Из всех четырех теория Мелани Кляйн наиболее сложная, потому что в ней делается акцент на роли инстинкта смерти; теория Фэрберна — наиболее «строгая» из-за его открытого неприятия любых понятий, не связанных с объектными отношениями1.

Поскольку развиваемая здесь теория ведет свое происхождение от теории объектных отношений, она во многом опирается на работы этих четырех английских психоаналитиков. Тем не менее ни одна их позиция не принимается нами полностью, а некоторые пункты весьма существенно отличаются от каждой из этих позиций. Более того, в одном принципиальном отношении она отличается от всех четырех: она дает начало новому типу теории инстинкта2. Думаю, что отсутствие какой-либо теории инстинкта, альтернативной теории Фрейда, составляет самый большой и, пожалуй, единственный недостаток всех существующих в настоящее время теорий объектных отношений.

_____________



1 Второе различие между этими теориями касается периода жизни, в течение которого ребенок считается наиболее уязвимым. В этом отношении существует постепенный переход от точки зрения Мелани Кляйн к точке зрения Балинта. В теории Мелани Кляйн почти все важные ступени в развитии приписываются первым шести месяцам жизни; согласно теории Фэрберна, они приходятся на первые двенадцать месяцев жизни; по Уинникотту — на первые восемнадцать месяцев; а согласно теории Балинта, все первые годы жизни считаются одинаково важными.

2 Используемому здесь термину «теория инстинкта» отдается предпочтение

перед такими терминами, как «теория влечения» или «теория мотивации». Причины этого приведены в гл. 3 и в последующих главах.

Используемая модель инстинктивного поведения, подобно модели Фрейда, взята из смежных дисциплин и так же, как модель Фрейда, отражает научную атмосферу своего времени. Она частично опирается на этологию, а частично на такие модели, как модель Миллера, Галантера и Прибрама, представленную в их книге «Планы и структура поведения» (Miller, Galanter, Pribram, 1960), и модель Янга в его труде «Модель мозга» (Young, 1964). Вместо психической энергии и ее разряда центральное место здесь занимают такие понятия, как поведенческие системы и управление ими, информация, отрицательная обратная связь и поведенческая форма гомеостаза. Более сложные формы инстинктивного поведения рассматриваются как результат выполнения определенных планов, которые в зависимости от биологического вида могут быть более или менее гибкими. Считается, что выполнение плана начинается с получения определенной информации (с помощью органов чувств из внешней среды либо из внутренних источников, либо из того и другого одновременно), затем оно регулируется и, в конце концов, завершается. При этом постоянно происходит получение информации относительно результатов совершаемого действия тем же способом — при помощи органов чувств из внешних, внутренних или тех и других источников. При определении самих планов и сигналов, контролирующих их выполнение, предполагается, что туда входят как известные, так и неосвоенные компоненты. Что касается энергии, необходимой для выполнения всей работы, то никакой, за исключением, конечно, физической, энергии не требуется: в этом и состоит отличие этой модели от традиционной теории1.

_____________



1 Джеймс Стрейчи обратил мое внимание на то, что, возможно, выдвигаемая в этой книге теория не столь радикально отличается от теории Фрейда, как могли бы полагать я и другие ученые (см. конец этой главы).

Короче говоря, таковы некоторые из основных особенностей применяемой нами модели. В части II этой книги (после рассмотрения некоторых эмпирических данных в следующей главе) дано подробное описание этой модели. А пока кратко проанализируем три недостатка модели психической энергии, которые, как я думаю, отсутствуют в новой концепции или, по крайней мере, присущи ей не в такой сильной степени. Они касаются того, как теория объясняет прекращение действия, насколько она проверяема и как используемые в ней понятия соотносятся с современными концепциями биологической науки.


Сравнение старой и новой моделей


Действие имеет не только начало, но и завершение. Согласно модели, опирающейся на понятие психической энергии, начало действия инициируется накоплением психической энергии, а его конец наступает при истощении этой энергии. Поэтому прежде чем действие может повториться, должна быть накоплена свежая психическая энергия. Однако большую часть поведения нелегко объяснить таким образом2*.

__________________



2* Автор видит в этом первый недостаток данной модели. — Примеч. ред.

Например, младенец может перестать плакать, увидев свою мать, и начать снова, если она исчезнет из виду; этот процесс может повторяться несколько раз. В этом случае трудно предположить, что прекращение плача и его возникновение вызваны сначала увеличением, а потом снижением количества имеющейся психической энергии. С подобной же проблемой мы встречаемся у птиц при сооружении ими гнезда. Когда птица видит, что строительство гнезда завершено, она прекращает процесс его сооружения, но если гнездо убрать, она начнет строить его снова. И вновь в этом случае трудно предположить, что повторение процесса происходит благодаря внезапному доступу особого рода энергии и что этого не произошло бы, если бы гнездо оставалось in situ1*. В то же время в каждом случае изменение поведения легко истолковать с точки зрения его соответствия сигналам, поступающим в связи с изменениями во внешней среде. Этот вопрос будет обсуждаться в гл. 6.

___________________

1* In situ (лат.) — на месте нахождения. — Примеч. пер.

Второй недостаток модели психической энергии в психоанализе, так же как и других подобных моделей, заключается в ограниченной степени ее проверяемости. Как утверждал Поппер (Popper, 1934), научную теорию от других видов теорий отличает не вопрос ее возникновения, а вопрос о том, можно ли ее подтвердить с помощью неоднократной проверки. Чем чаще и тщательнее проверяется теория и при этом не изменяется, тем выше ее научная ценность. Из этого следует, что чем более проверяема теория, тем это продуктивнее для науки. В физике энергия определяется способностью выполнять работу, а работа измеряется в килограммо-метрах или эквивалентных им единицах. Поэтому теория физической энергии может подвергаться (и часто подвергалась) проверке на предмет правильности прогнозируемых показателей работы. До сих пор многочисленные проверки прогнозов подтверждали их. Но для фрейдовской теории психической энергии, так же как для всех подобных теорий, никаких аналогичных проверок еще не предлагалось. Таким образом, теория психической энергии остается непроверенной; и до тех пор пока она не будет определена в терминах, обозначающих что-то, что можно наблюдать, а предпочтительнее — измерять, ее следует считать непроверяемой. Для научной теории это очень крупный недостаток.

Третий недостаток модели по иронии судьбы заключается в той особенности, которая Фрейду представлялась ее основным достоинством. Для Фрейда модель физической энергии была попыткой осмысления данных психологии в терминах, аналогичных понятиям, используемым в физике и химии (в то время, когда он начинал свою работу, чрезвычайно приветствовались поиски связи между психологией и естественными науками). В наши дни такая цель оценивается совершенно противоположным образом. Модели мотивации, которые предполагают существование особой формы энергии, отличающейся от физической энергии, не привлекают биологов (Hinde, 1966); оставлено также предположение, что принцип энтропии равным образом применим к живым и к неживым системам. Вместо этого в современной биологии работа физической энергии воспринимается как нечто само собой разумеющееся, а основное внимание уделяется таким понятиям, как «организация» и «информация», которые независимы от понятий «вещество» и «энергия», внимание также привлечено к концепции о живом организме как открытой, а не замкнутой системе. В результате использования модели психической энергии попытка объединить психоанализ с современными естественными науками пока приводит к противоположному эффекту: она служит барьером.

Модель, описанная в настоящей книге, не страдает этими недостатками. Благодаря использованию понятия «обратная связь» в ней уделяется столько же внимания условиям, при которых действие прекращается, как и условиям, при которых оно начинается. Модель легко поддается проверке путем наблюдения. Если рассматривать ее с точки зрения теории управления и теории эволюции, то она соединяет психоанализ с основным содержанием современной биологии. В конечном счете, мы полагаем, что она может дать более простое и последовательное объяснение данным, получаемым в ходе психоанализа, чем модель психической энергии.

Понятно, что это смелые заявления и что легко они не будут приняты. Мы делаем их с целью объяснить, почему применяется эта новая модель и почему не используются некоторые из основных метапсихологических понятий психоанализа. Так, теория инстинкта Фрейда, принцип удовольствия и традиционная теория защитных механизмов — это три примера из многих, на которые можно было бы сослаться как на неудовлетворительные в том виде, в котором они существуют, поскольку они рассматриваются в рамках модели психической энергии. В то же время ясно, что ни один психоаналитик не откажется от данных теорий до соблюдения, по крайней мере, двух условий: во-первых: данные, для объяснения которых предназначены эти теории, будут заслуживать серьезного внимания, и, во-вторых: в качестве альтернативных появятся новые теории, по крайней мере, такого же уровня. Это обязательные условия.

Очевидно, что трудности, с которыми сталкивается каждый, кто пытается предпринять попытку пересмотра теории, велики и многочисленны. Особо нужно обратить внимание читателей на одну из них. На протяжении семидесяти лет, с тех пор как появился психоанализ, традиционная модель стала применяться почти ко всем аспектам психической жизни; и в результате она теперь дает более или менее удовлетворительное объяснение большей части проблем, с которыми приходится сталкиваться. Очевидно, что в этом отношении ни одна новая теория не может конкурировать с психоанализом. Начнем с того, что каждая новая теория способна показать свои возможности лишь в отдельных областях — так же, как новая политическая партия может конкурировать лишь в нескольких избирательных округах. Пока теория не докажет свою состоятельность в какой-то ограниченной сфере и пока она не будет проверена, она не должна распространяться дальше. Насколько широко применима выдвигаемая здесь теория — это вопрос исследований. Тем временем мы просим читателей составить свое собственное суждение об этой теории, но не с точки зрения того, какие проблемы она должна решить, а с точки зрения ее успешности в ограниченной сфере применения. «Чрезвычайно сложная взаимосвязь всех факторов, которые необходимо принимать во внимание, оставляет нам только один способ их выявления...»1*

____________

1* См. эпиграф к данной главе. — Примеч. пер.

В конце этой вводно-ориентирующей главы мы считаем интересным представить, как отнесся бы к таким новшествам Фрейд. Нашел бы он их чуждыми своей концепции психоанализа или, может быть, счел бы их непривычными, но вполне законными альтернативными способами упорядочения данных? Изучение его работ оставляет мало сомнений в том, каков был бы его ответ. В своих трудах он вновь и вновь подчеркивает временный характер своих теорий и признает, что научные теории, как и живые существа, рождаются, живут и умирают. Он пишет:

«...наука, воздвигнутая на эмпирических толкованиях... с радостью удовольствуется расплывчатыми, трудно вообразимыми представлениями в качестве основополагающих понятий, которые она надеется [либо] яснее установить в ходе своего развития, либо... заменить другими. Поскольку эти идеи не лежат в основании науки, состоящей из одних только наблюдений, а образуют верхние этажи всего этого строения, они могут быть заменены и отброшены без всякого для нее ущерба» (1914. Р. 77).

В своем «Автобиографическом очерке» он высказывается в том же духе, ссылаясь на «спекулятивную суперструктуру психоанализа, любую часть которой можно опустить или изменить без ущерба или сожаления в тот самый момент, когда будет доказана ее неадекватность» (1925. Р. 32).

Мы постоянно должны задавать себе два следующих вопроса: насколько адекватна эмпирическим данным та или иная теория и каким образом ее можно наиболее эффективно проверить? Можно надеяться, что выдвинутые здесь теории будут тщательно изучены и подвергнуты критике с учетом этих вопросов.

ЗАМЕЧАНИЕ О ПОНЯТИИ «ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ» В КОНТЕКСТЕ ТЕОРИИ ФРЕЙДА


Как упоминается в сноске на с. 20, возможно, в некоторых отношениях теория мотивации, выдвинутая в этой книге, не настолько отлична от некоторых мыслей Фрейда, как можно было бы ожидать.

В последние годы вновь пробудился интерес к неврологической модели, представленной Фрейдом в его «Наброске научной психологии», написанном в 1895 г., но опубликованном только после его смерти. Нейрофизиолог Прибрам (Pribram, 1962) обращает внимание на многие характеристики модели, включая отрицательную обратную связь, которые даже по сегодняшним меркам являются очень сложными. Стрейчи (Strachey, 1966) в своем предисловии к новому переводу также указывает на сходство ранних идей Фрейда с современными концепциями: например, «в описании механизма восприятия Фрейдом введено фундаментальное понятие «обратная связь», которое рассматривается им как средство корректировки ошибок в процессе взаимодействия механизма с окружающей средой» (1895. Р. 298-293).

То, что в «Наброске» есть эти идеи, вселяет в Стрейчи уверенность, что выдвигаемая в этой работе модель инстинктивного поведения, в частности представление о том, что действие прекращается в результате восприятия изменений в окружающей среде, меньше отличается от модели Фрейда, чем предполагалось:

«В «Наброске» во всех случаях Фрейд говорит, что «действие» началось в результате восприятия извне и прекратилось из-за нового восприятия внешнего стимула и опять началось из-за другого восприятия, идущего извне» (Стрейчи. Из личной беседы).

Идею обратной связи можно также усмотреть в представлениях Фрейда относительно цели и объекта влечения. В своей статье «Влечения и судьбы влечений» (1915а) он высказывает эти мысли следующим образом:

«Цель влечения имеется в каждом примере удовлетворения, которого можно достичь, лишь устранив состояние стимулирования в источнике влечения... Объектом влечения является то, в чем или посредством чего влечение способно достичь своей цели» (Р. 122).

Устранение состояния стимулирования в источнике посредством установления определенных отношений с объектом вполне понятно с точки зрения обратной связи; понятию разряда оно чуждо.

Очень интересно обнаружить понятие «обратная связь» в этих пунктах теоретических рассуждений Фрейда, хотя это понятие всегда представлено неявно и даже часто находится во взаимоисключающих отношениях с понятиями совсем иного рода. В результате понятие «обратная связь» никогда не использовалось при выстраивании психоаналитической теории: обычно, как, например, в описании метапсихологии Рапапорта и Гилла (Rapaport, Gill, 1959), его отсутствие просто бросается в глаза.

В поисках истоков современных идей в размышлениях представителей предыдущего поколения всегда есть опасность «вычитывания» большего, чем имеется там на самом деле. Например, сомнительно, что принцип инерции Фрейда правомерно рассматривать в качестве частного случая принципа гомеостаза, как это предлагает Прибрам: «Инерция — это гомеостаз в его простейшей форме». Между двумя этими принципами имеется весьма существенная разница. В то время как принцип инерции Фрейда понимается как тенденция сведения уровня возбуждения до нуля, принцип гомеостаза понимается не только как тенденция к поддержанию уровней в рамках определенных положительных пределов, но и как принцип, работающий до пределов, установленных главным образом генетическими факторами, к тому же на отметках, которые увеличивают до максимума вероятность выживания. Один принцип формулируется с точки зрения физики и энтропии, другой — с точки зрения биологии и выживания. В качестве понятия, сходного с гомеостазом, принцип постоянства представляется более перспективным, чем принцип инерции.



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   30




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет